***
Если Биу и был благодарен за что-то своему детдомовскому детству, так это за знакомство с удивительными людьми, ставшими его настоящими друзьями. И далеко не в последнюю очередь, за рассудительного и понимающего Танкхуна, настоящего старшего брата, к которому всегда можно было обратиться за помощью и не получить в ответ осуждение. Наверное, именно поэтому когда-то много лет назад Ткхун стал первым из друзей, кому Биу смог рассказать о своей ориентации, не боясь, что его поднимут на смех или начнут презирать и избегать. Тот тогда только спросил: «Какая разница, кто тебе нравится? И вообще, почему тебя это беспокоит? Ты в любом случае не перестанешь быть моим другом». Кажется, такому взгляду на жизнь нельзя научиться, можно только родиться удивительно эмпатичным человеком, принимающим людей такими, какие они есть, со всеми их недостатками, особенно надуманными. Несмотря на то, что в их изначальной детдомовской компашке Ткхун был самый старший и часто опекал ребят помладше, это не мешало им всем сдружиться и общаться на равных, даже спустя многие годы. Сколько уже прошло лет с момента их первой встречи? Двадцать точно, но в глазах друг друга ребята остались такими же искренними и важными, как и в далёком детстве. Наверное, это участь всех, кто рано потерял родителей и остался один на белом свете, – желание сделать окружающий мир лучше и добрее. Поэтому, как и Биу с Поршем, Ткхун избрал в качестве профессии ту, что позволила ему помогать людям, и очень рано решил, что после школы он поступит на медицинский факультет. А со временем, пройдя все круги ада в виде обязательной учебной практики в различных отделениях местной больницы, он выбрал и своё направление, соответствующее внутреннему компасу, решив стать психотерапевтом. Биу, даже если бы хотел, не вспомнил бы, сколько разнообразных тестов за годы дружбы им с Поршем пришлось пройти, сколько заданий разной степени идиотизма выполнить, помогая другу осваивать нелёгкое ремесло врачевателя человеческих душ. Во время обучения Ткхун использовал ребят для оттачивания навыков и разбора особенно сложных тем, благо, запасы психотравм и фобий у детей, выросших в детском доме, были неисчерпаемым непаханым полем для его исследований. Он писал по их поведенческим моделям курсовые и диплом, которые с лихвой окупились: специалистом он стал превосходным. По невероятному стечению обстоятельств во время учёбы в самое первое дежурство в ординатуре Ткхуну в качестве «подопытного» достался подающий надежды музыкант, обратившийся по, казалось бы, какой-то нелепой причине за консультацией к наставнику будущего врачевателя. За давностью лет никто и не вспомнит, что беспокоило тогда юного гитариста, да и не в этом дело. Но наставник по причине занятости от музыканта отмахнулся, свалив всё на ученика, а вот Ткхун больше из чистого упрямства вцепился в его случай и неожиданно так удачно проработал все проблемы с будущей «звездулькой», как он их сам теперь называл, что тот после своего успешного дебюта снова пришёл к тому же специалисту. А следом за ним к терпеливому молодому психотерапевту стали приходить и другие айдолы, и просто публичные личности по рекомендации того са́мого, первого клиента. В мире селебрити было принято умалчивать о своих «постыдных» проблемах, поэтому из страха потерять фанатов контакты подобных специалистов передавались шёпотом и только по большой дружбе. Сам Ткхун шутил, что больше, чем он, звёзд тайского шоу-бизнеса в неудобных ситуациях видели разве только элитные урологи и гинекологи. Нет, разумеется, были у начинающего специалиста и простые смертные на приёме, но сарафанное радио очень быстро сделало своё дело: в периоды весенних и осенних обострений место на приёме у Ткхуна иной раз пытались перекупить друг у друга за такие бешенные суммы, что Биу с Поршем только ошарашенно слушали и мысленно представляли, сколько лет им нужно горбатиться на