Коварство

      Сигюн перебирает травы, вдыхает аромат и задумчиво улыбается, прежде чем собрать их в горсть и кинуть в очаг. Сухой траве многого не надо, чтобы вспыхнуть, обернуться пеплом, распространяя приятный запах, после чего сизой дымкой, манимой тонким пальцем ведьмы, закружиться и соткаться в причудливый и узнаваемый образ одного неугомонного трикстера.       — Так значит… скоро в гости явишься?       Взмахом руки ведьма развеивает дым, после чего, улыбаясь, касается пальцами губ, вспоминая чужие поцелуи.       Ну какова забава? Все ищут на Локи управу, пытаясь его приструнить да порой к благоразумию призвать. А Сигюн и пальцем не шевелит, чтобы их встречу приблизить. Он сам приходит к ней, как только нагуляется. Как заблудший щенок, вновь и вновь возвращается «в последний раз», чтобы потом опять очутиться у ее порога. То издерганный и злой после очередной выходки брата. То израненный и усталый, как всегда недооцененный, после жаркой битвы.       Юноша, чья суть — сплошное противоречие и столкновение противоположностей, неизменно каждый раз возвращается к ней, хотя она не зовет его и встречи с ним не ищет. Он сам, как будто бездомный, приходит, уж несколько веков не в силах найти покоя в золотом Асгарде.       Гложет его несправедливое отношение, сомнения и думы. Хочет признания добиться, оценки…       Знал бы Один, что ходит к ней младший принц, как будто околдованный, — не сносить ей головы.       Знала бы Фригга — прокляла бы коварную блудницу-ведьму из глухих болот Ванахейма, что увлекла любимое дитя, показав ему сладость женской ласки.       Знали бы асы и ваны, что принц, обещанный в мужья принцессе Ванахейма, уже давно захаживает к другой девице…       Сигюн улыбается и качает головой, беспечно и легкомысленно. Ее не тяготит ни принц, ни чужое мнение. Сейчас она юная безродная девица, даже не богиня, так что чего ей переживать?       Даже если бы знали, то сделать бы ничего не смогли. У какого юнца не было первой любви? И какой юноша бы противился распробовать все прелести жизни, начиная вином, заканчивая женщинами?       Не ее вина, что в нужный момент младший принц Асгарда нашел утешение в ее объятьях, в момент злости приобрел в ее доме долгожданную тишину и уют для истерзанной души.       Не услышал упреков, осуждений и поучений. Сам за грань знакомства и дружбы переступил, в день, когда она стала считаться совсем взрослой, похитил ее первый поцелуй, как бы случайно, хитро играясь.       Видно, Норнами была предсказана их встреча, и не ее вина, что принц нашел в ней свое спокойствие и повадился срывать поцелуи с ее губ, когда ему только вздумается, ища рядом с ней тишину и идеи для своих новых магических изысканий.       Сигюн этого не просила. Ни поцелуев, ни ласки аса. Ей и не надо было. Она его не звала. Любви и внимания его не жаждала.       Сам предложил.       Сам приходил, себя предавая и обманывая, тем забавя юную богиню, что прятала под личиной ведьмы свою божественную суть, не желая быть замеченной и призванной к Одину Всеотцу.       Она не вынашивала в своих мыслях и сердце недобрых намерений. Искренне привечала у себя сначала отрока, а после юношу. Верно хранила его секреты и не таила зла, не плела против принца заговоров, против самого Асгарда не строила козни.       И в этом, пожалуй, и крылось ее коварство. В неспособности предать, утаить или обмануть. Она могла лишь умолчать или недоговорить.       Сигюн не лгала и не обманывала. И один раз поклявшись хранить верность Локи, обрекла себя на преданность ему.       Бог Хитрости и Огня этого не знал. Но не мог почуять лжи, углядеть неискренности. А потому… сам шагнул в ловушку в тот миг, когда пристроил свою голову на ее колени, отдавшись нежным рукам в поисках успокоения.       Решил поиграть с чувствами своими и Сигюн. Да только заигрался.       Права была мама, говорившая, что порой самые сильные мужчины падают жертвой самых слабых и нежных женщин.       Сигюн не просила верности от того, чья натура сама по себе была неверна даже ему самому. Не просила честности от того, для кого честность и правда зависят от ситуации, чьи принципы и мораль были гибки и изменчивы, как и настроение самого бога.       