Отчаяние

В огромном особняке королевской семьи Куран было множество комнат и коридоров. Каждая комната хранила свои секреты и воспоминания, в каждом коридоре можно было почувствовать призраков прошлого, которые неотступно следовали за жильцами этого дома печали. Зайдя в свою комнату, Канаме резко захлопнул дверь. Он, все еще тяжело дыша, подошел к окну и оперся ладонями о подоконник. Оставалось пару часов до рассвета, но спать совсем не хотелось. Он думал, что глоток крови его возлюбленной утешит сознание и подарит тихий и спокойный сон, который не приходил уже несколько дней. Но вопреки всем законам кровавой жажды ему стало только хуже. В очередной раз. В каждой клетке крови его сестры сидел образ пепельноволосого охотника, который отравлял сладкий вкус божественного напитка. «Пускай в твоем сердце еще один… Ты без сострадания – это не ты», - вспомнил Канаме собственные слова, сказанные Юуки совсем недавно. Чистокровный сжал кулак и ударил в стену – громадная трещина не замедлила появиться. Куран понимал, что скажи он правду о том, как же сильно было его желание стереть Кириу с лица Земли, ему стало бы легче. Ему, но не ей. Поэтому приходилось опутывать себя и Юуки этими тяжелыми цепями лжи, которые тянули их обоих вниз, заставляя тонуть в этом грязном омуте. Канаме стало противно. Его древняя душа, уставшая от боли, мрака и все той же лжи, нуждалась в любви и покое. Ему была необходима другая такая же душа, которая могла бы всецело отдаться ему, прошептать слова утешения и точно дать зарок, что она никогда его не покинет. Что ей нужен только он один. Что она всегда его поддержит. Не замечая, что происходит вокруг, Канаме дал волю своим эмоциям. В своей комнате он один, здесь никто не видит, как плохо бывает Королю, кроме молчаливых стен. От напряженной ауры чистокровного начали биться стеклянные предметы, падать с полок книги. Внезапно послышался настойчивый стук в дверь, но нежеланный гость не стал ждать, пока ему разрешат войти, и немедленно появился на пороге. - Канаме-сама, - с испугом во взгляде произнесла Лука, - с Вами все в порядке? - А что не так? – рассеянно отозвался мужчина. - Я слышала шум из Вашей комнаты, решила зайти, проверить, все ли у Вас хорошо, - как-то неуверенно сказала девушка, обсматривая осколки и валявшиеся на полу книги. Вдруг очнувшись от своих мрачных мыслей, Канаме будто другими глазами посмотрел на окружавший его беспорядок. - Надо позвать Сейрен, - поспешно заключила Лука, но усталый голос чистокровного тут же ее перебил: - Не надо никого звать. Канаме сел в кресло и шумно выдохнул. Прямо перед кроватью лежал небольшой осколок разбившейся вазы, в нем играли блики от десяти лампочек на стеклянной люстре, и между ними вписался образ прекрасной аристократки, все еще с беспокойством взиравшей на своего повелителя. Куран внятно ощущал, как по ее венам течет кровь, как бешено стучит ее сердце – сердце, так сильно желавшее его любви. Чистокровный не любил это чувство. Когда любая другая аристократка смотрела на него с вожделением, испуская мощные флюиды влюбленности, это еще можно было проигнорировать. Но когда дело касалось Соэн, все становилось гораздо сложнее. Чем-то эта аристократка притягивала к себе: помимо того, что она была безумно красива, она всегда носила на себе маску высокомерия и хладнокровности, но Куран точно знал, что при нем эти обличия исчезают, и Лука становится той, какой она и является – теплой, нежной, отзывчивой. Только для него. Полная противоположность Юуки, которая была добра ко всем, но и сердце свое делила на двоих. Эта необычная черта характера Соэн нравилась Канаме. Нравилась как мужчине, но не как представителю рода Куран, который должен был во что бы то ни стало сохранить чистое чувство и верность своей Принцессе. Оторвавшись от своих размышлений, Канаме заметил, что девушка еще здесь и пристально его разглядывает. - Лука? – вопросительно приподняв бровь, спросил ее чистокровный. - Простите, - замешкалась гостья, но, немного потоптавшись на месте, все же не ушла. – Возможно, я могу Вам чем-то помочь? Канаме почувствовал резкую сухость в горле, которая начала медленно прожигать вены. Отчаянно усмехнувшись, он подумал: «Держи себя в руках, глупец». Пытаясь побороть жажду, он вдавил ногти в жесткую ткань полотна, покрывавшего кресло, и шумно втянул в себя воздух, но сделал только хуже – до него донесся пьянящий аромат крови, в горячем танце разливавшейся по венам аристократки. Куран вспомнил, из-за чего он только что изводил себя. Он хотел, чтобы рядом оказалась душа, готовая на все ради него, и неважно, что чувства к ней зарыты где-то глубоко в его сердце и почти не давали о себе знать – в нужный момент они напомнят хозяину о