Через расстояния

Какого хуя? Нет, какого хуя?! Прошло два дня, а от Ильи — ни слуху, ни духу после той жалкой SMS-ки со словами «давай расстанемся». Давай расстанемся, блять. Ни объяснения причин, ни разговора, ни-че-го. Как будто Петя не достоин даже этого. Как будто он — грязь под ногами, от которой нужно поспешно избавиться. Сука. Обидно до слез, даже если Петя никогда в этом не признается. Он же уже не тот мудак, что был раньше, так в чем дело? Что он сделал не так? В первый день Петя психует. Удаляет номер Горюнова, удаляет совместные фотки, которыми забита галерея его старенького айфона, швыряет подаренную кружку в стену. А потом лежит на шелковых простынях, бессмысленно пялясь в потолок. На второй день Петя решает напиться. Он берет выходные, бутылку дешевого пойла, которое он может позволить себе после того, как вышвырнули ушел из дома, и врубает режим полета. Чтоб не доебывали. Вместо закуски — леденцы для свежего дыхания. Вместо собутыльника — телек на фоне. Кринж, конечно, тот еще по нему показывают. Петя пьет прямо из бутылки в полу-лежачем положении на кожаном диване. Грызет щеку изнутри, чтоб не расплакаться, как пубертатная девка. Облизывает губы, чувствуя, как по груди разливается жар. Ему двадцать пять, и у него закончились вроде как первые серьезные отношения. Сколько они вместе пробыли? Полтора года? Петя глотает комок в горле и заливает его коньяком. Лень тянуться до электронки, лежащей на прозрачном столике. — Ха, — смешок получается влажным и жалким. Он перешел на электронку, потому что Илья ненавидел запах табачного дыма. Пошел нахуй, Илья. Ветер с открытой лоджии приятно обдувает голые ступни. Петя забрасывает ноги на столик и закидывается леденцами, будто это экстази. Ему так-то нельзя пить, потому что есть шанс сорваться и вернуться к белым дорожкам, расчерченным пластиковой карточкой по поверхности, но кого это ебет сейчас? У Пети чувства. Да-да, там еще не все атрофировалось после батиных выкрутасов. Алкоголь ударяет в голову, и Петю посещает, наверное, самая тупая идея на свете. Не настолько, как вернуться к наркоте, но примерно в том же диапазоне. Он цапает телефон, убирая режим полета, и распахивает дверь в ванную, на ходу сбрасывая с себя домашнюю футболку и спортивки. В сказке путь усеивали хлебные крошки, а у него — одежда. Петя быстро принимает душ, обматываясь полотенцем, и встает перед зеркалом. Он специально не вытирался, чтобы капли воды сексуально скатывались по голому торсу, собираясь на кромке полотенца, и вызвали обильное слюноотделение у собеседника. Изогнувшись так, что любой порноактер позавидует, Петя делает фото. Полюбовавшись на свою работу, он обрезает помятое лицо и отправляет пикчу Илье. Номер он набирает по памяти. Вы: охуел меня бросать?! ниче не попутал?! где ты найдешь лучше? глянь что потерял, мразь. тебе это тело больше недоступно. После душа алкоголь немного подопускает, поэтому Петя решает срочно догнаться. Он допивает бутылку коньяка и все-таки затягивается сладким дымом от электронки. Пидорасит его, конечно знатно, учитывая тот факт, что в последние несколько лет он не брал в рот ни капли. Не хуже, чем после кокса. В конце концов, Петя вырубается прямо на диване. Телек остается бубнить на фоне, накручивая счета за электричество. Утро добрым не бывает. А если это утро с похмелья, то тем более. Петя поднимается тяжело. С голых плеч сползает полотенце, которым он, замерзнув, укрылся ночью. Хорошо еще спортивки надел. Виски пульсируют, а во рту — кислый привкус тошноты. Петя лезет в холодильник, достает бутылку воды с лимоном и кидает таблетку аспирина прямо туда, хули. Вода шипит и действует на нервы. Поболтав ее немного, Петя выпивает все до дна, со скрипом сжимая бутылку в длинных пальцах. Почистив зубы, он накидывает свитер, кожаную куртку и прячет глаза за солнечными очками. На первом этаже его дома есть пивнушка, которая его еще не разочаровала, какая удача. Устроившись за столиком подальше ото всех, умостив свою маленькую задницу на высоком стуле, Петя прихлебывает темное и разблокировывает айфон. +1 