Продавец весны

Рано или поздно у всех возникает один вопрос. Все эти парни с татуировками по всей спине, отрезанными пальцами, шрамами в половину лица. Они все хотят знать только одно. Слово из семи букв, бытующее в словарном запасе каждого трудяги, держащего сигарету пластмассовыми пальцами. Сколько? Весна. Уличная проституция в Италии практически законна. Публичных домов нет, но молодые девушки со смазливыми личиками и рабочими ротиками оказывают услуги такого характера повсеместно. Гокудера не шлюха. Он не живет у неопрятной женщины в цветастом платье, которая торгует им за еду и крышу над головой. Это называется Кабакура, здесь, в Японии. Это не проституция. В Японии проституция нелегальна, к вашему сведению. Поэтому у них тут есть бани, фудзоку (1), мидзу сёбай (2)и кабакура. Еще лав-отели. Немного о том, как Хаято Гокудера оказался не шлюхой в Японии. Студент на химическом в Италии. Гокудера Хаято мечтал стать химиком еще со школы. Школьник в школе с углубленным изучением точных наук. Гокудера Хаято мечтал стать химиком еще со школы и изобрести что-нибудь помощнее атомной бомбы, чтобы его все боялись и платили деньги только за то, чтобы он не взорвал эту планету нахуй. На-хуй. Мама всегда говорила, что он слишком много матерится, а он всегда думал: «Что за поебень ты несешь?». Студент на химическом в Италии. Мама была чертовски права. Еще в школе он хотел изобрести штуку, которая заткнула бы глотки этой скандальной семейной парочке, живущей в смежной квартире. Школьник в школе с углубленным изучением точных наук. Гокудера уже в школе мечтал изобрести штуку, которая заткнула бы глотки этой скандальной семейной парочке, живущей в смежной квартире. А может, он хотел найти лекарство от СПИДа или рака. А если бы не получилось, он бы изобрел смертельно опасный вирус, который продавал бы за бешеные деньги китайской мафии и ребятам, которые просто любят рисковать. Про мафию, вирус и китайцев, которые шепелявят из-за частично отрезанных языков, он узнал уже в университете. Студент на химическом в Италии. Все получалось. Он был уже на полпути к панацее, в одном шаге от атомородной бомбы, уже поставил пробирку с концентратом бубонной чумы, саркомы и прогрессирующей многоочаговой лейкоэнцефалопатии в морозильник. Ему не нужно было покупать обои, потому что все стены в квартире были увешаны дипломами и благодарностями. На свою стипендию и гранты от выигранных конкурсов он мог снимать квартиру в центре и каждый день ходить по барам. Проблема была в том, что по барам было ходить не с кем. Девушки от него шарахались, странно. Возможно, действительно стоило исключить из лексикона «скудоумную кобылу» и «блудную инфузорию». Каждый раз хотелось сказать «глупая блядь» или «фанерная шлюха», но мама все еще говорила, что он все еще много матерится. И он уже начал составлять резюме для рассылки в ведущие компании, занимающиеся разработкой и изготовлением новейших лекарственных средств. К нему уже приглядывались мафиозные воротилы, толкающие синтетические наркотики на черном рынке. Они и были черным рынком. Он готов был стать предложением, от которого они не смогли бы отказаться. Но одна проблема — с бейсболом у него было действительно хуево. Физическая культура на химическом в Италии. Почему-то идиотская система образования полагает, что студент университета должен быть развит всесторонне — как умственно, так и физически. Зачем будущему блестящему ученому, спасающему мир от рака, отжимания и прыжки на скакалке, Гокудера так и не понял. Разве что ему могла пригодиться полоса препятствий, когда он будет ползти с антидотом, зажатым в зубах, а мир вокруг будет рушиться от взорвавшейся бомбы, которую он создал, он и взорвал. Потом он будет продавать этот антидот за баснословные деньги любому, кто захочет выжить после эпидемии вируса «Чума апгрейд», спровоцированной взрывом. Потом. Сейчас он должен был сломя голову нестись через четыре базы, потому что кто-то из руководства наткнулся на трансляцию американской бейсбольной премьер-лиги и ему жутко понравилось. Вообще, он уже тогда сильно подозревал, что бейсбол был введен в обязательную секцию из-за каприза кобуна (3) — сыночка главы группировки «Вонгола», так удачно отправленного на обучение в Италию. Небольшая ремарка для тех, кто все еще думает, что мафия действует подпольно: нет. Нет, блядь. Подтянутый парень с татуировкой дракона на всю спину мало тянул на сына японских инженеров, никак не повлиявших на постройку трансафганской магистрали, по жилам которой текли плохой героин и кокс. Его семья никак не пыталась скрыть свое ремесло, отвозя его в университет на подержанном пикапе с так и не снятым ценником в углу лобового стекла. Никто не пытался утаить грязные деньги по банковским ячейкам, давая сыну на обед двести йен ежедневно. Ямамото Такеши не хватало на лбу таблички «якудза», чтобы даже самый последний идиот развеял свои сомнения. О, увидеть Ямамото Такеши было не так-то просто из-за стекол тонированных машин. Из-за телохранителей в строгих костюмах. Трудно было разглядеть лицо двадцатилетнего мальчишки из-за стайки девчонок, окружавших его, дурацкой бейсболки, которую он носил не снимая. Гокудера видел его только на физкультуре, по полтора часа каждую неделю, с регулярным пропуском занятий получалось около тридцати шести часов в целом, но ему хватило. Хватило, чтобы повесить на Ямамото Такеши табличку «Король Идиотов в Идиот-тауне». Ямамото Такеши всегда похихикивал каким-то невменяемым смехом, извиняясь перед девочками за крупные купюры, вывалившееся из бумажника из-за нехватки места. За едва не совершенную аварию, когда впервые приехал к университету в одиночестве, на восьмом «Альфа-Ромео» безобразного оранжевого цвета, откинув верх, словно действительно не боялся, что ему прострелят его пустую голову. За то, что помешал Гокудере разговаривать с шепелявым китайцем у пятиметровой сетки, которой было окружено бейсбольное