Добровольное осквернение

Не спалось. Кровать была такой удобной, под одеялом уютно и тепло, к тому же, сегодняшний день выдался трудным, и он устал. Но все равно не спалось. Руи просто не мог уснуть. Только не сейчас, когда под правым боком громко сопел его парень с настолько умиротворенным видом, что просто нельзя было оторвать взгляда. Камиширо уже успел отметить про себя очень много маленьких деталек, связанных с лицом его любимого человека. От оценки цвета губ, которые можно было назвать идеально-розовыми, до завораживающей длины ресниц. Цукаса гипнотизировал его, хотя он всего лишь спал. И как ему это вообще удается? — Цукаса. Руи приподнимается на локтях, тянется ближе к чужому лицу и кончиком носа касается мягкой щеки. — Цукаса, — зовет его вновь. Он и сам не понимал, зачем будил настолько мило спящего парня. Ему просто было до жути одиноко страдать от бессонницы без него. Тенма стал причиной, по которой Руи теперь ненавидит одиночество, в котором раньше спокойно жил много лет. Он избаловал Камиширо, бездумно и безвозвратно. Позволил ему раскрыться и забыть о границах, за что сам режиссер ему, конечно же, безмерно благодарен, но эти действия имели свои последствия. Цукаса приютил бездомного кота, ему не нужно удивляться тому, что тот теперь ласкается к нему при любой удобной возможности. Или неудобной, прямо как сейчас. — Тенма Цукаса, — шепчет Руи прямо в ухо блондину. Цукаса издал сдавленное мычание и нахмурил брови. Камиширо терпеливо ожидал, когда же тот откроет глаза, но этого не произошло. Хотя и было понятно, что настойчивые действия режиссера смогли прервать сон звезды. — Руи? — блондин наощупь, прямо как слепой котенок, пытается найти рукой макушку своего парня, и ему по итогу удается запустить пальцы в непослушные волосы. Руи клянется, что никогда не видел ничего более очаровательного, — который час? — Не знаю, — Камиширо переводит взгляд на окно совсем на секундочку, оценивая открывающийся вид, после вновь возвращаясь к изучению сонного Цукасы, — но, кажется, до рассвета еще далеко. Тенма сел на кровати, протер глаза и открыл их, устремив взгляд в окно. Темень, Луна была высоко в небе, ни в одном окне не горел свет. Парень громко вздохнул, быстро падая назад, обратно в уютную кровать. — Какого черта, Руи? Камиширо тоже кладет голову вновь на подушку. Они так близко, что он с легкостью видит раздраженное выражение лица Цукасы. Но не только это привлекало внимание. Его блондинистые волосы были растрепаны, в целом его вид был уставшим, а движения такими спокойными. Обратная сторона вечно громкой и энергичной звезды. Руи хочется стать еще ближе, он обнял Тенму и потянул к себе, вынуждая парня лечь на него сверху. Было приятно чувствовать на себе вес теплого тела. — Мне было так одиноко. Тенма сплетает свои ноги с чужими, голову удобно устраивает на груди Руи и, кажется, снова начинает засыпать. — Мы буквально в одной постели. — Да, — Камиширо издает смешок, — но ты ведь спал. — Тебе тоже нужно поспать, Руи. Камиширо закатывает глаза и мычит отрицательно в знак протеста. Руками он обхватил щеки Цукасы и поднял со своей груди, инициируя мягкий поцелуй. Быстро отстранившись, он заглянул в глаза парня напротив и, не заметив на том лице нежелания всего этого, утянул его в более долгий поцелуй. Руи закрыл глаза и почувствовал, как руки Тенмы тянутся вверх по его телу, будто две хитрые змеи. Ладони останавливаются на плечах и хватают их сильной хваткой. — Руи, — Цукаса попытался что-то сказать, но юркий язык Руи моментально проник в его рот. Мычания блондина заставляли рассудок режиссера мутнеть и желать большего, чем простые поцелуи, — Руи! Цукаса быстро отстранился и сел на бедра своего парня, забавно хмурясь. — Убери свои руки из-под моей