В принцессу из дракона

— Убери от меня свои конечности! — вопит Шань, а в мыслях проносится: «Ага, как же, послушает он тебя». Тянь и правда не слушается, закидывает руку на плечи и все мочку уха теребит пальцами, с наигранным интересом уставившись в телевизор, будто бедняжка Джен, застукавшая мужа с любовницей, действительно вызвала в нем сострадание. Дождешься от этого идиота. И ведь и не скажешь, что мурашки от прикосновений из-за страха появляются. Шань знает, что это ложь, но боится признаться в этом даже самому себе. Вдруг Хэ еще и мысли читать умеет. Маловероятно, конечно, но кто его знает. Рыжий честно пытается сосредоточиться на фильме, но ничего не выходит. Проще думать о тяжелой руке на плечах, о твердой груди, в которое упирается одно из плеч, о горячем дыхание, щекочущем ухо и шею. Ч-черт! Чертов Хэ Тянь еще и смеется так приглушенно над нелепостью главной героини, что сердце в грудной клетке совершает невероятный кульбит, а к щекам приливает кровь. — Мудак! — шепчет Шань, скрещивая руки на груди и не успевая понять, кому именно было обращено ругательство. — Ты что-то сказал, малыш Мо? — вкрадчиво интересуется Тянь, но тем не менее глаз от происходящего на экране не отводит. — Я говорю: Нино — мудак, — злобно выплевывает Рыжий. — Блин, ну, серьезно, он же сам женился на Джен, сам ее выбрал, а теперь ей изменяет. Для чего? — Шань раздраженно вскидывает руки и растрепывает короткие волосы. — Хм… А как бы на его месте поступил ты? — почти шепотом спрашивает Хэ на самое ухо, но, кажется, Гуань Шань этого даже не замечает. — Скажем, к примеру, если твой избранник, или избранница, тут как повезет, плох в постели? Или ужасно готовит? — Серьезно? — Шань дарит ему быстрый скептический взгляд и сразу отворачивается. — Для начала я бы просто поговорил, нашел бы причину и мы бы пришли к какому-нибудь компромиссу. — Он сплетает пальцы в замок на своих коленях, смотрит на них задумчиво, а его голос становится тише. — В конце концов, если решения проблемы нет, всегда можно разойтись краями и не мучать друг друга. — Так вот ты какой на самом деле, — беззлобно хмыкает Тянь. — Какой? — сразу щерится Рыжий и руки в кулаки сжимает, брови хмурит, точно кинется сейчас, скажи то, что ему не понравится. — Сторонник честных и правильных отношений, — смеется Хэ Тянь, расслабленно откидываясь на спинку дивана. — Пф, — фыркает Шань, точно кот, которому на нос упала дождевая капля, скрещивает руки на груди в защитном жесте. — Не вижу в этом ничего плохого. Тебе-то уж наверняка не известно слово «верность». — Ну да, ты же все обо мне знаешь лучше меня самого. Тянь настойчиво тянет Рыжего к себе, но тот строптиво вырывается, тихо матерясь себе под нос, и Хэ позволяет ему это. И вместо того, чтобы оставить его в покое, закидывает ноги на диван и укладывает голову ему на колени. — Сдурел? — ошарашенно, и от того спокойнее, чем хотелось, интересуется Шань. — Не ворчи, — отмахивается от него Хэ Тянь и обхватывает костлявые колени рукой. — Смотри фильм. А вот Шань слушается. Ну почти. Потому что смотреть фильм, когда на твоих коленях разомлевает в удовольствии голова парня, которого ты ненавидишь, — но это не точно, — совсем невозможно. Поэтому Шань смотрит то туда, то сюда, попутно раздумывая, стоит ли зарыться пятерней в смоляные волосы и скольких сломанных пальцев ему это будет стоить. В конце концов, они уже сколько знакомы? А сколько, собственно?.. А, неважно. И Хэ Тянь всегда делает, что хочет. Захотел — домой