поле, Ямамото Такеши тоже извинялся, глупо почесывая затылок и непринужденно смеясь. После этого Хаято думал, что ему крышка. Сегодня, завтра, в крайнем случае — на следующей неделе, потому что через два дня выходные. Он ведь пытался отнимать честный заработок на обдолбанных наркоманах у папаши Ямамото. Он ведь стал связующим звеном в штате соперника. Он ведь продался китайской мафии. За кругленькую сумму, попрошу заметить. Пока он пытался вывести формулу новой синтетики, просто потому что ему было скучно, а он уже дал слово шепелявым, его смерть рассекала где-то по спидвею на оранжевом «Ромео» с откидным верхом. Какой кретин вообще позволил малолетнему сосунку выбрать такой уебищный цвет для такой тачки. Его смерть глушила латте за обедом, пропуская горячую жидкость через горло, сдавленное галстуком. Его смерть разгуливала в строгом черном костюме по тридцатиградусной Италии. Его смерть делала себе татуировки на всю спину, особенно не парилась насчет отметок и играла в бейсбол что надо. Бейсбольная кепка с эмблемой «Янки», кстати, с тем классным пиджаком на одну пуговицу тоже смотрелась уебищно. Его смерть не при делах. В итоге Ямамото Такеши вообще оказался не при делах. Китайцы вернулись обратно в Китай, когда встретились с Вонголой, а он остался на химическом в Италии. Его смерть выглядела плохо — группа плохо выбритых мужчин в свободных черных костюмах, у каждого на шее висела черная удавка — как символ рабства. Честно, он бы предпочел Ямамото Такеши. Хаято вообще-то видел старика, похожего на него. Может, он плохо разглядел, в конце концов, зрение немного ухудшается после пинка ногой в лицо. Старик был без галстука, в вальяжно расстегнутой рубашке, с целыми пальцами, эмблемой Вонголы на лацкане пиджака и идиотским значком «Ред Сокс». Ему что-то объясняли, тихо и спокойно, даже слишком тихо, на взгляд Гокудеры, к тому же внутреннее кровотечение как-то не способствовало остроте слуха. Он мешал, не сильно, но значительно. Они потеряли много денег, ему не сказали, сколько точно, но если якудза говорят «много» — то сумма действительно страшная. К тому же он повел себя, как шлюха, ведь он мог бы работать на них, раз уж он впутался в это дерьмо. В мафию. И он нихуя не знает о бейсболе, и это ранит больше всего после утраты «много денег». Теперь за ним числился долг, за который его жизнь — слишком дешево. Хаято тонко намекнули на его белобрысую итальянскую семью и явно — на то, что он не сможет зарабатывать деньги, создавая наркотики. Все, баста. Он мог бы податься в молодые ученые, в светила науки, он справился бы, но кое-кто не изъявил желания ждать, пока он блеснет лучом надежды для болеющих раком. И еще одна плохая новость. Его смертельные вирусы оказались никому не нужны. По крайней мере, пока. Оказывается, самым смертельным из смертельных вирусов для якудза был хороший дробовик. Маргиналы, что тут скажешь. Было одно неплохое предложение с переездом на постоянное место жительства в Японию. У него необычный цвет волос, да и вообще экзотическая привлекательная внешность. Если он не согласен, они готовы сделать предложение его сестре, и она точно не сможет от него отказаться. Хорошие деньги. А девственность можно исправить, и за неплохую сумму. Весна. В Японии нет проституции, правда. Тут нет шлюх, путан, куртизанок, блядей, распутниц, потаскух, платных дырок и жриц любви. В Японии есть весна — и те, кто ей торгуют. Нельзя назвать шлюхами скромно скрестивших руки перед собой девушек, которые раздают проходящим мимо джентльменам безликие визитки с одним лишь адресом. Никто не называет блядью приятную японку, находящуюся три часа в обществе немощного хрыча за умеренное денежное вознаграждение. Господа в строгих полосатых костюмах, развязно ослабляющие узел галстука, просто желают платить. Женщины в спадающих с плеч кимоно просто желают продавать. В Японии нет проституции, но за два года пребывания здесь Гокудера примерно представляет, как она выглядит. Бани с голыми женщинами, совместное принятие душа, целые отели для ебли, черный деревянный стол, отполированный до блеска, главным блюдом на котором лежит кусок девственницы, по которому рассыпаны кусочки суши. А не завернуть ли вам отсос в онсэне. А не желаете ли взять с собой кусочек миссионерской, с приправой из спермы, от которой так сложно отмывать волосы потом. А не попробуете ли немного тридцатилетнего парня, который выглядит на двенадцать. Не будем себя обманывать — оголенное плечо с опавшим воротом кимоно уже давно никого не возбуждает. Серьезно, людям, страдающим геронтофилией (4), вряд ли будет интересно ваше напудренное запястье, показанное из широкого рукава кимоно. Парни, увлеченные дендрофилией (5), не возбудятся от ваших тонких губ, проходящих через лицо красной нитью, и широких бровей. Ни у кого не встанет на ваши пятнадцатисантиметровые гэта и семенящую походку, если вы не практикуете копрофагию (6) по пятницам и воскресеньям. Белила и сплошные купальники до колен? Можно посмотреть слово «секс» в словаре. Этот мир уже давно знаком с некрофилией, дилдо и анальными шариками, а ты застрял на первой странице Камасутры, на строчке «Введение». В их доме терпимости, который можно было найти только по визиткам с одним лишь адресом, передающимися из рук в руки священной амброзией, затертыми до дыр, оттертыми от капель спермы, было все именно так. Девушки и юноши наигранно смеялись в кулачок, обнажая запястье. Подливали саке, упорно глядя в бежевый татами. Сидели, не разгибая колен по несколько часов кряду, ожидая, пока опьяневший клиент соизволит уже их трахнуть. В услуги входило вагинальное, анальное и оральное веселье в помещениях, обшитых красной тканью с золотым узором по стенам. Японцы до сих пор думают, что красный — цвет страсти. Здесь кто-нибудь ежедневно лишался девственности и пробовал то, что никогда до этого. Как и Гокудера пару лет назад. В заведении без имени работали девушки и