рубашки. Они у тебя холодные! — Тогда согрей их, — все, что может ответить Камиширо. И Тенма действительно подчиняется. Видимо, сам понимает, что выбора у него всего два — либо терпеть холод ладоней режиссера, либо этот холод устранить. Парень взял обе руки Камиширо в свои и поднес к лицу, начиная выдыхать на них ртом горячий воздух. Руи смотрит на это как загипнотизированный, желает запечатлеть в памяти каждую секунду момента. И срывается с цепи как только Цукаса отпускает его руки — быстрыми движениями расстегивает пуговицы на пижаме с звездным узором. — Мы просто не можем устроить спокойную ночевку, верно? — усмехается блондин, просто наблюдая на действиями другого. — Верно, — Руи снимает пижаму с худых плеч, в добавок проведя по ним большими пальцами. Кожа бархатная, мягкая и приятная, кажется, не зря его парень так много тратится на всякие крема, — я не могу держать себя в руках, когда ты рядом. Разве тебе это не льстит? Льстит, еще как льстит, Руи видит это сразу же, это ему говорит блеск в глазах Цукасы. Его видно прекрасно, даже когда единственным источником света является Луна. Тенма же на его вопрос не ответил, прекрасно зная, что партнер сможет понять его и без слов. Камиширо кинул пижаму в самый дальний от них угол кровати. Он отлично запомнил, как злился Тенма, когда он кидал их одежду на пол. — Руи, — жалобно прошептал блондин, вновь взял его руки в свои и на этот раз положил на выпирающие соски. Камиширо расплылся в улыбке и начал массировать их нежными движениями, тереть двумя пальцами, щипать. Цукаса тяжело дышал и выпячивал грудь вперед, давая свое полное согласие на любые с ним действия. Руи поддался соблазну и поднял туловище с кровати, принимая положение сидя. Левой рукой он скользнул на талию парня, сжимая пальцами кожу, а трение на ярко-розовом соске заменил своим языком. Тенма тяжело выдохнул и положил одну руку на макушку режиссера, а тот расценил это как знак одобрения. Юркий язык двигался то вверх, то вниз, то влево, то вправо, одновременно с этим пальцы на обеих руках сжимались и разжимались. Тенма мысленно отмечает, что обязательно предъявит Руи, если у него вдруг останется синяк на талии. Хотя его парень совсем не горел желанием причинять ему боль, что распространялось не только на репетиции, но и на их личную жизнь, иногда он терял над собой контроль и не отдавал отчет своим действиям. Впрочем, Цукасе нравился любой Руи. Будь то нежный и заботливый партнер или увлекшийся экспериментатор с широкой напрягающей улыбкой. Блондин стал тянуть фиолетовые волосы вверх, заставляла их обладателя оставить свое занятие и поднять голову. Стало холодно на том участке кожи, что был покрыт его слюной, из-за чего актер поежился. — Разденься тоже. Все должно быть честно, и Руи не возражает, послушно начиная расправляться со своими пуговицами. А Тенма лишь наблюдает завороженно за тем, как постепенно, по частям открываются его взору участки бледной кожи. Самому Руи безумно нравилось тело актера, каждый его миллиметр. Он не стеснялся говорить об этом открыто, восхищаться и трогать собственнически. Но вряд ли он догадывался, что Цукаса по отношению к нему испытывает то же самое. Только проявляет это более застенчиво, менее открыто даже для самого режиссера. Камиширо не видел в своем теле ничего особенного, пока Цукаса украдкой считал его совершенным произведением искусства. — Все для тебя, моя яркая звездочка, — Камиширо кидает свою ночную рубашку туда же, где покоилась пижама его парня, — что хочешь сделать теперь? — Поцеловаться. Цукаса прижимается к чужому торсу своим, утягивая режиссера в глубокий поцелуй. Он такой горячий, пока как кожа Руи как обычно холодная. Его роль как звезды, нет, как целого Солнца, согреть свою Луну. Он наклоняется