притащил, захотел — при всей школе в шею поцеловал, а захотел — и вообще в одной кровати спать заставил. И не очень так-то хочется утром из-под теплого одеяла да жарких объятий выбираться. Пока, конечно, не вспомнишь, кому эти объятия принадлежат. Богатенький ублюдок, в общем. А вот руки не распускает, рот свой поганый закрытым держит и тихо-мирно на коленях балдеет, и сразу несколько показателей в личном рейтинге ненависти сбивает. Разомлевшим и спокойным он кажется Гуань Шаню симпатичным. Красивым даже. И сразу видно — такой же подросток, как будто обычный, без секретов и прослойки из сарказма и озабоченности. Просто потерянный, одинокий. Как сам Рыжий. — Хэ Тянь? — тихонько зовет Гуань Шань. — М? — сонно откликается парень. — Ничего. Спи, — шепчет Рыжий и запускает пальцы в волосы Тяня, легонько взъерошивая. Хэ трется щекой о бедро и усиливает хватку на колене, как будто бессознательно. Все равно мудак, — заключает Мо, откидывая голову на спинку дивана и разглядывая темноту под потолком, и все думает, пытается понять — что же это за чувство такое, когда одного и того же человека хочется избить до полусмерти, до хрипоты вместо слов, до кровавых слюней, и вместе с тем задушить в объятиях. Не с целью навредить, а словно доказать, показать, мол, смотри, у меня тоже есть чувства, есть желания, я тоже хочу… любви? любить? Хэ дергается, переворачиваясь, и носом утыкается в живот Рыжего, будто спрятать лицо пытается. А оно у него красивое, когда снимает маску превосходства и надменности. Умиротворенное такое, сантиметровые ресницы подрагивают, губы приоткрыты, заманчиво так. Гуань Шань невольно вспоминает их первый поцелуй, и его передергивает от ненависти и отвращения, и сразу хочется спихнуть уебка с колен, и потоптаться на нем вдобавок, пока отходит от сна. Это и поцелуем-то не назовешь, чистое насилие ради унижения. Подонок. — Тянь! — Шань трясет его за плечо, и Хэ подрывается на руках так, словно над ухом прогремел выстрел, — я домой, — и пытается встать, но, видимо, Хэ Тянь все-таки не так глубоко уснул, потому что вполне осознанно вцепился в его руку мертвой хваткой. — Ну? — Что случилось? — спрашивает хрипло и… обеспокоенно? — Уже поздно, — резко отвечает Шань, отворачиваясь в сторону и мысленно радуясь, что в полумраке комнаты не видно набежавший на щеки румянец. — Пусти! — Или что? — шипит в самое ухо. Шань молчит, хмурится, глядя в сторону. Нельзя смотреть, иначе там можно увидеть отголоски двух Тяней, — хорошего и безмятежного и ненавистного и плохого, — смешанных в одно. А хочется, чтобы в укромном уголке мозга сохранилась память о мирно и мило дремлющем Хэ Тяне, который вряд ли еще когда-нибудь спрячет клыки. — Я думал, ты останешься на ночь и мы немного… развлечемся, — хмыкает Хэ и прихватывает зубами мочку. От этого вроде безобидного жеста все тело пронзает жгучей яростью, воспоминания о Тяне-хорошем испаряются под влиянием высокой температуры и вспышки адреналина, а разум застилает злость и ненависть. Все смазывается. Кажется, Шань кричит, пытается вырваться, Тянь смеется и играет с ним в «кошки-мышки». А потом они дерутся. Рыжий этого не замечает. Перед внутренним взором Хэ Тянь благодарит его за вкусный ужин, предлагает посмотреть фильм, спит на коленях, как огромный ластящийся кот. А перед глазами он скалится довольно, стоя на одном колене, а вторым прижимая Шаня к полу. И Рыжий не трепыхается, потому что слишком явно чувствует прижатое к горлу острие ножа. К такому ему не привыкать. Не в