Когда потухнет солнце

      Ужасное чувство беспокойства витает в атмосфере. Каждый, кого знает Томас, игнорирует это, но сам парень не может. Его душа мечется из стороны в сторону, пытаясь отыскать нужное местечко, но постоянно падает в бездну. Эта пропасть большая, настолько, что в сердце тупая пустота, которая пронзает насквозь. Несколько тысяч раскалённых ножей было бы легче вытерпеть, чем это непонятное для юноши состояние.       Тихая Гавань — место, в котором ты чувствуешь себя защищённым. Подростки снуют туда-сюда, переговариваясь тихо-тихо, словно кто-то пытается подслушать их диалог. Наверное, это странно, но почти каждый привык не нарушать тишину. Чтят память тех, кто не успел увидеть этот маленький мирок, где тепло не из-за постоянного солнца, а из-за круга дорогих людей?       А точно ли дорогих?       Томас прикрывает глаза, когда лучи пробираются через ткань в палатку. Да, даже спустя год он отказался жить в каком-нибудь доме: всё же это он вытащил всех из самой настоящей задницы, и теперь заслуживает должного отдыха. Но ему казалось, что это неправильно. Брюнет привык к другой жизни, и она ему не казалась какой-то неправильной, скорее размеренной.       Его сердце сжималось в комочек, когда он вспоминал тех, кого не успел спасти и кого утянула за собой вспышка.       Чак. Маленький мальчик, у которого вся жизнь была ещё впереди. Тот самый ребёнок, который надеялся увидеть своих настоящих родителей, обнять их и больше никогда не отпускать.       Уинстон. Парень однозначно не был виноват в том, что произошло в его жизни. Фрайпан даже сейчас вспоминает его, горько усмехаясь, в душе надеясь, что ему на небесах хорошо. А есть что-то после жизни? Томас надеется, что да, есть.       Тереза. Девушка даже тогда думала о человечестве. О том, как спасти всех, а не только свою шкуру. «Предатель». Но с огромным сердцем, которое до конца жизни билось в надежде, что есть хоть какой-то шанс на спасение. Ради матери, по крайней мере.       Алби. Тот, кто показал и рассказал ему о том, как стоит выживать. Не жить, а выживать, потому что в этом мире, где одна только опасность, невозможно спокойно существовать: приходится оборачиваться на каждый шорох, ожидая малейший подвох.       Ньют. Вспышка забрала его, оставляя только злосчастное письмо, которое хотелось разорвать в клочья, обращаясь к Всевышнему, почему он так жестоко поступил с блондином. Он не заслужил такое, он обязан был дойти до самого конца, он обязан был сидеть сейчас тут, греясь на солнце и разглядывая горизонт. Так не хватает его поддержки, его солнечной улыбки, которая говорила, нет, кричала, что всё будет хорошо, что Томас делает всё правильно. Брюнет нуждался в этом, но не мог найти ни в чьем лице то, что ему нужно. Спокойствие кануло в небытие вместе с Ньютом, стоило ему только закрыть глаза.       Его жизнь похожа на рутину: он просыпается, ест, обходит лагерь и ложится спать, потому что только во сне можно увидеть тех, кого сейчас рядом нет. Бывшие грейдеры всячески пытаются подбодрить парня, но это невозможно, потому что он собственноручно копает яму. Просто, мать вашу, уничтожает себя.       — Томас, — Минхо заглядывает в палатку, — ты меня слышишь?       Парень медленно кивает. Вообще, ему не очень сильно хотелось что-то делать: он предпочитал лежать и молиться, что скоро его жизнь закончится. Почему именно его судьба выбрала как козла отпущения? Почему именно он должен страдать из-за того, что вовремя не спас своих друзей? Это тупое самокопание до добра не доведёт, но, кажется, юноша по-другому не может: он словно привык каждый день анализировать всё, что было в его жизни не так, как стоило ему поступить, чтобы не случилась беда.       И именно такими мыслями он рыл себе яму. Не замечая никого на своём месте, Томас продолжал каждый вечер глядеть на темное небо, вспоминая ночи в Глэйде. Даже несмотря на то, что он там был всего несколько дней, парень ощущал эту тягу к тому месту, будто оно для него было что-то больше, чем тупой эксперимент ПОРОКа. Ему казалось, что, стоит только закрыть глаза, как в ушах раздастся скрежет гривера, а через несколько секунд монстр разорвёт его на клочья.       