сообщение. +79** — *** — ** — **: Я, конечно, не твой бывший, но проникся. Должен ли я прислать фотку в ответ? — Че, блять?! — Петя давится пивом, не обращая внимания на устремившиеся к нему взгляды. Он задушенно кашляет, хлопает себя кулаком по груди. Твою-то мать. Петя и забыл про это. Пиздец-пиздец-пиздец. Пьяный он — идиот. Может, и хорошо, что не Горюнову отправилось? А то выглядит, как отчаянная попытка вернуть их отношения, наплевав на собственную гордость. Вы: можешь попробовать Потому что Петя — не ссыкло. Он отпивает еще пива и мониторит соцсети, залипая на чужие истории в Инстаграм. Ответ приходит дома, когда он, развалившись на кровати с ноутбуком на коленях, заказывает доставку в О’кей. +79** — *** — ** — **: Я пошутил Вы: а я нет. или слабо, дядь? Петя думает, почему бы и нет. Петя думает, возможно, будет весело. Петя думает, что я теряю вообще. Собеседник молчит минут двадцать. Петя успевает решить, что его просто продинамят, кинут в игнор. Но потом приходит пикча, и он вынужден сглотнуть мгновенно скопившуюся во рту слюну. На фото — сухое, поджарое тело с широкими плечами и будто вылепленными из мрамора кубиками пресса. Спортивные штаны дразняще низко сидят на бедрах, открывая доступ к тазовым костям и дорожке темных волос. Петя шумно выдыхает, закусывая щеку изнутри. Потому что вау. У Ильи такого не было. Вы: надеюсь фотка твоя, а то слишком хорошо для правды Кубики: Моя. Петя не знает, что ему делать дальше. Казалось бы, пора заканчивать диалог и выбросить происходящее из головы, но почему-то не хочется. Он крутит телефон в пальцах. Вы: Петя, 25 Как в Тиндере, Господи. Петя немного ожидает, что его прямо сейчас разразит молния, несмотря на голубое небо за окном. Кубики: Игорь, 28. Мы в каком-то реалити-шоу или что? Боже, кто-то еще помнит про реалити-шоу? Петя хмыкает себе под нос. Вы: я вообще-то тут пытаюсь общение завести, неблагодарный Кубики: Странные методы. Ну. Расскажи о себе. Что, бывший настолько хорош? Вы: я был пьян Вы: на трезвую голову я другой хуйней занимаюсь Вы: еще скажи что не понравилось Кубики: Не скажу Вдогонку приходит: хотя было неожиданно. Петя не замечает, как улыбается. Он убирает ноутбук и поудобнее устраивается на кровати с телефоном в руках. С Игорем легко разговаривать. И легко поделиться правдой — он незнакомец, который не существует за пределами диалогового окна в Петином сознании. Кубики: Мудак твой Илья. Может, и к лучшему, что свалил? Вы: уже не мой. у тебя как на личном? Кубики: Глухо. У меня работа не располагает. Да и не люблю я никого в этом плане. Пытались построить что-то с подругой, но поняли, что нам лучше друзьями Значит, бисексуал. Петя умеет складывать два и два — даже самые толерантные мужики не будут скидывать другим мужикам нюдсы. Он давит в себе иррациональную радость — не его это дело, как и то, что Игорь одинок. Вы: а кем ты работаешь? Кубики: А это рассказ для другого дня. Извини, мы с тобой еще не настолько близки Петя прямо чувствует чужую ехидную ухмылку, расползающуюся по губам. Вы: ах ты ж сука Вы: мне нравится Его отвлекает звонок в дверь. Наверняка, доставка. Он поднимается с кровати, засовывая ноги в тапки, и шаркает к двери. Вы: вернусь через пять минут, продукты приехали Кубики: В каком городе ты живешь? Петя быстро разбирает пакеты, оставляя размораживаться курицу, чтобы приготовить ее позднее, и снова хватается за телефон. Вы: екб но родился в москве. ты? Кубики: Санкт-Петербург. Они проговаривают до самой ночи. Проходит месяц. Петя узнает, что у Игоря странная фамилия Гром, он мент (какое совпадение), гуглит его деятельность в Питере. Узнает, что Игорь любит свою работу, шаву и городские крыши, а не любит — ходить вокруг да около. Что пьет мазутную бурду вместо кофе, курит Яву, играет в шахматы и застрял в девяностых (до того, как друзья подарили ему смартфон, он ходил с Нокией). Что не приспособлен к ведению быта, даже если это спасет ему жизнь. Ради Христа, Гром заваривает гостям кипяток и считает, что ванная на кухне — это ок. (Петя почти не вспоминает Илью) Они стали созваниваться примерно