первый раз. Шэ Ли прекрасно приучил его не дергаться при виде острых режуще-колющих предметов. Мир медленно обретает объем и приходит в движение, где-то на фоне работает телевизор, скрипят осколки на полу чего-то беспощадно разбитого, зудит разбитая бровь, горячая кровь стекает по виску, слепляя волосы, ноют ушибленные ребра и болит спина. Но все это неважно. Важно то, что Мо Гуань Шань устал. Руки, до этого сдерживающие кисть Тяня, в которой зажат нож, с глухим стуком падают на пол, и смотрит он на еще шире ухмыляющуюся рожу Хэ с покорным спокойствием человека, которому уже плевать. А в серых глазах Хэ Тяня азарт, для него это все — игра, еще один способ показать зарвавшейся игрушке, кто здесь главный, и почему не стоит идти против слова могущественного Хэ. — Что, Рыжик, сдаешься? — шепчет, нет, шипит Тянь, наклоняясь к самому лицу, чтобы провести кончиком носа по щеке. — Даже не трепыхаешься, не интересно так, — разочарованно выдает он. — Хочешь развеселю? — В глазах Мо пустота. — Поцелуй меня или… — И Тянь давит острием ножа в чувствительную кожу. Глаза Гуань Шаня медленно распахиваются, в удивление и непонимание, и так же медленно наполняются слезами. Словно в мутные стеклянные бокалы льют воду из-под крана тоненькой струйкой. Хэ Тянь не понимает, что происходит и почему на лице напротив нет уже такого привычного отвращения. Только боль и обида. И он ну никак не мог представить, что же на самом деле выберет Рыжик. Когда Гуань Шань рвется вперед последним отчаянным рывком, Хэ едва успевает отдернуть нож. Не до конца. Тянь чувствует каждым сжимающим рукоятку пальцем, как острие лезвия вспарывает тонкую кожу, видит, каждой клеточкой тела ужасаясь происходящему, как Рыжий хватается одной рукой за его запястье, а другой — прямо за лезвие ножа, и тянет на себя, тянет так сильно, что Хэ еле хватает сил на борьбу. И рычит затравленным зверем: — ДАВАЙ ЖЕ, НУ! ТЫ ВЕДЬ ЭТОГО ХОТЕЛ? — и слезы крупным градом по вискам, смешиваются с кровью. — Я ВЕДЬ ТЕБЯ!.. А ТЫ УБЛЮДОК!.. Я БЫ И ТАК… — и захлебывается, и тянет, еще чуть-чуть, и рука с рукояти соскользнет, не удержит. — ПОЧЕМУ ТЫ ТАКОЙ МУДАК? ПОЧЕМУ? — кричит так, что в ушах звенит. — УРОД! НЕНАВИЖУ! Тянь бьет наотмашь, легонько почти, чтобы внимание отвлечь, но перебарщивает немного. Шань мотает головой от удара, да так и замирает, пялясь невидящим взглядом в ножку стола, руки разжимаются машинально, и кровь хлещет из той, что в лезвие вцепилась. — Я ведь тебя… и так бы поцеловал, — задушенно шепчет, не моргая. — Я ведь… тоже этого хочу. Тянь замахивается и швыряет испачканный в крови Мо нож как можно дальше, как ядовитую змею, подальше от себя. Его кровь везде, ее так много. Хэ ненавидит себя за это. Он же просто пошутить хотел, как обычно. Только среагировал малыш Мо… не как обычно. Хэ ненавидит себя все больше и больше, за все то, что он сделал Рыжику, за боль, причиненную ему, за раны, за все. И эта ненависть накрывает с головой, как цунами, перехватывает дыхание, сдавливает горло, мешая дышать. Отчаянно хочется блевать от осознания того, как ты противен самому себе, как противен парню, беззвучно плачущему у твоих ног. Такие яркие эмоции. И так много боли. — Шань… — на грани слышимости зовет Хэ Тянь и тянет Рыжика на себя, в свои руки, аккуратно и осторожно, ожидая воинственного сопротивления, но его нет — Гуань Шань безвольной куклой роняет голову ему на плечо, только плачет все тихонько. — Малыш… — Отпусти меня, — слабым шепотом просит Мо, — пожалуйста, Тянь. Я