Так верни меня в свой храм

Необычно теплым весенним вечером Вэнь Нин отправился на поиски Вэй Усяня. И обнаружил, что тот наконец-то нашел применение двум бумажным куклам, давно валявшимся в его «мастерской». Вэнь Цин тогда разозлилась — в основном из-за того, что он на несколько часов пропал, никого не предупредив, а когда вернулся, мямлил что-то про призрака, которого пришлось выгонять из чулана у какой-то художницы. Сестра пригрозила, что спустит его с горы, если он снова не взял денег, и тогда он вытащил из цянькуня двух бумажных кукол. — Просто чудесно, что она подарила тебе двух бумажных защитников! — гневно орала Вэнь Цин, изо всех сил сдерживая смех, а Вэй Усянь смущенно переминался на месте. — Иначе я б тебя закопала в следующий раз, когда ты будешь работать бесплатно! Вэнь Нин тогда поспешно скрылся, чтобы не вставать ни на чью сторону, и знал лишь то, что Вэй Усянь засунул кукол в угол своей пещеры и хотя бы раз в неделю обещал Вэнь Цин сделать с ними что-нибудь полезное. И вот, похоже, он наконец выполнил свое обещание: стоит, заложив руки за спину, и поглядывает сверху на тщательно расчищенный от зарослей клочок земли. По краям лежат аккуратные кучки мусора. Насколько Вэнь Нин может разглядеть, одна из них состоит из костей, а еще одна — из камешков и ржавого металла. Белые фигуры кукол скользят туда-сюда с изяществом скорее звериным, нежели человеческим, и заходящее солнце играет на их безмятежно улыбающихся бумажных лицах. — Вы придумали, как их оживить, молодой господин Вэй? — спрашивает Вэнь Нин, становясь рядом. Вэй Усянь довольно кивает: — Да, и пришлось устроить им проверку. Я особо и не надеялся, но вышло просто более чем. Они отлично потрудились. Он свистит — и Вэнь Нин слышит в этом звуке властный приказ, но он лишь овевает, будто легкий ветерок. Куклы же резко поднимают головы и мгновенно оказываются рядом. Вэнь Нин невольно отступает. Они одновременно такие же, как он, и иные. Их сила отдается зудом по коже. Вэнь Нин чувствует волнение, глядя, как Вэй Усянь гладит одну из кукол по голове, а второй ласково нашептывает: «Молодец…». А потом — достает из-за пояса нож, надрезает подушечки двух пальцев и небрежно размазывает алую кровь по кукольным губам. В животе у Вэнь Нина что-то переворачивается и тянет — глубинное, беспощадное, алчное. Темная энергия внутри бушует, из горла вырывается тихий рык. На бледно-розовых губах куклы кровь выглядит ярче, а запах ее кажется в сотню раз острее любых ароматов. При жизни Вэнь Нин не любил запах крови — грубый и тяжелый, отдающий солью и ржавчиной. Но сейчас… сейчас это запах Вэй Усяня: жизни, струящейся по его венам, силы в его прикосновениях. К счастью, тот ничего не замечает. Мажет кровью рот второй куклы, сладким голосом приговаривая: — Ну же, кушай! Кукла высовывает из щели между губ язык — и с шелестом облизывается. — Умница, — воркует Вэй Усянь, и Вэнь Нин едва не воет. У него одеревенели колени, в рот будто набили ваты, а в мертвых меридианах бешено бурлит темная энергия. И слегка побаливает член, как если бы... Вэй Усянь оборачивается и замирает, озабоченно хмурясь: — С тобой все в порядке? Вэнь Нин не может оторвать глаз от все еще окровавленных кончиков его пальцев. Ему хочется упасть на колени, взять в рот эти пальцы и сосать, упиваться густо-алым, и чтоб Вэй Усянь опустил ладонь ему на голову, как тем куклам, и шептал: «Умница, хороший мальчик, кушай…» — Ну… — Вэй Усянь стыдливо прячет кровь, сжимая руку в кулак. — Просто им так нравится. Обнаружил случайно, когда только пытался заставить их работать. Не знаю, почему так. Это часть меня, что-то живое, а они такие неживые… Эй, Вэнь Нин, тебе что, дурно? Только не говори, что боишься крови — ты же ее столько повидал! — Нет, не боюсь, — хрипло отвечает Вэнь Нин и