все ниже и ниже, пока спина Камиширо не касается поверхности кровати. Тенма снова лежит на нем сверху, вжимая своим весом в приятно пахнущие простыни. Их поцелуй тем временем жаркий и возбуждающий, они беспорядочно касаются губами, языками, зубами друг друга. Так много слюны, что она начала стекать по подбородку Руи. Это так грязно, так пошло по мнению Цукасы, что его щеки начали стремительно краснеть. Мимолетно пронеслась мысль о том, как бы отреагировала Саки, увидя своего дорогого брата таким. К счастью, сегодня ее дома не было, она уехала к бабушке вместе с родителями. Блондин тоже обязательно навестит ее, но позже, сейчас он жаждет полностью посвятить себя Руи. Камиширо чувствует свое и чужое возбуждение, и его ведет от приятных ощущений, когда они трутся друг об друга. Настолько приземленные вещи могут быть настолько потрясающими, и если бы не Цукаса, он бы никогда об этом не узнал. Не смог бы найти другого такого чудака, способного искренне полюбить его вместе со всеми недостатками и странностями. Руи так же сильно любил его в ответ, выделяя среди всех остальных и считая кем-то неземным, и вправду настоящей звездой. — Цукаса, хочешь лечь? — спрашивает парень, когда поцелуй прекращается. Цукаса приподнялся, опираясь руками, а Руи медленно гладил его живот ладонями, просто наслаждаясь тем, что у него есть возможность прикасаться к такому светлому мальчику. — Да, но не сейчас, — блондин сначала снова садится на чужие бедра, потом и вовсе сползает в сторону края кровати, — мне нужно подготовиться. Цукаса сел на пол и юркнул в пространство под кроватью, отчаянно пытаясь до чего-то дотянуться. И он дотянулся. До мягкой игрушки в виде звезды. Под любопытный и удивленный взгляд Руи, Тенма расстегнул молнию из игрушки и нашел в глубине мягкого пуха, служащего наполнением, тюбик со смазкой. — Надо же. А почему именно здесь? — режиссер не сводил взгляд со своего парня, наблюдая, как тот оставляет игрушку в стороне и становится на колени на кровати. — Потому что здесь Саки точно не сможет случайно наткнуться на это. Цукаса как старший брат идеален. Он и как актер идеален, а как парень просто совершенен. Камиширо никогда не поймет, как вселенная смогла создать настолько удивительного человека. Никогда не появится кто-то, похожий на Тенму Цукасу, такой же неземной и будоражащий. И именно этот человек, эта звезда из плоти и крови, досталась именно Камиширо Руи. Эти мысли делают его самым счастливым человеком не только нашей вселенной, но и всех остальных. А Цукаса не дает ему и минуты на отдых — вот он уже потянул на себя режиссера, заставляя его сесть, а сам улегся на его нагретое место. — Поможешь мне? Парень не сразу возвращается сознанием обратно, в спальню Цукасы. Глупо смотрит на хозяина комнаты, моргая глазами точно как заинтригованный кот. Дошло до Руи только тогда, когда блондин приподнял свои бесспорно изящные бедра и стал стягивать свои пижамные штаны. Камиширо ускоряет процесс, сняв с того сразу и штаны и боксеры. Тенма очаровательно съежился от холода, всего мгновение уделяя осмотру своего твердо стоящего члена. У него был другой зритель — Руи, что так пристально и голодно осматривал каждую выпирающую вену. Это кружило голову — даже половой орган Цукасы был, по мнению режиссера, чертовски красивым и привлекательным. — Руи, — Тенма усмехается, замечая, как партнер дернулся от неожиданности и наконец посмотрел ему в глаза, — это только начало шоу, а ты уже забылся. Камиширо клянется, что Цукаса когда-нибудь станет его смертью. Придет в черной мантии с косой наперевес и заберет с собой в ад для таких же безнадежных грешников-извращенцев. Иначе и быть не может. Иначе Тенма не смог бы настолько завораживающе развести ноги широко в стороны, что Руи