Don't ask me what you know is true (Не спрашивай меня, то что ты знаешь — правда) Don't have to tell you, oh, I love your precious heart (Я не обязан говорить тебе, Я люблю твое драгоценное сердце) Never Tear Us Apart — Bishop Briggs
— Открой, Гейб. Люк говорил тихо, но тягучая манера речи и присущая ему холодная интонация голоса пускали волну мурашек бежать по коже Гейба. Запертая на замок дверь между ними нисколько не умаляла ту особую власть, которую омега непостижимым образом возымел над ним. Гейб мог спрятаться от него за тысячью стальных дверей, а мог уехать на другой край света, но сколько бы заслонок и стен не разделяли их, и какое бы расстояние не простиралось между ними, устрашающая сила, притягивающая его к Люку не ослабевала. Гейб пробовал не единожды, и каждый раз проваливался в своих ничтожных попытках отгородиться от омеги. Держаться на дистанции. О том, чтобы забыть его, он даже и не надеялся помышлять. Гейб уже точно никогда не сможет вычеркнуть образ Люка из памяти. Выжечь из сердца чувства к нему, вывести из кровеносной системы частицы кислорода, наполненные его сводящим с ума запахом. Но хотя бы держаться подальше. Разум кричал Гейбу держаться подальше от Люка. А сердце бешено протестующе колотилось. Душу затапливала неизбывная тоска, и тело, тело само двигалось в одном единственном направлении: туда, где был Люк. Где Люк ждал его, дергая за невидимые связывающие их нити. — Открой, Гейб, — повторил Люк. Его голос. У него был особенный голос. Низкий и чистый. И в нем всегда таилась некая угроза. Иногда ласковая, многообещающая, а порой жуткая и пугающая. Часто в голову Гейбу закрадывалась мысль, что именно из-за этого голоса он и пропал навсегда. Кто-то влюбляется с первого взгляда, кто-то с первого поцелуя, секса или с сотого вместе проведенного вечера, когда вдруг осознание, что рядом с тобой всегда был тот самый человек шарахает по сердцу, как удар молнии. А Гейб влюбился с первого слова. Ему хватило одного лишь слова. Нет, даже не так. Интонации. Ему хватило одной интонации, чтобы вспыхнуть диким пламенем и гореть в нем всю оставшуюся жизнь. А может он вовсе и не влюбился, а впал в губительную зависимость. Безжалостную слепую одержимость. Трудно было различить. Его охватывала эйфория рядом с Люком, и его ломало вдали от него. Он чувствовал всю полноту жизни, когда прижимал омегу к себе, и не мог ничем заполнить пустоту в своей душе, когда они не были вместе. Любовь ли это? Гейб запутался и так сильно устал бороться с самим собой и с силой притяжения между ними, столь же естественной и неотвратимой, как гравитация. С единственной только разницей, что их притяжение не исчезло бы даже за пределами атмосферы. В космосе, на краю галактики. В другой Вселенной. — Зачем ты делаешь это? — спросил Люк. Бесстрастный ровный голос лишь с привкусом раздраженного любопытства, которое Гейб ощутил на кончике своего языка. — Мучаешь нас обоих. Если бы омега был нем, может, тогда Гейб смог бы противостоять ему? Может быть, его платиновые волосы, собранные в тугой пучок на затылке, мрачный взгляд зеленых глаз, почти неестественно бледная кожа и тонкие губы не имели бы никакого значения. И, возможно, даже запах не взволновал бы Гейба. Если бы только Люк не умел говорить. Если бы в тот самый первый день не оказался у него за спиной и не спросил: «Вы меня ищите, детектив?» В ту секунду это и произошло. Звуковые волны холодного безэмоционального голоса достигли ушей Гейба и распространились по его телу, находя сердце. Волоски на затылке встали дыбом, по телу пробежала дрожь. Гейб даже еще не успел обернуться и увидеть того, кто к нему обратился, а внутри у него уже взорвался вулкан чувств и обжигающая лава заструилась по венам. И запах Люка был не причем. Обоняние Гейба притупилось из-за огромного количества всевозможных благовоний в просторном зале ночного клуба. Нет. Всему причиной стал голос. Один лишь голос. Это потом Гейб успел посмаковать соблазнительный запах, восхититься начитанностью омеги, его остроумием и непоколебимой уверенностью. Уже потом он узнал о его своеобразном