Они оказались слишком юны для этого мира, когда их свела судьба. Уже не дети, еще не взрослые. Такие разные, обреченные нести страдания друг другу одним существованием. Норны связали их судьбы и скрыли от зорких глаз Одина и Фригги, решив устроить какую-то свою, только им ведомую игру.       Каков шанс, что принц, умеющий прокладывать тайные тропы между мирами, ошибется и случайно набредет на ее дом, скрытый в самых непроходимых местах Ванахейма? Каков шанс, что она, тогда еще будучи совсем ребенком, недавно осиротевшим, окажется единственной, кто мог ему тогда помочь справиться с истощением магии, и более того — наберется храбрости это сделать?       Мальчик и девочка, чьи судьбы переплелись с первой встречи. Случайная услуга, расставание и новая встреча. А за ней и последующие, ведущие к тому, что они имели сейчас.       И вот уже маленький домик в глуши Ванахейма обзавелся вторым этажом, где у одного Верховного и самого юного мага во всех Девяти Мирах теперь мастерская. А девичья кровать Сигюн превратилась в супружескую до того, как были произнесены брачные клятвы…       Недостойно? Сигюн, несмотря на юность, видела слишком многое для ребенка, чей век взросления и жизни казался преступно долгим. Становиться царевной Асгарда или даже Царицей… Её это не интересовало.       Младший принц не может жениться раньше старшего. Да и сговорен он был в угоду для своего царства. Так чего зря слезы лить и страдать понапрасну? Бессмысленно это.       Сигюн было даже жаль его будущую жену, ведь принц умел влюблять в себя женщин, но вряд ли хоть одна удостоилась бы его любви по-настоящему. Даже Сигюн он слов любви не говорил, лишь улыбался зеленью глаз, скрывая на их дне озорство.       Он сам себе не был верен. Сам себе не предан. Ждать от него чего-то?       Сигюн бесполезных надежд не возлагала, ревновать и терзать свое сердце не видела смысла и спокойно провожала и встречала того, кто был назначен ей судьбой. Того, кто, быть может, был ее погибелью.       Богиня верности, что связана узами с Богом, которому верность была неведома.       Искренность с Ложью.       Какая ирония.       Сигюн была верна Локи.       Но в первую очередь она была верна себе.       Иногда судьбы, связанные Норнами, не имели счастливой концовки.       «Норны сплели наши судьбы, они же их и расплетут».       Поэтому Сигюн натягивает тетиву тугого лука, улыбается хитро и попадает юркому зверьку в глаз, собираясь приготовить к приходу Локи вкусный ужин.

***

      Локи всегда появляется без предупреждения и стука. Врывается порывом непостоянства и хаоса в ее устоявшийся мир, хватает за руку, дергает к себе, чтобы сорвать первый быстрый поцелуй. В движениях его торопливость, какая-то злость.       Снова что-то у него пошло не так.       — Тише, — выдыхает Сигюн, мягко кладя ладони на чужую грудь, затянутую броней, пропахшей кровью, когда он прерывает поцелуй. Она призывает его к осторожности. Чтобы сбавил пыл, вспомнил о ее хрупкости и о том, что она сильно уступает ему в силе, росте, да и вообще как женщина, что валькирией не была, довольно слаба. Позволяет сама себе быть рядом с ним слабой. Пока что. Здесь и сейчас.       И он нехотя подчиняется.       — Сигюн, — его голос дрожит нетерпением, и она лишь улыбается, хватает за руку и ведет за собой в спальню.       У него привычка срывать магией из ее кос ленты и шнурки, чтобы пышные непокорные волосы рассыпались по плечам и спине, плащом укрывая ее хрупкую фигуру, иногда предательски цепляясь за элементы его брони, из-за чего она морщилась от боли.       У Локи жажда зарываться в них руками, чтобы вьющиеся волны проскальзывали между огрубевших от кинжалов пальцев шелком, обдавая запахом дикого леса и жаркого лета, которого во дворце Асгарда не встретишь.       У принца особый интерес скользить губами по россыпям ее веснушек, складывающихся в узоры красных заклинаний на коже, щекоча дыханием, вызывая у нее тихий смех.       Открытие защитных татуировок, кругов и рунных цепочек, складывающихся в заклинания, для взора чужака — вот оно доверие, о котором некоторые и мечтать не смеют, так как это все равно что рассказать, где все слабые места. И Локи особенно любит переливающиеся красноватым светом за ее ухом древние руны, чье назначение так и не смог разгадать и выведать у Сигюн.       Локи Одинсон обожал играть с ней, забавляться. Ловя ли в ловушку слов, шуток или объятий.       