почувствовал повышение температуры в комнате. — Ты можешь присоединиться, — буркнул блондин, смущенно отвернувшись. Не глядя он открыл тюбик и выдавил немного на указательный и средний пальцы. Смазку оставил рядом со своим правым бедром, открытую, а сам приставил пальцы к сжатому колечку мышц. Цукаса чувствовал на себе пожирающий взгляд и изо всех сил пытался расслабиться, забыть о нем и просто сосредоточиться на себе, своем теле и своих ощущениях. Ему удалось толкнуться в себя сразу обоими пальцами, получая приятный разряд тока по всему телу. Он жаждет лишь того, чтобы Руи принял его приглашение. Режиссер будто бы услышал его молитвы, смазал такие же два пальца и закрыл плотно тюбик. А следующие действия и вовсе вышли такими быстрыми — Камиширо легко толкнулся в узкую дырочку, прижимая свои пальцы к чужим и любуясь тем, как парень под ним выгнул спину. Хотелось более бурную реакцию, хотелось услышать сладостное мычание и гипнотизирующие стоны, ведомый этими желаниями, Руи начал двигать пальцами в среднем темпе, что совсем контрастировало скромным толчкам самого Цукасы. — Руи, — выдал Тенма на выдохе, — твои пальцы… Взгляд парня был в расфокусе, Руи искренне желал понять ход его мыслей, но по лицу не мог ничего прочесть. — М? Что с ними? — Я чувствую, насколько они длиннее моих. Пока блондину хочется провалиться под землю от стыда за свой длинный язык, он неожиданно слышит смешок и ощущает нежные поглаживания на внутренней стороне бедра. Ладони Камиширо потеплели, за это актер по праву может собой гордиться. — Ты получаешь от них больше удовольствия, я прав, Цукаса-кун? Было похоже на то, что Руи в любой момент может взять и начать мурчать. Настолько блаженный и сладостный был у него голос, такими извращенными действиями он был занят. Цукаса без слов качнул бедрами навстречу более высокому мальчику, и тот все понял. Отстранились они почти одновременно, замечая готовность блондина. Хотя тому и стало тоскливо от болезненного ощущения пустоты внутри себя, но он четко понимал, что это ненадолго. Так хотелось члена Руи. Такого же длинного, мокрого и теплого. Эти мысли так смущают, наполняют собой не только голову, но и полностью все тело. Он полон ими до самых краев и как же хочется от них избавится, что Тенма просто не выдерживает. — Я хочу тебя, Руи. Возьми меня уже. Руи, однако, совсем никуда не торопился. У него был свой размеренный ритм. Он плавно гладил внутренние части бедер блондина, наклонялся, целовал и лизал кожу. Тенма сделал хитрый ход — начал скулить так громко и жалобно, что несомненно отпечатается надолго в памяти режиссера, а ногой умудрился нащупать выпирающий бугор и начать поглаживать его сквозь слои одежды. Руи уже говорил о том, что Цукаса точно станет причиной его смерти? Что ж, кажется, это произойдет прямо сейчас. — Прояви терпение, Цукаса, — ему так хочется умерить пыл парня, бросить ему что-то смущающее и оставить разбираться со своими чувствами, выиграв время, — я обязательно оттрахаю тебя так, что ты не сможешь придти на завтрашнюю репетицию из-за боли в теле. Безотказно работало всегда, хотя даже для Камиширо произносить подобное было очень смущающе. Актер остановил свою ногу и сжал губы, отворачиваясь. Такой совершенный. Руи с удовольствием наклоняется и кусает кожу на внешней стороне его бедра. Сладкие прелюдии так нравились мальчику, он вдоволь мог насладиться блондином, каждой его эмоцией и кусочком тела. Двигаясь выше, специально игнорируя возбужденный орган, Руи целует куда-то около пупка. Медленно он поднимался выше, касаясь губами множества участков кожи, руками сжимая такую манящую талию. Наконец Камиширо добрался до припухших розовых губ, целуя их с особым трепетом. Тенма не знал, куда себя деть. Его парень будто бы был