чувстве юмора, стальной выдержке и умении безжалостно стремиться к цели. Начало всему положил один только голос, и он же стал концом для Гейба. Перевернул привычную размеренную жизнь альфы и превратил ее в эмоциональные американские горки, то вознося до небес, и в следующую минуту опуская на горящее дно Ада. — Уходи, Люк, — с трудом произнес Гейб, прильнув к двери и уткнувшись в нее лбом. Так чертовски сложно было выговорить эти слова. — Мы нашли еще одни расчлененные останки. Пятая жертва. Ты убил пять человек. Из-за двери послышался усталый вздох. Так было и в прошлый раз, когда по кусочкам нашли четвертое тело. — Я никого не убивал — сказал Люк. — Альфа. Рейдж Акедиа. Богатый и властный при жизни, — начал перечислять Гейб. — Без вести пропавший несколько месяцев назад. Член клуба Sin City. Практиковал БДСМ. Подозревался в педофилии, но его оправдали. Предполагаемая причина смерти: множественные ножевые ранения. Ровные и аккуратные. Четко выполненные со знанием дела. Его пытали перед смертью. И возможно кастрировали. А после смерти тело расчленили, расфасовали по пакетам и…Все как обычно. Ты и сам знаешь. — Гейб зажмурил глаза. В голове всплыли тошнотворные воспоминания о гниющих ошметках мяса на столе криминалистов, которые когда-то были живым человеком. К горлу подступил ком. — Я знаю, это был ты. Они уже много раз это проходили. — Если ты знаешь, тогда открой дверь, надень на меня наручники и арестуй, детектив Скайлайт, — сказал Люк. Обычно, когда Гейб открывал Люку дверь, в конечном итоге в своих же наручниках оказывался он сам. Прикованный к изголовью кровати, возбужденный до изнеможения, жадным взглядом наблюдающий, как омега сверху на нем достигает экстаза. — У меня нет доказательств, — ответил Гейб. Их не было ни в первый, ни во второй, ни в третий раз. Одни лишь косвенные улики и точное понимание виновности Люка, подкрепленное лишь не котирующимся ни в одной инстанции чутьем. Хотя даже если бы доказательства были, смог бы Гейб упечь Люка за решетку? Гейб спрашивал себя об этом множество раз. И утешался мыслью, что после того, как они нашли первые два тела и впервые заподозрили Люка, тогда он бы еще смог. Преодолел бы свою необъяснимую тягу к хладнокровно расчленившему двух человек парню и отдал под суд, требуя пожизненного. Но доказательств не было. Зато сила притяжения росла. И Гейб мог поклясться Богом, он старался на пределе своих возможностей. Не приближаться к Люку, не думать о нем, не хотеть его, не любить. Тщетно. Гейб был одержим. Одержим своим расследованием, одержим идеей доказать виновность Люка, одержим Люком. Он вызывал его на допросы множество раз. Даже когда у него не появлялось новых зацепок. Даже если они мусолили одни и те же вопросы и одни и те же ответы снова и снова. Гейб вызывал на допрос, а Люк неизменно приходил. Один, без адвоката. Бесил Гейба своей настораживающей невозмутимостью, размеренными движениями и невозможностью уличить в несостыковках показаний, но отвечал на вопросы с той же охотой с которой альфа их задавал. Пока они оба не осознали, что им слишком сильно нравится процесс. Процесс взаимодействия друг с другом.***
— Сколько вы уже работаете в клубе Sin City. — Четыре года. — Вы знали убитых? — Да, знал. Они были членами клуба. — Это вы убили их? — Я никого не убивал. — Где вы были в предполагаемый день исчезновения жертвы? — Первого или второго? — Обоих. — Как я и рассказывал уже много раз, работал в клубе в обоих случаях. Вы сами проверяли мое алиби. — Насколько хорошо вы знали жертв? — Мистер Прайд пил джин с водкой, Мистер МакГриди — чистый Джек Дэниелс. Настолько я их знал. — А какие у них были сексуальные предпочтения вы знали? — В клубе Sin City все конфиденциально. То, что проходило за закрытыми дверьми приватных комнат, мне неизвестно. — Вы знали, что оба они практиковали БДСМ? — Клуб Sin City придерживается политики абсолютной сексуальной раскрепощенности. Многие наши гости практикуют разные направления. — Так знали или нет? — Нет, не знал. — Это правда, что в возрасте четырнадцати лет вы подверглись сексуальному