юноши без названия. Прожигали дырки в татами, часами глядя на песочные маты, периодически разливая по кружкам бесчисленное множество сортов отчая. Отчаявшиеся клиенты, захаживающие сюда по нескольку раз в неделю, и никакой лишней информации и бесполезной болтовни. О принадлежности к клану можно было догадываться по брошам на лацканах пиджаков. В университете у Гокудеры как-то не особенно получалось с девушками. Он не снимал девчонок, не водил их на свидания, не пытался с кем-то переспать на вечеринках и хоть как-то соответствовать образу студента. У них на химическом с девочками вообще было туго. Короче, о его чувствительной уздечке и простате были в курсе его руки. И все. Оказывается, всего за пару лет можно стать гуру секса. За два года в нем поперебывали презервативы: клубничные, ванильные, шоколадные, рельефные, со вкусом зеленого чая, молочного улуна, комбинированные оральные, супертонкие, супертолстые, повышающие чувствительность; смазка разогревающая, смазка охлаждающая, на основе вазелина, на основе силикона, анальная пробка, массажер простаты, двусторонняя анальная цепочка, эрекционное кольцо (это снаружи) и сотни пальцев, не всегда настоящих. Серьезно, его мама расстраивалась из-за того, что он много матерился. Охуенно. В Японии целку принято продавать, так что он сразу закрыл часть своего долга, почти по приезду, не отходя от кассы, так сказать. Потом дела пошли не так хорошо, и он отдавал долг крайне медленно. Его мало заказывали... о, нет, конечно же, нет, с ним мало кто хотел проводить время — звучит гораздо лучше. В конце концов, плевки в саке и обливание гостей чаем не добавляли ему клиентуры. В меню было написано: «Химе — нежная податливая девушка с серебристым смехом и волосами». В меню было написано: «Акисима — чувственный, стыдливый юноша с глубоким голосом и глоткой». В меню было написано: «Хаято — необузданный, пылкий итальянец, красивый». И все. И люди, которые его заказывали, которые хотели проводить с ним время, — у них был глубокий банковский счет и макароны в голове. Они всерьез волновались, что им откусят член. И не зря. Те, с кем Гокудера все же проводил время, делали больно. Отсюда все эти вакуумные помпы в мозгах и ребристые гандоны, застревающие поперек глотки. Это не добавляло Необузданному-Пылкому-Красивому снисходительности. Через полтора года после приезда в Японию Гокудера потратил чаевые от одного Щедрого-и-Ненормального на беретту. Он заботливо положил ее между резиновых членов, украсив бусами из анальных шариков. Его пятьдесят шестая попытка побега. Ну, как побега. Он хотел просто пристрелить всех в их Заведении, а потом позволить депортировать себя в прекрасную итальянскую тюрьму, если копы успеют раньше Вонголы. В последнем он сильно сомневался, но игра все равно стоила свеч. Еще через полгода он наконец купил обойму. И все бы было здорово, как сказала бы его мама, и охуенно, как сказал бы сам Гокудера, если бы не один казуальный, как сказала бы его сестра, и ебливый, как сказал бы сам Хаято, случай. Ебливый (казуальный) случай. За два года, после инцидента с шепелявыми, Гокудере так и не удалось услышать ни одного настоящего имени члена Вонголы. Кроме болвана Ямамото Такеши. Все в их борделе (заведении) знали, что сына главы клана гордо зовут «Бамбуковое дерево» (7). Гокудера был полностью согласен с предыдущими ораторами. Он бы даже сказал просто «дерево» — без излишеств. Все в их борделе (заведении) знали, что Такеши закончил экономический в Италии. Все гордились — такой ум, закончить экономический в Италии, это не горшки обжигать! Гокудера знал, что его долг в размере «много» — капля в море по сравнению с тем, что заплатили за поступление Ямамото. Его бы выгнали во вторую неделю обучения, где-нибудь между десятым и одиннадцатым сентября, но он неплохо играл в бейсбол. Знаете, все эти спортивные ребята, готовые ломать руки, ноги и ребра, бегая по прямоугольнику с насыпной травой. Или парни, размахивающие битой, перебегающие с базы на базу так, словно на «доме» их ждет очень короткая юбка. Вот Ямамото Такеши был таким. Высокий, подтянутый, капитан бейсбольной команды, еще пояснения нужны? Ему был нужен специальный человек, который бы вел реестр его телок, и дровосек, делающий дизайнерские зарубки на его кровати. Интересно, он предпочитал зарубки на ножке или спинке? Ямамото Такеши всегда был вежлив и доброжелателен с каждым. Он считал, что воровать у отличников контрольные для списывания — это плохо. Он думал, что явно неверно посчитанная сдача в университетском буфете — это нехорошо. Он полагал, что курение травки под кустистыми кронами деревьев, просачивающихся сквозь высокую сетку бейсбольной площадки — это запрещено. Поэтому он получал убогие отметки. Поэтому он обедал со своими девушками в ресторанах, раздел меню «бизнес-ланч». Поэтому он удивленно пялился на Гокудеру так, что бейсболка со лба съехала. Нежелательный элемент в клане якудза. Что вообще за долбоебизм — начинающий киллер, который рассказывает тебе о вреде дури. Его папаша владеет фирмой по изготовлению гробов, и он будет чертовски зол, когда узнает, что сына обсчитали в буфете. Человеку, специализирующемуся на развешивании кишок по комнате, не пристало говорить, что наркотики — это неправильный поступок, за который могут исключить. Все в их борделе (заведении) знали, что Неправильный закончил университет и возвращается в Японию. Гокудера не думал, что ему еще когда-либо придется встретиться с Ямамото Такеши. После того, как человек с именем «Другой берег» (8) сделал его блядью (легкодоступной женщиной). А потом выяснилось, что Такеши с другого берега. Впервые он зашел в их заведение в вечер, когда Гокудера должен был приступить к осуществлению плана «Побег номер шестнадцать». Младшему Ямамото налили чая и дали девчонку, чтобы не скучал. Он должен был стать наследником Вонголы в скором времени, он хотел говорить о делах, не обращая на