везде и одновременно, это кружило голову. Руки беспорядочно и одиноко блуждали по простыням, сжимая их между пальцев. Но когда Руи поднялся достаточно высоко и близко к его лицу, он наконец смог обнять режиссера за шею и запустить пальцы в шелковые волосы. Мягко и приятно. Прямо как поцелуй с Руи, который, казалось, длился уже целую вечность. Более высокий парень чувствовал себя довольным и удовлетворенным. Честно говоря, он и сам уже начал терять терпение, держать из последних сил. Не хотелось торопить события, но если все так и продолжится, Руи рискует кончить прямо в боксеры от одного лишь вида умоляющего Цукасы. Это бы огорчило обоих. Поэтому Камиширо быстро расправляется со своей оставшейся одеждой и та присоединяется к образовавшейся куче в углу кровати. — Мы можем начать, Цукаса-кун. Ты готов? Неожиданно Тенма отрицательно мотает головой и режиссер видит красноту на его щеках. — Еще нет, — нервно ерзает, сжимая бедра вместе и слишком шумно сглатывает слюну, — не мог бы ты найти свою пижаму? Это интригует. Интригует настолько сильно, что Руи без лишних вопросов стал искать нужную одежду в общей куче. Когда же он повернулся к парню с рубашкой в руках, увидел, как тот уже расположил руки вместе, над головой. Одна часть Камиширо не верила своим глазам, а вторая уже обо всем догадалась. — Свяжи мне руки. Эти слова точно не дались Цукасе легко. А его партнеру, в ответ на это, было трудно их переварить. Оба знали, что Руи не сможет сказать «нет», но пауза все равно давит на нервы, особенно вмиг потерявшего уверенность Цукасы. — Руи…? — Ты уверен, Цукаса? Все точно будет хорошо? Тенма улыбнулся. Какой же все-таки его парень… Лучший. Лучше всех, кого он когда-либо встречал. На эмоциях Цукаса поднялся на руках и оставил нежный короткий поцелуй на сухих губах режиссера. — Уверен. Я доверяю тебе, Руи. Парень лег обратно и вернулся в позу с руками над головой. Он смотрел на режиссера с немой надеждой и брызжущим через край желанием. Было все еще темно, но он был уверен, что даже в тусклом лунном свете Руи читает его эмоции. Прямо как на репетициях — смотрит на Цукасу пристально, анализирует каждое движение тела и изменение лица. Блондин не смог сдержать вздоха, когда Камиширо все же принялся завязывать его руки с помощью длинных рукавов пижамы. — Не мог бы ты повторить это еще раз? — кажется, парень сверху стал спокойнее, даже улыбнулся. И туго затянул узел. — Ты про мои слова или поцелуй? — блондин на пробу двигал руками и пытался раздвинуть их в стороны, но ничего не выходило. Теперь он как птица в клетке и только Руи имеет над ним власть. Кажется, это лишь еще больше возбудило. — И то и другое. Камиширо наклонился, а блондин забрал у него очередной поцелуй. Нежный, мягкий, переполненный эмоциями, но, по наблюдениям Руи, довольно неловкий. Словно Цукаса желает чего-то, но не может открыться и признать собственные желания перед собой и другими. Страшно пробовать, но его роль как режиссера — помогать мальчику раскрываться перед людьми. Или перед конкретным человеком, лежа перед ним голым. Руи на пробу кусает нижнюю губу Тенмы, а тот, на удивление, сладостно мычит. Озарение ударило в голову и так взбудоражило, что более высокий парень не мог сдержать улыбки, отстраняясь от поцелуя. — Ты странно улыбаешься, — сразу же заметил Цукаса. — Я просто счастлив от мысли, что ты мой и ничей больше, — щеки блондина загорелись, а Камиширо положил на них обе ладони, — ты обещал повторить свои слова. — Я ничего не обещал, — мальчик усмехнулся и уткнулся носом в одну из ладоней, горячо выдыхая и опять двигая руками. Ощущения были приятными, но не хотелось, чтобы руки болезненно отекли, — я полностью тебе доверяю, Руи. Потому что я люблю тебя. Руи кивает, облизывает кончики