беспомощно отмахивается. — Вы… Так пахнет… — Ох! Значит, и на тебя действует? Я и не подумал! — Вэй Усянь загорается любопытством. Разжимает кулак и задумчиво смотрит. — Ты чувствуешь голод, или… Что? «Как трогать себя, когда мне было шестнадцать, представляя во рту твой член, — думает Вэнь Нин. — Как твой зов, заставивший меня подняться из мертвых и почувствовать у себя в груди биение твоего сердца». Не так ярко, как любое из этих ощущений, совсем не так, но подобно эху обоих. — Да, голод, — с трудом выдавливает он. — Конечно, ты можешь тоже попробовать, если хочешь, — говорит Вэй Усянь, и сердце Вэнь Нина сжимается от боли и разочарования. «Просто так? Скажи, скажи лишь, что я получу награду за то, что сделал или сделаю…». — Впрочем, э-э… Пожалуй, вот так размалевывать тебе губы как-то неудобно, — добавляет Вэй Усянь. — Потерпи. Давай вернемся в пещеру. Вэнь Нин следует за ним, разрываясь между неправильностью происходящего и жаждой. Вэй Усянь кидает за спину запирающий талисман, бормоча под нос: «Не хватало тут А-Юаня или, не дай Небо, твоей сестры», — а затем бросается рыться в залежах хлама на полу и на разных подставках, назначенных столами. Вскоре он находит небольшое блюдце и принимается его протирать. Желудок Вэнь Нина как будто проваливается еще ниже. Вэй Усянь без умолку болтает что-то об устройстве кровотока, высказывает предположения, почему кровь так притягательна, но Вэнь Нин не может сосредоточиться и заставить себя вникать. Признаться в своем желании, произнести его вслух — бесконечный, ужасный стыд, но чем больше убеждаешь себя, что прочее уже неважно, тем горше становится разочарование: пить остывающую кровь из блюдца, как что-то обыденное, как чай, тогда как эти бумажные куклы получили ее живой и свежей, ощутили вкус кожи Вэй Усяня, его тепло… Темная энергия жгуче и тяжело клокочет внутри, и Вэнь Нин стискивает зубы. Когда Вэй Усянь снова лезет за ножом, он выговаривает: — Молодой господин Вэй… не надо. Тот замирает с занесенным над ладонью лезвием — и хмурится. — Что, не хочешь попробовать? Вэнь Нин болезненно скалится и склоняет голову: не глядя на растерянное лицо, говорить легче. — Я имел в виду, что не стоит возиться с миской, — выдавливает он. — С ними вы делали по-другому… Со мной тоже можно. Вэй Усянь цокает языком. — Но ведь это ничуть не трудно. С чего ты так расстроился? Вэнь Нин не может удержаться и снова смотрит на его руку: неглубокие порезы уже начинают подсыхать, запах ослабел, но ничего не стоит разбередить их снова. — О, — выдыхает Вэй Усянь, — так вот ты чего хочешь, Вэнь Нин? Его голос звучит удивленно, но он понял! Ужас и желание в сердце Вэнь Нина сплетаются воедино, и, не поднимая головы, он произносит: — Не хочешь, и ладно... Выходит не очень убедительно, но, возможно, Вэй Усянь оценит хотя бы попытку. А он смеется — немного неловко, но явно искренне. — Еще чего. Почему бы мне не хотеть? Можно подумать, в этом есть что-то плохое. В конце концов, для тебя сейчас… — Тут он обрывает себя. «Скажи это, — думает Вэнь Нин. — Скажи, что я не совсем живой. Что я твоя тварь». Вэй Усянь задумывается на миг, а потом на шаг отступает и опускается на свое низкое ложе. — Пожалуй, мне тоже проще сидя. Вэнь Нин, ты мог бы… Вэнь Нин уже рядом, уже опустился на колени у его ног. Вэй Усянь ахает, и Вэнь Нин, подняв голову, видит его лицо — одновременно смущенное и, пожалуй, ошарашенно любопытное. — Я хотел сказать, что ты мог бы тоже сесть на кровати, — произносит он мягко, но слегка напряженно. — Но как тебе больше нравится. Вэнь Нин сглотнул бы, будь ему нужно. Не вставая с колен, он отвечает: — Мне нравится так. Вэй Усянь сглатывает, его глаза широко распахнуты и блестят. — Конечно… — Некоторое время он сидит неподвижно, затем быстро отворачивается и подносит нож к