Судьба наповал очарованных

В салоне душно и пахнет чем-то приторно сладким, и это причина узнать машину Оксаны из тысячи, а еще невольно вспомнить воскресное утро, проведенное вне его уютной квартиры: на белоснежной пропитанной алой и темно-бурой кровью постели лежал труп мужчины,  чья кожа грелась от через шторы пробивавшихся рассветных лучей и хладела от остановки работы органов. Редкие солнечные зайцы прыгали по его обезображенному не естественной синевой лицу, раскрашивая в золотой и заставляя светлую щетину на его челюсти блестеть. Антон ждал его пробуждения, ждал когда тот начнёт сыпать угрозами, бегать глазами по комнате в поисках отблеска безопасности или хотя бы прикроет окровавленным одеялом свою наготу. Хоть что-то. Что ж, Антон еще хорошо помнит, что убитый был тем еще любителем целовать его руки. Фетишист хренов. Надо было сжечь его к херам собачьим. — Я мог бы натренировать того придурка как собаку, чтобы он охранял меня от ворчания Оксаны. — Это от тебя все живое надо охранять, — фыркает сидящая за рулем брюнетка, с выразительным стуком перекатив кончики чёрного нового маникюра по рулю. Антон недовольно поправляет гартеры на своих бедрах. — Еще парочка таких фразочек, и я высажу тебя на трассе.  — Я отберу ваши записки за хорошее поведение,— с примирительной улыбкой смотрит через стекло заднего виденья Соня на Антона, а потом переводит взгляд на водителя. Все в их компании знают, что Оксана считает, что вести их на место преступления — самая тупейшая идея, приходящая в ее голову, хотя в купе с ними она еще везет пустой огнетушитель. Из их троицы Оксану невозможно обвинить в чем-либо, если сравнивать ее действия с поступками друзей. Она просто возит их с собой в клуб при отеле, в котором частенько поет для солидных гостей. Потому что: «ах, Оксана, ты же наш любимый соловушек, гости в тебе души не чают, и в твоих друзьях тоже» — так и щебечет каждый раз администратор клуба в уши поющей, засовывая в карманы ее любимых оранжевых брюк несколько лишних купюр. Ладно, она еще отпирает все замки при необходимости, но это такое пустое по сравнению с остальным. Честно. — Выметайтесь,— Соня с Антоном не слышат грубости в брошенной по привычке фразе, но быстро выбираются из машины, после чего «по-гречески «мудрая» отправляет воздушный поцелуй в след удаляющейся в поисках парковки машине. Прежде чем ворваться в зал клуба с сияющими улыбками и цеплять всех невинной вульгарностью, они стоят недалеко от входа, закуривая по сигарете, будто давая себе еще немного времени на размышления о собственной жизни: о том, как они до этого докатились и куда катятся сейчас. В сигаретном дыму они ищут утешение, которое не было дано им раньше, когда еще могло что-то изменить. Миновав охрану, они торопятся по красной дорожке, ведущей в холл. План их действий уже как месяц продуман и утвержден всеми лицами, которые делят награду или имеют провокационные секреты. Рассчитывая поживиться на богатствах людей «высшего сословия», они узнали полный план здания, но, чтобы реализовать задумку, им пришлось взбаламутить тихие омуты ночного персонала. Дальше все решено: обаятельные улыбки, незначительный флирт, случайные касания, проход в личный номер, «а дальше все как в тумане» — ругаются жертвы наповал очарованных. — Какие люди,— буквально мурлыкает бармен, обнажая белоснежные зубы, как только Антону и Соне стоит появиться в радиусе слышимости его довольного голоса. — Я уже начал беспокоится, что вы прикрыли лавочку. Девять ночей не видел ваши сногсшибательные задницы. Даже заскучать успел. На призывно поставленные бокалы пришедшие, лица, как видно сейчас не заинтересованные в дополнительной помощи успокоения нервов, отказывают бармену в удовольствии поколдовать над алкоголем сейчас, мол, работенку для него они еще устроят. — Ладно, — с той же беззаботностью, что и прежде он убирает бокалы,— какие у нас планы на сегодня? Соня достаёт из сумочки упаковку влажных салфеток и кладет их на барную