Выходные "К" и "В"

О, скорее всего нашла стих и будет переписывать. Я знаю это. Почему? Наверное, я просто наблюдателен. Она имеет отдельную тетрадку для стихотворений, которые ей понравились. Удивительно, что в книге, что написана прозой и, казалось бы, не предвещала лирики, оказались стихи. Интересно, о чём они? Что её так заинтересовало? Мне нравится то, как она читает. Особенно когда молчит. Да, звучит противоречиво, но мне нравится именно её поза, её мимика, то как она хмурит брови или улыбается. — Такая редкость, что тебя увлекла книга с первой страницы, скорее всего, в ней красивый слог. — С чего ты взял, что она меня заинтересовала? — Так это просто. Я по лицу вижу. Я заметил, когда ты читаешь книгу и знаешь её описание, ты примерно представляешь о чём сюжет и читаешь в предвкушении. Когда же ты берёшь первую попавшуюся — читаешь отсутствующе, ибо ты не знаешь, чего ожидать. А сейчас ты не знаешь о чем книга, но при этом ты уставилась в строки, будто там что-то увлекательное. Хотя читать ты начала минутой ранее. Сюжетом зацепить за такое время невозможно, а вот стиль автора, что преподносит сюжет — вполне. — Браво, Шерлок. Ты прав. Необычно! Я никогда не интересовалась классикой, тем более Чеховым. А тут с первых строк ушла в себя. Название меня не заинтересовало, я думала, что я не осилю его, а тут… — Не спеши хвалить. Возможно, что тебя разочарует концовка. Я тихо помешивал чай в кружке; он пах травами. Пусть я не любитель зелёного чая, но он собран ею — той, которая передо мной. Забавно наблюдать за тем, как она переминается с ноги на ногу, шатается в лёгком покачивании, глупо улыбается и, скорее всего, понять не может, что происходит. Я хотел полюбоваться погодой, но никак не мог посмотреть в окно. Я залип, залип на неё, она ходит, но не отрывает взгляд, хмурится. Чайник вскипел, она ловко берет и наливает себе чай всё так же, не взглянув на чашку. Неужели не перельёт воду за борт? Удивительно! — Ты прав! — резко хлопает книгой и вызывает меня из пелены мыслей. — Концовка не понятна. Он просто описал сценку. Ну, извинялся человек за то, что чихнул, ну пусть его выгнали, но помирать-то зачем. Извинили хоть как-то, ну и живи дальше себе. Чего уж, лечь и помирать… скорее всего, не в буквальном смысле… я надеюсь. — Не читал. Ничего сказать по этому поводу не смогу. Она тяжело вздохнула. — Я не могу найти того, чего хочется. Я про книги. — Ну-у-у, — протянул я. — Сложно найти чтиво про сёла и приключения. Ты совмещаешь истории зарубежных писателей с местностью и слогом русских классиков и приключениями нашего времени. Раз не можешь найти — создай! — Легко сказать. — Сложнее сделать! — добавил я. — У тебя интересные мысли. Я же выслушал твои идеи, но до сих пор не понимаю, почему ты не пишешь. — Мне…- она вздохнула. — Лень, — сказали в унисон. — Знаю. Но рано или поздно ты либо пожалеешь… — Либо возьмусь за это дело. Хотя ни то, ни другое меня не настигнет. Я привыкла не заморачиваться над упущенной возможностью. — Обидно, — печально отозвался я и всё же взглянул в окно. На подходе весна, мы проживаем последние дни лютого февраля. Хотя кому я вру? Месяц выдался тёплым, стоит ли ожидать сюрпризов в марте? — Скоро огород волочить, — как бы кстати сказала она, отпивая горячий чай. — Разве? А вдруг снег? — Весна будет тёплой. Нам преподаватели сказали. — Они знают какая будет погода? — иронично спросил я, хотя мало ли… — Знают, они же и учёные, и работники сельского хозяйства. Как думаешь, за кем стоят посевы на полях? — Ну да, логично. Все забываю, что в вашем сельском хозяйственном обучают всему. — Это интересно, но сложно. Предсказывать погоду — целая наука. — М-да, с тобой даже о погоде просто так не поговорить. Начнёшь лупить научными словами. Я не удивлюсь, если пальцем скорость ветра определишь, — я пошутил, но… — Могу! Палец надо мочить кстати. «Та ладно?» — подумал я. — Но не скорость ветра, а направление, — она заявила это серьёзно, а я понять не мог, смеётся она надо мной или нет. — Могу невооружённым глазом понять скорость. Ту я вообще запутался. — Пойдём. Я послушно шёл за ней, мы надели куртки и вышли с летней кухни. Ветер, казалось бы, тихий, но нас сильно сквозит. Я не вижу движение веток, но вижу как мусор за двором кружится в вальсе. — Как думаешь, какая скорость ветра? — Чуть больше десяти километров в час. — Я думаю, куда больше. — Почему? — Ну, мы стоим в затишье, давай попробуем выйти из укрытия стен. Мы вышли на широкую улицу, почти что в поле, ибо жила она на окраине посёлка с красивым обзором на вечерний закат. Ветер стал куда ощутимее, и я не понимал, почему не колышется все кроме нас. — Ну так сколько? — Понятие не имею. — Что ж, возьми телефон и посмотри на прогноз, мне пока не говори, я сама скажу. Я посмотрел. И удивился насколько я ошибся. Но что скажет она? — Мне кажется здесь меньше тридцати километров в час, но больше