руке. — Ну, давай попробуем… В последнее мгновение он передумывает — и режет кончики пальцев на прежде нетронутой руке, возможно, решив, что так разукрашивать губы Вэнь Нина будет легче, — и застывает, будто его поразила какая-то мысль. Вэнь Нину приходится нарочно медленно моргнуть, чтобы побудить его снова двигаться. Вэй Усянь протягивает руку и быстро проводит пальцем по его нижней губе. Всего лишь миг горячего прикосновения — и оно исчезает. Вэнь Нин с трудом удерживается от того, чтобы потянуться за ним. Вместо этого он облизывает губы, медленно и бережно, и вкус крови Вэй Усяня вспыхивает на его языке, как будто… Он не пробовал ничего с тех пор, ему расплющили половину грудной клетки, и он захлебнулся собственной кровью. У этой — совсем иной вкус. Он не мог бы объяснить, почему, но разница — как небо и земля. Тогда это был вкус боли и надвигающейся тьмы, жестокости и кислой грязи, набившейся в рот при падении. Кровь Вэй Усяня — чистая, светлая, словно вино и огонь, словно соприкосновение губ в неожиданно накрывшей волне предельной близости. Он закрывает глаза и судорожно выдыхает весь воздух, который набрал, собираясь заговорить — у него нет слов. — Все хорошо? — обеспокоенно спрашивает Вэй Усянь. Вэнь Нин пытается придумать, что ответить. С усилием открывает глаза. — Все хорошо, да, молодой господин Вэй. — Он снова облизывает губы. — Это чувство… Я чувствую что-то, но не могу описать. — Что ж, попробуем еще раз, — задумчиво произносит Вэй Усянь. Он не спрашивает. Но и не приказывает. Вэнь Нин кивает, надеясь, что не выглядит излишне вовлеченным. — Да, пожалуй, стоит. На этот раз Вэй Усянь касается губ Вэнь Нина, тихо шипя себе под нос: от давления порезы раскрываются, крови вытекает больше. Прежде чем он успевает убрать пальцы, Вэнь Нин не удерживается и слизывает ее языком. Он не хотел. Но невозможно удержаться, когда Вэй Усянь тихо стонет, не отнимая рук. И, когда он не отстраняется даже после этого, лишь дышит быстро и тяжело и смотрит на Вэнь Нина, будто видит что-то, чего никогда прежде не видел, когда вкус крови растекается по языку горячим и сладким и тепло разливается по всему телу, пробуждая к жизни давно забытые ощущения, — разве можно не поддаться искушению и не взять в рот пальцы Вэй Усяня? Кажется, одно неизбежно ведет к другому. — Вэнь Нин, — шепчет он, задыхаясь. — Ах, Вэнь Нин… ты… Вэнь Нин чуть приоткрывает глаза: Вэй Усянь смотрит. Его щеки раскраснелись, губы приоткрыты, взгляд направлен туда, где Вэнь Нин взял его пальцы в рот, почти до основания. Но, кажется, он не выглядит рассерженным, настороженно отмечает Вэнь Нин — и в последний раз проводит языком по порезам на пальцах. Те уже едва сочатся кровью, ощущается только слабый железный привкус, и Вэй Усянь вздрагивает. — Может быть, — медленно произносит он, скользя взглядом по лицу Вэнь Нина, — мне надрезать в другом месте? Чтобы крови было побольше. Кажется, тебе нравится, ведь так? Наверно, это придаст тебе сил. Вэнь Нин неохотно отпускает его пальцы — и, чуть поколебавшись, кивает. Он никогда не набрался бы дерзости заговорить об этом, но все его тело — словно темная бездна мучительного голода, а Вэй Усянь смотрит так… что он говорит: — Да, молодой господин Вэй, пожалуйста, — и облизывает уголки рта, ловя последние отголоски вкуса. Глаза у Вэй Усяня огромные и темные. Он ерзает на кровати, нервно сглатывает и отводит взгляд. А затем — делает тонкий порез на предплечье. Вэнь Нин подползает ближе, прижимается к его ногам, чтобы дотянуться, и начинает медленно сосать. А Вэй Усянь, будто бессознательно, поглаживает его по голове другой рукой и просит быть помягче. Когда Вэнь Нин отрывается от раны, боясь взять слишком много, Вэй Усянь трепетно вздыхает и кладет ладонь на его щеку. Вэнь Нин застывает, чтоб не