стойку. Бармен пряча от посторонних взглядов пакетик, вытаскивает верхний слой салфеток, чтобы добраться до главного содержимого. — О, что-то новенькое,— он хитро щурится, перемещая взгляд с Сони на Антона и наоборот. Те не отрывая глаз от зала, перекидываются с некоторыми участниками мероприятиями кокетливыми взглядами, и бармен с усмешкой замечает спущенную лямку женского платья. — Это глицин. Сыпь, не жалей; у моей подруги пиздецкий недосып,— Соня не реагирует на слова друга, но брошенный невзначай взгляд говорит, что они до нее дошли. — Как обстановка? — Сегодня у них Китайский Новый год, и многие заказывают в честь этого крольчатину. — Крольчатина? А я только села на диету,— Соня на секунду задумывается, стоит ли ей пренебречь своими принципами из-за плана или импровизацию она сегодня не осилит. Антон хочет сказать, что она будучи на диете, совершенно не уступает ему в калориях, прибавленных из-за алкоголя, но благоразумно умалчивает, не желая испортить и без его едких комментариев поганое настроение подруги. — Стоит тебе хотя бы кусочек попробовать наших блюд, как от твоей диеты не останется и следа, — бармен по привычке начинает льстить ресторану, пересыпая белый порошок в пустую посуду, предназначенную для пищевых добавок. — Точно, вам ведь это неинтересно. Мне даже обидно. — Налей Шато Пальмер,— Антон с барменом переглядываются. — О, так ты уже рвешься в бой, — бармен ставит бокал на стойку, после чего отворачивается к огромному стенду с алкоголем. Антон возвращает взгляд в зал: он уже давно перестал внимательно следить за каждым движением этого парниши. Они достаточно давно и без изъянов работают вместе, чтобы бармен мог получить всеобъемлющее доверие со стороны мошенников. Мысли о бармене заходят в тупик, когда Антон понимает, что он даже имени его не помнит. Это приводит его в настолько сильное замешательство, что он спешит найти на чёрной рубашке бейджик с именем, в момент подачи бокала с игривой жидкостью: — Да, мне не терпится потрахаться с красным кляпом во рту, Ханья. — Прошлый раз я не заметил в тебе столько энтузиазма,— смеется бармен, ориентируясь в мыслях мошенника через его голубые глаза,— Энтони. Улыбка Ханьи, похожая на оскал Чеширского кота, расползается на лице сильнее прежнего, пока Антон с лицом, будто он вспомнил, что забыл выключить утюг дома, забирает алкоголь и спешит к двери, отделяющую светлый банкетный зал от гремящей музыки и запаха пота. Он еще не привык к этому настолько. Это его только четвёртый раз. Черт возьми, он еще нервничает. — А моей дорогой Диане под сегодняшние настроение и наряд подойдет Пьер Гайяр? — последнее что слышит Антон, и, бросив взгляд через плечо на барную стойку, где профессиональная улыбка бармена направлена на Соню. А она сегодня не в настроении щебетать и слушать последние слухи. Она сегодня вообще не в настроении. Коридор достаточно длинный, чтобы до приемного зала для светского и опрятного вида не мог дойти позор за звукоизоляционными стенами последней белоснежной двери с золотыми орнаментом и ручками в коридоре. Красная дорожка, расстеленная до тех самых врат в преисподнюю, резко заканчивается, стоит лишь мягким — от недавно использованного крема — рукам отворить их. На секунду ему слышится, как кто-то вступает на красный ковер вдоль коридора, а это значит, что кто-то все-таки клюнул на него. Что-то внутри Антона (из-за резкой смены обстановки) встряхивает все внутренности вниз, к пяткам, но он поднимает их вместе с уголками губ. Светодиодные лампы и кальяный рэп хлыстом обрушаются на его тело, пробирая до костей и заставляя трещать грудную клетку по швам. Он видит, как пара человек, спотыкаясь, бегут в туалет, а остальные из сидящих на диване с гладкой обивкой смеются, сотрясая плотно стоящий дым вокруг их столика с выпивкой. Неужели кто-то уже отравился или накурился? Антон делает большой глоток из бокала, чтобы вернуть не только внешнюю уверенность, но и внутреннюю. Здесь все также бьются об стены пар от электронных и традиционных сигарет и терпкий запах алкоголя. Антон допивает содержимое бокала, оставляет его на ближайшем столике, и направляется к танцполу, месту, где легче всего привлечь жертву с дорогим виски и не встрять в хлам пьяный дебош.  