петрико́р

никогда ещё вылазка за пределы быта, насквозь пропитанного горечью маминых медикаментов, перегара отца и безобразной, изуродованной семейности, не длилась так долго. в однушке, с видом на тихую мощенную камнем дорогу, с оранжевой кружкой в зеленый горошек, лениво дымящейся на скудно обставленном столе, эндрю детмер чувствовал себя дико. так, словно в кармане завалялось несколько баксов, которые нужно уже сегодня, возможно, прямо сейчас вернуть кому-то с набежавшими, как люди в утренний вагон поезда, пенями. кому именно и во сколько — неизвестно. как минимум потому, что денежный эквивалент стал на время по-настоящему золотым* для едва ли совершеннолетнего эндрю в чужой стране. не разменять, не отдать, как следовало бы порядочному взрослому. да и где искать бесформенную эзотерическую фигуру не подсказывала даже тревога, что никак не в силах была умолкнуть хотя бы на день. хотя бы в выходной. будни, залитые до горлышка соусом хойсин*, не жалко. их не скрасит даже адам левин*, завывающий по радиоволнам «one more night». работа кассиром-администратором в китайском ресторанчике неподалеку от нового дома была, честно признаться, не пыльной. бздеть за выручкой у эндрю получалось лучше, чем непринужденно расспрашивать гостей о личных предпочтениях, как и в целом выстраивать коммуникацию с существами того же биологического рода. здесь, к сожалению, ничего не поделаешь: ему не нравились бейонсе и пиво. социальное дно не иначе. скрестив за спиной пальцы в замок, он наблюдал за немногочисленными посетителями. немолодая пара состоящая из женщины в бордовом платье, с чёрным, графичным каре, и мужчины в салатовом поло, с пробивающейся на макушке «поляной» сидела у окна, вдвоем уплетая гигантскую порцию удона. симпатичная официантка ханна, обслуживающая этот столик, уже как двадцать минут раскуривала общую пачку сигарет. оставалось только ждать и надеяться, что между стиснутыми зубами всё же лопнет кнопка. перезвон колокольчиков наполнил небольшое заведение божьей благодатью. ангел с прилизанным туго завязанным блондинистым хвостом отворил дверь главного входа. янтарные лучи детьми-прислужниками замельтешили по кафельному полу перед розовыми кроссовками. перехватив помятые «филип моррис», эндрю кивнул ханне на пару у окна. она приподняла уголок обветренных губ — точно неясно от читаемого восторга ли на сторонних лицах или от того, что ей не придётся обещать передать хозяевам ресторана азиатской кухни, что «еду стоит делать менее острой». в середине февраля в вроцлаве было тепло, практически безоблачно и до чудного для детмера, привыкшего к суете сиэтла, спокойно. район, зарекомендовавший себя на туристских сайтах как рассадник не раскрываемой, даже «мистической» преступности, оказался колыбелью в сравнении с теми же кейпинг-трущобами* на окраинах второй силиконовой долины*. разложив на слоги «ap-te-ka», он присел на корточки и похлопал по карманам расстёгнутой куртки и мягких фирменных штанов. зажигалки нигде не нащупывалось. — на. — донеслось сверху и детмер вытянул шею, поднимая взгляд с асфальта, который на вид был чище всех поверхностей в ресторане. как он и думал — перед ним стелой возвышалась долговязая фигура парня, чей правый глаз вновь прятался за лохматой челкой. создавалось впечатление будто на какие-то там пятьдесят процентов безымянный знакомец жалел о необходимости взаимодействовать с внешним миром. бледная как кремниевый мудрец, сквозь века взирающий на людей со сложенными руками с высоты соседнего здания, кожа лишь пуще дополняла образ затворника. приняв космополитный жест солидарности, эндрю обратил внимание на цвет зажигалки прежде, чем нажать на рычаг. белая.