Энид упала на свою кровать и горестно вздохнула.
Проведя пальцами с то и дело отрастающими разноцветными коготками по пушистому покрывалу, она закрыла глаза, мысленно возвращаясь в вечернюю ссору с Аяксом, в ходе которой они оба настолько распалились, что наговорили друг другу кучу обидных вещей и разошлись в разные стороны, гордо взметнув головами (Энид уверенно бы сказала, что ей не показался тот звук, с которым раздраженно зашипели при этом змеи Петрополуса, скрытые на сей раз бирюзовой шапкой).
Волчица пожалела почти сразу, потому что не умела злиться в принципе, да и чего уж греха таить, считала это контрпродуктивным (подсмотренное в черновом варианте романа Уэнсдей словечко настолько понравилось девушке, что она то и дело использовала его в повседневной речи, чем нередко ввергала собеседника в ступор).
Но ее парень, видимо, считал иначе, так как извиняться не спешил, да и не ответил ни на одно сообщение по прошествии трех часов после ссоры.
Синклер казалось, что нужно проявлять эмоциональную реакцию, так же, в принципе, как и всегда — ей ведь помогал выплеск эмоций, ей ведь становилось от этого легче.
Но что-то на этот раз пошло не так.
Словно один из ее радужных тумблеров внутри просто заклинило.
— Энид, ты пропустила ужин! — в комнату без стука зашла Йоко, и встала посередине, уперев руки в бока. Она, конечно, бывала в комнате оборотня и Аддамс несколько раз, но всякий раз вставала в демонстративную стойку, чуть отставив ногу, и опустив любимые очки на пару дюймов. — Энииид! Энид, у нас вечеринка сегодня, все будут, а ты даже на телефон не отвечаешь!
Блондинка вяло махнула рукой и прошептала:
— Что я там не видела.
— В смысле? Ты заболела что-ли? Давай врача вызовем? Это же не твоя какая-нибудь специфическая волчья болячка?
На краткое мгновение в сознании волчицы мелькнула искра понимания недовольства Уэнсдей ее постоянной болтовней. Но всего на краткое — не могла же Аддамс всерьез не любить разговорчивую соседку, если прожила с ней уже достаточно долго, но так и не прирезала во сне?
Наверно, Танака допыталась бы до истинных причин, если бы двери не распахнулись, и в комнату на свою темную территорию размеренным шагом не пришла бы вечно суровая соседка Энид.
Зажатая в руках книга, которая с шумом опустилась возле печатной машинки, дала весьма понятный намек на то, что присутствие вампира здесь не слишком желанно.
— В общем, если захочешь присоединиться, мы будем тебя ждать.
Йоко, кажется, немного поникла. Хоть бешеной любовью к волчице она и не пылала, но ее разряжающее временами слишком наэлектризованную обстановку на тех же вечеринках между представителями разных видов присутствие настолько было к месту, что никто никогда и не задумывался, что вечно позитивная девчонка может хандрить.
А как ей помочь — непонятно.
Потому что дальше переливающегося всеми яркими цветами образа никто и не ходил.
Уэнсдей проводила взглядом вампиршу и, расправив юбку, уселась на свой стул с идеально прямой спиной.
Энид на заре их знакомства серьезно хотела спросить, от рождения ли у нее эта осанка или добытая путем растяжения на каких-то средневековых уродливых штукенциях для пыток, но вовремя вспоминала, что она у себя одна красивая и умная, других таких не будет, если Аддамс ее мимоходом из окна их комнаты выкинет.
— Писательский час, — зачем-то продекламировала брюнетка, хотя обе соседки прекрасно знали, что в данном объявлении уже никто не нуждается.
Энид обняла своего плюшевого медведя, и, утерев уголки глаз согнутым пальцем, тихо всхлипнула. Уэнсдей, усиленно барабанившая пальцами по клавишам печатной машинки, не заметила.
По классике жанра, на улице начался дождь. Тяжелые капли забарабанили по окну, и, делясь на две стороны их витражного окна, создавали причудливые картины: черная сторона Уэнсдей была словно из готического фильма ужасов, а сторона блондинки — из страны единорогов и пони, на которую напала непогода.
В реальном мире эти две противоположности изначально бы не совместились, но в Невермор возможно было все.
Поэтому, спустя какое-то время затишья (музыка дождя действовала на Уэнсдей сегодня на редкость раздражающе), Аддамс опустила руки вдоль тела, закрыла глаза и пару раз глубоко вдохнула и выдохнула.
Поделала гимнастику для шеи, встала и прошлась вдоль и поперек стола, то и дело неосознанно поглядывая в сторону соседки — та, конечно, не заметила бы, потому что лежала лицом к стене.
— Энид, включи вчерашнюю песню.
— Какую песню? — слабо откликнулась волчица.
Вещь, в это время появившийся в комнате, устало просеменил вперед и остановился между девочками, поворачиваясь то в одну, то в другую сторону.
— Которая показалась мне пыткой в самом плохом смысле.
— А, Ариану Гранде? Ты не будешь против, если мы проведем остаток вечера в тишине? Тем более, твой писательский час в самом разгаре, и мне бы не хотелось тебя отвлекать.