через неделю после начала переписки, когда Петя научил Игоря пользоваться видео-звонками. Практически со скандалом, потому что Петь, ну, зачем? Поговорить же можно и по телефону. Еще бы стационарный предложил. Старпер, блин. Когда Игорь увидел его в первый раз, если не считать той интим-фотки, он непринужденно сказал красивый. У Пети что-то там защемило и потянуло от этой простой, но грубой честности. Игорь не лукавил, не пытался подмазаться или что-то еще. Он искренне считал Петю красивым и сообщил об этом. Гром сам выглядел так, будто сошел с обложки журнала. Особенно когда не надевал свою потрепанную кожанку и кепку. Темные, коротко-стриженные волосы, которые, как по секрету рассказал Игорь, начинают виться, если отрастут; резкие черты лица и легкая небритость. Петя поплыл, короче, хотя и яростно отрицал это у себя в мыслях. — …меня отправили в Екатеринбург по делу. Можем встретиться. Только если ты хочешь, — и столько надежды в этих голубых глазах, что Петя, даже если бы не хотел, все равно бы не смог отказать. В день прилета Игоря его сердце предвкушающе бьется, он испытывает волнение, словно школьница перед выпускным. Петя берет им кофе и закуривает, поставив его на крышу машины. (На которую он поменял свою бэху, жравшую слишком много бензина и обходившуюся чересчур дорого в обслуживании) Игорь выходит из аэропорта со спортивной сумкой на плече, оглядывающийся по сторонам. Петя не сразу узнает его в обычной серой футболке и рубашке, накинутой сверху. Нечестно. Запретите такие руки законом. — Майор Игорь Гром, — пафосно здоровается Петя, когда Игорь замечает его и расплывается в улыбке. — Привет, Петь. Молодец, запомнил мою должность. Петя с ухмылкой закатывает глаза и протягивает ему один из стаканов — американо два сахара: — Выпей нормального кофе. Нет, я не принимаю отрицание. То, что вы пьете в участке, вообще трудно назвать кофе. Растворимый — и то лучше. Игорь что-то бубнит себе под нос, явно нецензурное, но послушно делает глоток. Петя наблюдает за дернувшимся кадыком. — И сколько это стоило? — Игорь задумчиво облизывает губы. Петя отводит взгляд, неожиданно чувствуя себя так, будто подглядывает. — Так же, как и везде, — он прочищает горло. — Давай, садись в машину. Куда тебя везти? — У дяди Феди тут знакомый живет, он договорился, что я у него побуду, — Игорь пристегивает ремень безопасности. Петя барабанит по рулю, не спеша заводить машину. — Может… Ко мне? Постелю тебе на диване, — он впивается пальцами в обивку, боясь услышать ответ. Желудок сводит, а во рту пересыхает. Игорь внимательно смотрит на него, что не помогает делу. — Уверен? Я не помешаю? — Если предлагаю, значит, нет. — Тогда вези меня, мой верный к– Водитель, — исправляется Игорь, когда Петя бросает на него убийственный взгляд. Стыдно признаться, какое сильное облегчение он испытывает. — Это твоя квартира? — спрашивает Игорь, надавливая на пятки, чтобы снять ботинки. Пете жалко его обувь. — Да. Продал хату в Москве, — это все, что он отвечает, и Игорь не задает больше лишних вопросов, за что Петя ему очень благодарен. О семье они еще не говорили. — Меня отправили на один день, — и прежде, чем Петя успевает расстроиться, Игорь продолжает, — но я выбил три. Хазин хочет его расцеловать. — Поэтому сегодня я буду мотаться по делам, а завтра мы с тобой куда-нибудь сходим. Как звучит? — Как план. Шароебься, — Петя пожимает плечами. — А я пока приготовлю ужин. Свечей, извини, нет, но могу поставить зажигалку. — Переживу, — Игорь хмыкает и отходит позвонить, взглядом безмолвно спрашивая, куда деть сумку. Петя забирает ее и закидывает в шкаф-купе. Когда Игорь уходит, он усаживается за барную стойку и ищет в интернете, какое блюдо приготовить из продуктов, которые обнаружились у него в холодильнике. Останавливается на плове и салате из фасоли. Здоровое питание, епта — овощи, сила. Петя повязывает фартук, ощущая себя домохозяйкой-женой, которая дожидается мужа с работы. Это вызывает двойственные чувства. Чтобы не думать об этом, Петя включает музыку на колонке и принимается за готовку. Под «Я люблю людей» Дельфина