Томас прикрывает веки, а в воображении появляются синие глаза, смотрящие с беспокойством. Тереза. Она отчаянно глядит на парня, прикусывая губу, и молча, без единого слова просит прощения за все, что сделала. Стоит брюнету только повернуть голову в сторону, как взгляд сталкивается с ореховыми очами.       «Томми, почему ты такой потерянный? Разве не ты хотел спасти всех?» — голос Ньюта — как самая настоящая мигрень, которая разрастается, превращаясь в опухоль. Как жаль, что ее невозможно убрать, только если пулей в висок.       — Томас, прием, — азиат дёргает брюнета за ногу, чтобы тот наконец обратил на него своё внимание, — тебя Винс зовёт, ему нужно кое-что тебе показать. Давай быстрее, — вздыхает, не сводя глаз с парня. Да, ему однозначно трудно от осознания, что друга не получается достать из этого состояния, но он отчаянно пытался, честное слово.       Вытаскивал куда-нибудь, знакомил с девчонками из других лабиринтов, но Томас очень умело игнорировал их, явно предпочитая посидеть возле моря, разглядывая груды камней, напоминающих ему всё самое ужасное. Даже Бренда перестала бороться с его настроением, соглашаясь с Хорхе, что «ему просто нужно время, не мешайте, иначе станет только хуже». Но лучший друг не мог просто так отступить!       — Неужели без меня это невозможно? У него есть Галли, который, как я вижу, очень хорошо осваивается в этой местности. По крайней мере, получше, чем я.       — Именно поэтому ты и нужен. Они к хренам уничтожат друг друга, если мы не встрянем, но что-то я не хочу один умирать.       — Решил и меня убить? — Томас горько усмехнулся и поднял голову, выгибая бровь. Минхо, наверное специально, отодвинулся в сторону, из-за чего лучи солнца ослепили глаза.       — А ты будто сам себя не убиваешь.       — Мне эта смерть больше нравится, чем от рук Галли или Винса. Что у них там произошло? Что они на этот раз не поделили?       — Придёшь, и они тебе всё расскажут. Ну, если ты, конечно, успеешь. Я к Бренде, она позвала меня, ещё и у Хорхе какая-то херня с бергом.       — Лучше бы гривер меня сожрал той ночью, — Томас поднялся, часто моргая, чтобы привыкнуть к свету. Минхо сделал вид, что ничего не услышал, и ушел в противоположную сторону. Ему однозначно не нравились эти мысли.       Но брюнет ничего не смог с этим поделать. Ему казалось, что во всём, что случилось, его вина: не пошел бы он на ночь глядя в лабиринт, все остались бы живы. Минхо бы точно нашёл место, куда можно было бы спрятать Алби и сам бы унесся в другой угол, лишь бы подальше от машины-убийцы. Казалось, предназначение Томаса было умереть где-нибудь в лесу ещё тогда, когда на него напал Бэн, но почему-то судьба решила сжалиться над парнем, подарив новые испытания, которые он проходил через потери близких ему людей.

***

      Когда кареглазый говорил, что не против был бы умереть ещё в лабиринте, он был абсолютно прав: Галли и Винс что-то ожесточённо делили. Это было слышно даже за несколько километров от домика с картами.       — Том, — позвал его нежный голос. Девушка медленно обошла юношу, поправляя и отряхивая руки о колени, — ты бы мог посидеть с Сэмом?       — Если меня не убьет раньше времени Галли, то я был бы не против.       — Мне кажется, они быстрее друг друга перебьют. Ругаются с самого утра, невозможно подойти и поближе. Даже не хочу вдаваться в подробности, снова из-за фигни всякой, — она пожала плечами. — Тогда я могу на тебя рассчитывать?       — Тот, кто спас всех нас, стал нянькой? — Бренда появилась тут как-то слишком неожиданно.       Соня повернула голову, одаряя девушку скучающим взглядом.       — Ну раз уж тебе потом нечего будет делать, то, будь добор, разбери свои ненужные коробки. У тебя столько всякой хуйни, — она осеклась, явно поджидая слов, что «ребёнок рядом, не стоит так говорить», — там лежит. Уверена, что-то полезное мы точно там найдём.       Томас прикрыл на мгновение глаза. Целый год он не притрагивался к этой коробке, зная, что там лежит. Подаренный родителям кулон Чака и написанное уже заражённым вспышкой Ньютом письмо. Да, точно не то, что хотелось бы сейчас читать парню. По крайней мере, даже видеть. Кажется, и через десять лет он не решится выкинуть этот хлам.       «Только когда я умру» — прошептал внутренний голос. И он был чертовски прав.       — Вряд ли он там найдет сыворотку от вируса, — Минхо подлетел к Бренде, передавая какую-то непонятную книжку, скорее всего нужную Хорхе.       — Если постарается, то найдет. В любом случае, именно это сейчас и нужно Галли. Он почему-то всю неделю только об этом говорит. «Вирус прогрессирует, скоро и здесь нас ждёт тотальный пиздец», — спародировав речь парня, девушка прикусила язык, словно сам Галли смог бы её сейчас услышать.       Брюнет поежился. Что-то ему не нравилась перспектива, что вирус начал мутировать. Естественно, этого стоило ожидать, но ещё одного сюрприза от жизни он не хотел получать: уж больно мало друзей у него осталось, ни единого нельзя было потерять.       — И ты в это веришь? — азиат выгнул бровь, перекладывая в рюкзак ещё несколько инструментов.       — Лично я — нет, а вот Хорхе — да. Он ещё в понедельник весь заведённый ходил. Начал заниматься бергом только после пламенной речи Галли и нескольких матюков Винса, который отказывается верить и говорит, что «это пиздеж чистой воды».       Кареглазый закатил глаза. Нет, серьёзно, существует вообще отдых от всех этих опасностей?       — В любом случае мне сейчас будут промывать этим мозги. Сонь, я когда освобожусь, сразу же приду. Можно мы с ним вместе разберём эти злосчастные коробки? — девушка кивнула, и Томас, не дожидаясь чужих слов, пошёл в сторону своей смерти: в лапы к разъяренному Галли и точно такому же Винсу.       Его настроение улетучилось ровно в тот момент, когда друг слишком громко крикнул на мужчину. До этого молча стоявший в стороне брюнет поежился от нового мата, явно понимая, что ещё чуть-чуть и будет драка. Бывший глейдер скалился, отстаивая свою позицию.       Кареглазый вздохнул. Прикрыв веки на несколько секунд, надеясь, что сейчас получится улететь в другую вселенную, Томас скучающе подал свой голос:       — Вы как маленькие дети.       — А ты как взрослый, — Галли огрызнулся, не соображая, что сейчас может с лёгкостью потерять хотя бы одного союзника. Минхо ещё в самом начале отказался участвовать в этой битве, предпочитая слинять под шумок. Нет, он не был трусом, просто перспектива быть убитым одним только взглядом парня ему не очень нравилась. Всё же он предпочитал сломать себе ногу или руку, помогая Бренде, а не шею из-за перепалки с Галли.       — Знаешь что, Галли, как сильно я бы тебя не уважал, но ни одна душа вместе с тобой не пересечет границу, ты меня понял? Нас и так очень мало, а твой больной разум решил нас сократить вдвое! Тебе не кажется, что это бред? — Винс облокотился руками о стол, заглядывая в глаза напротив. Видимо, парня это не очень сильно задело. А должно ли было?       — Ты же знаешь, что я прав, — сделал глубокий вдох перед тем, как продолжить. — Эллен. Она сказала, что вирус растет в геометрической прогрессии. Ты серьёзно думаешь, что сможешь дальше прятать их здесь? Шизы мутируют, придурок! Насколько процентов ты уверен, что каждый из нас имеет иммунитет?       — Множество, слышишь? Множество имеют иммунитет, и это не значит, что они должны жертвовать собой. Просто наслаждайся жизнью, салага, — выплюнул Винс, отчётливо понимая, что Галли на пределе.       И он был чертовски прав: парень за считанные секунды преодолел расстояние, мёртвой хваткой впиваясь в плечи. Его ноздри раздувались из-за злости, а в глазах плескались самая настоящая ненависть и страх. Страх за то, что они не успеют, что они не спасутся от этого ада. Казалось, только начинался первый круг, но уже столько бессмысленных жертв: по пальцам не пересчитаешь.       Сжав челюсти, бывший глейдер прошипел:       — Перестань хоть когда-нибудь думать о себе, подумай о тех, у кого нет шанса выжить в присутствии этого вируса. Неиммунные. Ты сам потерял слишком много людей, и хочешь дальше жить на волоске от смерти?       Томас, вспомнив о своём существовании в данную минуту, встрепенулся и преодолел расстояние между ними, заглядывая в бешеные глаза.       — Успокойся, Галли. Зачем вы меня вообще позвали? Чтобы я стал свидетелем чьей-то смерти?       — Ты мне нужен, — парень отодвинулся, потирая шею. — В твоей голове, я уверен, остались местоположения других лабиринтов, где может лежать то, что так нужно нам. Сыворотка, которая помогала от гриверов. Не думаю, что она поможет и от шизов, но попробовать стоило бы. В любом случае Эллен справится с этим. Только не говори, что ты тоже считаешь меня сумасшедшим, — вымученно просипел.       Брюнет закатил глаза. Внутри него поселилось сомнение. С одной стороны он хотел полететь на поиски, но с другой — всё кончено, все лабиринты уничтожены, а найти что-то новое в разгромленных зданиях ПОРОКа было невозможно.       Его душа рвалась туда, но разум кричал о том, что там ничего нет. Только пустота и вирус, который, скорее всего, мутировав, уничтожит даже его. Вряд ли судьба пойдёт на уступки, и иммунитет спасёт его.       Нет, в этой ситуации не Галли сумасшедший, а Томас, у которого от одной только мысли о спасении друзей загораются глаза. Может, именно так у него получится помочь и искупить свои ошибки? Может, только таким образом его совесть будет чиста?       — Я бы сказал это, когда только попал в глэйд, но сейчас скажу, что я подумаю. Дай мне сначала разобраться со своими проблемами, а потом будем спасать мир.       — Томас, ради всего святого, выбери правильное решение, — Винс умоляюще посмотрел на него, провожая взглядом.       Брюнет кивнул. Он однозначно сделает правильное решение, потому что от этого зависят жизни невинных людей. Наверное, Тереза была бы рада, услышав эти слова. Всё же именно такой у неё был слоган, правда действовала девушка гораздо радикальнее.       — Не переубивайте друг друга, хорошо? Всё же вы вдвоём хотите выйти без жертв, — напоследок кинул кареглазый, закрывая за собой дверь.       Холодный ветер с моря подул в лицо. Парень глубоко вдохнул полной грудью, отмечая, что сегодня солнце чересчур яркое. И именно это его насторожило.

***

      Перемены — это хорошо. Перемены — это то, что ожидает всех нас в жизни, даже если мы не так сильно готовимся к этому. Наверное, именно их нужно принимать беспрекословно, потому что спорить с самой судьбой — наживать себе самого главного врага. И Томас понял это ровно в тот момент, когда на его глазах убили Чака, а осознание подкрепило этот факт после смерти Ньюта.       Разглядывая закат в одиночестве, брюнет даже и не знал, что будет так сильно скучать по кому-то. Иногда ему становится тоскливо, что он не помнит большую часть своего прошлого: отголоски, конечно же, есть, но их слишком мало. Парень не знает свою мать, помнит только то, как тепло она обняла его в последнюю встречу, и, казалось, этого хватало ему даже в самый холодный день: погода последнее время дает свои сбои, но, наверное, никто, кроме Томаса, не замечает это. Все привыкли опускать такие моменты, чтобы голова была меньше забита дурными мыслями.       Но даже сейчас, когда солнце окрашивает горизонт в разные цвета, юноша не может сдержать порыва высказаться. Он вовремя прикусывает язык, когда маленький мальчик, лет восьми, показывает ему какую-то книжку.       — Томми, а ты помнишь какие-нибудь рассказы? — заинтересованно спросил Сэм.       По коже пробежался табун мурашек. Он всё ещё не мог привыкнуть, что этот малыш называет его так. Томми. Не Томас, а Томми, протягивая иногда первую гласную, чтобы на него обратили внимание. Сердце сделало прыжок в бездну, возвращаясь обратно, чтобы ответить на вопрос.       А помнит ли он?       В его жизни было слишком много этих тупых перемен, которые стерли даже банальные рассказы. Нет, естественно он помнит что-то, только не тщательно. По крайней мере, поверхностно рассказать «Маленького принца» брюнет сможет. И Гамлета, если попытается.       Нет, он однозначно хорошо помнит только свою работу на ПОРОК и ужасные дни, которые ему пришлось пережить сначала в глэйде, а потом в жаровне. У него не было так много времени, чтобы выискивать какие-либо книжки в домах: голова была забита абсолютно другим. Да, может в детстве ему и читали что-то такое, но стертая напрочь память не позволяет собрать картину во что-то единое.       — Да, но не очень хорошо. Думаю, Соня знает больше.       — Она рассказывала мне историю про Робин Гуда ещё в правой руке, но сейчас у неё как-то слишком много занятий. Мне кажется, мы отдалились друг от друга. Я уже не маленький мальчик и сам понимаю, что так и должно быть, но.... Мне не хватает её.       