своих работах, чтобы позволить себе роскошь поучаствовать в подобном «аукционе». Пожалуй, самое ценное и удивительное для многих было то, что юный мозгоправ не загордился, а остался тем же открытым и искренним человеком, что и много лет назад, когда он только окончил университет. Со временем клиентура из богатых и звёздных стала преобладать, а Ткхуну пришлось больше соответствовать образу звёздного консультанта. Для имиджа модного специалиста возникла необходимость срочно сменить гардероб на достаточно провокационный, но понимающие люди знали, что это простая бутафория для охочей на экзальтацию публики. А потом потребовалось снять офис поближе к своему дому в тихом элитном районе города – его клиентам слишком часто приходилось скрывать свои страхи и проблемы от публики. Некоторых из них Ткхун как раз и принимал у себя дома, и это наложило отпечаток лоска и роскоши на стиль жизни, позднее став частью образа. Модный психотерапевт стал со временем очень органичной частью высшего света, нередко появлялся в журналах, на модных тусовках, мелькал в телевизоре, шокируя неподготовленную общественность очередным смелым нарядом и новым цветом волос. Благодаря образу, он выглядел очень яркой и немного безумной птичкой, но клиенты ценили его за неболтливость, адекватность и потрясающие навыки. Иногда охочий до развлечений Порш позволял Ткхуну нарядить себя очередной яркой бабочкой и составлял тому компанию на звёздных тусовках, щеголяя в не менее провокационных, но всё же более адекватных нарядах, а потом собирал фотографии из прессы для своей личной коллекции. Биу тоже пытались втянуть в мир роскоши и всяческого «разврата», как шутливо называли шоу-бизнес его друзья, но он от щедрых приглашений каждый раз отказывался, предпочитая потом смотреть на их фото в разделе светской хроники. И не зря Танкхуна ценили в его профессиональной среде – он действительно умел слушать и анализировать ситуацию. Под некоторых клиентов приходилось подстраиваться в буквальном смысле: то он работал больше на интуиции, считывая ауру и общее настроение, то приглашал клиентов на приём вместе с домашними животными-компаньонами, чтобы снять стресс от сеанса. Биу всё ждал, когда Ткхун начнёт рядиться в ярмарочную гадалку и заведёт себе хрустальный шар – а что, ему и это бы пошло́. Если подумать, Ткхун был органичен в любых шмотках, от джинсов с толстовкой до очередного наряда павлина. Несмотря на то, что весь этот лоск и показуха изрядно утомляли, Ткхун гордился своей профессией, поэтому, когда надоедало слушать очередное нытье о несуществующих проблемах зажравшихся богачей, которые составляли бо́льшую часть его работы, то волонтёрил как соцработник и даже ездил в тот самый приют, откуда когда-то выпустился. У него до сих пор сохранились хорошие отношения и с директором приюта, и с воспитанниками, которые доверяли этому немного странному на первый взгляд парню больше, чем всем остальным. Видимо, детская интуиция подсознательно считывала то, что взрослые разучились понимать: сироты на подсознательном уровне знали, что именно Ткхуну они могут рассказать всё, так же, как и когда-то, много лет назад, это сразу поняли Биу с Поршем.***
Идею своей клиники Танкхун вынашивал давно, холил и лелеял, с удовольствием рассказывая приятелям за очередными, ставшими уже привычными, посиделками минимум раз в месяц. Клиника «Al conost», названная на итальянский манер, на самом деле в своём названии несла глубинный смысл. Биу как-то расспросил Ткхуна, что тот заложил в эту непонятную словесную конструкцию. В ответ на него вывалили древнюю славянскую легенду, которая в своё время взбудоражила воображение будущего звёздного консультанта. О райских птицах было сложено много сказаний и мифов, но, если птицу Си́рин ещё знали в других странах, то древние русичи к ней в «пару» приписывали ещё двух: Алконо́ст и Гамаю́н. Последняя считалась дурным предзнаменованием, предвещала