Фабрика по производству облаков

      — Когда я был маленьким, я думал, что все облака на небе появляются на земле, из таких вот труб, — улыбнулись веснушки. Чжун Ли не оборачивался, чтобы заглянуть в чужое лицо, но ему и не нужно было: он прекрасно слышал и чувствовал, как крошечные точки прыгали, танцевали на светлой коже, смеялись, радуясь тёплым лучам солнца. — Знаете, такие вот фабрики по производству облаков.       — Это градирни, — медленно ответил Чжун Ли, чуть откидывая голову и складывая руки за спиной. — Эти трубы называются башенные градирни. Они нужны для охлаждения больших объемов воды, что используются в системах оборотного водоснабжения тепловых электростанций. Именно такую перед собой ты сейчас и видишь. В трубе действуют правила конвекции, то есть, — он шуршаще выдохнул, — тёплый воздух, нагретый водой, стремится вверх, унося тепло, а на его место снизу заходит воздух холодный, и так всё повторяется по кругу. Чтобы было понятнее — это приспособления естественной циркуляции для избежания потерь больших объёмов водяных ресурсов. Замкнутый круг.       Веснушки сморщили нос, забавно так. Чжун Ли не видел, но точно знал по характерному фырканью.       — Это скучно, — вынесли веснушки свой непоколебимый вердикт. Чжун Ли улыбнулся.       — Это моя работа, — он плавно повёл уставшими плечами. Не покидало ощущение, что от любого движения каменная оболочка долгих веков, сковавшая его тело, вот-вот пойдёт трещинами и осыпется гранитной крошкой. Он устал. Как же он устал.       — Но вы вот, знаете, так обо всём об этом рассказываете интересно, — продолжили веснушки, — я ничерта не понял, но вас очень приятно слушать.       — Однажды я был профессором, — отозвался Чжун Ли. Шла вторая тысяча лет от Падения Селестии, и чего он только не перепробовал после своего импровизированного "увольнения", но вот читать лекции страждущим (хотя иногда и не очень) умам ему нравилось всегда; ничего уж не сделать с тем, кто однажды уже заклеймил себя словоблудом. Да и потом, так уж это было ли плохо?       — "Однажды", — рассмеялись веснушки, пародируя тон его голоса. — вы, знаете ли, не похожи на старика, чтобы так говорить. Осанка уж больно прямая.       Каждый раз. Каждый чёртов раз.       — На самом деле, дорогой друг, мне уже восемь тысяч лет, — ответ прозвучал совершенно невозмутимо, но Чжун Ли так и не заставил себя обернуться, чтобы посмотреть в такое знакомое, такое тепло любимое лицо. — Я хтонический демон-зверь, однажды выигравший в долгой войне трон божества, а после решивший, что человеку живётся лучше и положивший своё сердце в Падение Селестии. Вот уже два десятка столетий я встречаю одного занятного рыжеволосого юношу и пересчитываю веснушки на его щеках, чтобы проверить, не проржавела ли моя память, потому что это единственное, что я не хотел бы забыть. Это моё наказание Небесного Порядка.       Веснушки помолчали три долгих удара камня в груди, а после соловьиной трелью смех растёкся по тёплому воздуху, окутывая Чжун Ли спокойным, почти мертвенным умиротворением. Да, подумал он — в такой миг не жалко было бы и умереть. Вдвоём. Навсегда.       Упокоить и его несчастную душу, и себя, запечатав имена в камне на этом самом месте.       — Это самая странная попытка флирта, что я когда-либо слышал при знакомстве, — конечно он сказал что-то такое, конечно. Улыбка тронула губы Чжун Ли, несколько печальная, но он всё ещё не разучился улыбаться. Веснушки обошли его и остановились прямо перед ним, сверкая белозубой улыбкой. — хотя, признаться честно, выглядите вы и правда божественно. Всё мне испортили, это я, вообще-то, хотел первым с вами позаигрывать! Хотя обычно за такое на меня смотрят как на дурака.       — Правда? — Чжун Ли приподнял бровь. Лицо напротив было исцеловано солнцем, щёки разукрасил предзакатный румянец, а в глазах плескались волны далёкого Юнлай Хай, Облачного моря, ласкающего разросшуюся до небывалых размеров гавань Ли Юэ. Такой же прекрасный, как и в день, когда он его встретил впервые. Такой же любимый, как и в день, когда он его впервые потерял.       — А почему бы и нет? Как говорится, вы привлекательны, я чертовски привлекателен… Хотя, раз уж я всё равно проиграл эту гонку, я бы дослушал вашу историю. Ну, про бога. Похоже на сказку, которую мне мама в детстве читала, но я совсем всё позабыл.       Порой прошлое вспышкой отражалось в глубине его глаз, зрачок будто бы тух, теряя всю свою жизнь, но никогда не срывался в ту же глубину, что была у глаз любимого дитя бездны. Порой он говорил такие вещи, что поднимали волосы у Чжун Ли на загривке, и ему становилось не по себе даже спустя огромные пласты времени.       — Только если ты готов, молодой человек. Не каждый хочет услышать краткое изложение своей судьбы от незнакомца.       