К нему то и дело пытаются присоединиться девушки и женщины: подстраиваются под его движения, произвольно сталкивают свои тела с его, навязчиво проводят наманикюренными ноготками по всем областям тела, до которых могут добраться. Но они ему не нужны, среди девушек, на чьих всеми цветами радуги блестит глиттер, он не чувствует себя напряженно. Среди яркого макияжа на прекрасных женских лицах он в безопасности: не они без причины ломали ему руку, переломали ему все пальцы, скинули его из окна второго этажа, разбили его голову об бетонный пол или выебали его за школой, только потому что он не дал изнасиловать одноклассницу неделей ранее. Но ничего страшного, его психика нашла в себе силы отправится и на месть оставила крохи. Их достаточно, чтобы за свои деяния Антон не чувствовал угрызения совести. Хотя, скорее всего, она исчезла из его тела тогда, когда один из мучителей вталкивал его голову в унитаз, чтобы тот в воде «подумал над своим поведением», задыхаясь и бессильно стараясь приподнять голову с помощью обессиливших и разноцветных от синяков рук. Сильные руки выхватывают его за запястье из своеобразного кокона безопасности и воспоминаний, вызывающих нервное покусывание губы, под недовольные вскрики девушек. Антон, зажмурившись и радуясь, что не одел сегодня очки, иначе он точно сейчас бы их потерял, недовольно шипит от неожиданного дискомфорта и чужой руки, которая внаглую прижимает его тело к другому за одну из ягодиц. Незнакомец оказывается на полголовы выше него. — Столько красивых девушек, а ты ни на одну не смотришь,— первым делом Антон встречается с карими, пышущими озорством глазами, а потом переводит взгляд на ладонь, держащую его запястье железной хваткой. Он отлично знает цену наручным часам, которые игриво переливаются под голубым светом. Они стоят больше его видеокамеры. Они стоят дохуя. Все что может сейчас сделать мошенник, так это уместить свободную руку на чужое плечо. Незнакомец определенно рад быстрому ответу. — А по тебе и не скажешь, что любишь кататься на хуе. Но я рад, что твое лицо обманчива. —  И какое же лицо у геев? — старательно расслабляется Антон в чужих руках, покачивая бедрами в такт музыке и не обращая внимания на пристальный чужой взгляд и руку, сжимающую ягодицы. Рука с часами скользит в его ладонь и переплетает их пальцы. Что ж, это даже нежно. — Оно не выглядит растерянным, когда такие прелестные глазки видят, что с ними танцует мужчина, а ты как испуганный щенок, — смеется на ухо Антону, опаляя горячим дыханием с еле проскальзывающими нотками рома, и прикрывает Юлая, словно одеяло. В таких своеобразных объятиях со спины незнакомца можно увидеть лишь голову с растрепанными каштановыми волосами хозяина белоснежного щенка. — Я — Дэвид. Хах, теперь Антон может с точностью сказать, кто перед ним: Дэвид Сафонов — отпрыск какого-то спортсмена, который постоянно вкладывал сбережения в иностранные компании и не хило на этом заработал. Так не хило, что после спортивной травмы в его семье нет толком ни одного зарабатывающего человека, но живут они также роскошно, как и на пике спортивной карьеры главы семьи. — Энтони,— тоже на ухо вполголоса представляется в ответ, после чего не может сдержать стон: рука, доселе лежащая на ягодице, пробирается под рубашку и водолазку и легонько проводит по нижним позвонкам, пока чужие зубы впиваются в светлую кожу. Резко, без предупреждения. Но Дэвид, лизнув место укуса, лишь поднимает голову и восхищенно выдыхает. — Красивей стона в жизни не слышал. — Бесстыдный льстец. Антон соврет, если скажет, что от бархатистого смеха Дэвида у него по спине не пробегают мурашки и щеки не розовеют, словно по ним мимолетно проходятся розовой акварелью. *** Антон толком не мог рассмотреть