своим появлением падение империй, смерть государственных деятелей и прочие тревожные события. Птица Си́рин, чьё название пошло от древних сирен, пела вещие песни о грядущем блаженстве, однако эти песни могли быть и губительны для слушателей, вызывая потерю рассудка. Со временем образ птицы стал вообще отрицательным, её даже стали считать темной птицей, посланницей подземного мира. А вот Алконо́ст стала птицей-вестником радости и наслаждений. Прилетая в волшебный сад, она смахивала с крыльев живую росу и преображала плоды, в которых появлялась удивительная сила — с этого момента они становились целительными. Неудивительно, что именно эту птичку, исцеляющую самим своим появлением, в глубине души крайне романтичный Ткхун и избрал своим символом. Учитывая, что его самого тоже нередко называли за глаза птицей, в первую очередь, из-за экстравагантных образов на потребу публике, картинка сложилась очень гармоничная. Правда, когда троица старых друзей по традиции встречалась и отрывалась в баре, Порш иногда в шутку переиначивал название клиники на «Алканавт», но что с этого балабола взять, Ткхун даже не обижался, зная, что приятель не имеет ничего дурного, а вворачивал слово просто для поднятия настроения всем собравшимся за одним столом.***
К моменту, когда у Биу сошли видимые синяки, процесс душевных метаний вышел на новый круг, и он-таки записался на приём к старому приятелю. Можно было, конечно, вывалить всю сумбурную информацию на традиционных ежемесячных пятничных посиделках в баре, но при Порше было как-то неловко каяться в «нехороших» мыслях. Тот, хоть и не со зла, начал бы подкалывать, а Биу и без этого сейчас было достаточно некомфортно. А ещё он прекрасно осознавал, что в кои веки ему нужна была именно профессиональная помощь Ткхуна, поэтому казалось неправильным тратить на свои волнения его законный редкий выходной. Так что, сверившись с расценками на консультации на сайте клиники, Биу прикинул, что пару часов консультации с учётом «дружеской» скидки он вполне потянет без ужасающего ущерба для своего бюджета. Главное, Кинну на его дорогущие лакомства хватит с лихвой, а сам Биу может ради разнообразия пару недель пережить без ежедневной утренней выпечки и одурманивающего кофе из симпатичной, но ни разу не бюджетной французской кофейни недалеко от дома. Таким образом, консультация окупится с лихвой: и совет получит, и пару лишних сантиметров скинет, которыми оброс и из-за круассанов, и из-за вынужденного лежания после нападения. – Биу Чакрапан Путта к господину Танкхуну Танают Тхакунаттайя, записан на приём на 13:00, – представился он аккуратной сосредоточенной секретарше. Та понятливо кивнула, сверила запись в журнале и нажала пару кнопок на телефоне: – Господин Такнхун, к Вам посетитель на час дня. – Хорошо, проводи, пожалуйста, – раздался спокойный голос в ответ, а у Биу отчего-то затряслись поджилки. Даже странно, уж сколько Ткхун за годы дружбы копался у него в голове, но никогда не было так страшно, как порой на приёме у стоматолога: и понятно, что зайти в кабинет нужно, но одновременно с этим появилось совершенно детское желание сбежать, пока не поздно. Биу сцепил зубы и прошёл за молчаливой ассистенткой по коридору. Пока шёл, старательно отвлекал самого себя на мелкие детали: картину с птицей, вылетающей из клетки, растущее в кадке лимонное дерево, усеянное мелкими белыми цветами. Невольно вспомнилось, что цветы лимона на языке цветов означают свободу и благоразумие. Биу даже хмыкнул: Ткхун не изменял себе и окружал пространство символами, даже если никто кроме него не мог их опознать и расшифровать. За дверью обнаружился интересно оформленный кабинет: кажется, когда Биу представлял себе приём у друга, он рисовал в воображении достаточно стандартные комнаты, приближенные к больничным, знакомым по фильмам и сериалам. На секунду стало стыдно, что с момента открытия клиники они с Поршем