девчонку, подливающую ему чай, никакого внимания, но постоянно краснел и доброжелательно улыбался. Когда-нибудь заведением без имени будет управлять одна из его пешек, а сейчас ему нужно с чего-то начинать. Человек, пришедший вести с Такеши «серьезные дела», заказал себе классический салат с тунцом, бутылку саке и Гокудеру. Сука. Один из тех ебучих психов (надоедливых сумасшедших), которые думали, что дилдо в заднице — это ломание его воли. Подчинение итальянского мальчишки, который даже не закончил колледж, — куда уж круче. Он был из тех, что разговаривают с женой по мобильнику, пока у Гокудеры синеют губы от длительного отсоса. Чертовы немощные забулдыги. Или те, чьи благоверные ждут в машине, думая, что муж вернулся в ресторан за кредиткой, а их законный супруг в это время пытается трахнуть Хаято едва ли не у кассы. Ямамото Такеши думал, что у них все неправильно. Что девочкам должны платить больше. Ввести соцпакеты и обязательное страхование — это шутка Гокудеры. Такеши не знает слова «соцпакет». Но, тем не менее, он уверен, что его бывший однофизкультурник не должен давать за деньги. Хаято было действительно стыдно под этим праведным пилящим взглядом. Еще бы, губы наливались краснотой от недавнего виртуозного минета, как тут не застращать. Он показывал запястье, но мужик-чья-жена-ждет-в-машине грубо задирал подол кимоно и раздвигал ему ноги. А Ямамото думал, что Гокудере нужны социальные выплаты и льготы за тяжелые условия труда. Они тогда быстро закончили свой «серьезный разговор», потому что у этого мудилы стоял колом. Они оставили растерянного Ямамото наедине с девчонкой и початой бутылкой саке. В следующий раз Бамбуковая Башка заявилась уже во вторник. Пришел со значком на лацкане пиджака и шрамом на полрожи. Подстригся и даже выглядел как-то серьезнее. Пиджак топорщился из-за беретты — такая же у Гокудеры в ящике с дилдо и анальными шариками. И заказал Гокудеру. Попытался вправить мозги. Ямамото Такеши. Вправить мозги. Пытался объяснить, что ебаться (заниматься непристойностями) за плату — дерьмово (неэстетично). «Хаято, наверное, твои родители очень рассердились на тебя, когда ты стал заниматься... этим». Мамочка в голове Хаято возопила: «Мой сын не шлюха!». Гокудера молча подлил саке в пиалу. Его работа — прожигать взглядами дырки в татами. Работа Ямамото Такеши — убивать людей, вымогать деньги, торговать наркотиками и быть сильным мира сего. Он — сильный. Все так же носит бейсболку с пиджаком и ездит на оранжевой тачке. Прожигатель дырок в татами. Позднее Гокудера узнает, что тачки две. Оранжевый «Альфа Ромео» и «Феррари» скромного серебристого цвета. Шрам Ямамото получил в драке с упрямыми оброкоплательщиками. А за «Янки» он болеет с четырнадцати лет. Его отправили учиться в Италию для налаживания контактов с итальянской мафией в том числе. А беретта в кобуре — разряжена, ему еще не доверяют настоящее оружие. Гокудера чуть не брякает, что его беретта с полным магазином, обвешанная анальными шариками, как елка в Рождество. Он вовремя затыкается. Ямамото все еще носит бейсболки и все еще болеет за «Янки». Как они с отцом еще не поубивали друг друга. Будущий вакагасира немного ослабляет атласный узел тонкого черного галстука и расстегивает верхние пуговицы синей рубашки. Цвет так идет к его глазам клинического идиота. Гокудера делает свою работу — подливает чай и изучает татами. У них что-то случилось с системой кондиционирования, уже второй день не могут починить, в воздухе висит удушающая жара, юката намокает и липнет к телу, но хуже всего — запах нагретой смеси духов, пота, чая, саке и спермы. — Зачем ты тут работаешь? Кажется, ты был умным парнем в университете. По сравнению со мной — вообще гением. Ямамото добродушно улыбается, а Гокудера достает сигареты. Раз уж у них чудесный разговор о дивных школьных днях. В мареве чая, саке, духов и спермы очень подходит ответ: «Твой папаша, поехавший извращенец, решил сделать из меня девку для утех». Хаято пожимает плечами, быстрее выпуская дым, чтобы он перебил знакомый синтетический запах смазки. — Не получилось с химией. Ямамото задумчиво сводит брови, как будто он и вправду умеет думать. Хаято едва не давится сигаретой. — И ты не нашел никакого другого достойного занятия? Какой-нибудь смежной профессии? Хаято давится сигаретой, падите ниц, смертные, Ямамото Такеши, будущий созидатель горы трупов из грешников, неплательщиков и просто хороших ребят, знает слово «смежной». Гокудера нервно поводит плечами, машинально поправляя сползающую юкату. Все его существо просто вопит о том, что яблоко от яблони не может упасть в таком чудовищно длинном километраже. У них должно быть что-то общее. Кроме идиотской прически и дебильных бейсболок. У Ямамото-младшего — и человека, сломавшего ему жизнь. Такеши тоже должен курить сигары и пользоваться Гокудерой в качестве пепельницы. Еще неплохо намекнуть на то, что сестра Хаято так неосмотрительно не запирает двери из-за жары, стоящей в Италии. Еще — что закрытые двери вряд ли станут помехой. Хаято отворачивается, ища расписанный журавлями веер. У них так душно из-за сломанных кондиционеров. — Люблю мужиков. Отношения с очередной юбкой, за которой ты будешь ползать на коленях через два часа после вашего знакомства, лишь бы обломилось, меня никогда не впечатляли. Держу пари, тебе бы тоже понравилось, как тебе вставляют. Хочешь, чтобы это осталось нашим маленьким секретом? Ямамото надвигает козырек на глаза, а Гокудера вяло обмахивает его веером. Все, чтобы исполнить желание клиента. Правда, он уже больше не может остановиться: — Я слышал, у тебя было много девчонок в университете. Но ты же был капитаном бейсбольной команды. Знаешь, все эти раздевалки с неугомонными парнями, я тогда не был так помешан на сексе, как сейчас, но тоже иногда запирался в кладовке с этими сумасшедшими. Они просто дикие. Неужели ты никого так и не отодрал из своей команды? А тебя? Такеши кладет