под светодиодными прожекторами внешность Дэвида, зато ему дается полномасштабный обзор на него сейчас, рядом с барной стойкой, пока тот ждёт какой-то новый напиток от Ханьи. У него приятная смуглая кожа, нос с выразительной горбинкой, полые губы всегда плотно сжаты, если их обладатель молчит, а на голове ворох растрепанных волнистых волос. Он идеально вписывается в банкетный зал, как и в танцпол, благодаря черной рубашке и дорогим часам на руке. Антон чувствует себя в безопасности, видя в другом конце зала Соню, прижимающуюся к незнакомому ему мужчине и улыбающейся Оксане, которая за пианино отбивает черт его знает какую симфонию Бетховена, и краем уха слушая разговор между барменом и его новоиспеченным знакомым, изредка смеющимся и выпивающим виски с глицином, о котором Дэвид даже не подозревает. Ханья умудряется подсыпать порошок даже под не мигающем взгляде собеседника, как кажется Антону. Бармен точно посмеется над ним, если узнает об этом, и укажет на предельно очевидные детали в поведении жертвы: он уже пьян и жмурится, когда хохочет. — Я скажу тебе заранее,— подмигивает Ханья Дэвиду, который широко улыбается и готов слушать любую чепуху от него и верить. Кто же знал, что он следующих слов у Антона будет готов сгореть пукан,— бери наручники с мягкой оберткой внутри. У него очень нежные руки, ими он творит чудеса. Дабы сохранить нервную систему Антону стоит напиться, но он, к собственному разочарованию, на работе. — Хахах, я с удовольствием это проверю,— подмигивает Антону Дэвид с такими выражением лица, от которого обычно девочки в фильмах верещат, и мошенник обязательно оценил бы это по достоинству, если бы не прикидывал через сколько этого осла собьет с ног снотворное. И все же, слова о наручниках — явный сигнал, что работа Ханьи закончена, и пора действовать уже Антону. Он поднимется с барного стула в светлой обивке, в отличии от клубного из черного дерева, и вплотную подходит к Дэвиду, легонько проводит концами пальцев по его бедру и говорит низким голосом, не разрывая зрительного контакта с жертвой: — Ну, так вперед. Антон уверен, что Дэвид, благодаря дополнительно расстегнутой пуговице, заметит портупею на его грудной клетке, отделенную от голой кожи черной водолазкой, а от чужих глаз — белой рубашкой. Он направляется к лифту и слышит, как бармен задорно прощается с ними, но не поворачивается для проверки, потому что смуглая рука мигом ложится на его талию, чуть сжимая, будто старается коснуться кожи через слои одежды. — Как ты и говорил. У этого бармена самые лучшие напитки. Прям с ног валят, хах. Стоит дверцам лифта закрыться, как Дэвид касается пухлыми губами шеи, после чего мягко целует и вдыхает аромат кожи, который наверняка неоднозначен из-за смешавшихся запахов Геля для души и сигарет. — Блядские родинки,— шепчет Дэвид, перемещая свои губы немного правее, видимо к следующему маленькому родимому пятну.— Надеялся, что мне показалось, когда мы танцевали. Но их у тебя много. — Ты еще веснушки не видел,— усмехается Антон, заводя руку за спину жертвы и запуская ее в его темные волосы. Дэвид резко отстраняется, и Юлай на секунду даже пугается перспективы испортить весь вечер из-за случайно брошенной фразы, но смуглая рука сильнее отдергивает ворот водолазки, открывая своему взору часть ключицы. И правда, веснушки лежат на ухоженной коже беспокойной россыпью и тянутся нестройной лестницей внизу под портупею. К счастью Дэвида, пуговицы на чужой рубашке легко поддаются, буквально вылетая из-под длинных пальцев, чего нельзя сказать о ремешках на груди. — Не спеши,— на выдохе произносит Антон, оттягивая за волосы, дабы жертва наконец вышла из возбужденного оцепенения. А Дэвид, правда, выглядит, как возбужденный щенок, который изо всех сил старается показать радость от встречи с хозяином, нужно только хвостик прицепить, чтобы он мог махать им, как маятником. Когда двери лифты открываются на этаже с номерами, две девушки видят в нем поднимающего с пола белую рубашку