своем существовании. Любящие глаза Луки уловили молчаливую просьбу Канаме. В своем сознании она победно улыбнулась – пусть ее Король сам этого не понимал, но временами он нуждался в ней. Грациозно подойдя к креслу, вампирша остановилась, ожидая, что Куран встанет. Но он схватил ее за запястья и посадил себе на колени. Зарывшись в копну золотисто-бежевых волос, мужчина шумно вдохнул их запах. «Да, именно так пахнет спокойствие», - подумал он про себя. Не совсем осознавая, что он делает, Канаме провел тонкую линию поцелуев от плеча до будущего места укуса на шее. От неожиданности девушка содрогнулась всем телом и еще сильнее прижалась к чистокровному, отчего пульсирующая венка на шее максимально приблизилась к клыкам вампира. Канаме прокусил нежную кожу, сорвав с губ Луки легкий стон, и, стараясь хоть как-то уменьшить нахлынувшую ее боль, успокаивающе начал поглаживать девушку по спине. В его голове промелькнули чувства, эмоции, картинки, образы – все недавно пережитое аристократкой теперь было ему известно досконально: и порочные желания ее сердца, которых она стыдилась, и неугасимая надежда, и то, сколько терпения она тратит каждый день, чтобы просто не сорваться на отчаянный крик, когда видит ее Короля с его Принцессой. Насладившись столь сладостными для его самолюбия помыслами чужой души, Канаме взглянул аристократке прямо в глаза. Когда, если не сейчас, они смогут поговорить начистоту? - Лука, - полушепотом произнес Куран, опаляя дыханием губы девушки, отчего та от удовольствия прикрыла свой затуманенный взор, - почему же ты никак не забудешь меня? Соэн почувствовала влагу на своих глазах. Нет, она не позволит себе заплакать, только не при нем. Он не должен видеть ее такой. - Ты же знаешь, Лука, я никогда не смогу полюбить тебя так, как ты бы этого хотела. Мое сердце… принадлежит другому существу, - продолжал Куран, но уже не так уверенно. По телу несчастной пробежала дрожь. Слеза самовольно скатилась по щеке, Лука и не заметила ее. Канаме негромко вздохнул и положил голову ей на грудь. - Наверное, было бы легче, если б я любил тебя. Тогда никто бы не страдал – ни ты, ни я, ни Юуки, ни, наверное, даже Зеро. Хотя, кто знает? Этого ведь никогда не произойдет. В комнате послышались тихие всхлипы: Лука не смогла больше сдерживать нахлынувший поток слез. Обхватив голову возлюбленного руками, она прижала его к себе еще сильнее, как будто боялась, что он сейчас исчезнет, целовала его затылок, виски, лоб, пока он с трудом не выпутался из ее крепких объятий. Строго посмотрев на вампиршу, Канаме мягко проговорил: - Я принес тебе столько боли, отталкивая тебя, показывая свое жестокое равнодушие, а ты все еще здесь, в этом доме, рядом с девушкой, которую ты пожелала бы видеть мертвой, лишь бы только оказаться на ее месте. Иногда мне кажется, что тебя не отпугнут даже мои руки, по локоть испачканные в чужой крови. Так почему же, Лука? Почему ты не ненавидишь меня? Канаме пристально глядел на нее, ожидая ответа. Девушка запрокинула голову, пытаясь загнать предательские слезы назад, а потом, прижавшись к его щеке, ответила: - Человек, страдающий от неразделенной любви, не имеет права обвинять объект своих желаний в равнодушии. Сердцу нельзя приказать. Оно никого не слушает. Канаме горько усмехнулся. Это было правдой – он сам являлся пленником своего собственного непослушного сердца. Пожалуй, оно было единственной вещью на целом свете, которая не подчинялась его приказам. Обняв аристократку за талию, чистокровный произнес над самым ее ухом: - Я благодарен тебе за то, что ты делаешь для меня. И я ценю твою заботу и преданность. И твою любовь. Поэтому, Лука, несмотря ни на что, я прошу тебя… Прости. Глаза девушки расширились от неожиданности. Она посмотрела на него, думая, что он говорит это не всерьез. - Мне не за что Вас прощать. - Тогда позволь мне совершить то, что ты мне вряд ли простишь. Не успела Лука подобрать нужные слова, как почувствовала на губах поцелуй. Его поцелуй. Столь долгожданное прикосновение любимых губ прожигало все ее тело, а сознание выбивало из колеи. Все те эмоции, которые она так долго прятала в себе, теперь можно было выплеснуть наружу. В груди стало тесно от растущего чувства счастья, жар волнами окутывал ее тело. А где-то внутри маленьким огоньком затаился страх – только бы все это не было сном. Канаме обвил руками ее талию и всем телом прижался к Луке. Он на мгновение прервал поцелуй, только чтобы сказать: - Побудь сегодня со мной. «И пусть завтра, когда сядет солнце, и мы, вампиры, пробудимся ото сна, я и ты, быть может, пожалеем о том, что сейчас сделаем. Но завтра это будет лишь воспоминанием – теплым и нежным воспоминанием в наших загубленных безответной любовью сердцах».