* — всё подбираешь к эмо-прикиду? — а ты к полному портрету аутсайдера? детмер издал приглушённый звук, похожий на предсмертный хрип принтера, к которому в школе выстраивалась километровая очередь каждый понедельник. его смешок споткнулся о незажившее на впалой щеке воспоминание. спустя мгновение, ровняющееся затяжке, со скрипом стартовавшая беседа свернула к логичному вопросу: — откуда ты узнал, где я работаю? — ты выглядишь, как человек, который должен работать в чем-то, — очертив в воздухе квадрат длинной, как сухая ветка, рукой, парень с игривым прищуром льдистых глаз продолжил, — подобном. ты — иностранец. незнание языка и акцент говорят сами за себя. денег на лишние расходы на транспорт у тебя, судя по расположению твоей квартиры, нет. поэтому ты выбрал бы что-то поблизости. из-за того, что ты плюс-минус мой ровесник, у тебя нет оконченного средне-профессионального либо же высшего образования. значит, фармацевт — мимо. но деньги тебе нужны, как бедному иммигранту, соответственно, ты пойдешь на физическую и моральную каторгу, чтобы хотя бы иметь минимум для существования. — вау. — эндрю стряхнул пепел, следом насыщая лёгкие кислородом, — мне, наверное, приятно получить столь подробный психологический анализ от человека, который постоянно ошивается здесь от чего, соответственно, мог бы без проблем выяснить, где я работаю. — обращайся. — предмартовское дыхание взъерошило тщательно отстроенный хаос вороньего гнезда на верхушке шести футов, — как тебя зовут? — эндрю. — детмер выставил вперёд порозовевшую ладонь, ощущая её излишнюю влажность только тогда, когда она коснулась другой, шершавой как крафтовая бумага, стёртой в некоторых участках до хлипких багряных укрытий. — доминик. — как доминик торетто*? — как доминик-джокер.* — как кто? — nieważne.* получить имя виновника шумных разборок, что попеременно разгорались у мусорных баков, то же самое, что держать кредитку особенно вредного постоянника, который попросил пробить ещё один литр имбирного лимонада. ты вроде и владеешь ценным ресурсом, но ничего в итоге не провернешь против раздражителя. власть над ситуацией у кого-то, где-то, но, бесспорно, не у обыкновенного представителя обслуживающего класса без гражданства и из ниоткуда взявшегося наследства. впрочем, он мог бы плюнуть в стакан с напитком, как мог бы бросить избитого доминика в сырой мгле арки и благополучно отужинать сендвичем с тунцом. воспользоваться привилегией не тождественно абсолютной выгоде. так или иначе, на месте преступления, связанного с гибелью несовершеннолетнего, стопроцентно столпились бы полицейские, журналисты, криминалисты и старые-добрые «вар-ва-ры», как предпочитала выражаться ханна в адрес распространителей некоторых инфоповодов. доминик же бушевал только по пятницам, без компании и будоражащего погрома спиртных сосудов. да и эндрю подогревал лбом холодное окно не от остроты слуха, отсутствия берушей или остервенелой жажды справедливости. очевидно, ему было либо очень интересно с каким счётом завершиться n-ая стычка мировоззрений, либо совсем уж скучно на пару с замызганным плеером от «sony». порой оба фактора взаимодополняли друг друга. когда сдвинулся график гладиаторских сражений в эпоху популярности дуэйна джонсона*, детмер официально устроился в ресторан, вышел из супермаркета с полным пакетом продуктов и решил отчасти, что дела налаживаются. стискивая полиэтилен, трещавший от тяжести круп, куриной грудки, сладкой кукурузы и прочих капризов организма, он растерянно взирал сверху вниз на скрюченное, едва дышащее тело. свет фонарика без прикрас демонстрировал то, что семейные пары исключают из поля вещания для собственных детей: нещадно разодранные скулы, бровь, губа, нос подростка, загибающегося в смердящей луже из рвоты, соплей, крови и слёз. мониторить сцены насилия за закрытыми на совесть замками вместо тв-шоу о беременных школьницах, даже участвовать в чем-то подобном в качестве подвесной груши совершенно не то же самое, что вблизи смотреть на агонию умирающего и слышать мученические, прерывистые стоны. сведения о наличии конкретных травм не изобиловали ассортиментом, однако и без «а» по анатомии можно было с уверенностью вызывать скорую. если сломаны рёбра, они, вероятно, уже впились во внутренние органы — крутилось в мыслях эндрю заведённым йо-йо, пока заражённые дрожью пальцы набирали на телефоне заветные цифры. — родители чуть не прибили меня, — прыснул доминик, утыкаясь лицом в подвернутый