Что под кофтой ?

Душно, светодиоды светят в глаза, взгляд бегает в разные стороны, а Киса молча стоит, а что ему делать? Только что открылась его самая страшная и личная тайна. Хэнк и сам стоит молча, только бегающие глаза выдают наличие его жизни.

***

Боре всегда было интересно, что же под кофтой у друга, что написано на плече, чье имя? Ваня почему-то скрывал, он, конечно, всегда был загадкой, мало что рассказывал, но это было странно даже для него. Ему всегда был интересен его соулмейт, без умолку о нем говорил, только пятнадцать исполнилось, как тот говорить перестал. Мел и Хэнк не сразу догадались, что имя проявилось, смотря на состояние, друга трогать не спешили, все понимают — личное. Правда все же не стерпели и спросили, любопытство всегда было их сильным коньком. Киса тогда поморщился, словно его лимоны заставили съесть, а может и что похуже. Мел все сразу понял, имя не то, которое хотелось, сказал какую-то поэтическую херню и направил разговор в другое русло, а у Хэнка любопытство только разыгралось, да и обидно стало за друга, они ведь с детства обговаривали это и хотели сразу друг-другу рассказать, правда вот как оно вышло. Как сейчас помнится: класс первый, они только познакомились, да и Ваня его ещё сразу в друзья записал, хотя Боря и не был против, он вообще пассивный был и спокойный, ему лишь бы в игры поиграть, а там можно и поболтать раз уж дело пошло, а Киса наоборот активный очень, любитель языком «почесать». Хэнк даже запомнить все не мог, что из его рта вылетало, только про соулмейтов, тот вечно о них говорил и жутко завидовал детям у которых имя было высечено, только Боря не понимал прикола, как ты по имени соулмейта найдешь? Ваня тогда посмотрел на него как на дурака: —Совсем ты ничего не понимаешь, Боря, там такая связь! Сразу чувствуется. Ну это по рассказам мамы, — А Хэнк и вправду не понимал, лишь кивнул другу, как обычно, да и не задумывался больше, не его это тема. Он бы вообще ей не увлекся, если бы не Киса, тот так увлеченно рассказывал всегда, что интересно становилось даже самому равнодушному. Даже классный руководитель не ругал его за разговоры на уроке. Правда дети не всегда разделяли увлечение Вани. Локон, например, всегда смеялся с его «наивности» и издевался, а друг так защищал честь еще неизвестного ему человека, что даже неприятно становилось и одновременно восхищало. И на все «Ты думаешь, ты вообще получишь соулмейта?» всегда влезал в драку, а Боря за ним, друга в беде бросать нельзя, хоть папа и не одобряет таких решений. Киса после этих драк всегда грустный был и понурый, а Хэнк не знал, чем его подбодрить и поэтому просто рассказывал, что хотел бы видеть в соулмейте. — Не переживай, вот знаешь, как круто, когда ты не знаешь человека, всегда можно пофантазировать, пока есть время, подумай только. Я бы хотел кого-то смелого и яркого, как ты, но, наверно, чтобы без драк. Боря по-детски улыбается, и у Вани настроение поднимается. — Не переживай, если у тебя соулмейт будет говно, то друг будет хороший. — Киса нахально улыбается, пытается поддержать, в своем стиле, Хэнк с детства это понял. — Да я не переживал. — они уверенно друг другу кивают, будто заключили контракт. А потом им уже по десять, они в пятом классе, взрослые такие. Ваня отношения начал, и Боре совсем нечем было заняться, пока друг был занят какой-то девчонкой, тогда он познакомился с Мелом, он парень странный, но интересный. Где-то на своей волне, в мире грёз, но речи у него такие взрослые, Хэнк даже восхитился. Они теперь сидят вместе, потому что Киса пересел к Анжеле, она вообще девочка неприятная, язвит вечно, ведёт себя как стерва и Ваню у него украла, но он мысли эти отпирает, незачем ссориться с девушкой друга, особенно когда она на него так сильно влияет. Между прочим, ещё как, он все ради нее делает. Хочет конфет? Ваня ворует, конечно, Борю на помощь позовет, ведь тот его друг, а ему лишь недовольно смотреть и злиться, а все из-за какой-то девчонки. Хочет исправить двойку? Ваня лезет в журнал и исправляет. Хотела в общем та много (как и растили такую принцессу), а давала мало. Киса вечно исполнял все ее прихоти, даже дрался за нее, причем с Борей, тот не выдержал как-то и высказался, за что мигом пожалел. — Киса, зачем мы идём сейчас на крышу? — Хэнк огляделся по сторонам, чтобы вдруг кто из жителей не услышал