так и не зашли оценить старания Ткхуна. С другой стороны, праздное любопытство друзей могло сослужить тому плохую службу, учитывая, сколько известных личностей инкогнито переступали порог его любимого детища. Было много света, дерева и зелени: взгляд одновременно цеплялся за множество деталей, и при этом все они были как бы крупными мазками нанесены на общий холст, порождая атмосферу спокойствия у посетителя. Небольшой стеллаж с книгами и непонятными безделушками, много мягкой мебели спокойных тонов с подушками и парой пледов, огромные горшки с растениями, стремящимися к потолку – ох, Кинн бы тут разгулялся, невольно подумал Биу. – Привет, неожиданный гость в моих угодьях, – из ротангового кресла у окна поднялся Танкхун в каком-то умопомрачительном костюме: Биу впервые, кажется, видел его в чём-то подобном. Он казался гармоничным продолжением своего кабинета: коричневый костюм, зелёная рубашка. От всего образа веяло немного ретро стилем, но, как и другие его наряды, этот стиль удивительно шёл Ткхуну. – Привет, старший брат, – по привычке отозвался Биу. Ткхун очертил рукой свой офис: – Жалеешь теперь, что раньше не заглядывал? – за лёгкой иронией в голосе скрывалось беспокойство: впервые на памяти звёздного врачевателя душ кто-то из его близких друзей пришёл к нему по делу. Биу различил нотки волнения и постарался успокоить: – Не пугайся, у меня не случилось ничего страшного, просто захотелось поговорить в более формальной обстановке, а не за кружкой пива. Почему-то подумалось, что так будет правильнее, – он окинул взглядом многообразие мебели и вопросительно поднял бровь, – куда мне сесть? – Выбирай на свой вкус. Здесь нет правильного или неправильного решения, просто доверься своим ощущениям, – Танкхун подождал, пока Биу займёт место на большом тёмно-зелёном диване и у стены, и сел на соседний серый вполоборота к нему, – ну, выкладывай, чем наши посиделки в баре не соответствуют твоим внутренним метаниям. – Даже не знаю, с чего начать… Наверное, это самая популярная фраза у тебя в кабинете? – проронил гость со смешком. – Расслабься и не пытайся предугадать мои реакции и мысли, а главное, не анализируй себя. Плыви по течению. Говори с того места, которое тебе проще объяснить. А я подстроюсь. Если будет удобнее, могу задавать вопросы, но дай мне хоть какую-то вводную информацию, чтобы было с чего начать. Биу задумался. Что можно считать отправной точкой в этой сумятице мыслей? Словно почувствовав, что его посетитель мечется между вариантами, Ткхун потянулся к пульту на стеклянной поверхности небольшого столика и нажал пару кнопок. Комната наполнилась звуками колышущейся листвы и пением птиц, но такими, словно где-то в отдалении шумели кроны небольшой рощи. Биу улыбнулся, даже расслабляющие спецэффекты полностью совпадали с образом Ткхуна. Он подумал с минуту и наконец заговорил. – Речь пойдёт о парне, который мне нравится, и его брате… Точнее, он не брат… Короче, всё сложно, – Биу запнулся о своё косноязычие и начал преувеличенно пристально смотреть на длинный ворс ковра под ногами. – Тот самый медбрат? - прозорливо угадал Ткхун и, не услышав ответа, продолжил, – тебе нравятся они оба? В этом нет ничего страшного, я здесь не для того, чтобы осуждать тебя, – впервые Биу наблюдал, как Ткхун работает. Меняя модуляции голоса, тот заставлял прислушиваться к себе, выныривая из глубокого самокопания, – обыватели, которые любят навешивать ярлыки на всех подряд, ощущая себя при этом выше других, иногда называют подобное поведение легкомысленным, но порой так бывает, когда каждый мужчина восполняет определённые твои потребности. – Не то, чтобы они мне нравятся одинаково, но меня беспокоит, что у меня начинают появляться неуместные чувства по отношению к другому человеку, – Биу пытался быть откровенным настолько, насколько у него это получалось, – кстати, – он вдруг вскинулся, – а почему ты не спрашиваешь, что я имел в виду под словами, что другой парень не брат? – Потому что ты мне расскажешь сам то, что посчитаешь нужным. Я не буду давить или давать советы. Моя задача – разложить спорную для тебя ситуацию на маленькие составляющие, чтобы ты сам принял верное для себя решение. Так вот как это работает, мысленно присвистнул Биу. И в очередной раз убедился, что правильно поступил, придя сюда. Порш, при всей любви к нему как другу, точно полез бы раздавать советы. Необязательно плохие, но всё же. – Не думай и не анализируй, – снова напомнил ему Ткхун. Биу вздохнул и заговорил...