— Ты заболела?
Вещь подбежал к Уэнсдей и начал ошалело носиться вокруг, то и дело тыкая пальцем в сторону Синклер. Отмахнувшись, девушка, сжав губы в тонкую полоску, перешагнула через линию, делившую их комнату пополам, и осторожно подступила к кровати.
Перед глазами тут же запрыгали разноцветные точки, медленно приближавшие ее к обмороку, а к горлу сама собой подступила тошнота.
— Нет, все хорошо. Просто устала.
— Ты не могла просто устать без причины. Даже на прошлой неделе, будучи занятой подготовкой к балу, ты пропадала с семи утра до двух ночи и я ни разу за это время не услышала от тебя слов об усталости.
Ледяная ладонь коснулась лба волчицы, от чего та чуть ли не подпрыгнула вверх. Тактильные контакты всегда были табу для Аддамс, а тут случилось нечто из ряда вон выходящее.
Что-то внутри Уэнсдей едва ощутимо екнуло. Она любила стабильность и всегда наслаждалась ею (даже в отношении неспокойной Энид, ибо приняла ее гиперактивную сущность и каким-то странным образом и ей прилепила метку стабильности), но видеть Синклер сейчас такой…
Доставляло беспокойство?
Хотя, что могло с ней случиться?
Порвала кофточку, сломала кислотно-розовый ноготь, поцапалась с Горгоной?
Энид тем временем всхлипнула.
— Я уверена, что пожалею об этом, — тяжко выдохнула темноволосая и наклонилась над блондинкой, тихо спросив: — Что случилось?
Вещь, с ловкостью гимнаста запрыгнувший на разноцветный плед, засеменил по ноге девушки, и, едва удержавшись, пока та поднималась, зацепился за ее плечо и замер в ожидании.
— Допустила ошибку в домашке по ботанике: видите ли, спутала, какую часть олеандра используют для лечения болезней сердца — листья или корни! Как будто я в будущем стану медиком! Мать узнает о моих неудачах, весь мозг прогрызет.
— Если однажды, будучи обращенной, ты решишь употребить что-то из растений в пищу, то тебе точно понадобятся знания о том, что есть можно, а что - нет, — скорее машинально, чем специально, выдала Уэнсдей.
— Ой, не преувеличивай! А еще я так готовила эту вечеринку, всю себя вложила — ночей не спала, гонялась за нужного цвета шариками в Джерико, поссорилась чуть ли не с половиной розничных торговцев, и ради чего? Чтобы все пришли, оторвались, не сказали даже «спасибо», словно это так и нужно?
Волчица воззрилась на подругу, будто в ожидании того, что сейчас она резко, прям по щелчку пальцев, ее поймет, погладит по голове, прижмет к себе и скажет, какая Энид замечательная и как она незаменима.
Но чуда не случилось.
Конечно, Синклер понимала, что небезразлична Уэнсдей, что та проявляет свои эмоции доступными ей способами, но в таком разболтанном состоянии ей просто хотелось минутки жалости, теплых объятий и близкого друга рядом.
— А в качестве вишенки на торте поссорилась с Аяксом, и он сказал… он мне сказал… — нервно сжимая ладони и впиваясь в них острыми ногтями, Энид отвела взгляд в сторону и вновь не смогла сдержать слез, — что я настолько не уверена в себе и стараюсь всем угодить, что он не знает, нужна ли ему такая девушка.
Вещь на плече оборотня настолько напряг пальцы, что невольно сделал ей больно. Тут же встрепенувшись и скатившись на кровать, он спрыгнул на пол и принялся щипать Уэнсдей за щиколотку, привлекая внимание.
Когда взор обсидиановых глаз устремился на него, он тут же принялся вытанцовывать знаками свои мысли, выражая их уж крайне импульсивно.
Энид, мельком взглянувшая на друга, уже хотела глупо хихикнуть о том, что запишет его на занятия по фламенко, ибо ритм он держал неплохо.
Уэнсдей растерянно моргнула, уже тысячный раз пожалев, что вообще разворошила это осиное гнездо эмоциональных (излишне) переживаний своей… подруги?
А Вещь, тем временем, все так же пощипывал свою хозяйку. Надо же, совсем осмелел. Или решил, что раз рыдала над ним, умоляя Фестера помочь и оживить, так все, можно теперь творить, что угодно безнаказанно?
— Да, Вещь? И как, по-твоему, я должна ее утешать? Причины ее расстройства совершенно надуманы и не оправданы. Что, сказать ей об этом? Хм, я считаю глупостью трату времени на озвучивание очевидных вещей.
После очередного «пируэта» придатка, Уэнсдей хмыкнула и резким движением развернулась в сторону выхода.
Уголки ее губ дрогнули в усмешке.
***
Спустя полчаса дверь в комнату вновь распахнулась, впустив в нее Аддамс с внушительным пакетом.
За ней следом вприпрыжку едва поспевал Вещь.