стук молотка и не пришел проверить, страшно было очень. — Боже, Хэнк, прекрати ныть, — Боре обидно вдруг становится, друг раньше никогда на него наезжал так часто, как это происходит сейчас, у них вообще общение сейчас строится только на «помоги с делом», и он помогает, как настоящий друг. — Мы пришли, потому что я хочу устроить здесь вечер Анжеле. — Опять она, вечно ей что-то нужно. — Взгляд скользит по молотку в руке, и Хэнк глотает невидимый ком в горле, отец так по ушам даст, если узнает, а он узнает, всегда узнает. — Че-то не нравится? Вали тогда к своему другу новому, — и так грубо раньше тоже не отвечал, обидно очень, но нужно стерпеть, вдруг наладится, а он только испортит все истерикой. — Я просто не понимаю, почему ты вечно это делаешь, она даже тебя не любит! — И это было чистой правдой, вчера он лично видел, как она с Мелом кокетничала, правда Кисе побоялся сказать, он сейчас всегда злой и ничего не воспринимает. — Хочу и делаю, а про любовь ты с чего решил, с себя списывал? — и если честно, это был удар ниже пояса, Ваня знал, как он волновался по поводу любви, знал, что тот волнуется на фоне всех остальных. Слезы Боря сдерживал, негоже ему плакать, не по-пацански. — Она вчера с Мелом заигрывала, а потом к тебе побежала, а ты и дальше верь в ее «искреннюю» любовь, — Хэнк особенно выделил слово «искренняя». — Че? — Киса перестает бить по замку, и ужасные звуки прекращаются, нервы Бори успокаиваются, но ненадолго, пока Ваня не поворачивается и недоверчиво смотрит на него, а взгляд его такой злой, что вмиг становится страшно. — Пиздишь? — Нет! Зачем?! — Злость тоже в нем вспыхивает, правда не слишком сильно, это скорее обида за сомнения друга. А затем его толкают, Хэнк пытается удержать равновесие, пару шагов и он уже не чувствует бетона под ногами, лишь воздух, а после и боль в разных частях тела и как мир перед глазами кружится, пока он о лифт не ударяется. Больно очень, но больнее лишь то, что на него поднял руку его друг, да и не просто друг, а лучший! Киса долго не ждёт и просто сбегает, а слезы сдерживать не выходит, они льются на лицо, на лбу, кажется, рана и выступила кровь, потому что глаз заливает ею. Становится так одиноко, он как пёс, которого злой хозяин выгнал из дома. Вставать трудно, спина не хочет слушаться, да и видно плохо, сколько кровь не останавливай, пойдет снова, так что Боря сдался и пошел домой как есть. Весь грязный, с порванными штанами и кровью на всем лице (все-таки не стоило ее вытирать руками, причем еще грязными). Дома, когда он приходит, никого нет, мама на работе, как и отец, а Оксана, наверно, гуляет. Боря аккуратно умывается и страдает от того, как печет внутри и снаружи. Прав был папа, когда говорил, что Кисе на него насрать и такой себе он друг, а Хэнк не хотел этого признавать. Вещи он прячет глубоко в шкаф, чтобы потом выкинуть. Так же глубоко, как и свою обиду. Родители по приходе ничего не замечают, а Боре только в радость, лишних разговоров не хотелось и обидного «Я же говорил». Когда приходит на следующий день в школу, то находится в крайнем шоке: Киса сидит за его партой, а Мел с Анжелой. Странно это, может учитель поменял их местами, а то Ваня уроки так часто срывал, что просто невероятно, как она терпела. Боря не обращает внимания на бывшего друга и аккуратно раскладывает вещи, взгляд иногда скользит по соседу, но не больше. Обида ещё слишком крепка, а рана не зажила. На третьем уроке Ваня не выдерживает и все-таки начинает разговор, ну как, опять с просьбы и то вынужденной, вряд ли ему гордость позволила говорить с таким плохим Борей. — У меня ручка закончилась, дашь свою? — Хэнк смотрит на него и не знает, как реагировать от такой наглости, поэтому просто игнорирует. — Тебе че, уши заложило? Ответить трудно? — Ваня как всегда, правда от этого неприятно и даже страшно, а вдруг опять ударит? Боря ответить не сможет, друг сильнее. — Че сжался как губка? — а Хэнк и не заметил даже. — Не буду я тебя бить. — И звучит это так скомкано, что он даже оборачивается на друга. — Я, ну это, не хотел тогда, вспылил просто, мне жаль. — И слышать это так странно и непривычно, обычно он не извиняется. От этих слов обиды не становится меньше, но теперь появляется заинтересованность. — Ну что ты ещё хочешь услышать? Я с Анжелкой расстался. — И Боря усмехается, наконец друг