***
Он настолько погрузился в себя, что совершенно не услышал окрика, поэтому, когда его сбила чёрная молния и, усевшись на ошарашенного парня, тщательно облизала длинным розовым языком лицо, он даже не успел понять, как это произошло. – Ким, ну что ты творишь? – раздалось сверху, но довольный собой чертёнок и ухом не пошевелил, счастливо скалясь и виляя хвостом. Над поверженной добычей Кима навис Байбл и попытался стащить разыгравшегося пса, но тот проявил неожиданное упрямство. – Ким, фу! Биу, ты там как? – парень не оставлял попыток, и наконец ему удалось поднять изрядно облизанного, но внешне не пострадавшего адвоката, – живой? – Скажем, так, очень отрезвляющий опыт, – улыбнулся Биу. Он был искренне рад видеть предмет своих размышлений. Байбл лучезарно улыбнулся, наматывая поводок на кисть руки: Ким рвался продолжить сногсшибательное приветствие. – Ты откуда такой задумчивый? Я тебя звал, но ты меня не слышал. А этот паршивец при виде тебя отказался слушать все команды и вырвался из рук. Биу присел на корточки и смело погладил непоседу по голове. – Ты знаешь, кажется, именно Кима я больше не боюсь. Не уверен, что это распространится на всех собак в городе, но уже маленькая победа, ты так не думаешь? Кстати, – он глянул на часы, – а вы чего так поздно гулять вышли? Работы много было? – Не совсем, мы с Вегасом сегодня убирали последствия потопа, красили потолок. Биу схватился за голову: он-то про свой потолок совершенно забыл со всеми этими болезнями и нападениями. Байбл понимающе улыбнулся: – Помощь нужна? Давай я сейчас заведу и накормлю Кима, а потом займёмся твоим потолком, тем более краска осталась, что скажешь? На том и договорились.***
В ожидании Байбла хозяин квартиры пробежался с влажной тряпкой по открытым полкам – непорядок, если кто-то, и мы даже знаем кто, увидит пыль – и затолкал Кинна временно в ванную комнату. Из-за двери тут же раздался недовольный вопль, обещающий, что тапкам Биу не поздоровиться, как только исчадие ада выберется на волю. Когда раздался звук дверного звонка, Биу как раз прикидывал, успеет ли он поменять постельное бельё. Не самая конструктивная мысль, но что поделать. Так что приход помощника на должность маляра прекратил метания по квартире в самый подходящий момент. Байбл появился на пороге со своей стремянкой, краской и валиком. А ещё явно успел переодеться, до чего Биу как раз не додумался. Они совместными усилиями немного сдвинули кровать, насколько позволяла остальная мебель в комнате, накрыли её плёнкой, а потом «заказчик» схватил с полки спортивные брюки и футболку, какую не жалко, и шмыгнул в ванную переодеться. Разумеется, как только открылась дверь, Кинн вырвался на свободу и на всякий случай забился под диван, топорща от возмущения усы и брови. Судя по звукам, материл он хозяина так, что лучше бы тому спать с открытыми глазами, чтобы успеть отскочить, когда мохнатое возмездие придёт к нему ночью мстить за временное заключение. Когда Биу вернулся, стремянка уже была разложена, а сам Байбл устанавливал на верхней площадке ведро краски. – Погоди, давай я? – Биу стало неудобно, что за него всё делают. – А ты умеешь? – улыбаясь, спросил сверху мастер на все руки. – Ну, никогда не пробовал, но не думаю, что это так сложно. – Лучше придержи стремянку: она стоит не очень устойчиво, боюсь, при покраске может зашататься.***