больше никогда не попадусь тебе на глаза. — Его трясет в крупном припадке. — Пожалуйста, Хэ Тянь, отпусти. Не мучай больше, — умоляет он. — Я не вынесу больше. В другую школу переведусь, в другой город уеду. Только отпусти. — Дурень! — рычит Хэ Тянь, жмурясь, и стискивает дрожащее тело в руках. — Отпустить тебя, чтобы ты там… Идиот! — срывается, кричит. — Ты мой, понял? Мое личное рыжее солнце, мой свет! Никому не отдам. С трудом Тянь поднимается на ноги, держа Рыжика на руках, и нетвердым шагом идет в ванную. Шань не закрывает глаза, смотрит пустым взглядом в потолок, и больше не плачет. Перегорел. Он плохо стоит на ногах, поэтому Тянь усаживает его на пол и медленно раздевает, пока исходящая паром вода наполняет ванну. И никаких слов не нужно, наговорились уже. Хэ Тянь по крайней мере точно. На туловище Рыжика много синяков, в районе солнечного сплетения назревает новая гематома. Тянь касается ее невесомым касанием перед тем, как погрузить парня в воду. Шань вздрагивает, стоит горячей воде поглотить его израненное тело, но почти сразу расслабляется и закрывает глаза. Нервное напряжение отпускает и Тяня, он делает несколько шагов к выходу, но спотыкается на ровном месте и падает на четвереньки. Рывок в сторону унитаза и его рвет — долго, мучительно выворачивает наизнанку, со слезами выходит все то, что он так долго хранил, вся желчь выплескивается с горечью и мыслями — «МОЙ, МОЙ, МОЙ». Это осознание бьет молотом по голове, по внутренностям, по противной горечи на языке, по кому в горле. Рыжик смотрит на него откровенной усталостью из-под полуопущенных ресниц. Хэ Тянь, умывшись в раковине и почистив зубы, шаткой походкой бредет к нему, опускаясь перед ванной на колени. — Прости меня, малыш, — шепчет, — я искуплю вину. Шань не реагирует на его прикосновения, но едва ощутимо подставляется под чуткие массирующие пальцы, морщится, когда пена попадает в раны, но не сопротивляется. Одно это дает Хэ надежду. Он быстро расправляется с ранами Шаня, растерев его досуха полотенцем, помогает одеться и доводит до кровати. — Хочешь чего-нибудь? — спрашивает тихонько, присев рядом и тронув за плечо. — Спать, — хрипло отвечает Шань, зарываясь лицом в подушку. Кивнув, Тянь прижимается губами к перебинтованной руке Рыжика и оставляет его в покое. Убирая учиненный ими в драке бардак, Хэ скуривает полпачки, ощущая на себе беспрерывный взгляд. Колени подкашиваются от усталости, руки дрожат, мысли лениво кружатся вокруг скорчившегося на кровати тела. Падая на вторую половину кровати, Хэ Тянь думает о том, чтобы не ходить утром в школу, а полностью отдаться самоненависти и самобичеванию. — Хэ Тянь? — тихонько зовет Мо почти сразу. — М? — Закрой глаза. Шань медленно разворачивается лицом к нему и приподнимается на локте. Глаза Тяня послушно закрыты, но на руке, лежащей на груди, нервно подергиваются пальцы, показывая, что говнюк волнуется. Чуть улыбаясь уголками губ, Гуань Шань вдовесок накрывает его глаза ладонью и приникает к его губам своими, не раскрывая рта. Тянь дергается, как от удара, стискивает футболку на спине Шаня в кулак, прижимая к себе. — О, детка, — шепчет в иступлении, зарываясь пальцами в короткие рыжие волосы. — Малыш… Шань целует его снова, прихватывает зубами нижнюю губу, ласкает кончиком языка, скользит в податливый жаркий рот. Тянь срывается, стонет несдержанно, пытаясь глаза распахнуть, но Рыжий не позволяет. — Не надо, — шепчет он, целуя Тяня в подбородок, — не открывай. Пообещай, что не