И порой она тоже любит такие игры.       Сигюн обводит пальцами рунные цепочки разных оттенков синевы и зелени, круги на его груди, целует заклинания, впечатанные в кожу на шее, ключицах и плечах, что разбегаются колдовскими узорами, обычно скрытые иллюзиями. Зарывается в темно-красные, почти черные, будто кровью пропитанные, волосы и доверяет бесконечно. Возможно, слегка глупо и легкомысленно, но ее совсем это не беспокоит.       Они оба были противоречиями друг другу и самим себе. Богиня, скрывающаяся под искренностью и верностью, чистой правдой порождая чарующее коварство. Носящая маску ведьмы, пряча свое происхождение как асиньи.       Бог Лжи и Предательства, жаждущий справедливости и истины, что, как позже оказалось, был сыном врага и чудовища, которым пугают детей во всех Девяти Мирах. Выращенный во лжи с мыслью о том, кем никогда не являлся и не смог бы стать, сколько бы ни приложил усилий.       Они действительно были под стать друг другу. И Норны сплели их судьбы.       — Ведьма, — шепчет Локи, заглядывая в ее синие глаза.       — Колдун, — отвечает она ему с улыбкой.       Благословленные ли они связью или проклятые?       Они оба знают, что ничего хорошего из этого не выйдет.       Локи жаждет узнать правду и воздать справедливость, не в состоянии принять горькую истину.       Сигюн отдала свою преданность и искренность лжецу, сокрыв свою правду, просто ее не озвучив.       И будучи Богиней Искренности и Верности, совсем не ждет того, в чем разбирается лучше всего, от Локи Одинсона.       — У меня для тебя подарок, Сигюн, — улыбка у него, как всегда, хитрая.       — И какой же?       — Его зовут Фенрир. Мое очередное творение. Он будет тебе стражем и защитником.       Мохнатый и маленький комок глухо заворчал.       — А не слишком ли он мал? — смеется Сигюн, не в силах удержаться от попытки рассмотреть волчонка поближе.       Мягкий и теплый. Пока зубы не скалит.       — Он вырастет.

***

      Сигюн встречает Локи в обличии ледяного великана, чья кожа покрыта ритуальными письменами правящего рода Йотунхейма, на пороге своего дома, как и всегда.       Ее не пугает ни алый взгляд, ни заостренные клыки, ни обжигающий холод. Не пугает голос, в котором отзываются ледяные ветра Йотунхейма и ярость со жгучей и ядовитой обидой.       — Ты меня и такого примешь?       Локи непостоянен и изменчив. В какой-то момент задумчив и игрив, в какой-то — жаден до чужой покорности и зол. То отпустит, то схватит.       Озорник.       Но Сигюн видит всю его ложь насквозь. Да и знала она с самого начала, кем он являлся. Чувствовала холод Йотунхейма, что обнимал ее вместе со следующим правителем мира Вечных Льдов, заманивая, пытаясь не спугнуть.       Она давно узнала, давно догадалась и была готова к тому, что когда-нибудь и Локи поймет, кто он.       Поэтому Сигюн обжигает руки и губы, оставляя свои поцелуи верности и принятия его любым на ледяной коже. С интересом изучает новые узоры из йотунских рун, восхищаясь двумя обличьями, что создавали невиданную ранее гармонию.       Локи… Подходят две ипостаси. Везде двойное дно, обман, две разные сути, ведь так и не ясно, где настоящее, где ложь. Где правда, где выдумка. В чем хитрость?       Она не боится его, о чем говорит прямо, но…       Бог Обмана, что может раскусить чужую ложь, не хочет слышать ее искренность и уходит в ночь, стремительно оставляя ее за спиной. Прочь от дома, прочь от нее, прочь от самого себя…       Он снова говорит о том, что приходит в последний раз. На этот раз уж точно.       Она отпускает его и перевязывает ожоги на руках пропитанными мазью полосами ткани.       Сигюн знает, что он вернется.       Потому что Локи всегда возвращается. И этот раз тоже не будет исключением.       После того, как узнает, что он не родной сын.       После того, как лишится титула.       После того, как упадет с Бивреста…       Он возвращается, вот только Сигюн его уже не ждет. Его ждет лишь сгоревший дом и трупы посланных за Сигюн читаури, убитых отравленными стрелами из лука, что она хранила «просто на стене» в память об отце, чье имя никогда не называла.       