насилию? — Правда. — Простите, что прошу, но можете рассказать подробнее? — Их было трое. Они схватили меня, накачали наркотиками, связали и держали всю ночь, заставляя делать то, что им нравилось. — Мне очень жаль. — Мне тоже. — Виновных поймали? — Нет. Полиция так и не раскрыла это дело. Из-за наркотиков я не мог точно описать все детали той ночи. — Я…мне правда очень жаль. — Мне тоже. — Вы знали, что Прайд и МакГриди несколько раз подозревались в педофилии? — Не знал. — Видели ли вы их в клубе хоть раз в компании несовершеннолетних? — Если их спутники и были несовершеннолетними, они так не выглядели. — После случившегося с вами в четырнадцать лет, вы проходили психиатрическое лечение, верно? — Верно. — Долго вы пробыли в психиатрической клинике? — Полгода. — Вы должны были приходить на учет еще несколько лет после выписки. — Я ни разу не пропустил ни одну встречу с куратором. — Вы отучились на медицинском факультете почти всю учебную программу и бросили учебу перед самым выпуском. — Верно. — Почему? — Понял, что лечить людей это не мое. — Ваше — это их убивать? — Я никого не убивал. — Но благодаря образованию хорошо осведомлены, как это можно сделать! — Я хорошо учил теоретический материал, если вы об этом. — На какого именно врача вы учились? — Хирург. — Вы так и не вспомнили, кто были те люди, которые похитили вас в четырнадцать лет? — Нет, не вспомнил. — Одними из них были Прайд и МакГриди? — Если и были, я этого не знаю. — За это вы убили их? Вы вспомнили их, нашли и решили отомстить. — Я никого не убивал. — Вы пытали их, нанося множественные ножевые ранения, кастрировали, убили и затем расчленили в отместку за то, как ужасно они поступили с вами. — Если они действительно были теми людьми, я рад, что они умерли такой смертью. — Вам было приятно убивать их? — Если это были они, мне было бы приятно, но я никого не убивал. — Я знаю, что это вы убили их. — Я никого не убивал. — Рано или поздно я смогу это доказать. — Невозможно доказать то, чего не было. — Вы обвиняли полицию в намеренном закрытии дела. Говорили, что все было проплачено. — Да, говорил. — Вы до сих пор так считаете? — Считаю. — С чего вы сделали такие выводы? — Пусть я и плохо все помнил, но полиции было за что зацепиться. Они не стали. — Я проверю это. И если вы правы в своих суждениях, я найду тех ублюдков-копов, которые замяли то дело. — Буду рад дать вам показания по тому делу, детектив. — Вы долгое время принимали антидепрессанты, верно? — Верно. — В вашем деле сказано, что последний рецепт вам выписали четыре года назад. — Так и есть. — С тех пор вы принимали какие-либо психотропные препараты? — С тех пор они мне больше не требовались. — Могу я спросить, что этому поспособствовало? — Моя депрессия прошла. — И этому есть какая-нибудь причина? — Мы нашли еще одни останки расчлененного трупа. — У вас очень интересная работа, детектив Скайлайт. — Судя по всему над жертвой провели те же манипуляции, что и над МакГриди и Прайдом перед тем, как убили. — Значит у них один убийца? — Имя Самсон Ласт вам о чем-нибудь говорит? — Никогда не слышал. — Он был влиятельным бизнесменом. Богатым. Его адвокаты несколько раз отмазывали его от скандалов, так или иначе связанных с педофилией. И он был знаком с Прайдом и МакГриди. — Как я и сказал, это имя мне ни о чем не говорит. — Постарайтесь вспомнить. Криминалисты установили: его убили четыре года назад. — Теперь, когда все трое ваших насильников убиты, вы остановитесь? — Я не понимаю, в чем я должен остановиться. Но если это были они, я рад, что их больше нет. — То, что они сделали с вами было ужасно, но если вы узнали их и вспомнили, вы могли прийти в полицию и добиться правосудия. — Я уже приходил в полицию раньше. И, если это действительно были они, значит правосудие их настигло. — Сколько вы уже работаете в клубе Sin City? — Четыре года. — Вы знали убитых? — Двоих знал, третьего — нет. — Что вы делали в предполагаемый день исчезновения Самсона Ласта? — Вы задавали эти вопросы уже много раз, детектив. Могу я теперь задать вам один? — Какой же? — Что вы делаете сегодня вечером?***