откроешь, пока я не вернусь. — Куда ты? — обеспокоенно дергается Хэ Тянь. — Я ненадолго. — Шань убирает от себя его руки, целуя в уголок рта. — Только не открывай глаза. Обещаешь? — Да, — легко соглашается Тянь, даже не раздумывая, на что, собственно, подписывается. Мо осторожно убирает ладонь от лица Хэ Тяня и сползает с кровати, Тянь чувствует это каждой клеточкой своего существования. Хлопает одна из дверей, давая Хэ сигнал к тому, чтобы подорваться с кровати и вслепую шарить по прикроватной тумбе в поисках сигарет и пепельницы. Ему надо успокоиться. Пара трепетных поцелуев от Шаня, простых, без толики страсти или слепой похоти, а возбуждение все равно окатило с ног до головы. А ведь если подумать, это их первый поцелуй. Без принуждения со стороны Тяня. Шань сам его поцеловал, сам, такое даже во сне не приснится. Как он там сказал — «Я ведь тоже это хочу». И как давно, интересно? Шум воды в ванной не стихает, это озадачивает. Испачкаться вроде не должен, или, может, кровь снова побежала. Хэ Тянь чертыхается, в который раз сунув сигарету в большой палец вместо пепельницы, и раздраженно тушит ее. Ожидание утомляет и напрягает, поэтому и минуты не проходит, как он подкуривает новую. Голову распирает от предположений и догадок о том, что задумал Рыжик. Мелькает на подкорке — «А почему я должен его слушать?» — и пропадает, потому что должен, потому что виноват, потому что обещал. Тихий шорох, ощущение постороннего присутствия, чужое дыхание. Хэ Тянь напрягается, когда длинные пальцы забирают сигарету из его собственных и еле подавляет желание распахнуть глаза. Ориентируясь только на слух, он слышит, как Рыжий затягивается, наверняка крепко сжимая фильтр тонкими губами, как выпускает дым в сторону, и все это словно живая картинка, а не домыслы больной фантазии. — Почему ты молчишь? — тихо спрашивает Тянь, отчаянно борясь с желанием открыть глаза. — Любуюсь, — коротко отвечает Шань и дотрагивается кончиками пальцев до его лица, щекотно проводит по ресницам, разглаживает морщинку между бровей, с нажимом проводит большим пальцем по нижней губе. — Ты красивый. Тянь вздрагивает от услышанного. Мо как-то изменился, словно за пять минут отсутствия где-то раздобыл сосуд с уверенностью и непомерной наглостью. Иначе как можно объяснить то, что он только что надел на Тяня маску для сна. — Шань… — Назови меня еще раз деткой, — перебивает Гуань Шань настойчиво, вцепившись пальцамив его подбородок. Тянь, наверное, впервые в жизни чувствует себя неуверенно, но, тем не менее, поведение Рыжего будоражит и интригует. Вряд ли Тянь кому другому такое позволил бы. — Детка, — медленно и издевательски зовет Хэ, откидываясь на локти. — Мой малыш захотел поиграть? Давай, детка, я весь твой. Шань со свистом втягивает в себя воздух. Еще несколько секунд он раздумывает, с чего бы начать, голодным взглядом исследуя мощное тело на смятой постели. Тянь улыбается, покусывает клыками нижнюю губу, и смотреть на это спокойно почти невозможно. Стоит найти этим абсолютно чудным клыкам другое применение. Больше ни секунды не раздумывая, Шань садится на бедра парня и приникает к его губам своими в жадном поцелуе, перехватывая дернувшиеся руки и прижимая их к постели над их головами. Сейчас, когда серые глаза высокомерного ублюдка скрыты под черной маской, проще пойти на поводу своих тайных желаний. Как будто сон, усталая фантазия воспаленного мозга. Хэ Тянь стонет низким голосом, выгибается, выставляя шею для поцелуев и болезненных, почти зверских