он рубит овощи огромным кухонным ножом. — Это Тату? — Петя вздрагивает, когда слышит сомневающийся голос Грома совсем рядом. Он не заметил, как тот вернулся — специально ему ключи дал, чтобы в дверь не ломился, а в итоге чуть не обосрался. — Блять! Ты меня напугал. Имеешь что-то против Тату? — Петя наставляет на него нож, и Игорь поднимает руки в знак капитуляции, мол, не-не, тебе послышалось, я вообще молчал, это ветер. — Просто удивился. Ты не похож на человека, который слушает старые песни. — Стереотипы, дядь, фу. Ванная там. — Я что, воняю? — Ты с дороги. У меня есть бомбочки для ванной. Только ванильно-миндалевую не трогай. — Я, пожалуй, просто душ приму. Сумка в шкафу? — дождавшись Петиного кивка, Игорь достает мягкие домашние штаны и футболку и выходит из кухни-гостиной-коридора. Петя бросает взгляд на часы, которые показывают восемь вечера. Челюсть у него отвисает. Ничего себе он с кашей повозился. Зато время незаметно пролетело, и Игорь уже дома. Дома. Петя спотыкается об это слово и подвисает, уставившись куда-то в стену. Он вообще называл эту квартиру домом хоть раз? — Петь? Все хорошо? — Игорь кладет руку ему на плечо. От него пахнет Петиным гелем для душа, а с влажных волос капает. — А? Да, — Петя фокусирует на нем взгляд, после чего хватает полотенце с его плеч и шлепает по бедрам. (Очень красивым сильным бедрам, между которыми Петя точно не представляет свою… Блять.) — Ты чего мне сырость здесь разводишь? Иди суши голову. — Полегче, гладиатор, я сотрудник полиции, — Игорь смеется, ловя другой конец полотенца и потянув на себя. Петя автоматически двигается следом: — Раз: ты не при исполнении. Два: я тоже полисмен. Так что один-один, дядь, придумай что-нибудь другое. Они оказываются очень близко друг к другу. Петя тянется, чтобы взъерошить Игорю мокрую челку и не сделать что-то более глупое, чем это. Гром с улыбкой берет его за запястье, поглаживая большим пальцем место, где бьется пульс. Это незатейливое действие порождает тонну мурашек от спины до копчика, пропитанное запредельной нежностью. Игорь трогает его так, будто он хрупкая статуэтка, способная разбиться от одного неосторожного движения. — Я рад, что ты приехал, — тихим голосом произносит Петя, не желая нарушать атмосферу. — Я тоже. Кастрюля на плите начинает шкворчать, и Петя вынужден отвлечься, чувствуя небольшое сожаление. Электричество в воздухе рассеивается. (Пете не показалось, между ними точно что-то проскочило) Игорь усаживается за барную стойку, потому что стола-то у Пети нет. — Пахнет вкусно, — комментирует он. — Это плов? У меня приятель часто готовит. — А ты сам? Не говори мне, что питаешься лапшой быстрого приготовления, — Петя угрожающе наставляет на него лопаточку, которой помешивал содержимое кастрюли. — Ну, нет. Я готовлю иногда, но что-то простое. Макароны там, картошку жарю. Или покупаю шаверму. — Привет проблемам с жкт в старости, — ехидно качает головой Петя. — Не сиди без дела, завари нам чай. — И тут мне показалось, что я гость, — несмотря на это, Игорь усмехается и поднимается на ноги, становясь рядом с Петей. Господи, какой же он высокий. Петя закусывает губу и отворачивается. Сексуально. Он пьет уже вторую кружку чая, держа ее в обеих ладонях. Время перевалило за полночь, лампочки не горят — достаточно света вывесок, видных из окна. Игорь курит, используя в качестве пепельницы ярко-красное блюдце. Петя, подумав, стреляет у него сигарету — какая теперь разница. Табачный дым вихрится над их головами, в темноте кажущийся синим. Сигареты, конечно, не его Мальборо Голд, но для отечественного производства потянут. — Я знаю, куда мы с тобой пойдем, — Петя глубоко затягивается, втягивая щеки и обозначая острые скулы. — В кальянку. Ты наверняка там ни разу не был, я угадал? — Не угадал, Юля водила. Она тоже курит эту твою сладкую сосалку. Петя хихикает, старательно давя в себе чувство ревности. Игорь же сказал, что они попробовали и у них не получилось — они друзья и навсегда ими останутся. — Ты не пьешь? — задумчиво интересуется Гром, так резко переводя тему, что Петя