тяжелую ладонь на его колено и болезненно стискивает. Гокудера думает, что его наконец-таки прикончат. Вот она, его смерть, рассекающая на оранжевом «Альфа-Ромео», слегка перебравшая зеленого чая, болеющая за «Янки». Наверное, в Японии нет ни одной нормальной бейсбольной команды, Гокудера не знает, возможно, если бы он интересовался, ему бы не пришлось втирать в губы вазелин после получасового минета, потому что блядь, возлежащая на его кровати, слишком пьяна, чтобы нормально кончить. Он уже готов стать пепельницей для Ямамото Такеши, не то чтобы ему это было в новинку. Вместо этого его смерть, парень, которого никто-не-отодрал-в-раздевалке, говорит: — Так ты действительно торгуешь весной? Это что, правда? Гокудера теряется с ответом. Чемпион мира по сексу. Ямамото думает, что он попал сюда по рокировке. Или он просто шпион от мафии, хорошо вжившийся в роль. Двойной агент в борделе со шлюхами, замечательно маскирующийся под местную давалку. Или Гокудера просто проиграл в карты месяц работы разливателем чая в доме терпимости. Якудза же так часто шутят, почему нет. Сравнительно небольшая ставка, ха-ха. Следы от ожогов на запястьях, ха-ха. Странгуляционная борозда на шее, ха-ха. Член, саднящий от натертостей, как смешно. Бенефис Гокудеры Хаято, шутки века, передающиеся из уст в уста на протяжении нескольких поколений. И люди в полосатых костюмах и темных очках тут же опрокидываются на пол от смеха. После того как Ямамото понимает, что Гокудера, ха-ха, действительно обслуживает клиентов своей плотью, он, как смешно, на месяц исчезает. На их заведение открывается отличный вид без серебристого «Феррари», припаркованного у высокого забора. Яблоко упало прямо под яблоней. На тридцать второй день от рождения правды, ха-ха, Ямамото-младший возникает в дверях их дома богохульствования. Ямамото-младший снимает перед Гокудерой свою бейсболку и задает только один вопрос. Правда, к которой скатились все, кто заводил с ним общение за два года. — Сколько? Ха-ха. Хаято хочет сказать цитатой его отца: «Много», но называет обычную цену. Он же такой честный. Ему не нужно чужое. Пока Хаято трахают, он вспоминает пластиковые пальцы мужчин в фетровых шляпах, мать и сестру, а хуже всего — шепелявого китайца, ввязавшего его в свое китайское дерьмо. Ямамото трахается так, как должен. Бросаешь беглый взгляд на его подтянутую фигуру, юное лицо, сразу занимаясь мыслью: «Этот парень, должно быть, круто вставляет». Так и есть. Есть широко распространенная мысль, что в мире существует множество вещей гораздо более интересных, чем секс. Вот уж хуй (мужской половой орган). Парню, который это придумал, давно не давали. Можно засунуть его же слова в глотку членом Ямамото Такеши. Гокудера отводит его в спальню, приглашая присесть на кровать, застеленную одеялами с кошкой Китти, — фетиш одного из его клиентов. Комнаты у них маленькие, но обустроены со вкусом, чтобы поддерживать мужской боевой дух. Гокудера скидывает опостылевшую юкату, оставаясь в одной черной растянутой майке и помогает неуверенному Ямамото стащить пиджак. Он машинально закуривает, а потом подсаживается ближе к Такеши, уверенно положив его ладонь на свою ногу. Только он, еще он и Хэллоу Китти. Ямамото неуверенно откашливается и отрывисто гладит колено, словно растирает синяк. Вверх-вниз. Гокудера выдыхает дым. Синяя рубашка на спине Будущего Босса расцветает бутонами капель вдоль позвоночника, черт бы побрал эти кондиционеры. — Так ты в высшей лиге играл, что ли? Хаято кивает на перстень на руке Ямамото. Безобразная россыпь бриллиантов с рисунком биты и выгравированной по кайме надписью «Чемпион мира». Такеши смеется, рассматривая единственное кольцо на своих пальцах. Еще бы, ха-ха, выблядкам якудзы не отрезают конечности, ха-ха. — Это отец подарил, когда я поступил в университет. Ха-ха, поступил. — Это перстень чемпиона, понятия не имею, откуда он его взял. Но такое давали всем игрокам и тренеру, когда «Ред Сокс» стали чемпионами мира. Ха-ха, понятия не имеет. Зачем кому-то ебучее (бесполезное в сложившейся ситуации) чемпионство мира, если мир можно купить. Гокудера кивает: — Наверное, у бедняги забрали его вместе с пальцем. Хаято сминает сигарету о дно пепельницы, роясь в прикроватной тумбе. Он не особенно педантичный человек, поэтому все тюбики и искусственное члены в липких подтеках смазки из-за скрученных колпачков, закатившихся под кровать в бурном порыве высокооплачиваемой страсти. Гокудера встает перед Ямамото с тюбиком, из отверстия которого тягуче свисает капля смазки на нитке, в руке и сигаретой в зубах. Такеши сглатывает. Он берет его сзади, лицом к лицу, в позе наездника, с ногами на плечах, на боку, на спине, согнувшись, выпрямившись, и кончает три раза, так что Хаято приходится менять презервативы. Он смотрит на использованные гандоны в мусорном ведре, когда моет руки, думая, что он отправил в отставку целый полк будущих наследников Вонголы. Несколько тысяч парней, которые могли бы стать следующими властелинами мира, теперь лежат на дне мусорного пакета отработанным материалом. Потом они продолжают. Гокудера едва не стирает язык до дырки, пока отсасывает. Ямамото успевает набраться и не может кончить, а может, дело в том, что это его четвертый оргазм за вечер. Он едва не теряет в Хаято свое кольцо чемпиона, едва не спускает в его задницу весь мир, инкрустированный бриллиантами, с безобразным рисунком бейсбольной биты, пока зачем-то растягивает Гокудеру. Проникает вымазанными в сперме и смазке пальцами в его растянутую дырку, пока Хаято целует его член, стоя на коленях. Как-то жалко стонет, подбирая под себя ноги, пока Гокудера работает ртом, подтягивает его к себе, откидываясь на подушки с розовой «Китти», целует в перепачканные губы, существенно промахиваясь, проходится языком по щекам и подбородку, слизывая собственную сперму. Извращенец конченый (извращенец конченый). Такеши засыпает в тяжелом удушающем