отпугнуть его. — У тебя появился румянец, — говорит Вэй Усянь, в глазах его сияет восторг. — Вэнь Нин, ты действительно необыкновенный! Я даже представить такого не мог... Но на ощупь ты все еще довольно холодный. Не чувствуешь тепла? Он чувствует — теперь, когда может думать о чем-то кроме сочащейся ранки на теле Вэй Усяня, которую он вылизывал, кроме восхитительного вкуса жизни во рту. — Чувствую, молодой господин Вэй. — Где именно чувствуешь? Можешь сказать, Вэнь Нин? — Вэй Усянь вглядывается ему в лицо, в голосе звучат одновременно растерянность и восторженное любопытство, щеки раскраснелись. Он ерзает на кровати, будто пытаясь устроиться поудобнее, и разводит бедра пошире. Вэнь Нин осторожно кивает, стараясь не оторваться от ладони Вэй Усяня. — На лице, молодой господин Вэй… Щеки горят, и шея немного, и… еще пониже… — Он сглатывает — сейчас для этого в горле достаточно влажно. Так глупо чувствовать себя ребенком, но раньше говорить о подобном вслух не приходилось, и он не знает, какие слова подобрать. — Там… Внизу тепло… и больно. В глазах Вэй Усяня вспыхивает голод, такой яркий и желанный, что Вэнь Нин делает попытку приникнуть еще ближе, но тут же отводит взгляд и закусывает губу. — Ох, Вэнь Нин, — шепчет Вэй Усянь, — неужели с тобой прежде ничего подобного не случалось? Такое может приключиться в любой миг и безо всякой причины. Можешь тихонько разобраться сам, прямо тут, а я как раз перевяжу… — Молодой господин Вэй, — перебивает его Вэнь Нин, — со мной случалось. (Если прежде его щеки порозовели от крови — свежей, еще живой крови Вэй Усяня в его венах, — теперь ему бы стоило сделаться похожим на вишню). — Мне… просто трудно об этом говорить. Пожалуйста, не считайте меня дураком! Вэй Усянь рассеянно поглаживает его по щеке, но, вдруг, кажется, что-то осознает — и отдергивает руку, и у Вэнь Нина сжимается сердце. — Ладно, извини, — говорит Вэй Усянь. — Но ты точно не хочешь немножко расслабиться тут, наедине? Ну, или я не знаю, как ты сейчас с этим справляешься... Вэнь Нин мучительно пытается подобрать слова — и наконец, сжав кулаки, произносит: — Молодой господин Вэй… Вэй Усянь глядит на него сверху вниз и в нерешительности закусывает губы. В глазах все еще светится возбуждение. Порез на руке уже подсыхает, и он другой ладонью перехватывает предплечье чуть ниже, словно раздумывая, не открыть ли рану, чтобы кровь потекла опять. Вэнь Нин ловит это движение — и снова переводит взгляд на его лицо. — Ты действительно хочешь еще? — мягко спрашивает Вэй Усянь. Он мог бы говорить, думает Вэнь Нин, о крови, или о боли, что чувствуют они оба; о жаре, прилившим у обоих к щекам; о том, как легко и отзывчиво раздвинулись бедра Вэй Усяня под его сумрачно-серой одеждой. Он мог бы говорить о Вэнь Нине, стоящем на коленях у его ног. О собственном теле, искалеченном и слабеющем, но все еще переполненным жизнью, вкус которой Вэнь Нин лелеет на языке, словно мед. Вэнь Нин решительно кивает. Вэй Усянь тихо бранится себе под нос, снова пытается усесться поудобнее — и наконец подрагивающей рукой распахивает одежды, обнажая ключицы, нежную кожу груди, восхитительную шею. К ней он подносит нож и делает длинный тонкий надрез, а затем еще один — ниже, почти на плече. Они начинают сочиться кровью, и Вэнь Нин подается ближе, бессознательно приоткрывая рот. Вэй Усянь подхватывает его под подбородок и тянет к себе, быстро и поверхностно дыша. — В конце концов, ты всегда трудишься замечательно, — шепчет он. — Было бы нечестно отказать тебе в награде. Вэнь Нин лихорадочно кивает, едва сдерживая стон нетерпения. От прикосновения языка Вэй Усянь слегка вздрагивает, но, когда порезы уже почти перестают кровоточить, решительно просовывает одну руку между их телами и касается его живота, жарко и властно, а другой прочерчивает