укусов. Издаваемые им звуки сводят Рыжего с ума, он и подумать раньше не мог, что такое возможно, что кто-то будет желать его, забитого жизнью бродягу, с таким отчаянием. А Тянь желает, и если монументальная твердость в паху не показатель, то забейте Гуань Шаня камнями. Рыжий отпускает его руки, но звонко ударяет по запястьям, когда тот тянется обнять его. Хэ понимает все правильно, выставляет их перед грудью ладонями вперед и разводит в стороны. Мо Тянет его на себя, заставляя сесть, отчего их бедра еще сильнее притираются друг к другу. Тянь послушно поднимает руки вверх, помогая ему снять с себя футболку, и откидывается обратно на локти, запрокидывая голову, потому что Гуань Шань скользит поцелуями по его груди и ключицам, втягивая в рот чувствительную кожу, покусывая. Под черной маской для сна взрываются фейерверки, в голове набатом бьют колокола, перемежаясь с оглушающим звоном, и собственные стоны доносятся словно через толщу воды. Столько чувств и эмоций разом, что толком и не удается ни о чем подумать. Только хватаешь ускользающую мысль за хвост, а Рыжий мозолистыми от постоянных подработок пальцами стягивает с тебя штаны вместе с бельем. Только соберешься выдавить из себя что-нибудь язвительное и остроумное, а чувствуешь, что Рыжий уже обнажен, невероятно горяч и чертовски возбужден. Только решишь сдернуть ебаную маску с глаз, чтобы лично убедиться в реальности происходящего, как Рыжий перехватывает твои руки и ведет ими по своему телу. От самого лица, где он спешно облизывает подушечки пальцев, вбирает указательный и средний в горячий влажный рот, прикусывает костяшки, и ведет ими дальше, вниз по тонкой шее, по выпирающим ключицам и крепкой груди, но не дает коснуться главного, важного. Он мучает и его, и себя. Словно решает отомстить за все издевательства, он точно знает, что сейчас Хэ Тянь, в таком-то состоянии, всего лишь безвольная тряпка, крути-верти как хочешь, сил на сопротивление нет. Шань ненадолго замирает, опять смотрит, изучает, любуется, как нетерпеливо Тянь проводит языком по пересохшим губам, как до треска ткани сжимает в пальцах простыню, потому что касаться нельзя. А так хочется. Схватить, обнять, убрать маску, перевернуться, подмять под себя, чтобы без путей к отступлению. Но нельзя спугнуть. Ни в коем случае. — Если это сон, то пусть я никогда не проснусь, — просит Хэ Тянь, слепо поведя головой из стороны в сторону. Рыжий все еще здесь, все еще на нем, все еще твердо возбужден. Он шевелится легонько, не меняя положение тела, наклоняется к самому лицу Тяня и выдыхает тихонько, опаляя губы напротив горячим дыханием: — Твой? Хэ знает, о чем он спрашивает, и Тяню кажется, что этот короткий вопрос в одно слово несет в себе гораздо больший смысл, нежели простая констатация факта. Как если бы он спросил — «Ты готов терпеть меня и мои закидоны?» или бы просто и ясно сказал — «Тебе пизда, Тянь. Ты не знаешь, на что подписался». Но Тянь-то знает, Тянь давно хотел этого. И того. И всего Мо Гуань Шаня целиком. Поэтому он расслабляет руки, улыбается ласково и чуть дразняще, жалея, что не может увидеть выражение лица Рыжего, и уверенно отвечает: — Мой. — Хочешь, чтобы я окончательно стал твоим? — Безумно. Внизу живота тянет, почти болезненно, и Рыжий будто чувствует это, проводит пальцем по всей длине члена, обхватывает его у основания, ведет вверх, все еще словно раздумывая, а Тянь и дернуться не смеет, и простонать, лишь бы не спугнуть. — Отлично, — шепчет Шань и целует его, перестав