созвонимся?

В глазах Юры читается лишь отвращение, от чего сердце Кости пропускает сразу несколько ударов. Долбоеб, зачем, зачем, зачем!.. — Что?.. — Татищев на Костино молчание еще больше хмурится, а последний понимает: деваться некуда. Сказал «А», говори «Б», и будь, что будет. — Я люблю тебя. Уралову казалось, что Челябинск сейчас взорвется. Такого гнева в глазах он у него не видел никогда. И лучше бы Юра ударил. Но Юра просто ушел, даже не обернувшись и громко хлопнув дверью. Костя криво улыбнулся и со всей силы растер глаза. Не плакать хочется. Рыдать и винить всех и вся. Но Костя срывается и бежит вслед, надеясь Юру нагнать. Нельзя оставлять все вот так. Это неправильно. Екатеринбург имеет право на чувства, в конце концов. Ничего противозаконного не сделал, просто влюбился в друга-гомофоба по уши, и вот уже двести лет мучался. Не выдержал. А Татищев как будто специально то обнимет, то на коленки приляжет. Ему ничего, просто дружеский жест, а Костя каждый раз кончается как человек. Гудки продолжались недолго, потому что Юра скинул. Костя выбегает из подъезда и видит быстро удаляющуюся спину друга. Догоняет и за плечо хватает, отчаянно и крепко. Знает — его сейчас толкнут. Снова не угадал. Челябинск повернулся слишком медленно, а Уралов ладонью уже почувствовал, насколько тот напрягся. — Убери руку. — Юр, нужно погов… — Я сказал, убери свою руку с моего плеча. Костя готов был услышать «поганую», но этого слова тоже не последовало. Костя теперь совсем Юру не понимает. Тот дышит быстро и громко, а в глазах абсолютно нечитаемая эмоция. Руку Уралов убрал, но больше ничего не изменилось. Медные глаза смотрят в черные взволнованно, зрительный контакт никто прекращать не хочет. — Юр… — Костя начал первым. — Зачем? — Его перебили. Юра слова чеканит, почти сквозь зубы говорит. Косте хочется спрятаться от этих колючих глаз, которые смотрят осуждающе и строго. Но никакого ожидаемого отвращения Уралов не наблюдает. — Прости. — Зачем, Кать? — Юра уже сам не знает, чего хочет добиться. А Екатеринбург молчит. Это раздражает еще больше. Челябинск бледными ладонями сжимает толстовку на плечах напротив и в глаза Костины смотрит умоляюще. — Кость, зачем ты это сделал?.. Ни слова. Костя сверлит его растерянным взглядом. И правда, зачем? Юру бесит эта непредсказуемость Уралова, Юру бесят геи, Юру должен, блять, бесить Костя. Но сейчас Юру бесит, что нихуя Костя не бесит. Что сердце затрепетало от трех слов, произнесенных Ураловым. Принципы Челябинска рухнули еще много лет назад, только признавать это Юра не собирался. Татищев явно не ждал от лучшего друга признания. В глубине души, может, да, желал, только сам себе пока не признался, не собирался. Не сейчас. Не так быстро. Не когда вы с Костей от души смеялись в коридоре его квартиры и случайно столкнулись взглядами. Челябинск не был готов, что Уралов подойдет ближе, своей ладонью его робко сожмет и скажет фразу, которая перевернет их жизнь с головы до ног. Только Екатеринбург потом отскочил от Татищева, как от огня. Губы сжал в тонкую линию и все. Больше ничего. Видать, осознал, что наделал. А Юра, кажется, впервые в жизни так растерялся. — Что?.. Себе ни за что не признается, что просто захотел снова это услышать. А сам состроил лицо, будто бы перед ним не Костя, а любой случайный мужик, который позвал потрахаться. Но Костя не такой. И Челябинск об этом прекрасно знает. Ему просто нужно больше времени. Хлопок двери. А сейчас Татищев не знает, что делать. Он не ждал, что Костя пойдет за ним. Тот сглотнул громко, прокашлялся и заговорил слишком хриплым голосом: — Давай зайдем обратно. Челябинск не ответил, молча развернулся и направился в Костину квартиру. Когда Екатеринбург закрыл дверь, Юра сполз на пол и чиркнул зажигалкой. — Не ожидал, Костян. Уралов сел напротив него, но к другой стене. — Юра… — Юра не перебивает, готовится слушать, но Костя лишь хватается за голову руками. — Мне нечего ответить. По коридору раздался тяжелый вздох. Татищев снова затянулся, отвечая спокойно: — Давай об этом забудем. Костя неверяще посмотрел на него. — Что?.. Челябинск раздраженно цокнул. — Я не был готов, что мой лучший друг пид… Гей. Который, к тому же, влюблен в меня. Пойми тоже, Кость. — Юра выдохнул ядовитый дым. — Но я не хочу из-за этого терять друга. Я просто пока не готов. Костя молчал, и Юра понимал, почему, на что лишь криво улыбнулся. — К хуям сгорели мои принципы и мировоззрение, Кать. Не знаю, что со мной. То ли ты так влияешь, то ли не знаю, что. Челябинск встал, направляясь к двери. — Приди в себя, заебись все будет. Уралов прокашлялся и поднял голову. — Созвонимся? — Как всегда. Уже за дверью Юра странно улыбнулся.