царапину на своей пока еще не поврежденной костлявой груди, тихо шипя сквозь зубы. Когда он проводит по ранке пальцем, вызывая кровотечение, Вэнь Нин не может сдержать стон. Вэй Усянь убирает ладонь с его живота и кладет на затылок, притягивая Вэнь Нина к себе, чтобы поцеловать. Или, думает Вэнь Нин, чтобы накормить: матери так же прикладывают к груди младенцев. Что-то потаенное и ненасытное шевелится в нем при этих мыслях, ширится и тянется вниз, словно ищущие нити, расползающиеся от тонких корней. В глубинах души Вэнь Нина прячется что-то очень жадное и очень отчаянное, оно дает знать о себе лишь намеками и изредка кроме, разве что, в тех минуты, когда ревущий поток темной энергии вырывается наружу и поглощает его целиком. И это нечто радо, неистово радо тому, что он мертв. Или, точнее, не тому, что он мертв, а тому, что его подняли из мертвых. Иногда это приводит его в замешательство, тревожит или заставляет терзаться сожалениями, но здесь и сейчас, когда Вэнь Нин, припав губами к теплой голой груди Вэй Усяня и бездумно стиснув в пальцах ворот его распахнутого ханьфу, вслушивается в тихие звуки, вырывающиеся из его горла, и насыщается жизнью из его вен, — эта алчная и свирепая сущность восстает и являет себя как никогда ясно. Как может он сожалеть о том, что так тесно связало их с Вэй Усянем жизнью, кровью и узами долга, связало так прочно, как если бы Вэй Усянь породил его на свет? Теплые и твердые бедра прижимаются к бокам Вэнь Нина, устроившегося между раздвинутых колен Вэй Усяня. Он прерывисто вдыхает и легонько тянет Вэнь Нина за волосы, оттаскивая от раны (разум Вэнь Нина на мгновение поглощает вспышка дикого, безумного восторга), а другой рукой берется за узел своего пояса, делает еще один глубокий судорожный вдох и смотрит на Вэнь Нина огромными, почти черными глазами, закусив припухшую и покрасневшую нижнюю губу. Вэнь Нина охватывает желание поцеловать этот похожий на вскрывшийся шрам рот, такое же чистое и пронзительное, как желание упасть на колени перед божеством или шагнуть в пропасть. — В бедрах проходят важные артерии, — произносит Вэй Усянь хрипловато и слегка наставительным тоном, который у него иногда пробивается. — Нужно быть осторожными и не зацепить их. У Вэнь Нина бьется сердце. Не по-настоящему, конечно, — всего лишь несколько быстрых толчков в тяжелой неподвижной груди, но они вызывают в нем трепет неизъяснимого наслаждения. Он старается запомнить это чувство, чтобы потом рассказать Вэй Усяню: сейчас тот, кажется, не слишком расположен к наблюдениям. Он снова вздыхает, медленно и неровно. вытаскивает руку и держит ладонью кверху, пока Вэнь Нин не понимает и не подает ему свою. Вэй Усянь проводит по ней большим пальцем, и его брови на мгновение взлетают в радостном изумлении, когда он улавливает слабый оттенок жизни, добравшийся даже сюда. Затем он кладет ладонь Вэнь Нина на узел своего пояса и отпускает. — Вэнь Нин, ххочешь еще? — голос слегка подрагивает, будто от неясного опасения. Несколько мгновений Вэнь Нин разглядывает свою руку на поясе Вэй Усяня, длинную узкую прореху между верхней и нижней одеждой, открывающую полоску кожи и сулящую большее ниже. Он хочет этого, и не единственным образом, но не смеет сделать первый шаг. Он поспешно развязывает узел и почтительно отстраняется, опустив ладони на бедра. Вэй Усянь слегка хмурится, но голодный взгляд Вэнь Нина рассеивает все сомнения. Он распахивает ханьфу, ослабляет завязки штанов и стягивает их, все сильнее заливаясь румянцем. В штанах путаются сапоги, и, прежде чем Вэй Усянь успевает их сбросить, Вэнь Нин бросается на помощь. Опустив голову, — иногда ему легче делать то, что хочется, если можно не привлекать внимания Вэй Усяня, — он осторожно стаскивает сапоги и отставляет в сторону. Вэй Усянь почти