без голоса

как долго он не слышал собственного голоса? для артиста это одна из самых важных частей. голос для музыканта — все. но что с ним стало? в какой момент он понял, что совсем не может говорить? возможно, когда внезапно снялся со всех проектов и написал лишь пару строк в телеграмме: "я ухожу из индустрии". или, возможно, когда сбрасывал звонки баярунаса, а после добавил его в чёрный список. возможно, когда стал замечать за собой чересчур сильную тревожность, когда голову охватывали страшные мысли, а из глаз текли слёзы, но вот скулить просто не получалось. возможно тогда, когда в дверь начали стучать с настойчивым "саша, открой!", но даже в пол голоса он не мог сказать "ярик". он уехал. далеко. куда-то на восток? он сам не понимал. но тут был тихо, до безумия. его трёхкомнатная квартира в москве сменилась однушкой где-то на краю посёлка городского типа. старая симка была благополучно сломана, а на новой не было ни одного номера кроме хозяйки съёмной квартирки. он все ещё не мог говорить. каждый день вставая по утрам, он шёл к зеркалу, то и дело открывая рот в попытках сказать хоть что-то. не получалось. выходя на улицу за хлебом, он не мог сказать "спасибо" даже продавщице, а та лишь недовольно бубнила "ишь какие нахалы пошли в наше время". ему было стыдно и больно до безумия. мыслей в голове лишь прибавлялось. все меньше важных и все больше опасных. хотелось налить полную ванну воды и соскользнуть вниз, лишая себя воздуха. но было жалко хозяйку квартиры. труп его заметят не скоро: или от вони по всему дому или от хозяйки, что придёт за платой. тогда ему приходили другие мысли. может стоило броситься под машину? хотя нет. шансов выжить было больше. хотелось уж точно исчезнуть. тогда, можно было сброситься? но откуда, это же обычный посёлок городского типа. дома тут не больше 9 этажей, с этой высоты тоже не умрешь. мысли путались. множество вариантом смерти пересекались с разумными объяснениями того, почему делать это не стоит. но долго ли эта разумность продлится? долго ли разум останется с ним? казалось, все здравые мысли покинули его как только он решил резко бросить все то, чем жил столько лет. бросить коллег, друзей, поклонников. он бросил самого себя. что с ним? почему он стал таким? разве люди сдаются из-за простой пропажи голоса? разве он не мог жить дальше? не мог бы найти ещё что-то, чем бы заниматься? в конце концов, разве он не мог найти способ вернуть свой голос? нет. он не мог. его сердце исчезало вместе с последними крупицами разума. тепло тлело с воспоминаниями. а желание жить пропало с его силуэтом. после пары дней проведённых в непонятном трансе, он вспомнил, что нужно есть. или не нужно? важно ли это, если он почти решил умереть? или что-то все продолжало держать его в этом мире. возможно, но он не помнил. да и сил помнить уже нет. глаза закрываются, упуская из виду слабую искру со стороны входной дверь и чужой тревожный голос. руки, что тепло обвили плечи, прижимая ближе, слезы, что капали ему на щеки, заставляя поморщить нос. кто это? почему он здесь? разве был кто-то рядом? разве он не перечеркнул все пути? почему кто-то так нежно и трепетно обвивает его, будто ценное сокровище, семейную реликвию или что-то на подобии. он не помнил такого. или… забыл? его безэмоциональное лицо было схвачено чужими ладонями, а взгляд непроизвольно скользнул по аккуратным чертам напуганного или взволнованного лица. так знакомо… он знал его. конечно, он не мог забыть. именно в день, когда его надежда угасла, он мечтал прокричать его имя больше всего на свете. где-то за дымкой разума был слышан его томный голос, родной, до боли в сердце. — саша! сашенька! боже, я нашёл тебя! все будет хорошо, я рядом… пожалуйста, приди в себя! я тут, я рядом, взгляни на меня, прошу! скажи хоть слово, не исчезай снова! хотелось ответить. протянуть руку к чужой мокрой щеке и нежно погладить большим пальцем, но голос не выходил. не получалось. как бы он не старался, ничего. а вот главный страх настал его. он узнал. он увидел. теперь он знает, как тот сбежал, как жалкий трус. и из-за чего? из-за пропажи голоса? жалко, просто жалко. но почему… почему он ни слова про это не говорит? почему смотрит так нежно и трепетно? почему продолжает прижимать ближе, не переставая говорить, будто от этого он сможет его спасти? он не понимал. было страшно, очень страшно. и он прижался: сдался и поддался. стало тепло. и так легко? почему-то больше не было страшно. будто страха вообще и не было. будто он просто придумал себе все это. голос стал отчётливее, нежнее. — сашенька, не бойся, я рядом. ты не должен проходить это один, слышишь? это тяжело, ты сильный, я знаю, но ты не можешь пройти это один. позволь мне облегчить твои страдания… даже если не сильно, даже если на чуть чуть… дай мне быть рядом… и он дал. он даст столько, сколько потребуется. он отдаст ему всю жизнь, если только скажет. даже без голоса, он все ещё был важен. он был важен для него.