двадцати. Возьмём среднее — двадцать пять или чуть больше, ибо ветки все же колыхаются. Действительно так и было, на экране было чётко написано двадцать семь км/час. — По шкале Бофорта это 4 балла, умеренный. Хотя я б так не сказала. Возможно я путаю, но прогноз нам выдаёт такие числа. Хотя ощущается куда сильнее. Она глядела завораживающе вверх, наблюдала за небесами, которые окутались в темных тучах. — Я знаю какой вопрос ты мне задашь. «Зачем тебе это знать?». И я на него отвечу. Я просто наблюдала за облаками на днях, уж больно тогда быстро очистилось небо от облаков. Мне стало интересно, а какая скорость у ветра была, что за десять минут небо стало чистым. Она опустила голову вниз и посмотрела на меня по-детски невинно. — Ну и добавляя ко всему, у нас есть предмет один, изучающий погоду — метеорология. Нам важно его изучать, так как посевы зависят и от природного полива. — Ужас какой, — я сказал это с сарказмом, но сам был не менее удивлён. — Странно, что ты ничего не сказал про шкалу Бофорта. Ты же много книжек читал про моряков. Морские приключения, пираты. Разве там даже не упоминалось о таком? — Ну, я не помню, читал-то давно, да и не так много. Я ещё раз окинул её взглядом, дрожащее тело, укутанное в мешковатую куртку. Нос покраснел, ноги тоже подрагивали, а последний толчок ветра так вообще заставил почувствовать холод всем нутром. — Придётся чай ещё раз делать. Она мило улыбнулась и обняла меня со спины, сопровождая вновь на кухню. На дворе был тёмный и глухой вечер. Настолько глухим он был, что слышались летящие машины на окраине посёлка. Это был рёв, казалось, что машина лопнет, если ещё чуть-чуть ускорится. Сейчас я слушал музыку в наушниках, настроение за этот день утихло. После дневного чаепития я поговорил с отцом по телефону, тот не разделял моих взглядов, я отчаялся и просто побрёл по улицам сам, хотя знал, что сейчас меня ожидают и искренне пожалеют. Вот последнего я не хотел. Поэтому ждал пока я наберусь силы вести себя как обычно. И вот сейчас, вечером, я немного приуныл, просто сел в её ложе и старательно пытался сделать вид, что нашёл что-то интересное в интернете. Она писала свои стихи и романы. Возможно читала. Я не стал её отвлекать. Закрыл глаза и оперся об стенку, но стоило мне ненадолго уйти в себя, как я почувствовал приятный запах вблизи, а затем как мой торс накрыла девичья спина. Она улеглась на меня с книгой в руках, лишь короткий, но такой сочувствующий взор окинул мою душу, что я волей-неволей почувствовал какую-то вину. Она не стала задавать вопросов, один лишь взгляд был вопросом. Но тревожить не стала. Я чувствовал через спину её сердцебиение. Оно было неспокойным. Скорее из-за меня. Я уткнулся носом в голову, вдохнул и прошёлся по шее, останавливаясь в плече. Я внюхивался в её только что помытые волосы, запах тела был сладким, я бы даже сказал молочным. Эта простая, но и в то же время завораживающая девушка, (а удивительна она тем как раз-таки, что проста), не пользовалась ни масками, ни кремами. Пахла мылом и собой. Цитрусовые запахи не смешались. Приятно было улавливать запах апельсина и яблок. Сладость видимо она не любит раз отвергла гель для душа с клубникой и шоколадом и пошла с обычным яблочным мылом. Я обнял крепко, и она вздрогнула, а сердце ещё сильнее забилось, но и успокоилось так же быстро. Это был стук волнения. — Ты чего такой вялый? — не поворачиваясь спросила она. Я молчу. — Не хочу закидывать вопросами, знаю, ты не любишь, но и молчать тоже не дело. Хотя бы скажи причину… Я знал, что она начнёт моноложить и по сему перебил одним словом: — Отец. Других слов было не нужно, она все поняла. Знает, что отношение с отцом у меня не очень и помочь она не могла. Хотя рвалась поговорить с ним обо мне, но от этой затеи я еле смог её отговорить. Не хочу, чтоб она связывалась с ним. Живее будет. Мой взгляд нашёл книгу в её руках, это оказался сборник стихотворений, но чьих? Ни одно из прочитанных мной я не нашёл знакомого. Все они похожи друг на друга, казалось, что один из них написан как сонеты Шекспира. Может это он и был, я не все же знаю. Но тут я заметил схожесть темы в этих творениях. Написаны они разными стилями, одни длиннее, другие короче, третьи смахивают на Пушкина, четвертые как обычные стишки с интернета. Но суть то одна, и в них я начал находить себя. Написаны они то от лица мужчины, то от лица женщины. Но как будто про одного и того же человека в независимости от пола. Это была не книжка, а книжечка, как тетрадь, но напечатанная. Я посмотрел на принтер, он не был пыльным, а значит им часто пользовались, хотя «В» писать любит от руки. Краем глаза я узрел тогда какая была обложка на сборнике: темно-серый пейзаж, хотя его неплохо было бы сделать цветным. Принтер черно-белый, обложка такая же, слегка съезженный текст, сшиты нитками листы. Ручная работа! Значит сборник её и написан про меня!