— Уэнсдей? — Энид опустила ноги с кровати и затравленно поглядела на соседку. — Я думала, что тебе настолько надоели мои истерики, что ты ушла просить переселить тебя…
— Нет. Я с удивлением обнаружила, что в писательские часы твоя отвратительная музыка — идеальный катализатор того, чтобы описываемые мною события становились более мрачными, таинственными и кровавыми. Так что польза от современной попсы все-таки есть.
Энид хмыкнула.
Аддамс поставила рядом с ней на кровати свою поклажу и принялась вытаскивать оттуда все по порядку, игнорируя все более изумленный взгляд девушки.
Вещь с прытью олимпийского чемпиона по прыжкам в воду скрылся в пакете и уже спустя несколько мгновений выбрался оттуда с пузырьками цветного лака и какой-то ванночкой.
— Парафинотерапия, точно! Я ведь обещала тебе, Вещь, я все помню. И ногти обязательно накрашу, все сделаю в лучшем виде.
— Итак, я провела небольшое исследование посредством разговора с Ксавье…
— Ксавье? Почему именно Ксавье? — несмотря на плохое самочувствие, как следствие долгих рыданий и самобичеваний, Синклер взвилась и сложила руки вместе, с улыбкой глядя на подругу.
— Он единственный из тех, кого я могу терпеть более десяти минут и кто смог бы посвятить меня в особенности эмоционального взаимодействия с другом, кроме тебя. Так вот, он сказал, что девушки в расстроенных чувствах любят заниматься чем-то вместе, вроде плетения кос или маникюра, едят мороженое и смотрят фильмы. Я понятия не имею, откуда у Торпа столь слащавое представление о женском досуге, но иных вариантов у меня не было. Так что держи.
На колени к Энид упала упаковка клубничного мороженого.
— Спасибо, Уэнс… Это так много для меня значит.
Поморщившись от столь нелюбимого ею сокращения, Аддамс все же смолчала, и, глубоко вздохнув (явно преодолев при этом очередной барьер из принципов), выдала почти скороговоркой:
— Я помогу тебе с пересдачей ботаники, устроенная тобой вечеринка всем понравилась, — Вещь подпрыгнул несколько раз, подтверждая ее слова (ведь именно он на протяжении прошедшей недели подслушивал за всеми учениками, присутствовавшими там, чтобы после рассказать обожаемой Энид, как на славу она потрудилась), — хоть и цвета для оформления ты выбрала отвратительно безвкусные…
— … и если бы ты пошла, то явно умерла со скуки, — хихикнула волчица.
Распознав в этом жесте привычную Синклер, Уэнсдей заметно расслабилась.
— Нет, для собственного умерщвления я выбрала бы куда более запоминающийся и эффектный способ. Но мы не о том. Энид…
— Да?
— Ты — хороший человек, верный друг, и… И… И Аякс точно пожалеет о своих словах и придет к тебе извиняться, вот увидишь.
— Уэнс, — растроганная до глубины души столь большим шагом со стороны Аддамс, блондинка обняла ее и осторожно коснулась спины ладонью, прошептав, — спасибо, спасибо. Не представляешь, как много это для меня значит. И будет значить еще больше, если ты вытерпишь еще пять секунд обнимашеееек!!!
В общем, пять секунд — это не такая уж и большая жертва, которая ждала Уэнсдей впереди. Ведь Энид принялась выбирать фильм для просмотра, а Вещь — раскладывать все приспособления для выполнения маникюра.
Пообещав себе, что больше никогда не спросит совета у Торпа, Аддамс уселась на кислотную кровать Энид и, изо всех сил стараясь абстрагироваться от ощущения того, что разноцветное покрывало прожжет в ней дыры, принялась вглядываться в экран, на котором пошли первые титры «Розовой пантеры».
Пожалела о согласии на просмотр она уже спустя пару минут, но так как всегда с решимостью бульдозера шла до конца, все же мужественно вытерпела, по окончанию просмотра записав фильм в свой список самых ужасающих пыток 21 века.
***
Наутро следующего дня на балконе комнаты девушек появился пристыженный Аякс, который светил во все стороны ярким фингалом под глазом и расцарапанными щеками.
Вещь изо всех сил вырывался из мертвой хватки Уэнсдей, стремясь наподдать Горгоне еще больше, чем вчера, пока Энид стояла напротив Петрополуса и слушала его.
Секундами позже влюбленные поцеловались, сплетаясь в одно целое и Аддамс, почувствовав приступ тошноты, отвернулась и усадила друга на кровать, смерив его строгим взглядом.
— Перестань. Вчерашнее нападение уже было бы главной сплетней Невермор, если бы сам факт избиения горгоны рукой не был слишком позорным. Что? Нет, я не имела в виду, что драться с тобой позорно, Вещь. Наоборот. Меня даже восхитило твое стремление защитить Энид. Почему, кстати?
— Она напоминает мне радугу — такая же яркая, красивая и теплая. И мне становится грустно, когда радуга погружается в депрессию. А если мне становится грустно — одной противной горгоне нужно остерегаться вдвойне!!!
— Тебе точно нужно к психотерапевту.
Аддамс закатила глаза, пресекая очередную попытку нападения на Аякса.
— Веди себя достойно. Иначе просидишь весь вечер, запертым в комоде.