Взгляд Люка не был безумным, как у психопата. Но он был холодным и пронзительным до дрожи. Как будто омега мог заглянуть в душу и увидеть самые низменные помыслы Гейба. О нем, Люке. А иногда под определенным углом падениия света на радужке его глаз сверкала маниакальная красная искра, жуткая и гипнотическая. Гейб жаждал разглядеть ее лучше, но потом моргал, и наваждение проходило. Гейб не собирался начинать встречаться с Люком. Он собирался засадить его за решетку. Или упечь в лечебницу. Но в тот день, когда омега пригласил его на свидание, Гейба выворачивало от ломки весь вечер. Каждая клеточка тела требовала ответить согласием и бежать к Люку, наплевав на законы, должностные обязанности, профессиональную этику, моральные устои. И забыв о той, холодящей душу жестокости, с которой подозреваемый Люк Хэллфайр расправлялся со своими жертвами. Альфами. Один день Гейб продержался. Второй тоже. На третью ночь он пришел в клуб Sin City, уселся за барную стойку и угрюмо, но неотрывно наблюдал, как высокий платиновый бармен с тугим пучком на затылке и тонкими длинными пальцами с хирургической аккуратностью нарезает дольки лимона и ананаса. И с точностью до милиметра сравнивает уровень миксованой алкогольной жидкости с уровнем краев стеклянного бокала. — Мартини с водкой, — Люк медленно проскользил конусным бокалом на тонкой ножке по барной стойке в направлении Гейба. Ни одна капля не пролилась. — Я не пью, — покачал головой Гейб. — Сигарету? — предложил альтернативу омега. — Кокс? — За это я точно могу арестовать тебя,— мрачно сообщил Гейб. — Наручники у тебя при себе? Гейба обдало волной ледяного жара. Он никогда не был приверженцем грубых сексуальных отношений, включающих доминирование, подчинение, связывание. Ему нравился нежный секс, ласковый. Романтичный. Соотнести определение «романтичный» с Люком или хотя бы чем-то отдалено с ним связанным Гейбу казалось совершено неуместным. Омега источал холод, не скрывал эмоциональную отстраненность, его четкие выверенные движения красноречиво демонстрировали жесткость его характера. Резкие черты лица, острые скулы и ярко выраженная тонкая, как лезвие бритвы, линия челюсти являли миру красивое предзнаменование опасности его натуры. Зловещей угрозы, затаившейся в глубине его глаз и на кончиках губ, когда в невероятно редкие моменты жизни они изгибались в мимолетной полуулыбке. Люк был полной противоположностью всех представлений Гейба о нежности, ласке, омежьей мягкости и привлекательности. И все же Гейб хотел его с первого дня знакомства. С первого изданого омегой звука. Вопреки всем правилам и голосу разума. И он заранее знал, что красиво заниматься любовью с Люком не получится. Но у него не была желания заковывать омегу в наручники. По крайней мере не во время секса. Что ж, Гейбу и не пришлось этого делать. Он сам оказался в наручниках. Прикованный к изголовью на одной из широких кроватей в пропитанной благовониями приватной комнате клуба Sin City. А Люк восседал на нем сверху. Изучающе окидывал своим надменным холодным взором, и на одно короткое мгновение Гейба ослепила вспышка кровожадного желания зеленых глаз. В ту секунду Гейб четко осознал, что сейчас Люк достанет из под одежды спрятанный нож и разделается с ним также хладнокровно и безжалостно, как и с предыдущими тремя жертвами. Может быть, так он всех их и заманивал. Но Гейб не был способен в тот момент рационально мыслить и строить причинно-следственные связи. Он даже не мог как следует испугаться, потому что его гипнотизировал взгляд Люка. Завораживали медленные плавные движения тела омеги, и тяжесть на бедрах предвещающала непознанное доселе удовольствие. Все внизу живота альфы напряглось, и омега наслаждался его реакцией на себя. А потом Люк наклонился, поцеловал Гейба и наступил конец света. Апокалипсис. Сошлись две грани противоположного. Запретного. И Мироздание сотрясалось. Небо пролилось шумным густым дождем слез. Даже если бы сразу после поцелуя Люк вонзил в него нож, Гейбу не о чем было бы сожалеть. Но вместо этого омега расстегнул его рубашку, обнажая грудь, и стащил