Томас взглянул на мальчика. Золотистые волосы зашевелились из-за легкого порыва ветра. Пальцы перебирали вещи в коробке, доставая какие-то непонятные безделушки, с которыми в дальнейшем можно было бы поиграть. Брюнет не сводил с него глаз. Именно в эту минуту ему казалось, что рядом с ним сидит Ньют. Маленький, хрупкий, любознательный. Лишний раз кареглазый хотел назвать его именем своего лучшего друга. Мёртвого лучшего друга.       — У взрослых свои заморочки, — как-то обречённо сказал Томас, вызывая улыбку у мальчика.       Повисла тишина, но было ощущение, словно в голове прошёлся целый парад. Сэм медленно отложил коробку в сторону, принимаясь за другую, красного цвета. Брюнет застрял в своих мыслях, не слушая, что ему говорит ребёнок.       — Томми, а это что? — малыш повертел в руках листок. — Дорогой Томас, — начал было он, как кареглазый мгновенно вырвал письмо из рук. Сэм даже не успел среагировать, жадно хватая воздух, словно только сейчас увидел заражённого шиза. — Ты чего? — выгнул бровь, приближаясь, боясь спугнуть парня.       Парень глотнул воздуха, сжимая пальцами записку. Глаза зацепились за ровный почерк. «Он нашёл коробку, связанную с самыми больными воспоминаниями» — завыл внутренний голос, оповещая, что сейчас не самое время кидаться в панику, хотя так хотелось. Эта коробка именно по этой причине и была красной, чтобы никто, особенно юноша, не трогал её, а сейчас в его руках так называемая лопата, которой парень пытался закапывать яму, но в итоге вырыл её за считанные секунды.       Сэм щелкнул пальцами перед лицом. Томаса резко ударило по голове молотком, и он, выровняв дыхание, облизнул пересохшие губы.       — У взрослых свои заморочки? — мальчик усмехнулся. Парень кивнул, силясь что-то сказать ему в ответ. — Смотри, там ещё что-то есть, — вытащив старую рацию, ребенок повертел ее в руках. — Вау, я такое видел только у Хорхе, но даже у него она сломана.       — Это очень старая модель. А у Хорхе всё, что попадает в руки, ломается к хренам, — прикусив язык, кареглазый глянул на Сэма. — Ты не слышал этого, понятно?       — Почему все ведут себя со мной, как с маленьким? — вздохнул. — А где вторая? Она у Минхо или у Галли? Или, может быть, у Бренды? Хотя по ней не видно, что она пользуется таким: ей по душе кричать на всех, когда её не слушают.       — Эта рация была с нами в Последнем городе. Мы стащили у друга Галли парочку для связи, — проигнорировав слова о подруге, ответил он. — Странно, что её никто ещё не прибрал к рукам.       Воспоминание обдало холодной водой, стоило только пальцам почувствовать холод металла. Бывают такие вещи, которые выбрасывают из реальности, возвращая в прошлое, а в случае с юношей туда, откуда хотелось бежать, как от главного ночного кошмара.       Та ночь, берг, рация и Ньют. Слова о том, что всё будет хорошо и что они помогут друг другу канули в пустоту, потому что в итоге блондин не спасся, а глухая боль, разрастающаяся в организме, напоминала о том, что не со всем можно помочь. Иногда в голове возникает образ друга, но сейчас это происходит реже, чем в самом начале. Ох, тогда Томас словно бредил всеми теми, кто не дожил до Тихой Гавани. Ночью ему мерещился силуэт Чака, а утром в зарослях деревьев появлялась тень Терезы, которая вот-вот должна была выйти и сказать, что нашла что-то новое.       И ведь только один силуэт Ньюта ему остаётся недосягаем. Он был загадкой с светлыми, как солнце, локонами и шоколадными глазами.       — Если ты сейчас не спрячешь её, то заберут, — кивнув в сторону приближающегося Минхо, Сэм самодовольно улыбнулся, закрывая коробку. — Думаю, это твое личное, поэтому покапайся там сам, хорошо? А я возьму вот эту книжку, — схватив какие-то бесполезные комиксы, ребенок встал и пошёл в противоположную сторону от азиата.       Томас проследил за ним взглядом. Все же этот мальчик слишком смышлёный, даже если не учитывать, что ему всего восемь лет. Кажется, почти каждому пришлось повзрослеть слишком рано.       — Только не говори, что он ушёл, когда увидел меня, — друг присел рядом. — Как успехи?       — Ты про Галли и Винса или про коробки? — выгнув бровь, спросил парень.       — И про то, и про то.       — Галли хочет отправиться в другие лабиринты, чтобы порыскать там что-то новое. Винс, как ты понял, хочет снести ему голову за такие мысли. А коробки... Мы разобрали половину, но, думаю, там ничего стоящего нет.       — Всё меняется, тебе не кажется, Томас? Каждый день я просыпаюсь с тупым чувством, что что-то должно скоро произойти, но каждый грёбаный день ничего не происходит. Мне кажется, кто-то глумится над нами.       — Тебе не одному это кажется, Минхо. ПОРОК — это лишь часть всех тех испытаний, которые мы прошли. Я бы чертовски не хотел верить Галли, но он прав: вирус мутирует.       — И что ты предлагаешь делать? — азиат скрестил руки на груди, переводя взгляд на ночное небо.       — Я не знаю, Минхо. Я просто не знаю.       Встав с места, Томас последний раз глянул на друга. В его душе заскреблись кошки, когда он понял, к чему будут вести эти перемены.       — Винс меня уничтожит, если я соглашусь с Галли, — прошептал кареглазый. Он на секунду остановился, словно что-то мешало ему. Подняв с пола красную коробку, парень стряхнул с нее песчинки.       — Уж лучше умереть от рук Винса, чем от вируса, — горько усмехнувшись, подметил Минхо. — Боюсь, на его стороне с каждой минутой всё меньше и меньше союзников. Пора собирать чемоданы.

***

      Если день выдаётся тёплым, то ночью нужно надеется на что угодно, но не на солнце, которое уже давно скрылось за горизонтом. Даже одеяло или плед не помогают согреваться, хотя, казалось бы, предназначены они как раз для этого. Но из всего, что сейчас гложет парня, температура не имела никакого отношения к самому главному.       Чертовы шизы и риски умереть снова. Это крутилось в голове, забивалось в другой конец разума и вылетало на поверхность, напоминая о своём существовании. Однако Томас отчаянно боролся, надеясь победить бессонницу и свалиться с ног намного раньше, чем подует более холодный ветер.       Он лежал на спине, рассуждая. Его мысли, как бешеный рой пчёл, летали рядом, разбиваясь о скалы паники. Да, однозначно сейчас было труднее всего контролировать свои эмоции, но ещё труднее, когда ты понимаешь, что тебе придётся пройти ад снова, но на этот раз с новыми людьми, которых ты не должен потерять.       Ему было страшно: он не хотел подводить друзей. Ему казалось, что любое неправильное решение — смерть близкого и родного человека. Он бы всё отдал, чтобы только вернуть всё на старые места. Чтобы не было этой кошмарной угрозы, которая нависает над ними больше года.       Будто прочитав не самые лучшие мысли, красная коробка попалась на глаза. Брюнет приподнялся на локти и достал оттуда маленький кулончик, а потом и рацию. Подержав самодельную игрушку в руке несколько секунд, парень положил на место, пытаясь унять сердцебиение.       Он не плакал, нет. Он сочувствовал, что Чака сейчас нет рядом.       Повертев в руках то, чем раньше глэйдеры связывались друг с другом, он прислонил металл к губам, тихо спрашивая:       — Приём, приём, есть кто-то? — но в ответ звенящая тишина. Шуршание на той линии и не более.       Перевернувшись на спину, парень закрыл глаза. Понимание, что отодвинуть на второй план все событие в его жизни, било по израненному сердцу с такой силой, что можно было с лёгкостью проломить грудную клетку.       Вирус меняется, почти все человечество стало зомби, и что дальше? Существует ли конец? Тихая Гавань уже не кажется местом, где можно укрыться от лап приближающейся смерти.       — Томас, — позвал его голос. Парень распахнул глаза, пробегаясь взглядом по палатке: никого нет, — Том, — ещё один раз. Неужели у него поехал разум?       — Это не смешно, — гневно прошипел, поднимаясь на локти, чтобы увидеть этих проказников.       — Том, ты нужен нам.       Что, черт возьми, происходит? Он настолько сильно ударился головой, что ему мерещится всякая херня? Его сердце сделало прыжок вниз, падая в пятки. Он несколько секунд смотрел на выход из так называемого дома, пытаясь осознать, а не сон ли это.       — Мне и Ньюту. Это Тереза, — звук прервался. Томас схватил рацию, прислоняя к губам, чтобы спросить, где они, но девушка, опередив его мысли, назвала адрес: — Последний город. Найди нас, и я тебе всё объясню.