рукав кашемирового пальто. раны медленно затягивались — зачем-то в сотый раз подметил детмер, хмурясь под назойливым апрельским солнцепёком. — оправданно, — две пары ног, протиснутые между капельными столбиками балюстрады олавского моста, качались болванками над нежно журчащей рекой, — ты чуть коньки не отбросил. — да. если бы не ты. эндрю промолчал, не понимая такого объема радости в сизой дымке глаз. белая зажигалка и «marlboro red», отливающие заводской свежестью — были не последними знаками признательности за спасение. на протяжении полутора месяца тщательно отстроенный хаос вороньего гнезда на верхушке шести футов мелькал под кровлей, выдержанной в канонах доу-гуна*. изредка он пробирался внутрь ресторана, заказывая жаренный рис с яйцом и чинно устраиваясь за столиком у стены, украшенной позолоченным барельефом дракона. ханна не дала бы соврать, по-настоящему конвенционально красивая наружность, даже будучи подправленной кулаками, всё равно будет идеально сочетаться с резными креслами из вишнёвого дерева, претендующими на императорскую изысканность. вкратце изрекая, член истеблишмента — резюмировал бы мэтт, двоюродный брат детмера, чьи входящие перестали всплывать из-за смены симки. доминик постукивал металлическими палочками по тарелке в такт секундной стрелке, отрываясь от занятия лишь для того, чтобы перекурить вместе с эндрю. прислоняясь спиной к колонне, овеянной желтым змеем, он скандировал строчки стихотворений и поэм на польском, переплетая имена поэтов, которые не вызвали в сером веществе единственного слушателя должной химической реакции, и высказывал любовь к трагедии «маленького человека» в классической литературе. по окончании смены его благородное рвение устремлялось в магазин, точнее, выступало пособником между кассой, дорогой и квартирой детмера. контраст возвышенного и приземленного чудился совсем уж сюрреалистичным, когда платон цитировался за пакетированным чаем с бергамотом на крошечной, будто кукольной кухне. — смысл пить из блюдца? — недоумевал эндрю, намыливая грязную посуду. влажные остатки вечера скопились каштановым ободком у слива. — не обжигает. — мигом отозвалось за плечом. — кстати, знаешь о парадоксе чайного листа? при размешивании чая мы видим, как чаинки собираются у центра, на дне, когда же по законам физики из-за центробежной силы они должны расплыться по краям. причина состоит в том, что есть вторичная циркуляция между жидкостью и стенками чашки, которую мы не замечаем. как выяснилось, доминик учился на первом курсе экономического университета. он поступил на бюджет, не пользуясь покровительством обеспеченной семьи. «их помощь заканчивается тем, что я подписываю контракт о своей виновности во всем и всегда. idź do diabła.*» — эндрю только кивнул на неохотный комментарий друга, дальше разглядывая уголки огромного, но пустующего владения. сан-тор-ск-ий — было напечатано курсивом на одном из попавшихся дипломов. отец детмера никогда не выставлял грамоты сына на публичное обозрение. загвоздка зернилась то ли в треморных руках, не способных более ни на что, кроме как подчеркнуть на ребяческой шее родственную значимость, то ли в статичном желании стереть в пыль счастливые фрагменты из прошлого, где бережно сохранились здоровье бравого пожарного, прелестница-жена и светловолосый плод любви, не доставляющий проблем. либо же сами достижения были не очень яркими. в сравнении с медалями за соревнования по дзюдо, первенствами в шекспировских чтениях, успехами в освоении французского языком, не частые проявления эрудированности рисовались перед эндрю ужасно мелочными. прямо как корявое изображение рыцаря с огненным мячом у зеркала в бывшей, обклеенной постерами комнате. — моя мама умерла. полгода назад. — выдал дробью детмер, отложив джостик и уставившись на горящую на плазменном экране надпись «start again». — у неё была эмфизема лёгких, которая впоследствии перешла в стадию раковой опухоли. денег на лечение особо не было. фактически мы жили только на отцовскую страховку. а позже… — он остановился, чувствуя, как вот-вот