одежду с себя. Его кожа, казалось, светилась в темноте, настолько бледной, почти прозрачной она была. На теле четко проступал рельеф ребер, и Гейб застонал от желания и невозможности прикоснуться к омеге и пересчитать выступающие кости своими пальцами. — Еще, — жадно прошептал Гейб. И Люк, упиваясь своим контролем и беспомощностью партнера, снова соединил их губы. А потом соединил их тела. Мир Гейба сосредоточился на одном только Люке. Исчезли мысли и страхи. Стерлись и прошлое, и будущее. Существовал только настоящий момент. И они. Не альфа и омега, не полицейский и подозреваемый, а две беснующиеся стихии. Необузданные. Первозданные. Сливающиеся в роковом урагане, способным разрушать и порождать миры. В момент, когда Люк достиг оргазма, он выгнулся назад, запрокинув голову и закрыв глаза. Все мышцы на его теле натянулись, Гейбу открылась тонкая напряженная шея. Альфа дернулся наверх в желании припасть к ней губами, взвыл от неспособности дотянуться и тут же почувствовал, как миг блаженства настигает и его самого. Они повторили это снова. И снова. На следующий день. И после него. В дневное время Гейб вел свои расследования, надевал наручники на преступников, а по ночам отдавал наручники Люку, и тот приковывал его к кровати, к батарее, к рулю машины. И двигался на нем вверх и вниз неустанно, пока они оба не срывались в пучину экстаза. Каждый день Гейба мучили мысли, что он отдался во власть серийного убийцы, и каждую ночь Люк заставлял его забывать обо всем, кроме их единения. Иногда Гейбу не хотелось быть прикованным, хотелось касаться руками, гладить Люка. Хотелось вести в их игре и показать, что он способен на большее, если только Люк ему позволит. Первый раз, когда Гейб выразил желание не использовать наручники, Люк внимательно на него посмотрел. Невозможно было прочитать его мысли, но после долгой минуты, когда оба они замерли в нерешительности, омега все же убрал наручники. И сразу ушел. Растворился во мраке ночи. И Гейб решил, что так правильно. Лучше. Пусть он и не мог доказать вину Люка, он знал о ней. Им нельзя было быть вместе. Если бы только не огромная черная дыра, образовавшаяся в его груди и засасывающая в пустое ничто все его чувства и волю к жизни. А потом одним серым, тянущимся как вечность, вечером раздался глухой стук в дверь, и альфа услышал: — Открой, Гейб. В ту ночь они не использовали наручники. И как бы Гейб ни старался, он не смог подвести Люка к точке невозврата. Но Люк не упрекал его. Он позволил альфе вести и получить удовольствие. А, когда все закончилось, не ушел. Гейб пробовал еще несколько раз. Люк обнимал его, отвечал на поцелуи, и отдавался насколько было возможно. Но его глаза не сверкали маниакально красным, не закатывались в блаженстве. И все же он позволял Гейбу пробовать, пока тот не сдался и снова не дал заковать себя в наручники. Каждый раз, когда Люк оказывался сверху и брал контроль над ним, страх Гейба однажды оказаться его следующей жертвой возвращался. Но вместе с ним в кровь впрыскивалась концентрация истинного наслаждения, даже счастья. Когда он видел, как самозабвенно Хэллфайр сливается с ним в одно целое. И их души, как и их тела, тоже соединялись. Душа Люка была темная. Порочная и словно отстраненная от мира. Почти равнодушная ко всему. И ее тьма окутывала и Гейба. Уносила в пугающую неизвестность и открывала грани жизни, о которых Гейб не подозревал. Порой, Люк любил выпить. И у него действительно водился кокс. В такие минуты Гейб отказывался составлять ему компанию в этих увеселениях. Он с тревогой наблюдал, как обдолбанный парень расслабленно двигается в танце босиком полуобнаженный в его гостиной. А потом Люк скидывал с себя остатки одежды, доставал наручники и беспокойство Гейба улетучивалось. Когда альфа впервые оказался в квартире Люка, он увидел там внушительную коллекцию холодного оружия. Ножи всех видов и форм были неприкрыто вывешены на стене в его гостиной. Они занимались любовью возле той стены всю ночь напролет. Чем были их отношения, Гейб не знал. Страстью, любовью, его персональным адом? Или раем? О таком они не