Сигюн — дочь Ве, что был Одину Всеотцу братом, давно пропавшим без вести, — свое существование раскрывать не хотела до самого конца. И связываться с правящей семьей Асгарда тоже, но…       Женщина, сумевшая приручить такого, как Локи Лафейсон, не может быть в безопасности. Стабильность и постоянство, что хранит Сигюн, не всегда устоят перед бурей и Хаосом, что несет Локи.       «Если хочешь вернуть свою женщину, Локи сын Лафея, тогда приходи ко мне», — усмехается с записи Безумный Титан, передавая вместе со своим посланником прядь ярко-рыжих волос.       И Титан ему даже не лжет. Локи всего-то надо добыть Тессеракт, чтобы отыскать Сигюн, которая, отбившись от приспешников Таноса, не смогла уйти от коварного заклинания его верного пса, Эбони Мо, и была вышвырнута в другой мир. Тайные тропы капризны, магия и вмешательство посторонних непредсказуемый результат дают.       Она проваливается в другую реальность.       Вот только в какую и как ей отыскать дорогу назад — Сигюн совсем не знает.       Если им суждено, то они свидятся. Ведь так?       В конце концов, она никогда не искала с ним встреч нарочно. Но, видимо, когда-нибудь придется.       Рычащий, все еще маленький волчонок скалил свои зубы, выглядывая из-под ее плаща, поскуливая, пока она зажимала рану в боку, пытаясь остановить кровь.       Правая рука Безумного Титана промахов все же не знал.

***

      Сигюн не всегда жила в Ванахейме. Она перебралась туда только после смерти отца, незадолго до гибели матери, до этого долгое время путешествуя с родителями по мирам. Ее детство было по-своему необычным, но без сомнения все же счастливым.       Она изучала миры, сидя на руках отца и матери еще совсем малюткой, и вряд ли какой ребенок мог похвастаться тем, что видел все Девять Миров Иггдрасиля в столь юном возрасте.       Сигюн умеет открывать и прокладывать тайные тропы. Умеет ходить бесшумно и скрытно, отводя взгляд Одина Всеотца и Хранителя Бивреста. Она никогда не была изнеженной принцессой, да и не могла ей стать, имея таких родителей и учась стрелять из лука, казалось, с того момента, когда сумела сделать свой первый шаг.       Она умела за себя постоять и себя защитить. У нее было много знаний, много талантов, но…       Но параллельная реальность, точнее бесконечная их россыпь, оказалась ей не по зубам. Не сразу, далеко не сразу ей удается нащупать путеводную нить домой.       — Я так устала, Фенрир.       Огромный волк тяжело вздохнул, обдавая своим дыханием все ее лицо. Прошло уже столько времени, и она знает об этом лишь примерно, если так подумать. В попытках отыскать свой собственный мир Сигюн затерялась между пространством и временем, а Фенрир, волк, подаренный Локи, действительно вырос большим и сильным, свирепым и злым. Единственным другом и защитником, который не раз ей спасал жизнь. Они блуждали из одной реальности в другую в поисках своей родной, ориентируясь лишь на тусклую прерывистую нить, связывающую ее судьбу с судьбой Локи через пространство и время, пытаясь выгадать нужную, отыскать ту в хитросплетении миров.       Бесконечная дорога и поиск истощали силы. А каждый переход из одной реальности в другую вынуждал ее в новом мире начинать все сначала.       Где-то ей приходилось пробираться в сокровищницу Асгарда, где-то воровать Тессеракт у спецслужб Мидгарда, чтобы воспользоваться им один-единственный раз для открытия пути в другую реальность. А пару раз она пересекалась с другой версией Локи, и эти встречи… не заканчивались ничем хорошим.       Во многих реальностях Сигюн не существовало. А может, она и была, но только Локи тех миров с ней никогда не пересекался.       Но все равно он чувствовал, что они как-то связаны. Любопытный и пытливый ум Локи Лафейсона не мог пройти мимо той, что привлекла его внимание, а за его вниманием всегда следовала и заинтересованность тех, с кем Сигюн не желала иметь близких знакомств.       Она искала путь назад и не собиралась менять свою реальность на иную. А потому каждый раз стремилась ускользнуть и напоследок не оборачиваться.       Даже если ей кричали вслед, пытаясь услышать ответ на свой вопрос.       Локи альтернативных реальностей зачастую почему-то был чудовищно одинок, и единственное, что она могла ему ответить, это то, что ее зовут Сигюн и ее место в другом мире.       Иногда ей казалось, что свою альтернативную версию она таким образом очень сильно подставляла. А впрочем… справится.