мареве — воздух пропитан смазкой, потом, спермой и запахами барбекю, доносящимися с кухни, — просили же не готовить горячее после девяти вечера. Хаято мрачно достает из-под подушки маленькое полотенце, стирая семя и слюну с губ, подбородка, щек, и закуривает, беспардонно тыча Такеши в бок. Сильный Мира сего спит, хорошо набравшийся и оттраханный. Возможно, Гокудера спас пару жизней, оградив социум от Ямамото Такеши на целую ночь. Теперь неплохо бы оградить себя от него. — Охуеть. Пятизвездочный отель тебе здесь, что ли. Гокудера нетвердо встает на ноги, бросая недовольный взгляд на свисающий со спинки стула пиджак. У них было хорошее заведение, в котором клиенты платили в белую кассу. У них был даже кассовый аппарат, не хватало только чековой ленты. Спасибо, сэр, держите ваш чек. Он бы выглядел так: «Минет (капли спермы) йен. Спасибо за покупку!». Хаято не нужно было брать деньги вперед, чтобы его потом не наебали с оплатой. Но клиенты все равно, напившись в слюни, шептали ему: «Сколько?». Он не борется с желанием. Просто подходит к небрежно кинутому пиджаку, скользя рукой во внутренний карман. От одежды пахнет дождливым лесом, какой-то очень свежий запах, водянистый. «Много». Из бумажника вываливаются купюры, мелочь, кулон. Гокудера перебирает кредитки, рассматривает бейсбольную карточку с автографом, подбирает с пола деньги, запихивая их обратно в кошелек. Где тут чек на него. «Трах — три штуки, минет без презерватива — спасибо за покупку». Он рассматривает кулон в виде клыка, с черепами на ободке, болтающийся на шнурке перед его лицом. Кулон, выпавший из бумажника Ямамото Такеши, — неплохого парня, любящего бейсбол, убийства людей и секс с мужиками за деньги. Его собственный. Гокудера недоуменно пялится на свой собственный кулон, раскачивающийся, как маятник. — Эй, Хаято. Гокудера машинально захлопывает кошелек, запихивая его во внутренний карман. Такеши смотрит сонно, чуть приоткрыв глаза. Чертовы японцы. Хаято сглатывает, демонстрируя ему клык. Обоюдоострый клинок. — Эй, Ямамото. *** Суперби Скуало. Незатыкающийся граммофон, который притащил с собой Ямамото Такеши. Тоже из мафии, тоже итальянец. Они явились спозаранку, держа в руках бумажный пакет с «М», в котором было два «Роял Чизбургера», большая картошка фри и подтаявший клубничный коктейль. Коктейль, растаяв, уже начал выливаться из-под крышки и промочил дно пакета. Пьяные, оба. С щетиной, перегаром и картошкой фри. Ямамото указывает перстнем чемпиона на раздражающий граммофон, называет имя, клан, должность, босса. Не хватает номера кредитной карты и страхового свидетельства. Находка для шпиона. Скуало скалится, не замечая, что из пакета капает на его роскошные штаны клубничный коктейль. Гокудера замечает. Предлагает раздеться. Ямамото в бешенстве. — Он сказал, что любит мужиков, понимаешь? Ямамото отбирает у него пакет, просовывая туда руку и нашаривая картошку. Неаккуратно запихивает ее в рот, сверля взглядом Гокудеру. Хаято перемещает сигарету из одного уголка рта в другой. — Точно. Охуенно люблю. Он смотрит на жующего Такеши, пока Скуало, спохватившись, носится с влажным полотенцем, оттирая капли со штанов. — Блядь, новые! Гокудера переводит на него взгляд. Длинные волосы спускаются до поясницы, небрежно распущены, как у женщины. Стоит, машет тут ими. На руках хорошие кожаные перчатки, высокие, удивительно — это в такую-то жару. — Есть стиральные машинки, но они общие. Можешь постирать в онсэне, но он тоже общий. И раковина в туалете. Неудобная, вечно башкой о полку бьюсь. Хаято подсовывает Ямамото меню их заведения, открыв на шестой странице. Ему будет жаль, если такие классные кожаные штаны придется выбросить, действительно жаль. Он указывает Скуало на узкую дверь туалета, роясь в прикроватной тумбе. Кажется, ему нужен отпуск или хотя бы отгул. Отгул от его разгульной жизни. Ямамото сконцентрированно щурится, медленно водя пальцем по строчкам. «Трое мужчин — капли спермы — йен. Спасибо за покупку!». Такеши отбрасывает меню, ослабляет галстук на шее, впившись взглядом в Хаято, полезшего под кровать за укатившейся крышечкой с тюбика. — Доволен? Ямамото щурится и немного покачивается, потому что очень пьяный, грозно запихивает картофель фри в рот, размазывая по подбородку сырный соус. В туалете тихо шумит вода, доносится оглушительное «блядь!» — и звук глухого удара. — Я говорил, что эту полку приделал дьявол. Вполне, это неплохой тариф. Я думал, что спортсмены должны следить за уровнем холестерина в крови и жировой прослойкой. Гокудера завинчивает крышку на тюбик со смазкой, понуро глядя на бумажный пакет с изогнутой дугой «М». «Спасибо за покупку!» — надпись сбоку. Он останавливается возле кресла, на котором сидит Такеши, отводит его руку с зажатой в ней расплющенной картошкой фри и собирает языком сырный соус с подбородка, цепляясь за высунутый язык Ямамото. Скуало распахивает дверь, держа в одной руке штаны, с которых вода капает на пол, а в другой — брусок мыла. В целомудренных невинно-белых трусах, рубашке-поло и пиджаке он выглядит почти так же комично, как Ямамото, вываливший изо рта язык, восседающий на кресле с зажатым в кулаке картофелем фри. Скуало хмурится, на секунду вскидывая бровь. Наверное, его замечательные штаны можно было еще спасти, если бы он не затеял стирку. — Врой, пацан, эту полку приделал дьявол. Хаято медленно выпрямляется, когда Ямамото, продолжая жевать, поднимает меню и пролистывает до шестой страницы. Он тычет жирным пальцем в строчку, глядя на тощие молочно-белые ноги Скуало. — Пацан, нам это. Все же яблоня существует, чтобы давать плоды. И ей нужна какая-нибудь сторонняя помощь, чтобы плодоносить. Какая-нибудь старая синьора Яблончилотти, опрыскивающая листья отравой от вредителей и удобряющая землю для богатого урожая. А когда синьоры нет, плоды пожирают черви. Снаружи просто маленькое неприметное отверстие, а внутри — гниль, изъеденная червями. А когда ты