и зубы покарают за минуту слабости, — отец спился с концами. отравился какой-то дешёвой хренью, что-то на подобии паленой водки. квартиру арестовали за долги по неуплате коммунальных услуг. отложенные на колледж деньги я потратил на переезд сюда, хотел просто убежать от всего. даже брату двоюродному, с которым неплохо контачил, не сообщил. думал, что если хоть раз возьму от него трубку, то сдамся и вернусь в тот пиздец. и больше не выплыву. в итоге я остался один, как там, «у разбитого корыта», да? правда, тупо получилось. беззастенчиво наступила грузная тишина, весом продавливающая мальчишьи позвонки. доминик, до этого увлеченно вылавливающий из картонной коробки морских гадов, перевёл внимание на эндрю. туман рассеялся, серо-голубое небо стиснуло в объятьях сузившиеся зрачки — май, просачивающийся сквозь тюль, как всегда сулил сумбур и магнитные бури. хаос, воспринимающийся столь же привычно, как и оранжевая кружка в зелёный горошек на скудно обставленном столе, опустился на сведённые друг к другу бёдра детмера. — мне жаль. — вполголоса промолвил доминик, поглаживаниями сея мурашки чуть ниже коленей. — но не поступай так с братом. думаю, стоит ценить, когда о тебе пытаются позаботиться. звуки канонады от приостановившегося шутера доносились до заалевших ушей словно через толщу затхлой воды; терзания о прошлом и будущем путались, как смоляные пряди на близлежащей голове. аккуратно причесав на бок растрепавшуюся, только подсохшую после душа челку с высокого лба, эндрю несмело коснулся металлического ромбоида, своеобразным шипом выступающим над темной бровью. на ощупь серёжка была рельефной, граненной, как стаканы для молочных коктейлей, заостряющейся на кончике — доминик надевал её не часто, отдавая предпочтение «штанге» с ввинченными с двух сторон шарами. он лукаво вел толк, мол, она для особого настроения. тогда детмер расценил ответ друга за нелепую шутку. сейчас же, будучи едва ли не пригвождённым к дивану в роскошной, минималистичной гостиной, эндрю отчётливо уловил тот момент, когда чужое дыхание начало обжигать не скрытые под одеждой шрамы. минуя череду бесцельных скитаний по гномовому королевству*, чьи заунывные особенности разбавляли театральные исповеди в первой попавшейся католической церкви, жадных до немого признания ласк и разделенных напополам сигарет в разгаре патетики о смешении культур и протекающих вдоль широкого хоровода войн, отношения, спонтанно завязавшиеся как наушники в кармане, привили к утрате тревоги. теперь детмер видел, как нечто фантомное приобрело форму, резковатую, покореженную в районе запястий по пути к однушке на траугутта, но таки определённую. однако злость, которая, казалось, погребена под недрами выученного самоконтроля, известила о чудесном воскрешении, стоило только доминику устроить концерт с треском обожаемого блюдца о стену. её клинки отыскали пристанище в подушечках пальцев, изрядно пылающих, вопрошающих безжалостного отмщения за подпорченные ламинат и нервы. — извини, — болезненно проскулил сан-тор-ск-ий, еле держась на ногах, но судорожно цепляясь за растянутую футболку эндрю. даже не верилось, что с этих же губ ранее слетало «you know that i'm a crazy bitch*» под фальшивые гитарные аккорды. — не молчи, пожалуйста. врежь, но не молчи. поговори со мной. пожалуйста. пожалуйста. пожалуйста. керамический осадок прогремевшего безумия почти весь уложился на дне маленького, синего совка. детмер перестал ощущать что-либо в руках, как обычно поступал, когда отец был не в духе, вышвыривая сына со стула на скрипучий, дощатый пол. в такие мгновения телекинез воспринимался за что-то вполне осязаемое. — ты клялся мне, что завязываешь. — просипел эндрю, давя скребущийся о горло крик, адресованный то ли себе, то ли человеку, к которому так страшно повернуться и более не разглядеть неба в грозной узурпирующей черноте, — ты вообще, блять, соображаешь, что можешь реально умереть?! и меня не будет рядом, чтобы раз за разом спасать жизнь, которая не сдалась даже тебе. — я стараюсь. удача — хозяйка квартиры улетела с мужем и