Я жду тебя со дня в неделю, Зачёркиваю календарь, Я в наши встречи сильно верю, Спасибо, что нас свёл февраль.

Я являюсь на выходных, встречаться начали именно феврале. Что ещё?

Карие вишни глядят осторожно, С заботой, любовью, объёмным теплом. Я хочу целовать тебя. Можно? И ощущать твоё тело до дрожи нутром.

«Ого, она имела виду объятия или что-то большее? Карие вишни? Это она про мои глаза?» — я покосился на неё мысленно в разных догадках. Она напряглась, будто чувствуя, что я читаю её стихи. Я расслабился, чтобы не выдавать себя и продолжил читать. Она чиркала некоторые строки, а то и вовсе зачёркивала стих. Чем он ей не угодил?

По тебе очень часто тоскую, Хочу именем нежным прозвать, Я б тебе написала картину, Жаль, что я не могу рисовать.

У меня защемило в груди, приятное ощущение пошло по телу. Мне льстило, честно говоря, что «В» посвящает мне стихи. Жаль, что большая половина о грустном и печальном. Я сжал её в объятиях нежно и крепко. — Ты чего? — Я не ожидал такого… твои стихи… Она замерла, сердце снова запрыгало, я ощущал это своей грудью. Снова провёл носом по шее, зарылся в её пышных волосах, которые были чутка влажные. — Так ты подглядывал. — Нет, ты сама напросилась, садясь спиной ко мне, что всё было видно. — Я была убеждена, что ты уснул. Я печально улыбнулся. Она повернулась ко мне лицом, и я смог увидеть её светлые глаза, такие красивые, нежные. Она прикрыла их. Это намёк на поцелуй? Я потянулся к ней и слегка коснулся губ, она вздрогнула снова. — Ты боишься? Чувствительна слишком? Возбуждена? — Последние варианты, — ответила она шёпотом, такой мягкий голос, но чутка хрипловат от того, что много молчит. «В» снова прильнула к губам мягко и нежно. Я сжал её сильнее, крепко, жадно. Она обвела меня руками, касаясь через кофту маленькими пальчиками, вызывая возбуждение внизу. «Боюсь представить, если оголю тело» — подумал я и убрал её руки на плечи. Я таял в её ласках, развернул тело «В» на себя, наслаждаясь её губами, я врывался беспардонно языком. Танцевал с ней языком. Облизывал губы. Она стала чаще двигать руками, поглаживая шею, особенно приятно, когда она играет с волосами, в части затылка я прям растворяюсь от её рук. Я не решался забраться под футболку, но тут же понял, что она не в ней. Как я раньше не заметил?! Она была в длинной ночнушке, явно самостоятельно ушитой в талии, задрать её та ещё морока, но зато она себя обезопасила. Тогда я просто коснусь спины, вывожу узоры. Только сейчас заметил насколько маленькая у неё талия. Я могу обхватить одной рукой. Пока я путался в её одежде и измерял маленькое тело, «В» смелее и жарче прижималась ко мне, но целовала абсолютно противоположно страсти — нежно и едва касаясь. Она играла с устами, водила носом по скулам, а потом позволяла себе кусать шею и присасывать кожу на ключицах. И тут я окончательно поплыл, обнимая её очень крепко и прижимая к паху. Я ёрзал нею по себе, но та словно не замечает этого. — Ты не чувствуешь? — Что? — неотрывно пробубнила «В» и продолжила испытывать терпение. — Внизу… Она молчит. — Я трусь об тебя. Там… реакция. Твёрдая. Я чувствую себя идиотом, объясняя, что со мной. Она посмотрела на меня задумчиво, а после взглянула вниз. — Я не понимаю, — она искренно это сказала. На секунду я почувствовал себя ущемлённым. Неужели она его не ощущает? — Ты про-о-о… Неужели дошло?! — Я же двигаюсь почти что на весу, даже если ты трёшься я не всё успеваю прочувствовать, ибо ты… — она пыталась подобрать слова. — Костлявый, то есть ты твёрдый везде. — её невинная улыбка с долей иронии убила меня напрочь. Это забавляло и расстроило одновременно. Но я не стал зацикливаться. Просто отдался маленькой страсти и целовал «В» жадно и настойчиво, блуждая по телу. От лица «В»