уже вроде бы подружился с этим красным наливным яблоком, оттягивающим своей тяжестью ветку, это уже какое-то огнестрельное ранение. А яблоня даже не виновата, что ее детей отравили паразиты. Отцы не виноваты, что их детей жрут черви. Милая девушка в коралловой юкате, подпоясанной зеленой лентой, с пластиковой короной вице-мисс Мира, приглашает их в онсэн, выдав ключи от шкафчиков и белоснежные полотенца, и переворачивает табличку на двери, меняя надпись «Добро пожаловать» на «Просьба не беспокоить». Гокудера быстро скидывает одежду, как попало запихивая ее в корзинку, и уже собирается пойти к купальне, но Ямамото грубо хватает его за руку, всучив свой галстук. Хаято медленно развязывает тугой узел, высвобождает Такеши из костюма, опускается на колени, чтобы расшнуровать туфли. Скуало забирает волосы в высокий хвост, беспорядочно наматывая их тугим узлом, недоуменно смотрит на свои кроссовки, которые уже стоят в шкафчике. Гокудеру мягко втапливают лицом в жесткую ткань брюк, держа за затылок. Молния больно царапает нос, он тяжело вздыхает. Кажется, проституткам должны платить больше, чем бурильщикам скважин где-нибудь в Венесуэле. По крайней мере, работать им приходится точно больше. К тому же во вредных условиях с опасными людьми. Серьезно, когда тебе предлагают засунуть ствол в задницу, подразумевая настоящий, блять, пистолет, это неприятно. Даже неприятнее, чем обычно. Даже хуже того старика со вставной челюстью, пресвятая Дева Мария, он точно когда-нибудь оставит ее на чьем-нибудь члене. Ямамото опускает ступню в воду, проверяя температуру, а его изнутри едят черви. Он погружается в онсэн, глубоко ныряет, огибает каменные валуны, а потом начинает плыть брассом, фыркая водой из носа при каждом повороте головы, а его изнутри едят черви. Ха-ха, хуево, наверное, болеть сволочизмом. Хаято не смотрит на него, буднично кладет смазку и презервативы на свои шлепанцы у кромки воды, устало залезая в онсэн. Через секунду к нему, Ямамото и червям присоединяется мрачный Скуало, боязливо собирающий пряди волос в пучок на макушке. Почему-то так он становится еще больше похож на женщину. Голый, со стоящим членом и забранными волосами он совсем как баба. Скуало прижимает Гокудеру к бортику, кладя руки по обеим сторонам от него. Хаято только сейчас понимает, что он так и не снял перчатку. Странный тип. Как будто прячет в ней что-то, как Санта-Клаус — в чулки на камине. Он что-то говорит, и Гокудере требуется целая вечность, чтобы понять, что к нему обращаются на итальянском. — Что нужно было сделать, чтобы так крупно влипнуть, пацан? Хаято обвивает его ногами, кладя руки на плечи. Так пошло, но он предпочитает потереться задницей о член Скуало во время светской беседы, чем терпеть его в себе на пять минут дольше. Есть много вариантов. Лишил девственности сына главы мафиозного клана. Подсадил на кокс любимую дочь вакагасиры, которой пришлось ампутировать голову, чтобы избавить от зависимости. Украл садового гнома с заднего двора особняка Вонголы. Хаято выбирает правду: — Я хуево в бейсбол играю. Он опускает одну руку под воду, нащупывая пальцами головку члена. Она скользкая от текущей смазки, распускающейся белесыми нитями паутины. Скуало бесцеремонно пихает в него пальцы той руки, которая не затянута в кожаную перчатку, растягивая. Складывается ощущение, будто он знает, что делает. Будто раньше не только его растягивали. Будто он когда-то бывает сверху, будто такой вариант возможен, в каком-нибудь далеком СкуалоМире. Гокудера машинально отмечает, что в него заливается вода, как через открытый люк подводной лодки. — Эти якудза сумасшедшие. У босса личные счеты с этим кланом, потому что он крышей поехал. Сам бы я никогда не стал вмешиваться в дела Азии, тут ебнутые дилеры, а в кланах повсеместная внутренняя резня, если Папаша узнает, что Бейсбольная Башка пускает на тебя слюни, тебе конец, пацан. — Он не... Скуало раздвигает мягкие ткани, пропуская внутрь еще больше воды, а Гокудера замирает на полустоне, смотря на мрачное лицо Ямамото Такеши. Его быстро вытаскивают из воды, выворачивая запястье, и ставят на бортик, заставляя нагнуться. Ямамото возится с его шлепками, колпачок от смазки предсказуемо закатывается под шезлонг, а Гокудера привычно опирается на локти, глядя на чернильного дракона на спине Такеши, по которому сбегают капли. Бесполезная традиция, почему бы не брать с собой транспарант «Якудза», когда едешь убивать. Такеши кидает Скуало открытый тюбик, а сам садится перед Гокудерой, подогнув под себя ноги. Хаято не видит его лица, в поле зрения только крепкий покачивающийся член, увенчанный пунцовой головкой. Точно, месяц назад, минет, кулон в кошельке, да, что-то такое он припоминает. Скуало почти нежно вводит в него пальцы, но Ямамото перегибается так, что член оставляет полоску смазки на щеке Хаято, держит руку Суперби и заставляет его толкаться грубее, растрахивая нежную плоть. Такеши берет его за подбородок, заставляя вскинуть голову. Член все еще идиотски покачивается, словно необычный метроном, отсчитывающий ритм. Ладно, Гокудера берет свои слова назад. Месяц назад было в тысячу раз лучше. Несравнимо. Просто рай в кровати «Хэллоу Китти». Месяц назад его хотя бы трахнули несколько раз в зад, а потом в рот. Не одновременно. Гокудера как-то не привык, чтобы его долбили сразу в обе дырки. Оказывается, при концентрации двух членов в организме ему становится трудно дышать, начинаются тошнота и легкое головокружение. Он пытается глотать смазку, текущую из Ямамото, пока Скуало толкается в него, заставляя подаваться вперед и пропускать член глубже в горло. И у него начинается тошнота. И головокружение. Он пытается выплюнуть Ямамото, но ему кладут руку на затылок, не давая возможности передохнуть. Такеши хватает его за волосы, когда он, теряясь в пространстве, царапает зубами плоть, обвитую венами, а потом насаживает рот Гокудеры на себя, пока Скуало имеет его