разговаривали. Люк вообще был немногословен. Всегда отвечал коротко. Говорил четко, монотонно. И каждый раз Гейб упивался его голосом, как наркотиком. Ему не нужен был кокс, чтобы чувствовать себя рядом с Люком на седьмой вершине неба. Или в глубоких недрах Ада. Гейб говорил себе, что это нездорОво. На его столе все еще лежало дело о серийном убийце альф. Но оно было погребено где-то под кучей других бумаг, а Люк неизменно оказывался в его постеле, в его объятиях. Пока полиция не нашла четвертое изрезанное на куски тело. Альфа. Каин Энви. Богатый. Влиятельный. Член клуба Sin City, любивший избивать своих сексуальных партнеров. В тот момент осознание его собственного падения чуть не уничтожило Гейба. — Ты же убил тех троих, кто похитил тебя! — в отчаянии кричал он. — Зачем же ты продолжаешь? — Я никого не убивал, — ровно отвечал Люк. У Гейба снова не было ни одного доказательства. У Люка было железное алиби — Открой, Гейб, — каждый вечер слышал за закрытыми дверями своей квартиры альфа, и его снова рвало на части. — Почему? Почему ты это делаешь? — почти скулил он, пытаясь сбежать от голоса Люка, который навечно поселился у него в голове. — Открой, Гейб, — повторял Люк. Сбежать от омеги было проще, чем сбежать от самого себя и своих желаний. Чувств. Боли. Но Люк методично находил его и стучал в запертую дверь. Стучался изнутри сердца Гейба. Эти короткие тихие звуки доводили альфу до сумасшествия. Они набатом стучали в голове, и иногда он не мог различить действительно ли слышит их, или это лишь порождение его воспаленного разума. — Оставь меня в покое! — молил Гейб, даже когда Люка не было рядом. Тщетно. Он тщетно пытался найти доказательства вины Люка и тщетно пытался его забыть. Тьма, которую источал омега, звала. Она была в запахе Люка. В его взгляде, в каждом движении. И неумолимо уносила в пучину своих соблазнов. Гейб проверил каждый нож из коллекции Хэллфайра на предмет остатков крови или ДНК жертв. Чисто. Стерильно чисто. Девственно чисто.***
— Капитан, Я изучил дело пятнадцатилетней давности по похищению и изнасилованию Люка Хэллфайра. Там что-то нечисто. Расследование было проведено скомкано, и его довольно быстро закрыли. Возможно, полицейские были в сговоре, и их действительно подкупили. — Это очень серьезные обвинения, детектив. Мы не можем поднять дело без веских оснований. Сможешь разобраться? — Попробую…***
Люк снился ему. А когда Гейб не спал — мерещился. В каждом блондине, в каждом бармене, в каждом пойманном маньяке альфа видел Люка. И все, что ему хотелось — это приблизиться, прикоснуться, поцеловать. Гейб боялся, что однажды его мозг сыграет с ним злую шутку, и он заключит в объятия совершенно незнакомого человека, еще хуже преступника. И даже не сможет этого осознать. Этот страх быстро рассеялся, стоило Гейбу действительно снова увидеть Люка. Пропасть в глубине зеленых глаз, вдохнуть любимый запах тела, услышать холодный и такой чертовски манящий голос. Ни один сон, даже самый счастливый, и ни одно видение не могло сравниться с настоящим Люком. Гейб не выдержал. Сдался снова. — Я никого не убивал, — выстанывал Люк, качаясь на его бердах. Гейб не верил, но ему снова было плевать, когда после невыносимых дней разлуки, они оказались вместе. Когда Люк кончил, он освободил Гейба от наручников, позволив ему коснуться себя, перевернуть себя на спину и задавать тот ритм, который нравился альфе, пока оргазм не овладел и им. Ночью Гейб смотрел, как Люк спал. Даже во сне в омеге чувствовалась затаенная внутри угроза. Она жила в его дыхании. Тонкий Люк с тонкими запястьями и пальцами. Как он рубил тела своими хрупкими руками? Утром Люк готовил им завтрак. Легкими движениями он разрезал куски красного мяса и зажаривал их с кровью на сковороде. Люк ел мясо даже на завтрак, и тонкие красные струйки крови из слабопрожаренного бифштекса стекали по его подбородку. На запястьях Гейба снова стали виднеться красные полоски от наручников. Он носил рубашки с длинными рукавами и часто их поправлял, натягивая ткань до треска. Люк зашивал оторванные по шву рукава и припадал губами к