Угасающее счастье

Стук в дверь — это не то, чего ожидает Модди, когда время переваливает за двенадцать. Он мог бы притвориться, что спит, что дома никого, задуть все свечи и лечь спать, но Модди знает эти отточенные звуки. Обычно те были уверенными, а главное громкими, игнорировать их было невозможно. Сейчас здесь гробовая тишина, а стуки такие тихие, неуверенные, что владелец помещения был убежден, если не откроет сейчас, то гость не обидится и развернется, убежав покуда глаза видят. Со скрипом двери и запущенным холодом предстала перед ним лишь спина в черном плаще с блекло-бирюзовым глазом. Тот, кого он и ожидал увидеть. — Ох, Модди… — тихо откликнулся Надзиратель. — привет. Голос хриплый, изменения в юноше были заметны невооружённым глазом, смотреть больно. Грудь сдавливают сладкие воспоминания, где все было более ярким, чем оно есть сейчас. Даже у него валяется этот злосщавый плащ в пыльном шкафу, что каждое собрание приходится его отряхивать. Модди молчит, ждёт того, что не произойдет. Пугод сжимает губы, не собираясь говорить зачем пришел. — Ночь сегодня такая яркая, да?! Звёзды так и привлекают взгляд. — Ты ведь здесь не за этим. Кожу щекотал холод. С каждой секундой мурашки поражали всё большую область. Стоять так дальше не хотелось. Пугод вряд ли захочет отсиживаться дома. В последнее время он сравним с дикой кошкой, а ведь раньше, чтобы вытащить его на улицу, нужно было приложить немало усилий. Пугод мнётся. Места себе не находит. Хочет довериться, но боится. Модди сам виноват, что колкий язык в один момент стал так больно ранить. Слова были уже не как лёгкие покалывания, а как глубокие порезы. — Ты всё продолжаешь лентяйничать дома, да? Всё ещё уходит от темы. Модди знает её мотив, но не осмелится озвучить, да и не нужно лишний раз голову этим морочить. Модди делает шаг вперёд, а Пугод упирается в деревянный забор. Как досадно. Отходить было некуда, оставалось лишь зажмурить глаза. Крупная рука легко ложится на щёку, закрывая её полностью, пусть такой цели и не было. Отодвинул волосы, чтобы лучше разглядеть и тут точно не свет луны придает коже болезненный цвет. — Ты так и не завязал с этим? — Я всё ещё единственный, кому не жаль умереть ради науки! Пугод цедил слова неохотно, будто скалясь. И он был прав, жизнь дорога всем, а те, кто может и готовы пожертвовать собой ради науки, полноценными людьми не являются, толку от таких не много. Ему действительно было не жаль, но не сказать, что было не страшно. Ведь страшно было. Каждый раз, когда игла с черной вязкой жидкостью дрожала над какой-либо частью тела, был шанс не очнуться. И каждый раз было страшно. Каждый раз сводила судорога до бесконечной паники и при всем этом о помощи он и не думал. Это только его проблема. — Пугод, это нужно прекратить, скалк всё ещё не дал тебе ни единой положительной способности, а твое состояние едва можно назвать живым. — Тебе только так кажется, посмотри дальше своего носа! Плюсы есть. Не такие очевидные, но мне больше не нужно питаться! Экономлю кучу времени. — Да у тебя кости выпирают, оно и видно, что ты ничего не ешь. На деле Модди не видел его телосложения. Оно было плотно укутано тканями. Он и не хотел бы его видеть, чтобы не расстраиваться лишний раз. Вина все ещё витает вокруг него, напоминая, что они с Жирафом не выступили для Пугода поддержкой в нужный момент, не остановили, когда он действительно решил попробовать ввести в себя скалк. Второй месяц тревожных ночей, и мешки под глазами появляются даже у Модди. Теперь не хотелось так же беззаботно срывать с Пугода шляпу, впадины под глазами у него явно не меньше. Модди с лёгкостью перемещает ладонь за тонкое запястье. Обхватить его действительно не составляет труда. Держал он не сильно, боясь сломать. Дёрнул на себя пару раз, намекая всё же пройти внутрь, а тот и идёт покорно, без лишних вопросов. И что делать дальше, интересовало их больше всего. Казалось, все темы стоило осторожно обходить стороной, но Пугод непринужденно улыбался, стягивая с себя длинные перчатки, натянутые чуть выше локтя. — Давай хоть сегодня без обсуждения моего