замирает, а когда Вэнь Нин тянется к его измятым штанам, издает неловкий смешок. — Ты не слуга мне, Вэнь Нин. Продолжая прятать глаза, тот полностью стягивает с него штаны, бережно складывает, убирает в сторону и отвечает: — Я знаю. После недолгого молчания Вэй Усянь вздыхает. — Ой, ну не веди ты себя как побитая собака! В смысле, я не хотел быть грубым, но… Он наклоняется вперед и касается лица Вэнь Нина. Тот поднимает взгляд, и Вэй Усянь, прижав ладонь к его щеке, моргает, словно забыл, о чем говорил. — Ты… теплый, — шепчет он еле слышно. — Но как? Он проводит большим пальцам по нижней губе Вэнь Нина, будто изучая, и тот не знает, понимать ли это как безмолвный приказ, но ему хотелось бы, чтобы все было именно так, и он приоткрывает рот. Вэй Усянь тихо, почти болезненно стонет — и сгибает палец. Во рту Вэнь Нина все еще влажно от крови, он все еще ощущает ее металлический вкус. Руки Вэй Усяня больше не кажутся обжигающе горячими. Повинуясь какому-то порыву, вызывающему жаркое биение в сердце и члене одновременно, он смыкает губы вокруг пальца и слегка его посасывает. Вэй Усянь снова стонет — коротко, но разнузданно. Его лицо со сведенными вместе и приподнятыми бровями выглядит словно опустошенным страстью. Через мгновение он откидывается на спинку кровати, и в его руках снова появляется нож. Вэнь Нин наконец видит его член, торчащий среди беспорядочно смятых и разметанных складок одежды. Почти полностью вставший, насколько Вэнь Нин может судить, налитый ярким цветом жизни. Вэнь Нин почти ощущает у себя на языке его тяжесть, объем и жар, всего лишь глядя: он чувствовал их столько раз раньше — в преступных и постыдных мечтах. Отвести взгляд ему удается, лишь когда Вэй Усянь подрагивающей от нетерпения рукой отбрасывает с бедра мешающую полу одежды и куда более уверенно делает аккуратный надрез на гладкой коже. Вэй Усянь больше не может залечивать раны бесследно, шрам останется надолго, отстраненно думает Вэнь Нин — и безо всякой учтивости едва ли не набрасывается, спеша припасть к порезу, как только проступит кровь. Задохнувшись, Вэй Усянь отбрасывает нож и вцепляется Вэнь Нину в волосы. Но не отталкивает, а просто держит, пока тот вылизывает неровную линию пореза. Его член вздрагивает, и Вэнь Нин видит, как он охватывает его рукой — не ласкает себя, а лишь сжимает, будто пытаясь сдержаться. Голод накатывает с новой силой, отзываясь болью, и Вэнь Нин еще на мгновение присасывается к ране, стараясь не упустить ни капли, но затем отрывается и поднимает голову. Вэй Усянь держит его за волосы недостаточно крепко, чтобы помешать, и в ответ на движение хватка его ослабевает. — Молодой господин Вэй, — начинает Вэнь Нин, изо всех сил пытаясь набрать в легкие достаточно воздуха, чтобы говорить, — я… Тот смотрит на него широко распахнутыми глазами, тяжело дыша и продолжая крепко сжимать свой член. В распахнутых серых одеждах, оттеняющих теплый цвет кожи, он выглядит обольстительным и лучезарным — живым богом смерти. Вэнь Нин мучительно сглатывает. Все, что, что ему удается выдавить, — еле слышное: «Разве я плохо потрудился?» В первый миг Вэй Усянь не понимает, но затем Вэнь Нин видит, что до него дошло: его губы слегка приоткрываются, а зажатый в кулаке член вздрагивает. Он медленно кивает и снова вцепляется в волосы Вэнь Нина — достаточно сильно, чтобы заставить того удовлетворенно выдохнуть: он принял игру. — Потрудился? Значит, получай свою награду, — томно и хрипловато проговаривает Вэй Усянь. Он все еще медлит, пока Вэнь Нин склоняется ниже и преодолевает последние несколько цуней до его члена, но, как только он берет его в рот, Вэй Усянь двигается навстречу, проникая глубже, а потом убирает руку со ствола и проводит ею по горлу Вэнь Нина. — Ты можешь так глубоко? — спрашивает он мягко и