одумался. Друг? Ох, кажется, он уже простил. — Чего лыбу давишь? Да, ты был прав, она сама подтвердила и не скрывает. — Приятные эмоции сразу пропадают. Если бы она не сказала, то что? Тот не пришел бы мириться? — Мне больно было. — Слова сами как-то вылетают и становится очень стыдно, так как выдавать свои чувства и эмоции Боря не любил. И Хэнк не добавляет, что от слов было больнее, друг и так выглядит побитым виной. — Я знаю… Мне стыдно, правда. — Забили, друг. И Ваня светится так, что можно простить ему все, лишь бы он так чаще улыбался, солнечно и ярко, а глаза перестали терзать душу. — Забили. И вновь они кивают друг другу, будто заключили новый контракт «Никогда не сраться из-за любви». На Мела они, кстати, вместе смотрят косо, тот похоже в Анжелу втюхался, а та нашла новую жертву. Вот им четырнадцать, Киса и Мел уже нормально дружат и общаются, правда на Анжелу у Кисы до сих пор аллергия. Ваня вновь говорит о соулмейте, правда сейчас его рассказы не воспринимаются так ярко. После, кажется, третьей девушки Хэнк перестал воспринимать друга серьезно (как же, наверно, было бы обидно соулмейту, хотя смотря, какой он), правда больше чем на ночь они не остаются, наверно их пугает накуренный Киса — Боря все ещё не понимает, откуда у того дурь и все ещё злится, — а если нет, тот сам их отшивает. Интересно, в этом замешан их негласный контракт? — Я бы хотел, чтобы это была Анжела. — Хэнк и Киса переглядываются.Они, конечно, знали о том, насколько Мел любит девушку, но это, кажется, помешательство. — Тогда сочувствую тебе. — Ваня улыбается и смеётся, а Боря не выдерживает и тоже. Мел неодобрительно смотрит, но не реагирует, мечтает, наверно, как будут выглядеть их отношения в 18 веке. — А ты, Хэнк, ты вообще ничего не говоришь о своих хотелках. — Киса смотрит внимательно, будто собирает его личный портрет, становится неприятно. — Да не знаю даже. — В голове пустота, идей вообще нет, насчёт сисек он не парится, как Киса. Насчёт характера? А что с ним, ну ему впринципе не особо важно, если это будет родственная душа, значит по-любому сойдутся. — А в детстве у тебя было другое мнение. — В детстве? На ум приходят обрывки разговора с Кисой, чтобы яркой была и смелой, а сейчас плевать так-то. — Да все равно как-то, если родственная душа, то сойдёмся. Они заканчивают на этом разговор, а потом наступает день рождения Кисы. Хэнк слегка волнуется, не знает, что подарить, а потом волнуется, понравится ли. Они спокойно собираются, сидят пьют пиво (и откуда только Киса его достал?), подарки лежат аккуратно на подоконнике, а они сами на полу. Разговоры текут плавно, обо всем и одновременно ни о чем. Начинается все со школы, завтра ведь будний день, учиться надо, а они пьют. Потом перетекает в планы на будущее. Это не самая любимая тема Бори. Во-первых, он не знает кем хочет быть, во-вторых, неизвестность пугает. Они уже такие взрослые, а что потом? А как пройдет их выпускной? А не уйдет ли Киса после девятого (спросить страшно как-то)? В планах он не упомянул. Потом Ваня отходит отлить, а они с Мелом обсуждают свои планы, ну как обсуждают, Мел говорит, Хэнк слушает и изредка комментирует. Возвращается Киса весь понурый и хмурый, на вопросы не отвечает, а они с Мелом забивают. Ну что, бывает, быть может вообще белка? Правда эта белка не проходит через неделю, и тогда они устраивают допрос. Киса все же неохотно сознается о соулмейте, но упёрся и молчит кто. И тогда у них с Мелом заражается некое соревнование, кто же расколет Кису? Интересно до жути, у самого ведь ещё не появился соулмейт. Алкоголь не помогает, наркотики тоже, он вообще на Хэнка обозлился как-то, чуть ли не до драк доходит. В общем, никто в соревновании не победил и они его забросили. Нападки друга не пропали, стали частью взаимоотношений. Хорошо хоть так, а то думалось, что перестанут дружить. Ваня вообще игнорировать стал часто, бесится от каждого слова, но на Мела так не реагирует. Становилось даже обидно, но, может, это часть пубертата? Хотя порой казалось, что это нечто гораздо глубже и тяжелее. Они все так же гуляли, ночевали и дружили, так что Хэнк перестал волноваться. Главное — это дружить дальше, потерю такого друга крайне тяжело будет перенести. Сейчас ему шестнадцать, а Кисе семнадцать. Они на вечеринке, Хэнк бухой в хлам (хотелось отдохнуть от всего), а друг обдолбан в хлам, да