— А если я хочу быть рядом до самого конца?

      Незуко подходит к дому Шиназугавы Санеми и спустя пару секунд раздумий стучит в деревянную дверь.       Новый адрес ей сказал Томиока, которому в свою очередь когда-то сказал сам Шиназугава. После победы они, по словам Танджиро, стали ладить намного лучше, чем раньше, и теперь иногда даже обмениваются письмами. Сдвигов в сторону «лучше» хотелось бы и самой Незуко. Они общались всего несколько раз после того, как Незуко вновь стала человеком, и все эти несколько раз — вполне неплохо. Только вот в последний раз что-то случилось, и Шиназугава сказал, что им следует прекратить их общение. Что конкретно случилось — не сказал. Развернулся и ушёл, закрыв за собой дверь дома Камадо, куда сам пришёл. Шокированная Незуко не сразу поняла, что его следовало бы догнать, а когда поняла — было слишком поздно.       Несколько месяцев девушка провела в неведении, что же всё-таки случилось. Хотелось найти мужчину и узнать это лично, только где искать она не знала: со своего старого поместья Шиназугава съехал, а нового адреса не сказал. Помог с этим, как раз-таки, Томиока. И вот, Незуко в качестве извинений (неизвестно за что, правда) приготовила Шиназугаве целую коробку столь любимых им охаги (об этом она тоже от Томиоки узнала, за что приготовила и ему десяток), надеясь, что они поднимут ему настроение и он всё-таки объяснит причину, по которой так резко оборвал с ней общение. Незуко перебирала в голове варианты, и всё сводилось к одному: ему попросту неинтересно общаться с маленькой девчонкой. Но ведь это можно было сказать прямо. Не хотел расстроить её? На него не похоже. К тому же, он бы не общался с ней до этого так мило. Поток мыслей резко обрывает открывшаяся дверь.       — Незуко?       — Доброго дн…       — Уходи, — и вновь он закрывает дверь перед самым её носом. Улыбка, с которой Незуко начала здороваться, тут же пропала.       — Шиназугава-сан, откройте, пожалуйста! — вновь постучав в дверь, зовёт Незуко. — Если Вы за что-то злитесь на меня, то давайте поговорим об этом! — ответом ей служит лишь тишина. — Шиназугава-сан, откройте дверь, и мы спокойно поговорим. Я сожалею, если чем-то Вас обидела и хочу извиниться. И я Вам охаги принесла. Я слышала, Вы их любите, — тишина начинает давить на виски. Незуко в упор не понимает, что сделала не так, как бы ни старалась. Она искренне сожалеет и хочет извиниться, только не понимает, за что. Дверь вновь открывается, и глаза девушки загораются.       — Проходи, — смотря куда-то в сторону, говорит Шиназугава, давая проход Незуко. Та с благодарностью заходит в небольшой домик. — Первая дверь направо, — Незуко кивает и идёт, куда сказали, а Шиназугава, судя по шагам, — за ней. — Присаживайся. Прости, но у меня нет чая.       — Не страшно, — Незуко с лёгкой улыбкой ставит на столешницу коробку с охаги, убирает крышку и садится на колени за котатсу. — Попробуйте, Томиока-сан сказал, что у меня получаются вкусные охаги.       — Да, он мне писал об этом, — Шиназугава садится за котатсу напротив Незуко, но сладость брать не спешит, лишь смотрит как-то пусто на коробку.       — Вы не хотите кушать? Или я пришла не вовремя?       — Чего ты хочешь, Незуко? — подняв взгляд с коробки на девушку, спрашивает Шиназугава.       — Поговорить. Что такого случилось, что Вы начали меня избегать? Я сделала что-то не так? Вас чем-то…       — Нет, — Санеми, моргнув, опускает взгляд на столешницу. — Нам просто следует прекратить общение.       — Но…       — Мне не нравится, как ты на меня смотришь, — подняв взгляд на Незуко, говорит Шиназугава, вызывая ещё больше непонимания. — Не нравятся твои разговоры с Канзаки о каких-то чувствах, — глаза в шоке расширяются, а сердце пропускает удар.       «Он слышал?» — проносится в голове мысль, отдающая паникой. Единственный разговор о чувствах у неё с Аой состоялся в середине сентября, когда она была сбита с толку неизвестными доселе ощущениями.       Незуко на удивление отчётливо помнит их первую с столпом ветра встречу, когда тот пронзил её клинком несколько раз и предложил своей крови, намереваясь убить, когда она сорвётся. Ещё лучше Незуко помнит его руку у себя на голове и лице, заставляющую покрыться румянцем, лёгкую улыбку и брошенное на прощанье: «Береги себя». Так же чётко Незуко помнит его лёгкий смех с небольшой хрипотцой, мягкий взгляд глаз, отражающих космос, направленный на неё. Помнит, как случайно увидела, что Шиназугава подкармливает бродячую собаку охаги. Помнит своё удивление и сказанную с лёгким смешком просьбу никому не рассказывать об этом. Лучше всего Незуко помнит тепло в груди, появляющееся при виде Шиназугавы. Откровенно говоря, даже при мысли о нём. И именно из-за этого она пошла поговорить с Аой — и Канао заодно — надеясь получить от них хоть какой-то ответ. Получила то, чего ожидала: «Так ты влюбилась, Незуко», — сказанное Аой с искренним удивлением. В её планы совершенно не входило, что этот разговор может услышать сам Шиназугава.       — Извините, — теперь Незуко понимает, за что. Теперь понимает, почему он не хочет с ней общаться. Шиназугава на это лишь вздыхает.       — Найди себе лучше кого-нибудь своего возраста. За тобой, кажется, Агатсума бегает.       — Шиназугава-сан, извините, но это так не работает. Я не могу приказать своему сердцу, кого… любить, — в начале запнувшись, всё же выдыхает Незуко.       — Придётся. Мне осталось не больше трёх лет, если хочешь знать, — глаза Незуко в широко распахиваются от шока, а Шиназугава всё же тянется к охаги.       — Что, простите? — Санеми шумно выдыхает и, так и не донеся охаги до рта, кладёт руку на столешницу. Взгляд устремляет на сладость, что в рот вообще не лезет.       — Истребители с метками не доживают до двадцати пяти. Сомневаюсь, что я — исключение.       — Это из-за Кибутсуджи? Но он ведь мёртв.       — Но метка же по-прежнему есть, — лёгким усилием Санеми проявляет её у себя на правой щеке и поднимает глаза на Незуко. Она сосредотачивает взгляд на метке. В комнате повисает напряжённое молчание. — Тебе лучше уйти, — пересилив себя, выдыхает Санеми, и Незуко поднимает взгляд на его глаза.       — А если я хочу быть рядом до самого конца? — Санеми моргает. Упёртость этой девчонки поражает и раздражает одновременно. Положив нетронутый охаги обратно в коробку, поднимается и направляется к двери. Открывает её.       — Уходи, я не хочу причинять тебе боль, — когда Незуко подходит к нему и обнимает, Санеми обрушивает на себя волну самых грязных ругательств: нельзя было давать ей надежду на ответны чувства. — Незуко…       — Шиназугава-сан, если мои чувства взаимны, пожалуйста, не прогоняйте. Я хочу быть рядом с Вами, и не важно, сколько.       За то, что он не прогнал Незуко, Санеми ещё обязательно пожалеет, когда будет захлёбываться в собственной крови подле неё. Незуко не пожалеет о своём решении даже, когда будет задыхаться от слёз на его могиле.       Сейчас не важно. Сейчас Санеми аккуратно берёт Незуко за щёки и, зажмурившись, соединяет их губы. Незуко закрывает глаза и кладёт свои ладони поверх его. Поцелуй никто не углубляет — оставляют трепетным и нежным без всяких языков.       Трепетно и нежно Санеми покрывает лёгкими поцелуями её шею, плечо, ключицы, грудь и внутреннюю сторону бёдер. Трепетно и нежно Санеми шепчет ей, как любит, и извиняется за свой идиотизм. Трепетно и нежно Санеми прижимает её ближе к себе, покрывая поцелуями теперь лицо.       Перебирая чёрные пряди Незуко, когда та засыпает у него на груди, Санеми почти не сожалеет о сделанном. Сожалеть он будет позже, но не сейчас. Сейчас он, наконец, получает хотя бы немного заслуженное счастье. Счастье с любимой девушкой.