***

      Мир меняется.       Мир смертных меняется еще более стремительно, чем мир богов Асгарда, и кому, как не Локи, это знать. Для людей его заключение на три века в тюрьме оказалось достаточным, чтобы, скрипя зубами, согласиться на такое наказание и отдать его под стражу Асгарда.       Смертные… такие глупцы.       Боги, впрочем, тоже.       — Ты так и не ответил на вопрос, зачем ты это сделал, брат?! — первые годы Тор пытался услышать ответ. Но после смерти своей ненаглядной смертной пыл его поутих. Он вообще начал утихать, когда человеческие друзья стали умирать, и наконец до брата дошло, что асы и простые люди очень сильно отличаются. Урок был жестким и даже жестоким, но для будущего правителя Асгарда все равно полезным.       Впрочем, Локи никогда не оставлял вопросы без ответа. И даже на суде говорил, что удивительно, совершенно правдиво, вот только правда для каждого своя.       — Я лишь хотел вернуть то, что мое по праву.       Сигюн принадлежала ему. Эта истина, простая и понятная, была с ним с того момента, когда он узнал о том, что Норны сплели их судьбы. Он в своем полном праве. Другое дело, что объяснять никому мотивы и цели не желал и не собирался.       У Локи можно забрать все, что ложью ему было данное. От титула принца до имени отца, но только не его магию и Сигюн.       Трон, власть, Мидгард… да даже Тессеракт — все это лишь инструменты. Все — пустое. Падая в Бездну, он многое обдумал. И его размышления были полны эгоизма. Впрочем, как и всегда.       Война с Мстителями была не более чем небольшой локальной заварушкой, не имеющей для Асгарда особого значения. Развлечение, детская площадка, песочница для игр. Даже для самого Одина Всеотца, что смотрел на своего старшего сына со снисхождением, как и на его любовь к смертной, все события в Мидрагде на самом деле безразличны. Войны, эпидемии, катаклизмы… Одина не волновало это раньше — не будет волновать и сейчас. Вторжение ледяных великанов в Мидгард было угрозой, провокацией, вызовом его власти. Он отстоял один из миров, взял под свою руку, но на деле…       Их век слишком короткий. Безумно короткий.       Сделка с Таносом была именно что сделкой. Не больше, не меньше. Локи никогда не клялся ему в верности. Он тоже в его глазах и руках лишь инструмент. Часть плана, который, увы… провалился.       Тессеракт ускользнул у него из рук и был спрятан в сокровищнице Асгарда, а после того как Танос решил пойти войной на Асгард с целью приведения своего плана в действие, мир наконец вспомнил, кем был Один Всеотец до того, как сел на трон и стал править Девятью Мирами, отказавшись от войн и завоеваний.       Весь лоск, все иллюзии, позолота… все золото Асгарда и его величие пропахли кровью. Один Бёрсон собирал Девять Миров с помощью силы, и об этом вспомнили, да только слегка запоздали.       Безумный Титан опасался Одина. И опасался не зря.       Да, Мстители, что повязали Локи, тоже трепыхались основательно, но именно Всеотец поставил точку в этом конфликте, заключил очередной договор о невмешательстве в дела смертных, о котором, естественно, люди забудут через несколько веков, и вернулся в Асгард вместе с трофеями.       И Локи был среди этих трофеев, хотя Один до сих пор называл его сыном, восстановил в правах и даже, в угоду смертным, назначил ему наказание. Три века заключения, а дальше Локи обязан заняться восстановлением Йотунхейма и вернуться к своим обязанностям. К тому, для чего был взращен, — для укрепления власти. Политика, брак… пара сотен жизней смертных для Одина не имели никакого значения.       Выгода и власть.       Локи сжал руку, развеивая легкую иллюзию.       Камни бесконечности больше не хранились в Асгарде. Они вновь были раскиданы по Вселенной, спрятаны в самых потаенных ее уголках, и Локи, быть может, нужна целая вечность, чтобы отыскать Тессеракт вновь. А впрочем, стоит ли?       