обеспокоенно. — Я не хотел бы… Вэнь Нин прислушивается к своим ощущениям и отвечает, кладя ладони на бедра Вэй Усяня и наклоняясь еще ниже, так что головка проскальзывает в глотку. Насколько он помнит, ему всегда было трудно вызвать рвоту, а после смерти и вовсе остались лишь смутные намеки, и те отступают полностью, если сосредоточиться на стонах Вэй Усяня, на нетерпеливых движениях его бедер, когда он немного выходит, а потом погружается снова, еще глубже. Вэй Усянь запрокидывает голову и опирается рукой позади себя. Вэнь Нин сжимает его бедра крепче, не позволяя им обоим потерять равновесие. Он держит губы сжатыми, но горло расслаблено, и Вэй Усянь снова и снова толкается в него, теплое от полученной крови. Никогда еще он не был так бесконечно счастлив от того, что дышать — не нужно. Вскоре Вэнь Нин догадывается, что еще можно делать горлом, так что после нескольких глотательных движений Вэй Усянь кончает, беспорядочно двигая бедрами и изливаясь ему в рот. На лице — почти мучительное блаженство, граничащее с опустошением: кажется, собственный пик застал его врасплох. Вэнь Нин задается вопросом, как долго он обходился без такой разрядки. Он позволяет семени свободно стекать вниз в его горле — пусть жизнь в нем бушует не настолько ярко, как в крови, но оно дарит тепло. И — какое-то животное наслаждение просто принимать в себя что-то от Вэй Усяня. Вэнь Нин держит теплый член во рту, нежно вылизывая начисто, пока тихие стоны Вэй Усяня не переходят в жалобное хныканье. — Хватит, хватит, — молит Вэй Усянь, слабо подергивая Вэнь Нина за волосы, и тот неохотно отстраняется, выпуская член изо рта. — Ты же меня так досуха высосешь. Вэнь Нин представляет это: держать член Вэй Усяня во рту, пока тот не затвердеет опять, сосать снова и снова, пока не выпьет все до капли… Его собственный член пульсирует, и он не может сдержать тихий стон. Вэй Усянь окидывает его взглядом сверху вниз, и его глаза округляются. — Ох, Вэнь Нин, вот это да! Сначала он кажется растерянным, но затем уже тверже велит: — Встань. Ноги Вэнь Нина повинуются прежде него самого: миг спустя он обнаруживает себя стоящим перед развалившимся на постели Вэй Усянем. Очень не хватает его руки в волосах. Но то, как он смотрит — задумчиво, оценивающе, — едва ли не лучше. Других приказов не было, и Вэнь Нин стоит неподвижно, хотя это становится трудным, когда Вэй Усянь раздвигает полы его одежды и обхватывает рукой член через штаны. Лицо его не выражает ничего, кроме изумления. Будет невыносимо, если его сейчас захватит исследовательская страсть, и Вэнь Нин произносит умоляюще: — Молодой господин Вэй… От звука его голоса тот моргает и, похоже, вспомнив, за что держится, поднимает на Вэнь Нина потемневшие глаза. — Такой твердый, — дразняще произносит он, улыбаясь краешками губ. — Это все для меня? Он слегка сжимает ладонь, и Вэнь Нин невольно подается навстречу, сбивчиво бормоча: — Это, это… Молодой господин Вэй, пожалуйста! Это для тебя, все… Он так боится, что сказал слишком много, что Вэй Усянь снова отстранится с обычным нервным смешком и пристыдит его за чрезмерную приниженность, — но тот выглядит почти таким же взбудораженным, каким чувствует себя Вэнь Нин. Его щеки потемнели, веки кажутся отяжелевшими, голос звучит нетвердо и тягуче. — Такой большой, — шепчет он, сверкая зубами в улыбке, и у Вэнь Нина вырывается стон. — Не знал, что ты столько прячешь. Хочешь засунуть его в меня, Вэнь Нин? Вэнь Нин с шумом выпускает воздух из легких — и кончает, отчаянно дергая бедрами и тыкаясь в ладонь Вэй Усяня. Это хорошо, невыносимо хорошо. Намного лучше, чем все, что он при всем желании может вспомнить из прошлого. Он не знает, в чем причина: в смерти, в крови, в Вэй Усяне, — но шквал наслаждения настолько неистов, что ноги подгибаются, и держаться на