пальцев на одной из своих рук и касается головки члена Цукасы. Тот от подобного неожиданного контакта чуть воздухом не подавился. — Я тоже люблю тебя, моя звезда. Он проводит пальцами вдоль венок несколько раз, после чего отстраняется под огорченное мычание блондина. Камиширо вместо этого вновь берется за смазку. Первым делом он выдавил немного на свой член, рукой размазывая смесь по всей длине, затем несколько крупных капель выдавил на анус Тенмы. Тюбик был успешно выброшен на пол, а Руи протолкнул пальцы внутрь своего парня, лучше распределяя смазку. Цукаса находился в таком сладком предвкушении, что не мог перестать двигать руками одновременно в разные стороны, неосознанно желая выбраться, и в то же время получая удовольствие от ограничений в движении. Тело ноет, томясь в ожидании. Блондин и правда хочет, чтобы после этой ночи у него настолько все болело, что пришлось бы пропускать школу и репетиции труппы. Хотя забудьте, он будет выполнять свои ежедневные обязанности даже в состоянии полусмерти, таков Цукаса Тенма. — Глядя на тебя, я придумал новую сцену для нашего шоу, — Руи искусно дразнит, водя головкой по колечку мышц и не входя внутрь. — Боже, Руи, давай отложим этот разговор на потом, — Тенма обхватывает ногами поясницу режиссера, надавливая и прижимая ближе к себе. Тот смеется. — Я же пошутил, Цукаса. К тому же, детям не понравится шоу с религиозными мотивами. — Религиозными? — Тенма вопросительно изогнул брови. Наконец Руи толкается внутрь. По всему телу Цукасы проходит приятная волна ощущений, вытесняя все мысли без исключений. Но этого быстро стало очень мало, что побудило блондина самому начать двигать бедрами. — Ты как ангел, Цукаса. Сущность, спустившаяся ко мне с небес, — Руи завороженно смотрит вниз, поглаживая бедра Тенмы, — и я даже не знаю, чего хочу больше. Сохранить тебя таким или осквернить и испортить. Чего тебе самому больше хочется? — Если, — Тенма обрывается на фразе, не сумев сдержать полустон, — под словом «осквернить» ты подразумеваешь секс, то я не против этого варианта. И вновь Руи несдержанно хихикает. Между разговорами обо всем и одновременно ни о чем и оглушающим молчанием он хочет попытаться найти середину. Для начала сам начинает толкаться навстречу движениям своего парня. И первое время оба наслаждаются пошлым хлюпающим звуком и шлепками кожи о кожу. Цукаса наконец себя не сдерживает в стонах, держа в голове мысль, что никого кроме его и Руи в доме нет. Обычно они занимались сексом в доме Камиширо, пока там так же присутствовали его родители. Однажды Руи в шутку сказал, что, быть может, Тенму возбуждает опасность и вероятность быть пойманным, но блондин задумался об этом всерьез и пришел к выводу, что тот чертовски прав. Хотя сейчас и было спокойнее, все же адреналин в крови бушевал не так сильно. Легко и быстро они подстроились под ритм друг друга и заработали как единый механизм. Хотя Цукаса иногда сбивался, когда на особо резких толчках все его тело охватывала приятная дрожь. — Цукаса, твое лицо так прекрасно, — с улыбкой восхищается Руи, на что Тенма не решается отвечать. Тогда, спустя всего минуту, режиссер неожиданно добавляет, — но позволь мне тебя перевернуть. Толчки прекращаются так резко, что Цукасе почти больно. У него пелена перед глазами и гул в ушах, а расфокусированный взгляд пытается рассмотреть получше выражение лица Камиширо. Но в итоге, ему удается подметить только мило растрепанные волосы. Камиширо берет все в свои руки, окончательно выходит из теплого тела и хватается за талию блондина, переворачивая его на живот. Затем тянет вверх его бедра, из-за чего Цукаса просто вынужден встать на четвереньки, уперевшись локтями все еще связанных рук. Руи, вероятно, открылся прекрасный вид, от осознания