Веснушки улыбнулись игриво. Он немного наклонил голову, заглядывая ему в глаза исподлобья, шагнул ближе и вытянул вперёд ладонь. Раз, два, три, четыре, на этот палец он однажды надел кольцо, а потому на нём осталось причудливой формы родимое пятно, пять. Пять пальцев, все на месте.       — Я Архонт, а не гадалка, мне незачем смотреть на твои линии жизни, — вопреки словам, Чжун Ли осторожно коснулся тыльной стороны его ладони своей, накрывая, пальцами второй руки провёл плавно по тонким складкам тёплой кожи. Веснушки хихикнули.       — Щекотно.       — Это не ответ, который я хотел услышать, но ты, как и всегда, делаешь всё по-своему, — он вздохнул. Нормального человека это должно было бы давно отпугнуть, думал Чжун Ли.       Нормальный человек бы посмотрел косо, отдёрнул руку, развернулся бы и ушёл, но это был не нормальный человек, это был его человек.       Его.       Он всегда был крайне осторожен, порой не говорил напрямую, а то и вовсе в принципе не упоминал ничего, что могло бы бередить старые воспоминания, строил из себя нового человека до конца, но сегодня… ах, это проклятое сегодня.       — Когда-то давно, ещё до Падения, бог встретил человека и влюбился в него. Это было неподобающим поведением и непростительной глупостью, но бог так страждал ощутить на вкус человеческую жизнь, а человек был столь прекрасен и чист сердцем, что бог не мог противостоять этому чувству. Человеку был двадцать один год, и встретились они впервые вечность назад именно в этот тёплый летний день в далёкой гавани у бескрайнего моря. Спустя ровно десять лет человек погиб в не своей войне, и опечаленный бог приложил все усилия, чтобы помочь свергнуть небеса, что были повинны в смерти его человека. Так семеро выступили против Небесного Порядка, и тот год дал начало новому времени, времени после Падения Селестии. Люди в наказание потеряли благословение и возможность управлять элементами этого мира, потухли Глаза Бога, и даже сами Архонты были наказаны, все по-разному. Вот уже две тысячи лет каждое столетие в один и тот же день бог встречает рыжеволосого юношу, и каждое столетие в один и тот же день юноша погибает ровно десять лет спустя. Для того, чтобы разорвать петлю, богу всего-то нужно не говорить человеку своё имя, но бог слишком эгоистичен. Что такое девяносто лет тоски против десяти лет счастья для того, кто прожил тысячи лет на этой земле?       Чжун Ли помнил, как он истекал кровью на его руках. Помнил, как он оступался на высоком мосту. Помнил, как под ним дрожала земля. Помнил, как его сбивали машины, как ярко горели дома, как страшно зияла сквозная дыра от пули, Чжун Ли помнил, прекрасно помнил каждую смерть своего человека, помнил, как он угасал от болезни, помнил, как он убивал себя сам, всё помнил, всё. Может быть, в этот день стоило всё прекратить? Сегодня, именно сейчас, дать ему уйти? Дать ему прожить нормальную жизнь, состариться и больше не возвращаться в этот бренный мир? Дать себе уже врасти в скалы глубоко в солёных водах и застыть обласканным шумом прибоя утёсом, забыться?       — Ну, — веснушки вырвали его из мыслей, будто бы из-под морской глади, — звучит жутковато, конечно, но до тридцати одного мне ещё жить и жить! Да и потом, отчего бы богу не попытаться, ну, — веснушки повели руками, рисуя в воздухе неопределённый жест, — победить это проклятье? Он же бог, в конце концов.       Чжун Ли улыбнулся. Его пальцы скользнули по острым линиям жизни, а после отпустили ладонь.       — Бог устал.       Веснушки посмотрели на него скептически.       — Бог, работающий на фабрике по производству облаков, как мне кажется, должен уметь всё, а уж какое-то там проклятие не должно стать препятствием между ним и тем, кого он любит, вам так не кажется? Вы облака тут делаете, что вам какое-то проклятие!       Три долгих удара камня в груди. Смех бога прозвучал грохочущим камнепадом. Искренне.       — И правда. Напомни, молодой человек, как тебя зовут?       — Аякс.       Ах, точно. Его человека звали Аякс. Имя, которое ему не позволяли вспомнить. Имя, данное его человеку древними легендами погребённой океаном, затерянной в вечности Энканомии, о реальности которой спорили современные учёные и теоретики, Энканомии, которую он ему однажды показал. Аякс. Его Аякс. Ком собрался в горле, не давая Чжун Ли продохнуть. Мелкая дрожь взяла кончики пальцев, и он медленно сцепил руки у себя за спиной.       Аякс. Аякс. Аякс.       — Давайте уже накладывайте на меня своё проклятие, а то как мне приглашать вас пообедать, не узнав вашего имени, а? — Аякс развернулся на пятках, оглядываясь на него через плечо. Раз, два, три. Нужно их пересчитать, эти веснушки.       И древний бог, вспоминая, каковы на вкус слёзы, отвернулся и произнёс высоким башенным градирням:       — Меня зовут Чжун Ли.       Сдвинулась стрелка древних часов, выходя на новый оборот.