Антона с наполовину свисающей портупеей и стоящими к ним спиной Дэвида, у которого в пух и прах растрепанные волосы завораживают и придают больше красоты точенному лицу. Мошенник усмехается многозначительному переглядыванию девушек друг с другом, пока Дэвид от нетерпения недовольно и быстро бьет носком обуви по полу. Как дите малое. Антона он подхватывает под локоть и тащит в номер с такой силой и торопливостью, что можно подумать, будто он поймал вора в своей квартире и ведет в полицейский участок, но до этого еще нужно добраться. Сам же Юлай ломает голову, когда же сработает снотворное и какую дозу влил в жертву Ханья, раз Дэвид с такой силой тянет его за собой, только чтобы потрахаться и поглазеть на веснушки. Белоснежная рубашка снова оказывается на полу, как только дверь в личный номер Дэвида запирается. Антон без лишних слов позволяет стянуть портупею и водолазку, после чего его жертва льнет своими пухлыми губами к подбородку, проводя носом с горбинкой по зарумянившейся щеке. Чуть спотыкаясь почти на каждом шаге и целуясь, размазывая собственные губы об чужие, они наконец-то добираются до столь желанного места, как кровать. У Дэвида перехватывается дыхание и стоит колом от вида полуголого Антона в черных брюках и в гартерах, в родинках и в еле заметных веснушках. Он проводит ладонью по собственной скуле, прикрывая изогнутые в упоении губы. Антону не особо хочется провести ночь с ним, вместо того, чтобы обчищать карманы того дорогого пальто, которое он заприметил, когда они целовались в коридоре, но лежать с голой грудью и с полустоячим хуем, пока на него смотрят голодными глазами, тоже не входит в его планы, поэтому он пинает пяткой колено Дэвида, от чего тот не может сдержать смех и нависает сверху, перед этим раздвинув чужие ноги. Красота. Губы Дэвида касаются мягкой кожи на шее и замирают в чувстве блаженного ощущения пульса под ними. Бледные, по сравнению с кожей хозяина дорогущих часов, пальцы торопливо растёгивают, а после стараются стянуть черную рубашку. Антон снова замечает этот пытливый взгляд на гартерах и своем паху, ждёт, когда Дэвид скинет рубашку, и дождавшись, за шею притягивает его к себе с крепким поцелуем в губы и с мелкой дрожью в коленях. По телосложению понятно, что Дэвид ходит в спортзал больше, чем Антон, и завалить его самостоятельно будет трудно, как хорошо, что есть великое множество всяких препаратов. Юлай старательно не признается самому себе, что ему нравится проводить ладонями по его рельефным рукам, пока их крепкие бедра трутся друг об друга, и уши тонут от легких, тихих стонов. Антон и не сразу замечает, как Дэвид берется за собственную голову и тяжело наваливается на него в попытке найти опору. Мошенник с радостью играют эту роль, приобнимая того за плечи. — Прости, красавчик, видимо, перепил,—  переваливается на свободную часть кровати, а Антон шепчет, что сходит за водой. На самом деле, он идет в ванну, чтобы разобраться с проблемой, образовавшейся во время прелюдий в штанах. Вернувшись в спальню, Антон видит полуголого Дэвида, который тихо сопит в белоснежную подушку. Юлай решает проверить крепкость сна, посвятив фонариком телефона в глаза спящему. Тот ни разу не сморщивается. Отлично, можно приступить к делу. Первым делом, Антон отправляет сообщение о заснувшем одной из горничных, а потом принимется открывать все шкафчики, тумбочки, стеллажи и даже натыкается на чемодан, который спрятан за двуспальной кроватью. К приходу девчушки с объёмной спортивной сумкой он пытается заглянуть за «Охотников на привале» Перова. — Где Диана? — интересуется Антон, после чего огорченно вздыхает, ибо за картиной никаких тайников нет. Он даже разочарован. В номере этажом выше за «Золотой осенью» Левитана стоит не хилый сейф. — С гостем,— ни на секунду не затормозив, горничная запихивает несколько браслетов из натуральных камней в сумку и тянется за коробочками, которые оставил минутой ранее на полу Антон. Сам же мошенник, оценив ее