чего актер сильно краснеет и сглатывает слюну. — Вот так, хорошо, — Камиширо гладит упругие ягодицы, иногда сжимая кожу и наслаждаясь видом молниеностно появляющихся красных следов. Но ненадолго это забирает его внимание, ноющий член просто не дает никакого покоя. Он вновь толкается внутрь тесного Цукасы, сразу же погружаясь всей длиной. Ноги блондина так подкосились, что пришлось обхватить их и не дать партнеру окончательно упасть. А какой же протяжный стон вырвался изо рта Цукасы, Руи хотелось бы слышать этот приятный звук каждый день. Камиширо так сильно желает кое-что попробовать. Но для большего эффекта Цукасу нужно расслабить и отвлечь, поэтому он нисколько не спешит. Продолжает толкаться и сдавленно мычать от удовольствия, когда Тенма непроизвольно сжимает его внутри. Тому это определенно нравилось. Нравилось быть настолько хорошим, настолько сексуальным, что даже сам Руи не мог устоять молча. Такой сдержанный обычно, но совершенно противоположный с Цукасой. И это касалось не только секса. Режиссер вновь вернул поглаживания на одну из ягодиц, на что блондин даже не обратил внимание. А зря, ведь после этого последовал громкий шлепок и кожа неожиданно начала гореть от удара. — Руи! Что ты делаешь? — последовал еще один удар, по тому же месту. Странным было то, что Цукаса кое-как смог сдержать очередной стон. Неужели такие вещи доставляют ему удовольствие? — Я подумал, что если тебе понравились связанные руки, то понравится и это, — после слов Руи Цукаса устремил взгляд на узел на своих запястьях. Дискомфорт смешивался с удовольствием, даря неоднозначные чувства. И как же сильно горела кожа ягодиц, но как же Тенме захотелось, чтобы тот сделал это еще раз. А Камиширо словно волшебник, читающий мысли, — если хочешь еще, то только скажи. И актер бормочет что-то, слишком резко и быстро даже для него самого. А затем срывается на стон, когда Руи толкается с особой силой. Так, что его член сам дергается в воздухе и, он уверен, определенно сможет кончить без рук. — Ты что-то сказал? Тенма давится слюной, которой резко стало слишком много. Отличная возможность отсрочить ответ и прийти в себя, которой тот охотно пользуется. Нужно сказать всего одно слово, одно короткое слово, значение которого смущает до безумия. И чтобы не повторяться, чтобы его услышали с первого раза, он достаточно громко и четко выплевывает: — Еще. Камиширо словно ждал только этого, чтобы наконец сломать блондина. Его толчки стали быстрее, одна рука принялась надрачивать Цукасе, а вторая ударила его по ягодице. И всего этого так много для одного актера, он чувствует, что сходит с ума. — Нет, Руи, я, — Тенма крутит бедрами, стараясь и лучше подстроиться под удары и уклониться от руки на своем члене, — я же сейчас кончу. Его нахально игнорируют, лишь дарят очередной удар, выбивающий громкий стон. До невозможности хорошо, хочется раствориться в этом моменте и забыть обо всем и обо всех. Руи наслаждается каждой реакцией. И звуками, которых уже так много для одной комнаты. Шлепки перебивают хлюпанье, стоны, мычание, рычание. Ноги блондина опять начинают сильно дрожать, он держится из последних сил и кончает, изливая свое семя на простыни и руку Камиширо. Его тело напрягается, становясь еще уже для толстого члена. Руи не в силах долго терпеть это, через некоторое время и его застает оргазм. Уставший, обессиленный он выходит из Цукасы, наблюдая совсем чуть-чуть за вытекающей спермой. Тенма тут же падает на кровать, не заботясь даже о том, что после такого действия определенно испачкается еще больше. А Руи осталось лишь одно завершающее действие, вишенка на торте — яркий багровый засос на беленькой шее. Цукаса в ответ может только промычать куда-то в подушку, пока режиссер отстраняется и любуется.