нездорового вида? Модди качнул головой, пусть ничего не гарантировал. Наблюдал со стороны, как Пугод большую часть атрибутов одежды оставляет возле входа, похоже, намереваясь остаться, воспользовавшись добротой и расположением духа хозяина дома. Одежды на госте осталось не так много: черная водолазка без рукавов, облегающие штаны да шляпа. Он позволил себе сесть на край кровати, пересекаясь с Модди недовольным взглядом, а шрам на лице придавал только большей грубости. И по лицу скользит улыбка от такой серьезности, что перерастает в смешки. Те с легкостью заражают Модди. Он и не заметил как был напряжен. — Намереваешься остаться? — Я… да! Но причину не назову, нет, неа, нетушки! — улыбка всё такая же нахальная. Он уже охотно развалился на мягких простынях, вовсе не заботясь о том, что штаны всё ещё уличные. Модди осторожно подошёл к тому же краю, заставляя Пугода заинтересованно выгнуть бровь и приподняться на локтях. Уверенность в улыбке стала искажаться, уже скорее нервно дергаясь. — Модди, это будет подло, если ты сделаешь это сейчас… — Руки поддевают облегающую одежду, осторожно пробираясь под неё. — Модди! Возмущённые крики пропускают мимо ушей, давя на кожу чуть сильнее, ударяя подушечками пальцев по всей области живота. Тот начал содрогаться от чужой реакции, заполняя тишину заразительным смехом вновь. И Модди тоже смеялся. Его радость грела сердце как собственная, разделенная будто на двоих. — Модди, прекрати-и-и! А тот всё щекотал, не давая вдохнуть воздуха побольше. В глазах плыло от скопившихся слез, а в виски ударила пронзающая боль. Лицо его покраснело, выглядело более человечным, Модди клянётся, что-то внутри него щелкнуло. Что-то такое тёплое и забытое, что осталось лишь пылиться. И он остановился. Чуть выше ведёт к сердцу и оно стучится, вырывается из грудной клетки, сейчас взорвётся. А ведь ещё недавно оно еле пропускало удары. Впалый живот быстро опускался и поднимался, пытаясь вернуться в обычный темп. Пугод кашляет, пытается отдышаться, устало запрокидывая голову вверх, зарывается в собственные волосы и чуть оттягивает, пытается унять головную боль и резкий всплеск эмоций. Модди более не нависает над приятелем, садится рядом и наблюдает. Это ведь его работа, верно? Смотрит, как тлеет огонек свечей и капает воск, как медленно в Пугоде что-то снова отмирает. Он чуть приподнимается, чтобы закинуть хилую руку Модди на грудь, намекая лечь рядом. Осторожничает, но ложится, пересечения глаз обходит стороной. — Как думаешь, долго мне осталось? Казалось, спросил он это в привычном тембре, не чуешь подвоха, но еле уловимую дрожь он распознал. Трудно было не заметить и сжавшиеся на ночной рубахе тонкие пальцы. — Давай не будем загадывать, хорошо? Не долго. Они оба это знают. Казалось ещё недавнее веселье растворилось, осталась осадком тревожности. Пугод уверен — не было бы Модди рядом, его бы снова охватила дрожь, давая страхам ломать его снова и снова. В общем это и было главной причиной визита. Ему страшно, одиночество только добивает, усталость пробирает до костей. Смертью смердит на всю огромную базу до тошноты, там не спрятаться. Модди как живой щит, за который Пугоду стыдно встать и попросить помощи. Может лишь позорно хвататься за ткань его ночной рубашки, не признавая своих страхов. Он герой, самый настоящий и бесстрашный. По крайней мере так хотелось оправдать свои дурные поступки. — Не против завтра сыграть в настолки с Жирафом? — Конечно, без проблем. Для него все что угодно. Сердце приходит в норму, грудь томно поднимается и опускается. Пугод бесстыже разглядывает Модди, чтобы не потеряться в пучине мыслей, чуть смелеет, располагаясь ближе, всё ещё не касаясь, боясь осуждающего взгляда. Но после ощутимого тепла на своей спине сам протискивает руки, замыкая их в кольцо. Всё это было донельзя будничным, будто ничего ужасного не происходит. Модди позволит ему задремать в уличных штанах, позволит закинуть ногу на свои, позволит остаться. Все что угодно, лишь бы он не исчезал. Он будет рядом, сколько бы тому не осталось. Модди больше не оставит его на произвол судьбы.