работоспособность, отправляется в ванную, чтобы забрать какое-то кольцо, мирно лежащее на полочке за зеркалом. Цепкие голубые глаза внимательно рассматривают все убранство помещения, прежде чем выйти из ванной, прихватив вдобавок к украшению шампунь, безумно понравившийся Соне. При открытии сумки он удивляется наличию в ней белоснежных полотенец и халата, на что горничная отвечает безмолвным добавлением к своей добыче бальзама для волос. Ок, это можно считать платой за ее сегодняшнюю работу. Портупею Антон решает сложить в ту же сумку, желая одеть поверх водолазки белую рубашку, но ее безобразный вид от многочисленных падений за этот вечер совсем не радует голубые глаза. Не долго думая, он забирает из багажа Дэвида черную рубашку, оказавшуюся на размер больше, и одевает вместо белой. Отправив горничную восвояси вместе с полной сумкой, которую он предварительно помог спрятать в тележке с химией и разными принадлежностями для уборки, Антон снова остаётся один на один с полностью беспомощной жертвой, жизнь которой в руках человека, который уже убил один раз. Случайно, и все же. Произошедшее девять дней назад, когда их последний раз здесь видел Ханья, и Оксана до самого утра отбивала баллады, поэтому ему пришлось торчать в номере с трупом всю ночь, оставило достаточный отпечаток на внутреннем состоянии Антона. Виноватым он себя не считает, ибо его действия подкреплялись инстинктом самосохранения, но факт убийства из головы стереть при всем желании не может. По сути, Дэвид чем-то отличается от них всех, но является их неотъемлемой частью, ведь он заинтересован в Энтони не как человеком. Из-за таких как он, ему и пришлось броситься в бега, оставив свою семью и незаконченное образование в юридическом. Семья... плакаты музыкальных групп на белоснежных стенах, приготовленная утром мамой яичница, повсюду валяющиеся книги и клубки всевозможных прядей и нитей и тихие семейные прогулки по городу — как это было давно. Сейчас там точно все по-другому: другое начало утра, другая громкость шагов и никакого упоминания о сыне, который когда-то был студентом, приезжающим только на выходные. Там, наверное, и солнце теперь по другому светит. Антон хочет добраться до той самой квартиры ветром, забраться в открытое только для него окошко и пробежаться по материнской улыбке и строгим отцовским очкам. Быть может, они на секунду вспомнят о блудном сыне. А это значит, что, возможно, когда-нибудь они простят ему все, и ему не будет стыдно смотреть им в глаза. Может быть. Не отрывая взгляда от спящего Дэвида, Антон ждёт сообщение от Оксаны, и когда получает его, вскакивает с дивана и чуть ли не бежит к выходу. В момент с прикосновением ручки двери и его кожи, он возвращается в спальню, чтобы все-таки стянуть со спящего те самые дорогущие часы. — Ты в последнее время много себе позволяешь,— не может не отметить смену рубашки Соня, увидевшись с Антоном. Он ничего не отвечает ей, лишь отсалютывает Ханье и разворачивается к выходу. Соня спешит следом. Они выходят за пределы территории клуба с отелем, переходя на другую сторону улицы, где их уже ждёт Оксана, проверяющая багажник, в котором должна находится сумка с сегодняшней добычей. Флафф проходится скептическим взглядом по внешнему виду Антона и фыркает.  — Соня, наругай его, — первым делом тыкает наманикюренным указательным пальцем в грудь Антона Оксана, а потом берет за край рубашки и трясет ткань. — Он совсем не заботится о нашей безопасности. Скоро всю нашу шарашкину контору прикроют. — Дети, в машину,— командует Соня, садясь на переднее сиденье,— иначе я ваши записки за хорошее поведение... — Отберешь,— вместе отвечают Оксана с Антоном, расходясь по местам. — И все же, — Соня разворачивается к Антону, устроившегося на заднем сидении, и ее глаза игриво блестят из-за выпитого алкоголя и неприличных мыслей,— вы друг друг подходите. Ваше знакомство вполне сойдёт за начало любовной истории. — Сплюнь. Я протестую даже против намёка на «Хрупкое равновесие» в своей жизни!