Ничто не вечно под луной.

      Тихие шаги, стук каблуков в глухом полупустом помещении, всё это было заглушено звонкой и резкой мелодией рояля, стуком клавиш.       — Непохоже, чтобы ты старался. Музыка — это не пустые удары по инструменту, Николай.       Замерев над клавишами, парень повернулся к своему другу с удивлённым выражением лица. Это замечание ничуть его не тронуло, но он не ожидал, что Фёдор навестит его в такую погоду. Обычно он навещал его поздними вечерами, когда уходило солнце и приходила луна. В тёплые безветренные дни.       Почти бесшумно он входил и усаживался на банкетку, по-хозяйски располагал тонкие и длинные пальцы, идеально подходящие для игры.       И за одною звонкой нотой стала звучать другая, одиноко разливаясь по помещению.       Единственным слушателем был Гоголь. Фёдор считал, что во всём мире он один смог увидеть в этих одиноких играх на рояле что-то большее, чем просто выступление для пустоты.       — Прекрасное звучание, я восхищён! Во всём мире Вы единственный звучите не так, как остальные. Отточенные ноты, словно это не человек создаёт музыку, а робот. Всё это не для меня, но Вы удивительны. Ваша игра, вне всяких сомнений, настолько одинока, что хочется Вас избавить от мучений нечеловеческих.       — Я не... Нечеловеческих? — фиолетовые глаза на секунду блеснули алым цветом под светом луны. Повернувшись к слушателю в полоборота, он прекратил игру, медленно убирая пальцы с клавиш. Улыбнувшись, неизвестный подошёл ближе, снимая шляпу перед загадочным пианистом.       Не разрывая зрительный контакт, он всматривался в его глаза, которые были сделаны из самого чистого хрусталя, который можно сыскать на белом свете.       — Чёрт возьми. Я тронут.       Горькая усмешка едва скользнула на губах шляпника, как тут же он был вжат в клавиатуру рояля, отчего раздался грохот смешанных нот. Сжимая одну руку на шее парня, второй, он свободно водил по клавишам, играя короткую композицию без наименования.       — Бергамасская сюита, L.75, Лунный свет. Сыграете? — тихо прошептал тот, не пытаясь глотнуть чуть больше кислорода, чем ему было дозволено.       — Раз уж это ваша последняя просьба, то сыграю, разумеется, — ответил тот, слабо улыбаясь.       Шляпник хохотнул, запрокинув голову назад, едва не столкнувшись с деревянной крышкой рояля.       — Возьму у вас пару уроков игры на рояле. А после Вы сыграете сюиту!       Удивившись такой наглой просьбе прямо в лоб, Фёдор разжал пальцы на горле парня и отпустил его, позволяя ему вздохнуть полной грудью.       — Я похож на человека, у которого много времени?       — Сказать по правде, Вы и на человека то не очень похожи.       — Как я рад тебя видеть, друг мой! — приветствуя с особым трепетом гостя, Коля поднялся с места, моментально подняв настроение Фёдору на ступеньку выше, благодаря своей острой и выразительной улыбкой.       Тот лишь сдержанно кивнул и приподнял уголки губ. Оглядев помещение, он заметил, как тепло в ней стало находиться. И вовсе не из-за свечей.       — Сыграем вместе. Заодно проверю твою подготовку.       Усаживаясь на одну банкетку, Фёдор занял позицию на клавишах и, указав позицию Гоголя, начал первым. Это был «Танец Рыцарей». С первой ноты они начали играть в воинственном и боевом характере, их пальцы цепко выхватывали звук изнутри клавиш, будто подпитывая их чем-то неведомым и загадочным.       Двигая этой мелодией так, как им того хотелось, они будто сливались воедино, наслаждаясь игрой друг друга.       Фёдор делал это более уверенно и раскованно, будто посвятив всю жизнь изучению столь детального инструмента в руках всего живого, как, например, музыка.       Николай же, хоть и не выглядел скованно и зажато, но всё все же не мог позволить себе пущей уверенности в своих навыках, потому придерживался строгих правил и учений от своего наставника, не давая себе нахальной свободы в игре.       Заметив это, Достоевский слегка наклонился вбок к уху своего друга и шепнул:       — Не играй, чувствуй.       Николай дал больше пространства своим пальцам, едва не соприкасаясь с руками Феди. Поддаваясь приятному и величественному звучанию композиции, они оба прикрыли глаза, правда, белокурый всё же позволял себе моментами приоткрывать очи в самый пик игры, дабы лицезреть холодную улыбку Фёдора.       Приятную мелодию они закончили на хорошей ноте. В прямом и переносном смысле этого слова. Громко ударив в последний раз по клавиатуре, Достоевский распахнул глаза, не поднимаясь с места. Кажется, будто он над чем-то раздумывал, смотря на белоснежные клавиши рояля.       — Николай, сыграй мне Бергамасскую сюиту, Лунный свет.       Удивлённо ахнув, тот вдруг звонко рассмеялся.       — Федя, я ведь ни разу до этого не пробовал! Ты хочешь, чтобы я опозорился в такую прекрасную ночь? — хитро сщурившись, он приступил к игре.       Пусть она и была моментами с ошибками в нотах, но была такой живой. Именно этого всегда не доставало мужчине. Он играл безупречно, безупречно и одиноко. Николай же играл неумело и громко. Но чувствовалась в этой игра такая жизнь, какая никогда и не снилась Фёдору. Будто мир для него перестал делиться лишь на чёрное и темнее оттенком. И в давно небьющемся сердце изо льда вдруг что-то треснуло. Не только лёд, но и сам кусок мяса пошёл по швам. Совершенно новое и неведомое ранее чувство. Ему ни за что не удастся сыграть так, как это делает Гоголь.       — Коля, я ухожу первым, — вдруг отозвался тот, прервав игру.       Подняв свой взгляд на дорогого друга, он спросил, точно зная ответ:       — Ты вернёшься следующей ночью?       Поднявшись с места, Фёдор слегка нагнулся и, поднеся руку Николая к своим губам, оставил холодный, едва ощутимый поцелуй разлуки.       — Играй эту сюиту до моего возвращения.       Ничего не ответив, он лишь смотрел вслед уходящему не человеку, который растворялся в темноте, с каждым шагом отдаляясь от него. И теперь он занял его одинокую банкетку. Одинокий инструмент, служащий лишь ему. Одинокая игра для мрачной пустоты. Одинокий пианист без слушателей обречён на вечное заточение в собственных кандалах музыки, заплатив немалую цену для этого.       Ночами в храме ещё играет одинокая, но живая сюита. Композиция для Луны.