детьми на гавайи, перенося проверку сдаваемого жилища. на дворе расцвел незабудками июнь, в меню затесалось мороженое сюэгао*, туристы заполонили тесные улочки города. ханна, порхающая от гостю к гостю, практически не притрагивалась к общей пачке и уповала на хорошие чаевые, потому что тянуть лыбу каждому недоджентельмену с маслянистыми пятнами на рубашке знатно выматывало. частично из-за её экономии совесть ходила по пятам за эндрю оголтелым лейтмотивом, бренчащим в сознании точно так же, как перевозбужденный санторский на крошечной, будто кукольной кухне. долго и ради пущей хохмы ломано, не попадая в приемлемые среди обывателей ноты. нельзя столько курить, отвлекаться от кипящих запар, позволять унынию брать вверх над уже достигнутым. всё же на связи был мэтт, с упоением сообщавший о прелестях студенческой жизни вдали от предков, недавно прочитанных книгах по поведенческой психологии, сбывшейся взаимности с очаровательной кейси, к которой питал не менее умиляющие чувства с класса восьмого. детмер искренне радовался за брата и тому, что на его собственное имя не прописали ни одного обвинительного укола. требовалось лишь унять переживания близкого тем, что с ним полный порядок, не взирая на до сих пор актуальные трудности адаптации. факт виртуозной кражи чего-то более важного, чем вернисажа на простынях с ограниченным списком приглашенных, пока что пылился в веренице не упомянутых событий. эндрю хотелось хоть немного разобраться со всем прежде, чем посвящать мэтта в детали. — ты как? апельсины и бутылка литровой негазированной воды оттенялись деревянным рыжевато-коричневым строением, примостившемся к основному зданию клиники. доминик, щёлкая под шмыгающим носом зажигалкой, разжевал по буквам «ф-а-м-б-у-р». получилось шепеляво и невнятно, но детмер не возмутился — интерес к экзотике местной архитектуры погас молниеносно, когда в голове всплыл их последний телефонный разговор. было бы неправильным выразиться, что санторские не одобрили решение сына взять академический отпуск от учёбы и прокапаться неделю-другую в наркодиспансере. они буквально впали в отчаяние от расстройства: лишили доступа к кредиткам, отчего кошелек эндрю нервно съеживался, запирали бушующее чадо как заколдованную принцессу в башне, даже караулили «лучшего друга» у ресторана и парадной дома. детмер им ничего, естественно, не выдавал, силясь не зацикливаться на материнской мольбе в разгневанных, но таких знакомых серо-голубых глазах. этого оказалось недостаточно — доказательством послужили припрятанные за марлевыми повязками «несерьёзные» порезы, которые росчерком подытожили вчерашнее семейное воссоединение. врач-психиатр поделилась с эндрю в кабинете, что доминик пронес нож из кафетерия в палату. — терпимо. — мягко улыбнулся санторский, убирая волосы с бескровного лица. неугомонный ветер и стабильные осадки — норма для вроцлава, как воочию узрел детмер, мастерски лавируя в кедах между лужами. — по крайней мере, в данный момент за мной не наблюдает целый кортеж из медсестер. ты? — потихоньку. не ограждённый пруд прямоугольной формы, опоясанный сочной поросшей травой, безмятежно отражал тяжёлые, свинцовые тучи. детмер подумывал, что кстати было бы запустить туда уток. может, и лечащиеся не пренебрегали бы отведенными часами для прогулок. — я не собирался кончать с собой, окей? — нарушил молчание доминик и опустил взгляд, туша бычок об угольную броню урны, — отчасти из-за ломки тянет на «селфхарм», как мне объяснили. ещё и эти пожаловали с орами. всё так навалилось, я никак не мог их отогнать, поэтому…вот. что вышло, то вышло. — хорошо, я тебе верю. — выдохнул эндрю вместе с парами никотинового облака. — с твоими предками довольно…сложновато. смех, заливистым ручьем вырвавшийся из санторского, смахнул с плеч детмера больше половины напряжения и бессонных ночей. из-за отсутствия непосредственной летней спутницы на растревоженном небосводе полдень воскресенья словно застыл, не желая заканчиваться. намечалась гроза. запах медикаментов, исходящий от доминика, не чудился эндрю столь горьким.