закашливается. — Просто обычно за приезд пьют, а мы вон чаи гоняем. — Такта в тебе, конечно… — он качает головой, а лицо Игоря мигом делается виноватым. Петя докуривает сигарету, залпом выпивает остатки чая и сцепляет руки в замок, немного сутуля плечи. — Ты можешь не продолжать, если не хочешь– — Мне нельзя, — будто не слыша, перебивает Петя. Темнота откровенна. В темноте хочется делиться секретами. Темнота не осудит. — Я наркоман. Ну, бывший. Хотя бывших наркоманов не бывает, да? Я боюсь сорваться, если сильно напьюсь. Поэтому я предпочитаю не пить вообще. Он не хочет вспоминать недавний случай. Все из-за чертового Ильи. Петя осознает, что дрожит, только когда Игорь обнимает его со спины, утыкаясь носом в шапку русых волос на макушке, не уложенных сейчас и спадающих на глаза. — Не молчи, — просяще шепчет он. Его грудь вибрирует от судорожных вдохов-выдохов. — Почему? — также тихо спрашивает Игорь. И Петю прорывает. Словно сорвало все предохранители, снесло волной плотину. Он рассказывает об отце, физическом и психологическом насилии с его стороны, маме — боящейся слово поперек ему сказать. Рассказывает, как пошел учиться в ментовку только потому, что заставили, попробовал в каком-то клубе травку и таблетки, чтобы убежать от гнусной реальности. Как превышал на службе полномочия и перешел на более тяжелые наркотики, а когда отец узнал — лежал в самом жестоком рехабе. И, в конце концов, Петя рассказывает, как его выгнали из дома и заблокировали все карты, когда поймали трахающимся с мужиком. — Карты-то папочка заблокировал, а квартира, тачка и купленные звания остались, — Петя издает немного истеричный смешок. Игорь прижимает его крепче. — Может, мама уговорила их оставить, не знаю. Я все продал и устроился здесь. Он замолкает, переводя дух. Игорь ритмично поглаживает его по плечу, продолжая обнимать. И так хорошо в этих объятиях, тепло, безопасно, что Петя позволяет себе растечься по чужой груди. Он никому до этого не рассказывал о себе, даже Илье, с которым познакомился уже в Екатеринбурге. — Осуждаешь? — Если только твоего отца. Но «осуждение» — слишком мягкое для этого слово. Я бы набил ему морду, — Петя замирает, когда чувствует поцелуй в макушку. Он резко поднимает голову, глядя Игорю в глаза, наполненные нежностью и грустью. За него. Игорь, чудесный, замечательный Игорь. Не думая дважды, Петя тянет его за шею на себя и сталкивает их губы вместе. Он обнажился перед Громом — буквально душу наизнанку вывернул, вытащил всех своих демонов и раскурочил грудную клетку до мяса, — и тот принял его полностью, без остатка. Игорь отвечает, и Петя вообще ни о чем другом больше думать не может. Его мозг закоротило на единственной мысли — как приятно ощущаются чужие, чуть суховатые губы на его мягких и тонких. Игорь разворачивает его вместе со стулом и тянет на себя, не переставая целовать. Петя зарывается пальцами ему в волосы и приоткрывает рот, давая безмолвное разрешение. Ощутив прикосновение горячего мокрого языка, он шумно и протяжно выдыхает в поцелуй, пока сильные игоревы пальцы оглаживают его бока под футболкой, вынуждая колени подгибаться. — Такой чувствительный, — как будто бы восхищенно бормочет Игорь, осыпая мелкими поцелуями все его лицо. — Продолжай, черт возьми, — с порозовевшими ушами приказывает Петя, запрыгивая на Грома и обхватывая ногами за талию. Игорь поддерживает его под бедра. — Где спальня, ты знаешь. Они продолжают целоваться, пока Игорь практически на ощупь добирается до комнаты и бережно опускает Петю на кровать. Хазин хватается за края его футболки подрагивающими от нетерпения руками, и Игорь помогает ему, самостоятельно выбираясь из одежды, а заодно — раздевая Петю. — Какой же ты красивый, — Гром проходится благоговейным взглядом по его плоскому животу и топорщащимся соскам. Петя чувствует, как от этих слов его накрывает тепло и одновременно смущение. — Ты тоже. А теперь сделай уже что-нибудь, пока я не взорвался, — он притягивает Игоря ногами к себе. Тот послушно целует его коленку через ткань спортивок, словно успокаивает, после чего тянется к шее, дразняще