еще и пиво пьет. Совсем здоровье не бережет, конечно, ему поебать, но Боре нет. Каждый раз говорит не делать, а тому хоть бы хны. —Че, где Риту потерял? — Вопрос вообще резко в голове появился, а на языке оказалось неприятное чувство опущения контроля. Не нравится, Хэнк любит все контролировать. — Да не знаю. Убежала куда-то. — Кисе вообще все равно, его зрачки больше космоса, а взгляд затуманен. Ему сейчас бы лечь, но в его планах утащить Борю куда-то в укромное место этого огромного дома. Они идут, а музыку все тише слышно, людей все меньше видно. — Мы куда? — Увидишь. И Хэнк действительно увидел, как они заходят в ванную, и его прижимают к стене, едва закрыв дверь. Думалось, что его начнут бить за что-то, но все что Киса сделал — это поцеловал. Не просто детский поцелуй, а с языком. Боря не знает, как реагировать. Это вообще его первый поцелуй и, вообще, это Ваня, но в пьяной голове трудно что-то удержать, поэтому парень концентрируется на ощущение. Приятно даже как-то. Хотя и по-пидорски. Мысль быстро уплывает, и рука оказывается в чужих волосах, отвечать пытается, как показывают, правда неуверенно как-то. Киса к себе прижимает по-хозяйски, как девушку и Хэнк почему-то плывет, хватается за единственное что сейчас может(и что его волнует) — Ваню. А потом все резко прекращается, мозг начинает работать, и тогда все теряет смысл. И эйфория проходит, и радость. Киса смотрит так, будто ошибку совершил, и становится больно и неприятно. Его что, как девчонку использовали? Но вырывается, совершенно неожиданный вопрос. — Покажи имя. — Ваня тупит пару минут, одурманенный мозг пытается понять запрос, а после смотрит. Смотрит разбито, но почему-то покорно выполняет приказ, что ему несвойственно. Имя выбивает из колеи, на покрытом шрамами плече написано красивыми буквами «Боря», такое непривычное, ведь его всегда Хэнком называют друзья. И в голове сразу вспоминается настроение Вани на дне рождение и после, как тот ходил. Теперь, ясно. И ссоры понятны, и злость. Только вот как вообще реагировать на все? Они целовались, ему понравилось, а сейчас оказывается, он родственная душа друга(?). Итак, Хэнк принял самое позорное решение — сбежать. Убежать далеко не вышло, на танцполе — всего ничего от выхода — его хватают. Душно, светодиоды светят в глаза, взгляд бегает в разные стороны, а Киса молча стоит, а что ему делать? Только что открылась его самая страшная и личная тайна. Хэнк и сам стоит молча, только бегающие глаза выдают наличие его жизни. — Ну скажи что-то! — Ваня кричит в попытках быть громче какой-то попсовой песни. Что сказать то? Все так запутано, пьяный мозг вообще вмиг протрезвел, правда, тело это ещё не осознало и Боря шатается. Нужно поговорить, это точно, а то Киса надумает себе, а он этого не хочет. — Пошли на улицу! Они и вышли, никто их не остановил, потому что Мел сейчас с Анжелой, а другим похер как-то. Морозный ветер продувает, куртка быстро надевается, но это не помогает. Холод слегка приводит в себя, даёт понять, что все реально и решать нужно сейчас. — Я не знаю что сказать. — На это Ваня лишь фыркает и челку поправляет. — Ты же спец по словам, давай высри что-то. Могу помочь, начинается на «пе», а заканчивается на «дик». — Боря сразу взгляд переводит в чужие глаза и хмурит брови. — Я так не думал! — Я помог. — Я вообще не знаю что думать, ну типо, мне зашло, но я не знаю. Я твой соулмейт и мы сосались, что мне думать? Что мне пизда от отца, если вдруг все вскроется или быть может, что я пидор? — Киса смотрит внимательно, и страшно становится разбить его как вазу. — Ты сам что думаешь, нахера меня засосал? — Захотел, блять. — От этого не легче, мыслей слишком много и не одной толковой. — И что нам теперь? — Это я тебя спрашиваю. — А ты что предлагаешь? Встречаться и ходить под ручку? — Ваня молчит, и это напрягает. Неужели все так серьезно? Сам Боря не уверен что чувствует, поцелуй был крутым, но любовь? — Бля, забудь. — Нет, стой. — И Хэнк делает тупой поступок, очевидно, очень тупой. Он целует друга. Языком делает движения вправо и влево, нелепо пытается подстроится под чужой ритм, но забивает. Рука вновь тянется к волосам, кажется, это особый фетиш, ну не зря же их Ваня отрастил? И его прижимают ближе, язык заходит глубже, и думать о том, что их могут спалить вообще не хочется. — Решил? — Заткнись, потом решим.