Он не может никак понять, что начало поцелуя я хочу нежно, а потом переходить на более страстный уровень. Но он резко поглощает меня языком. Я едва касалась его губ, чтобы была некая интрига, немое напряжение, в этом вся романтика, но он прёт, как бульдозер. Видимо, понятие о нежности у нас разное. Удивительно, что я могу о таком рассуждать во время поцелуя. Говорят, многие теряют разум, а у меня целая дискуссия с самой собой. Тут не страсть, а игра в шахматы — как бы поцеловать оппонента так, чтобы он поцеловал в ответ так, как вы хотите. Но ничего, привыкнем. Это только начало. Я гладила его грудь, очень медленно, вкушая каждую секунду его вздоха, видимо это он у нас чувствительный, а не я. Я вздрогнула и привыкла, а он! Ну ладно. Стала проводить язычком по шее, от чего услышала очень тихий и короткий стон. Сдержался. Я старалась не нарваться, но он сам меня припечатал к паху, я-то не чувствую ничего от этого, только забаву, а вот он себя изводит. Мы на разных стадиях восприятия возбуждения. Ну раз он хочет жадно и страстно — будет. Я обхватила плечи и притягивала его к себе, ласкала грудь, целуя шею, а затем кусала, оставляя красные следы. Его руки сильно сжали талию, гуляли по спине. Я наконец расслабилась, ловя одну с ним волну. Кусаю губы, нижняя прям тянется ко мне, пытаюсь овладеть первенство в танцах с языком, мне не важно, что он у него длинный, как у змеи, главное, что я со своим коротким лишу его дыхания. «К» прижал меня к кровати и навис на долю секунды, мы смотрели друг другу в глаза, он снова принял меня целовать, но теперь в игру пошла шея, теперь я его понимаю. Он пытался задрать мой низкий подол, но пока что безуспешно. Я тянула «К» на себя, обхватив ногами его талию, чувствуя, что ко мне приходит возбуждение. Поцелуи стали жарче, объятия крепче, ум мутнее, дыхание сбивается, глаза закрываются. Стая мурашек по коже прошла. Тело начало нагреваться и потеть. Самый пик был, когда «К» добрался до груди, ночнушка была с небольшим вырезом, но этого достаточно, чтоб вывести меня из строя. Он всё-таки задрал подол и коснулся горячей рукой бедра, я же укусила за губу, теряя контроль. Я таю, забываюсь и… — У тебя есть венчик? — резко отстранился он и задал вопрос очень трезво. — Что? — в полнейшем негодовании спрашиваю я. — Зачем? — Просто мне скоро уезжать, а засосы, говорят, можно венчиком убрать. Абсолютная невинность. Будто между нами сейчас ничего не было. — Тебе больше спросить не о чем?! Я только расслабилась, только таять начала, а ты взял и все и испортил! Он изобразил улыбку идиота и снова принялся целовать, не давая возможности возмущаться. Гад. — И кто из нас ещё обломщик, ты не знаешь? — Заткнись и продолжай!