ведя по ней носом, и резко прикусывает бьющуюся жилку, выбивая первый стон. Широким мазком он зализывает место укуса, и Петя захлебывается воздухом. Его руки, до этого беспорядочно шарящие по телу Игоря, тянутся к завязкам на его штанах, недвусмысленно натянувшихся в области паха. — Ты же понимаешь, что это ничего не значит? — хрипит он между судорожными глотками воздуха, срываясь на скулеж, пока Игорь вылизывает его соски и методично превращает в нуждающееся мессиво. Спина выгибается почти до хруста, а в низу живота плещется горячее. Сука, как же хорошо. Он дрожит, извивается, жмется и загребает пальцами простынь. Голова плывет от жара. — Мы просто отдрочим друг другу, мне не нужны отношения. Игорь останавливается, каменея плечами, и Петя недоуменно моргает, целуя его за ухом и пытаясь заставить продолжить. — Стой. От этого властного тона Хазина прошивает от позвоночника до пяток, но он все равно отодвигается — растрепанный, покрасневший и с распухшими губами. Игорь выглядит не лучше, смотря на него темными от желания глазами. — Я так не могу, — он качает головой. — Ты мне нравишься, и я не хочу тебя на пару ночей. Давай лучше вообще не будем. До Пети не сразу доходят его слова. Он осоловело хлопает ресницами, пытаясь прийти в себя и восстановить дыхание. Член опадать не спешит. Нравится? Сердце трескается, а слова оседают чем-то сладким на душе, мягко обволакивают, прямо как руки Игоря, и оставляют голову пустой. Петя трет румянец на щеках. — Иди в душ. Потом я. И спать — ща диван тебе быстренько застелю. /прим.автора: птица обломинго — моя любимая/ Утро… Неловкое. Петя просыпается от запаха яичницы и ползет в сторону кухни, на ходу натягивая лонгслив, потому что какого-то хрена в квартире холоднее, чем на улице. — Э-э, доброе утро. Игорь смотрит на него через плечо и улыбается неловко, будто бы даже вынужденно. Петя чувствует себя не в своей тарелке. Вроде ничего такого не сделал, а все равно почему-то стыдно. Он же не обещал Игорю «долго и счастливо», верно? Хотя именно из-за его загонов у них ничего не получится. — Ничего, что я тут похозяйничал? — Гром ставит перед ним сковородку с яичницей и усаживается напротив. — Не, все норм, — отмахивается Петя, вставая, чтобы заварить им обоим кофе, а заодно не смотреть Игорю в глаза. — Поводить тебя по культурным и историческим центрам? Или, по старинке, устроим трип по развлекательным местам? — Давай и то, и то. У нас есть целый день. Петя не выдержит целый день это напряжение. Он кусает губу, барабанит пальцами по тумбе и, когда кофе в турке закипает, наконец заговаривает. — Не подумай, что дело в тебе, — он по-прежнему не поворачивается. — Игорь, ты замечательный. И я тоже… Испытываю к тебе чувства. Но я не хочу вступать в новые отношения, я еще от прошлых не отошел. — Ты все еще любишь Илью? — понятливо, как он думает, кивает Игорь. — Что? Боже, нет, пошел он нахуй. Я, скорее, комплексую по поводу того, что мне ничего не объяснили. Со мной что-то не так? Я не хочу, чтобы меня снова бросили без обсуждения причин. Если ты заметил, у меня не так много близких людей, и это больно — терять то немногочисленное, что есть, Игорь, — после ночных откровений легко признаваться в чем-то еще постыдном. Да и он должен Грому хотя бы это. — Петь, — Игорь подходит со спины, гладит по торчащим лопаткам. Хазин мгновенно расслабляется. — Ты прекрасен, и я не знаю, чем нужно было думать, чтобы так поступить с тобой. Ты красивый, умный, такой сильный. Я могу продолжить. — Даже со своим прошлым? — ломким голосом интересуется он. — Да. — Твердо отвечает Игорь, и Петя чувствует, как намокают ресницы. Он впечатывается в чужое тело, обхватив руками за плечи, и прячет лицо в изгибе шеи. Игорь обнимает его за талию, вторую руку опуская на затылок в каком-то защитном жесте. Петю ведет от этой заботы. — Зачем ты такой хороший. — Ты слишком высокого мнения обо мне, Петюнь, в моей биографии тоже есть черные дыры. Мы — два сапога пара. Петя влажно смеется. — Попробуем на расстоянии? Если ты не сможешь, мы сразу же прекратим, — Игорь немного отстраняется — буквально на сантиметры, но Петя уже чувствует потерю, — и обхватывает его лицо ладонями, гладит скулы большими пальцами, смотрит любяще. Как на самое ценное, что есть в его жизни. — Да, — выдыхает он. — Да, давай. Петя каким-то шестым чувством понимает, что поступил правильно. — Можно тебя поцеловать? — Хазин только кивает, не доверяя сейчас своему голосу. Игорь наклоняется и мягко прикасается к его губам, обхватывая сначала верхнюю, а потом нижнюю, не стремясь углубить поцелуй. Получается почти целомудренно. Петя тает в чужих надежных руках, вцепившись в предплечья. Они все-таки завтракают и начинают собираться. Петя надевает свои самые узкие джинсы, красуясь перед залипнувшим Громом округлой задницей, и голубую рубашку в тонкую белую полоску, оставляя две верхние пуговицы открытыми. — Хей, мистер полисмен, — напевает он, направляя на Игоря сложенный из пальцев пистолет. — Хотите арестовать меня? Тот хмыкает, глядя на него немного голодно (льстит, пиздец), дергает уголком губ, будто хочет что-то сказать, но передумывает. Петя с довольным видом напяливает солнечные очки. Все это в итоге выглядит, как свидание, и не то чтобы кто-то из них против. Конечно, они не нежничают в открытую, помня, где именно живут, но позволяют себе украдкой прикоснуться или погладить. — Реально бадлон? — Петя хихикает, останавливаясь напротив Поющих Фонтанов. Небо давно почернело, вдоль набережной зажглись фонари. — Лучше, чем водолазка, — ухмыляется Игорь, занявшийся его просвещением в питерском слэнге. Он отпивает колы и протягивает бутылку Пете. — Не, — Хазин трет замерзшие пальцы друг о друга. Игорь хмурится и берет его за руки, быстро согревая своим дыханием. Петя краснеет. — Игорек, люди увидят. — Им не до нас, сейчас Фонтаны включатся. Петя гладит засос на ключице, стоя перед зеркалом в ванной. Воспоминания о крупных, жарких ладонях на теле сегодня ночью рождают рой бабочек, которые почти причиняют боль. Он закусывает щеку изнутри, расплываясь в широкой блаженной улыбке. Ну бля. Выглядит, как идиот. — Петь, ты там уснул? — Игорь костяшками пальцев стучит в дверь. — Ты можешь зайти, ю ноу? — Лучше уж ты ко мне. Петя влезает в футболку и выходит из ванной, начиная ластиться к Грому и напоминая тем самым кота, требующего внимания. Вечером им придется расстаться, и он собирается использовать этот день по максимуму. — Посмотрим сериал? — предлагает Петя, пока Игорь сквозь ткань пересчитывает его позвонки пальцами. — Закажем роллы, пообнимаемся на диване. Он по-прежнему прикасается к нему так аккуратно, словно стремится додать Пете всю любовь, которой ему не хватило в детстве, и от этого поджимаются пальцы на ногах. — Я покажу тебе свой любимый сериал, — продолжает подкупать он. — Если ты не заставишь меня есть палочками, — Игорь приподнимает брови, звонко чмокая его в нос. Петя морщится, не в силах сдержать улыбку: — Варвар. Ладно, орудуй вилкой. Он подключает ноутбук к телеку, включает сериал и валится на диван рядом с Игорем, кожа скрипит под их телами. Забравшись ему под руку, Петя поджимает ноги и открывает приложение доставки: — Возьмем лапши еще? Я хочу собу. — Ага. Сколько я тебе должен? — Игорь рассеянно перебирает его волосы, массируя кожу головы, больше увлеченный первой серией. — Брось. — Петь, — Игорь останавливается, не сильно, но ощутимо сжимая и оттягивая пряди. Ох. Хазин делает вид, что у него не бегут мурашки. Он ворчит, но показывает Грому сумму, повернув телефон. — Зачем мне твоя наличка… — На карту закинешь, Петюнь, на карту. Они смотрят сериал, едят роллы, трахаются на диване — оттирают этот диван, — снова смотрят сериал, пока не подходит время выезжать. — Я отвезу тебя, но в аэропорт не пойду. Не смогу, — Петя, впиваясь зубами в нижнюю губу, качает головой. Игорь поднимает взгляд от своих ботинок: — Все хорошо, Петь. Я понимаю. Хазин паркуется на бесплатной парковке возле аэропорта и поворачивается к Игорю, отстегивающему ремень безопасности. — Досмотри сериал, дядь. Буду задавать вопросы, андестенд? Не отвертишься. — Обязательно, — Игорь торжественно кивает, — иди