Сигюн…       — Норны сыграли с нами злую шутку, — Локи усмехнулся. — Интересно… как принцесса Ванахейма относится к чудовищам?       Как оказалось, йотунов принцесса Ванахейма боится до визга. Ее крики ужаса, мольбы не выдавать замуж за чудовище и страх на лице… Услада для его ушей и глаз.       Потери, разочарования, чужая ложь, которую он свято чтил за правду… Сделали его шутки жестче, сменив безобидное озорство, что было словно искры солнечных зайчиков, запутавшихся в медных волосах одной ведьмы.       И вновь Локи стал причиной скандала, чему был безумно рад и чем чуть-чуть… опечален.       Он почти развязал войну. Опять. Но что же ему делать, если теперь во дворце Асгарда ему по-особенному душно? На руках браслеты, подавляющие магию, и шепот злых языков уже не вызывает интерес?       Локи слишком скучно, чтобы творить добрые забавы и шутки.       Ему хочется сыграть во что-то посерьезнее.       — Отправляйся в Йотунхейм и, пока не возместишь ущерб, нанесенный этому миру, не возвращайся, — бросил ему Один.       Локи оставалось лишь усмехнуться и шагнуть в свет Бивреста.       Восстанавливать Йотунхейм… нищий, дикий, полуразрушенный и ледяной мир, в котором Один Всеотец вырезал подросших особей мужского пола, дабы исключить бунт, каждые триста лет, не давая вырасти новым воинам, мир, в котором была уничтожена вся культура, загублено мастерство и ремесло.       Разоренная, нищая, холодная и неприветливая… родина чудовищ.       Его родина.       — Чужак, воспитанный врагами, что ничего не знает ни о крови, ни о роли своей… — старый ледяной великан уставился на него слепыми белыми глазами. — Будет править нами… Позор.       Он сидел на ступенях занесенного снегом дворца правителей Йотунхейма и, видимо, ни на что уже не надеялся.       — Это так, — не стал отрицать Локи, разглядывая пустой замок. — Меня воспитывали асы, взращивая на сказках о чудовищах, сокрыв, что я одно из них. Так, может, поведаешь мне сказки, что рассказывают чудовища своим чадам, старик?       Украденный Ларец Бурь опустился на ступени рядом со слепцом.       Старый йотун коснулся его с благоговением, почуял древнюю магию вечных зим и долго молчал, поглаживая поверхность древнего артефакта, скрытого от глаз Хранителя Бивреста и Всеотца.       Локи не мог прийти в родной мир с пустыми руками, право слово.       — Сказки? Старый Варди расскажет вам все, что пожелаете, мой Царь.       Локи не смог заполучить Тессеракт и отправиться на поиски Сигюн — это правда.       Но он сможет сделать целый мир, что отныне принадлежит ему по праву, маяком, на свет и зов которого она придет, отыскав дорогу.       Еще пара веков не срок для них обоих.       Ведь Норны сплели их судьбы. Что до Локи… Он всегда был любопытен и пытлив умом. Найти в Мидгарде Скульд было нелегко, вечно юная и легкомысленная дева, что видит будущее, но лишь самый предсказуемый вариант, противилась долго, не желая давать предсказание. Но все же сдалась.       — Дочь Ве сама тебя отыщет. Но только от тебя зависит, захочет ли она остаться.       — Ве? Брат Одина?       — О! — светловолосая девица рассмеялась. — Так она тебе не сказала? А впрочем, ты и не спрашивал, йотун!       Однажды, утопая в белом снегу, откуда ни возьмись, в Йотунхейме появится ужасающий волк со своей хозяйкой, что не будет бояться ни чудовищ из детских сказок, ни даже того, кто ими правит.       У нее за плечами будет лук бога Ве, на лице россыпь веснушек, скрывающих под собой вязи древних заклинаний, а в голосе зазвучит смех.       Ее появление принесет новую смуту во все Девять Миров, угрозу власти правящему роду Асгарда, так как Тор, сын Одина, не женится к тому времени и не обзаведется наследником.       Так будет. А может, и нет.       Ведь Норны хитро сплели их судьбы. То сталкивая два противоречия, то разводя в разные стороны. Играясь, забавляясь, посылая испытания, встречи и разлуки.