ласкать. Рыжий позволяет Тяню коснуться себя, кладет его ладонь на свой член, сжимает, сам задает темп — медленный и неторопливый, как раз чтобы отвлечься от распирающей боли. Хэ Тянь стонет только от одной мысли о том, что Шань растягивает сам себя, и снова жалеет, что не может этого увидеть. Наверняка, зрелище дико возбуждающее. Мо Гуань Шань шипит в поцелуй, нестерпимо двигает бедрами навстречу ладони Тяня, сжимает в свободной руке черные волосы на затылке и мычит так пошло, что Тянь не выдерживает, скользит пальцами по мокрой от пота спине к ложбинке между ягодиц. Но даже не успевает прикоснуться — снова получает по рукам. Разозлиться бы, но как, если Рыжик уже поглаживает член, размазывая горячую от его ладони смазку, приподнимается на коленях и насаживается так медленно и осторожно, плавно покачивая бедрами, что страшно пошевелиться. А потом пропускает головку в себя, замирает на несколько секунд, и резко вниз. Хэ Тянь забывает, как дышать, когда Рыжий взрыкивает отрывисто и падает ему на грудь, больно вцепившись ногтями в плечи. Голова кружится, внизу по-хорошему узко, жарко, приятно, вцепившиеся в простыню пальцы немеют, но нет сил разжать. — Дыши, — хрипит Шань, приподнимаясь на локтях. — Не могу, — сипло отвечает Тянь, широко распахивая глаза, только это все равно бесполезно, кругом темнота, заполненная разноцветными эмоциями и хриплым горячим дыханием. Рыжий отрывисто смеется, сминая его губы в требовательном поцелуе, языком настойчиво проникает в рот и выдыхает, вынуждая Тяня дышать вместе с ним. С первым же самостоятельным вдохом Шань приподнимает бедра и неторопливо опускает, Хэ подкидывает следом, он рычит сквозь стиснутые зубы, выгибаясь. Его руки приходится перехватить, переплести пальцы и прижать к постели, чтобы не распускал, но Тянь, кажется, полностью отдался Рыжику, доверился, и это как никогда льстило, подстегивало. Черт, столько ощущений разом. Рыжий выпрямляется, двигаясь все быстрее и быстрее, горло дерет от стонов, но хочется найти угол, чтобы Хэ Тянь оказался полностью в нем, полностью его. Пересохших губ касаются пальцы и он без раздумий втягивает их в рот, хватает Тяня за плечи и тянет за себя, заставляя сесть, обхватывает бедра ногами, скрещивая в лодыжках на пояснице. Хэ Тянь понимает без слов, что малыш Мо устал, перехватывает одной рукой поперек спины, тесно прижимая к себе, а второй — под бедра, помогая двигаться, и, да, то, что нужно, именно то, что искал. — Ты бесподобен, детка! — рычит Тянь, и ему хочется ответить «Я знаю!», но с губ срывается очередной взрык. Шань запрокидывает голову, позволяя кусать и вылизывать шею, и чувствует — еще чуть-чуть, еще совсем немного, хотя такого и представить когда-то не мог. Они валятся на кровать вместе, все еще стискивая друг друга в жадных собственнических объятиях, их лица все еще напротив и они загнанно дышат, губы в губы, опустошенные и полностью изможденные, без мыслей, с блаженной пустотой в головах. — Детка, можно?.. — тихо шепчет Тянь, и Рыжий понимающе стаскивает с него маску. Сейчас смотреть ему в глаза не стыдно, потому что вся надменность и высокомерие исчезли, заменившись слепым обожанием. Шань не понимает, как это работает, но ему нравится, он улыбается, как никогда не улыбался. Его пронзает осознанием, что Хэ Тяню он не улыбался вообще никогда, но сейчас это неважно, как будто те месяцы сплошной ненависти и противостояний испарились. Словно не было драк и издевательств, словно не было ничего, сразу секс и эта