этим следам, снимая саднящую боль поцелуями. Они часто вместе смотрели фильмы. Но Люк никогда не пускался в обсуждения после. А когда Гейб сам спрашивал, что он думает, омега пожимал плечами и говорил: — Я думаю, смотреть его с тобой приятно. И этого было достаточно. Люк был созерцателем. Молчаливо наблюдал за миром и за Гейбом своим холодным взглядом, и, альфа надеялся, он мог помочь Хэллфайру разглядеть вокруг себя и запечатлеть в своем сознании хоть немного мирской красоты. И, может быть, доброты. В какой-то момент Гейб наивно позволил себе мысль, что его присутствие поможет Люку, и омега остановится. Обретет в нем пристанище и перестанет охотится на альф. Иногда, детективу казалось, так оно и было. И вот полиция обнаружила пятый расчлененный труп. Гейб перешел на следующий круг Ада.***
— Открой Гейб, — не устав повторять, снова сказал Люк. — Это ты мучаешь нас обоих, — сидя у закрытой двери, Гейб раскачивался из стороны в сторону. — Может, ты также поступал со всеми остальными. Заставлял их сходить с ума по тебе и затем убивал. — Я никого не убивал. — Я никогда не смогу смириться с тем, что ты делаешь! Никогда не смогу это принять. Так зачем я тебе? Кто я для тебя? Почему ты продолжаешь преследовать меня? Тишина. Слабая надежда и дикий страх, что Люк все же ушел. Оставил его, освобожденным от себя и навсегда одиноким. — Ты — мой свет. — Последовал едва слышный, едва различимый ответ. Откровение, в котором Люк никогда раньше не признавался.— Я не могу существовать без тебя. «И я не могу без тебя!» — кричала душа. — Пожалуйста, перестань убивать! Остановись! — молил Гейб. Он знал, что этого не случится. Никогда. Снова и снова в мире самыми жестокими способами на одного подонка будет становиться меньше до последнего вздоха Люка Хэллфайра. — Я никого не убивал. — Мы оба знаем — это ложь! Ложь. Гейб никогда не замечал, чтобы Люк лгал ему. Ни в чем, кроме его бездушных убийств. — Я тайно расследую твое старое дело,— признался альфа.— Если я найду доказательства, что твоими насильниками действительно были МакГриди, Прайд и Ласт, ты окажешься за решеткой, и, скорее всего, будешь приговорен к смертной казни. Мне страшно, Люк. Страшно найти эти доказательства. — Невозможно найти то, чего нет. — А если однажды я тоже причиню тебе боль? Разочарую тебя, — внезапно задал вопрос Гейб. — Закричу на тебя, схвачу, толкну, ударю. Если однажды я не выдержу этой пытки? Потеряю рассудок, превращусь в чудовище и сделаю тебе больно. Ты тоже убьешь и меня? Гейб перестал дышать. Замер в неподвижности. Зажмурился. Он не хотел снова вдыхать кислород, пока не услышит ответ, даже если бы это значило перестать дышать навсегда. Прошла целая вечность и одна минута. — Не становись чудовищем, Гейб. Голос. Его голос низкий и чистый. Самое совершенное творение Мироздания, которое прокляло его обладателя. И Гейб понял, что уже совсем неважно что Люк говорил этим голосом. Что бы он ни сказал и ни сделал, Гейб навеки принадлежал одному ему. С первого слова. Нет. Хватило одной интонации. — Однажды, ты убьешь и меня, — обречено произнес альфа. Один из ножей Люка уже был воткнут в его кровоточащее сердце. Просто этого не было видно. — Ты — мой свет. Я не смогу существовать без тебя, — повторил Люк. — Открой, Гейб. Рука альфы сама потянулась к замку двери. Он ведь был готов умереть еще после их первого поцелуя. И разве может быть что-то лучше, чем умереть в любви или от ее мук? Да, он решил, что это любовь. Неправильная, запретная, искаженная. Больная любовь, та, на которую они только были способны. И, может быть, когда его сердце, наконец, остановится в объятиях Люка, ему все же не о чем будет сожалеть. Небо разразилось оглушительным раскатом грома, и Мироздание в бессилии сотрясалось снова.***
— Габриэль, ты нашел доказательства, что это МакГриди, Ласт и Прайд похитили Люцифера Хэллфайра? — Нет, капитан, не нашел, и больше не буду искать, — ответил Габриэль.Two worlds collided (Два мира столкнулись) And they could never, ever tear us apart (Но нас никто никогда не сможет разлучить) Never Tear Us Apart — Bishop Briggs