сюда, — после чего притягивает его к себе, утыкаясь носом в висок. Петя глубоко вдыхает запах терпкого парфюма, ядреного дезодоранта и кондиционера для белья, почему-то с лавандой. Он не знает, сколько они так сидят, но через некоторое время отодвигается и обхватывает лицо Игоря двумя руками, затягивая в вязкий, отчаянный поцелуй, словно он последний в их жизни. Благо, стекла тонированные, потому что срал он на закон в этом случае, вот честно. — Все, иди. У тебя регистрация начинается. — Я это... буду скучать, — бормочет Игорь ему в губы. Петя расцветает, жмурится счастливо, прислоняя их лбы друг к другу. Для человека, который не очень обращается со словами, Гром удивительно легко произносит подобное. — Я тоже. А теперь иди, иначе я не отпущу тебя. — Может, я и добиваюсь того, чтобы ты меня не отпускал? — Игорь кривится в попытке улыбнуться. Выглядит так, будто у него судорогой свело лицо. И Петя все равно считает его красивым, даже в этот момент, капец он глубоко вмазался. — Не пизди, ты любишь Питер. Игорь сдерживается, чтобы не ляпнуть «тебя тоже», потому что еще не время, не сейчас, но Петя об этом не знает. Петя целует его в последний раз и практически выталкивает из машины: — Иди. Пожалуйста. Дай мне сохранить лицо. И Игорь уходит. Хазин падает головой на руки, сжавшиеся на руле. Он не плачет, на самом-то деле. Они не расстаются, и Игорь не умирает. Они просто… временно разъезжаются. Но в груди все равно больно. За неполных три дня он настолько привык к Грому рядом, вросся в него, что возвращаться в пустую квартиру, снова ставшую квартирой, а не домом, горько. Эта горечь оседает на языке мерзким привкусом пепла. Экран айфона загорается единственным непрочитанным сообщением. Игорек: [вложение] А потом еще и еще. Петя открывает переписку, вынужденный прижать руку ко рту, чтобы истерически не рассмеяться или все-таки не всхлипнуть. На фотках он. Вот он готовит злоебучий плов; красуется перед зеркалом в обтягивающих ноги джинсах; загребает ложечкой пирожное в кофейне со сверкающими мазутом на солнце глазами; вполоборота смотрит на Игоря, отвлекшись от уток в парковом пруду, — выражение лица такое мягкое, что аж самому тошно становится. Вы: собрал материал для дрочки? Игорек: Долбоеб. Это то, как я тебя вижу. Никакой ты не монстр, Петь. Вы: это безумие Вы: спасибо Игорек: Посмотри на этого парня, когда опять начнешь сомневаться в себе. Мне пора, отпишусь, как прилечу Вдогонку приходит: ну и для дрочки тоже. Петя громко смеется, размазывая слезы по лицу трясущимися пальцами. На душе становится так легко. Еще один месяц пролетает. Хазин почти не выпускает телефон из рук, даже на работе: шлет Игорю мемы, видео-кружочки, длинные голосовые, нюдсы. Они пробуют секстинг (Петя вынужден предварительно объяснить, что это такое и с чем его едят) и секс по видео-связи через Вместе. — Мужик я или нет? Именно с этим слоганом он пакует манатки, переводится в питерский ГУНК и сваливает нахуй, оставляя квартиру на арендодателей, чтоб сдавали. Появившись на пороге игоревой хаты, Петя испытывает мандраж. Ладошки позорно потеют. А вдруг выгонит? Вдруг пошлет? В конце концов его никто не приглашал. Дверь открывает заспанный, трогательно лохматый Игорь, топлес. — Ты всех в таком виде встречаешь? — Я в глазок видел, что это ты. Не поверил только. — А я к тебе жить, дядь, сюрпрайз! Документы на перевод уже оформлены. Игорь моргает несколько минут, пытаясь осознать информацию и уложить ее в своей голове, и Петя уже начинает отступать назад, чувствуя, как метафорически падает в пропасть, но тут Гром набрасывается на него, врезая затылком в закрытую дверь. Петя не обращает внимания на боль, так же крепко цепляясь за Игоря, пытаясь удержаться на носочках и покрывая поцелуями чужую шею и линию челюсти. — Я люблю тебя, — шепчет Игорь ему в ухо, обжигая горячим дыханием ушную раковину. Петя вздрагивает, то ли от этого, то ли от искренних слов. — Я тоже тебя. Люблю. И все у них будет хорошо, даже если трудно и с ссорами, потому что жизнь — не красивая сказка, где история заканчивается на «долго и счастливо».