безумная блаженная улыбка. Хэ Тянь подается чуть вперед, кротко целует и прижимается лбом ко лбу, шепчет с непередаваемой благодарностью: — Спасибо! Гуань Шань улыбается еще шире, он просто не может ничего с этим поделать, так хорошо на душе, спокойно. С трудом расцепляет объятия и откатывается на спину, раскидывая руки. Хэ Тянь смеется, бормоча себе под нос что-то о довольных рыжих котах, стирает с их животов сперму и предлагает сходить в душ, но Шань отрицательно качает головой — слишком устал. Они перебираются на подушки, под тонкое одеяло, и Шань окончательно расслабляется, прижатый сильными руками к крепкой груди. — Не знал, что ты можешь быть таким, — говорит Тянь впологолоса спустя несколько минут звенящей тишины. — Каким? — спрашивает Гуань Шань, подставляя заднюю часть шеи под спокойные поцелуи. — Нежным, внимательным, ласковым, — каждое слово — новый поцелуй, — напористым, страстным. Громким. До невозможности. — Узнал бы раньше, не будь ты таким мудозвоном, — ворчит Шань, поворачивая голову навстречу требовательным поцелуям. — Прости, — лыбится Тянь. — А еще ты любишь целоваться. Определенно. — Не знаю, — Шань зябко передергивает плечами, переворачиваясь на живот и обнимая подушку. — Я ни с кем до этого не целовался. — Но тебе же нравится? — Тянь укладывает голову ему на лопатки, прижимаясь к боку. — Угу. А… кхм… а тебе? — Ты не представляешь, насколько. Они замолкают, каждый думая о своем. Хэ Тянь вырисовывает незамысловатые узоры на пояснице Рыжего, изредка касаясь остывающей кожи губами, и, судя по всему, его все устраивает. А на Шаня вдруг обрушивается осознание — они переспали. Они, блядь, переспали! Точнее, ну, как так вообще, а? Хэ Тянь спрашивает что-то и терпеливо ждет ответа, но Мо не слышит. Он думает. Ничего ведь не случилось, ну да, ну, подумаешь, велика беда, переспали, да миллионы пар по всему миру так же занимаются сексом, вот только Тянь и Шань не пара, да к тому же какие нормальные люди трахаются после драки, да еще и после односторонней истерики, да еще и с самим, мать его, Хэ Тянем? Ебать, как же ж, блядь, сложно иногда бывает. А ведь было так хорошо. Вроде. Шань, наконец, поворачивается лицом к парню и говорит что-то о том, что только сейчас до него дошло, что Тянь мог и не позволить ему провернуть вот этот трюк с маской, что мог взбунтоваться и все в этом роде. Тянь смеется, называя глупым, обнимает и просит не махать кулаками после драки. — Зато ты теперь знаешь, каким послушным я могу быть, — шутит Хэ. — О да, буду бессовестно этим пользоваться, — в ответ ершится Рыжий, но все равно улыбается своей этой хмурой улыбкой, как только он может. — Так что, — он в смятение прикусывает губу, пытаясь сосредоточиться, — мы теперь типа вместе? — Без «типа», — гримасничает Хэ Тянь. — Бросай свои гопнические замашки, мой парень должен быть идеален. — И смеется, когда Шань щипает его за задницу. — А вообще, я от своих слов не отказываюсь. — Это каких? — Детка, я весь твой, — приглушенно шепчет Тянь, зарывшись носом в колючие рыжие волосы и крепче прижав парня к себе. — Действительно, и как это я мог забыть, — ехидничает Мо, просто не в силах удержаться. — Спи, малыш. Устал ведь. — Ага. Неебически. Хэ Тянь обязательно бы покачал головой, не будь та чугунной, но вот от послания ответного щипка не отказывается. Рыжий взрыкивает от неожиданности, но маты предусмотрительно держит при себе, только сыпет ворчливые проклятия под нос. И вот это их мир. И, кажется, теперь так будет всегда.