Покраска потолка вылилась в форменное мучение. Если бы Биу знал, что так будет, то сразу бы отказался от щедрой помощи. А теперь... Теперь он был вынужден стоять у стремянки и смотреть, как Байбл широкими мазками закрашивает потолок... Как напрягаются мышцы на руках при малейшем напряжении... Как намокшая майка липнет к телу, а с виска сбегает маленькая капля пота, наверняка, солёная на вкус... Биу замер, сглотнув, охватывая зрелище перед собой жадным взглядом и чувствуя, как расползается по телу сладкое томление, особенно увидев устремившийся на него ласковый взгляд и шевельнувшиеся губы, которые... – Биу? Всё в порядке? Кажется, Байбл задавал этот вопрос уже во второй раз. Биу на автомате кивнул, еле отвёл глаза и на всякий случай отступил от стремянки. Байбл нахмурился, окинул его взглядом и, оставив ведро с краской на верхней полочке, осторожно спустился вниз. Положил валик и снял перчатки. Шагнул ближе и пытливо заглянул в глаза. Биу глубоко вздохнул и снова повернулся к нему, открыто глянув в ответ. А внутри всё дрожало от волнения... Байбл, не отрываясь, смотрел на него с пол минуты, как будто душу препарировал, а потом с деланным спокойствием отвёл глаза, медленно снял очки, вынул из уха гарнитуру и с повышенной аккуратностью положил всё это на тумбочку рядом с кроватью. Снова взглянул на Биу, и на этот раз взгляд изменился, от спокойствия не осталось и следа. Биу смотрел в глаза напротив и видел отражение собственных эмоций: волнение, нежность, желание... Неизвестно, кто сделал шаг, да никто и не стал бы этого выяснять. Просто расстояние между ними резко сократилось, губы коснулись губ, руки зарылись в волосы, почти одновременный стон раздался сразу из двух сердец... Они чуть не сшибли стремянку, но Байбл вовремя увернулся, подхватив Биу, и оба упали на кровать, продолжая неистово целоваться... Как будто сорвало так долго сдерживаемый стоп-кран. Испачканная майка Байбла полетела на пол вслед за футболкой Биу, и нетерпеливые ладони стали нежно ласкать горячую кожу... Комната исчезла, остались только ощущения... Двое на кровати совершенно забыли, что в квартире они не одни. Кинн, бросив на творящую безобразие парочку только один взгляд, фыркнул и двумя прыжками взлетел на верх стремянки. Ведро с непонятным содержимым интересовало его гораздо больше. Встав на задние лапы, он опёрся передними на край ведра и сосредоточенно обнюхал белую жидкость. К его разочарованию, она совершенно ничем не пахла. Но оставался самый проверенный способ узнать, что же это за диковинка – попробовать на вкус! К сожалению, белой субстанции осталось меньше половины ведёрка, и пришлось взгромоздиться на тонкую стенку ведра обширной пятой точкой и тянуться лапой изо всех сил! Ещё бы чуть-чуть, и эксперимент завершился успехом, но сегодня был не день исчадия. Хлипкая ёмкость не выдержала и под восьмикилограммовой тушей опасно накренилась. Кинн не удержался и плюхнулся в краску, стремянка пошатнулась и вместе с ведром и выглядывающим из него ошалевшим котом, вмиг сменившим окрас, полетела вниз! – Берегись!! – им очень повезло, что именно в этот момент Биу открыл глаза и оторвался от желанных губ, чтобы вдохнуть воздуха. Воздухом он поперхнулся, а глаза расширились, увидев, что прямо на них летит ведро с усатым Каспером внутри, хвост которого развевается по ветру а-ля флаг всемирного капитулирования, и при этом издаёт такие звуки, что сирена воздушной тревоги обзавидовалась бы! Руки среагировали быстрее, чем мозг, он с неожиданной силой скинул с себя Байбла, а сам перекатился в другую сторону. И тут же в середину кровати грохнулась стремянка со злополучным ведром, привидение взвилось в воздух и полетело куда-то в сторону кухни, оставляя за собой белые следы. А на кровати и на них самих живописными мазками расположилась одна из картин в стиле Пикассо, так любимых Байблом. Ярко-белого цвета.