ногах уже невозможно. Но Вэй Усянь ловит за руки — и Вэнь Нин опускается на колени, прижимаясь лицом к его бедру. Его всего трясет, легкие впустую гоняют воздух, повинуясь бессмысленному инстинкту. Где-то там, по другую сторону, он сонно приоткрывает глаза — и чувствует, как рука Вэй Усяня гладит его волосы, и откуда-то доносится его встревоженный голос: — Вэнь Нин, ты меня еще слышишь? Он снова с трудом втягивает воздух. Вэй Усянь облегченно вздыхает. — Ладно, хорошо. Не пугай меня так! — Он стряхивает с плеча Вэнь Нина комочек земли. — Впрочем, наверно, мне не следует тебя винить: я понимаю, что в твоем состоянии многие чувства притупились, но кто бы мог подумать… — Не притупились. — Слова даются с мучительно. — Простите, молодой господин Вэй. — Простить? Но за что? Вэнь Нин несказанно рад, что его лицо все еще прижато к бедру Вэй Усяня. — За то, что я не смог… Просто так получилось. Вэй Усянь издает понимающий смешок — и снова гладит его по волосам. — Ах, не переживай, я тоже не был образцом стойкости. Но мы неплохо провели время, правда? Мне понравилось. — Он ненадолго умолкает. — И, кто знает, может, в следующий раз попробуем что-нибудь еще… Вэнь Нин удивленно поднимает голову, а Вэй Усянь быстро запахивает одежду и небрежно завязывает пояс. — Это может повториться? — спрашивает Вэнь Нин. Вэй Усянь посмеивается, избегая его взгляда. — Ну, у нас же осталось много вопросов без ответов насчет того, что только что произошло, верно? А еще — Вэнь Нин всегда такой старательный. Не могу себе представить, чтобы ты снова не заслужил такой награды, какой только пожелаешь. Его голос звучит полусмущенно-полушутливо, но сердце Вэнь Нина подскакивает от жадной радости. — Молодой господин Вэй, а не могли бы вы… — начинает он, настороженно наблюдая за лицом Вэй Усяня. — Что? Вэнь Нин облизывает губы и опускает голову. — Не могли бы вы впредь обходиться без этих бумажных кукол? Вэй Усянь недоуменно хмурится. А затем вскидывает брови, едва не смеясь. — Вэнь Нин, даже не говори, что ты ревнуешь! Вэнь Нин склоняет голову еще ниже. Мгновение он злится на кровь, все еще согревающую его тело: так заметен румянец. — Они совсем не такие, как ты, Вэнь Нин, — уговаривает его Вэй Усянь. — Разве парочка едва разумных тварей может сравниться с единственным, неповторимым и прославленным Призрачным Генералом? — Он выразительно вздыхает, не дождавшись ответа. — Ладно, приберу их пока. Вэнь Нин улыбается, пряча лицо в складках одежды Вэй Усяня, — и рука Вэй Усяня возвращается к его голове, нежно лаская. — Еще пожелания? — Он поддразнивает, но лишь слегка. Вэнь Нин едва может заставить себя о чем-либо попросить: он уже чувствует себя подавленным, пресыщенным. Но пальцы Вэй Усяня в его волосах наполняют его достаточной силой, чтобы захотеть еще кое-что. — Позвольте мне ненадолго здесь остаться, — шепчет он в пыльные складки одежды Вэй Усяня, пропитанные все еще окружающими их пряными запахами любви и крови. — Пожалуйста. На мгновение ему кажется, что в этом Вэй Усянь ему откажет, но тот после недолгой заминки снова начинает гладить его по голове и отвечает: — Хорошо, давай побудем здесь немного. Похоже, он просто слишком устал, чтобы двигаться, но Вэнь Нина сейчас это не волнует. Какова бы ни была причина, по которой он остается стоять на коленях здесь, у ног Вэй Усяня, положив голову ему на бедро, с теплом его крови и семени на губах — этого достаточно. Если бы он только мог остаться здесь навсегда, думает он, то был бы совершенно счастлив. Как бы то ни было, обещание следующего раза отрадно. Закрыв глаза, можно раз за разом представлять, как все произойдет. Ложное, заемное сердцебиение снова остановилось, но на краю сознания Вэнь Нин ощущает, как ровно и спокойно стучит сердце Вэй Усяня, поддерживая жизнь в них обоих.