сзади. Они кончают не одновременно, сначала Ямамото сливает сперму ему в рот и все равно продолжает двигаться, пока Скуало не кончает во вторую дырку. Такеши ослабляет хватку, и Гокудера вырывается, успев произнести только: «Гандоны», прежде чем его выворачивает в деревянное ведерко, в которое набирают холодную воду для обливания. Они все курят сигареты Гокудеры, Ямамото закашливается, давится «Роял Чизбургером» и протягивает Хаято половину. Он мотает головой, от вида еды хочется блевать опять. — Я не голоден. — Ах, да. Скуало и Ямамото подмигивают друг другу, предлагая Гокудере слизать кетчуп с их пальцев в таком случае. Это отдельная услуга. Что-то вроде: «Трое мужчин, вылизывание кетчупа из „Роял Чизбургера“ (капли спермы) йен». Спасибо, блядь, за покупку. Гокудера думает, что они просидят еще долго, отпуская шуточки про елдаки и свой нескучный вечерний моцион, но Скуало начинает предлагать ему работу на чистом японском. Что-то не связанное с еблей, разливанием чая, напудренными запястьями, дырками в татами и вообще дырками. В его предложении даже не фигурируют шепелявые и наркотики, что не может не успокаивать. Судя по всему, он из организации, в которой работают отчаянные ребята, которые разряжают магазины в отчаявшихся. Гокудера почти готов, у него даже есть беретта, с которой он снимет анальные бусы, к тому же это для него, ха-ха, легально — это никак не связано с дурью, никто не требует от него конструирования бомб и разработки смертельно-опасных вирусов, но Ямамото. Ямамото пихает ему в руки скомканные деньги, гораздо больше, чем должно быть, и Скуало понимает, что ему пора. Он оставляет Хаято свой мобильник, объясняя на итальянском, что им нужно поговорить без лишних ушей и тонких стен, натягивает свои мокрые штаны, вопросительно глядя на Такеши. Гокудера отсчитывает из смятого кома нужное количество, возвращая Ямамото остальные деньги, и, кажется, у него появляется ответ на «Сколько?»: — Спасибо за покупку. Я буду свободен на следующее Рождество. Следующее Рождество Гокудера планирует провести уже в Италии, если не сдохнет от перееба. Италия — это очень, очень далеко от Японии. Ямамото спокойно открывает бумажник, методично складывая туда купюры. Он все еще носит с собой клык в потайном кармашке. Ебаный клептоман, воровать у проституток — это низко. В комнате раздается мрачная мелодия, и в кармане юкаты Хаято звонит телефон. У Скуало оказывается неплохой музыкальный вкус. Возможно, если бы они не разложили Гокудеру на пару, у них мог завязаться интересный разговор об итальянском искусстве. — Ты это, осторожней, пацан. Скуало кивает сам себе, будто только что поделился самым ценным советом с родным сыном, и резко хлопает дверью. Ладно, может, Гокудера и не будет в Италии на следующее Рождество. У него вообще есть крупные сомнения насчет его дальнейшего пребывания здесь. Вообще-то, в Японии кремируют, а у него на родине — нет. И ему не очень хочется быть горсткой пепла, спущенной в канаву. Но быть Гокудерой, спущенным в канаву, — еще хуже. — Зачем ты отказываешься от денег? Было сильно приятно? — Охуенно. В комнате тихо шумит кондиционер — починили наконец. Влажные волосы Гокудеры превращаются в сосульки, а босые стопы немеют от стояния на кафельном полу. А Ямамото похуй. Его же изнутри жрут черви. Ямамото, которого сами-знаете-что, опадает на колени, закрывая лицо руками. Узел полотенца развязывается из-за широко разведенных ног, он давит пальцами на глаза, согнувшись так, что Гокудера видит начало татуировки на его затылке. — Эй, ты это, простудишься и не сможешь убивать людей. Твой отец будет чертовски зол, если узнает об этом. Хаято подходит на шаг, и Ямамото утыкается лицом в его бедро, завернутое в белоснежное махровое полотенце. А оно и так уже было мокрым. Ну просто заебись (саркастическая инсценировка довольства сложившейся ситуацией). Кстати, о матери. Да, она все еще полагает, что он много матерится. И чтобы она полагала так еще миллион лет, Гокудера продал свою весну. И чтобы она звонила, донимала его беспокойством и сетованием на его нестабильную зарплату в Японии, предлагая вернуться в Италию, не забыв захватить голову, найти себе хорошую девушку и приходить на мясной пирог по воскресениям — он продал свою весну. Ну, как. Было несколько влиятельных людей, которые очень интересовались, какая пепельница получится из его сестры и будет ли она такой же удачной покупкой, как и он, так что выбора особенно не было. Несколько влиятельных ребят, он плохо запомнил лица, только дурацкий значок на лацкане, «Ред Сокс», кажется. Глупая была идея, «китайцы» и «наркотики» вообще не должны употребляться в одном предложении. Он чертовски хотел попросить пулю для себя, ему бы даже было все равно, что стало с его телом потом, — аллигаторы, скотобойня, расфасовка по пакетам с надписью «Биоматериал», Дева Мария, он согласился бы стать даже «Роял Чизбургером», но посылки из Италии идут чертовски долго, а ему так хотелось попробовать мясной пирог еще раз. Глупая была идея, «сын главы клана» и «Гокудера» вообще не должны употребляться в одном предложении. Он плохо помнит лицо человека, словно он был с того, с другого берега. И цифра выпала из памяти, провалы у него, что ли, кажется, это было: — Много. Самый емкий и простой ответ на «Сколько?». У Ямамото пухлые губы, когда рот немного приоткрыт, у него немеют колени от долгого стояния на них и плиток пола. Неплохо бы провести трубы по низу. Он цепляется за руки Гокудеры, бормочущего, что в борделях нельзя реветь, целует выкрашенные в траурный черный пальцы, доводя до сведения, что у него есть много, а потом еще много, и еще больше, чем много, и та цифра, которая идет за «охуенно много». Хаято только что поимели два мужика, и его эмоциональное состояние немного нестабильно, наверное, именно поэтому он кивает, поднимая Такеши с колен. Студент на химическом в Японии. Ладно, он действительно не вернулся к следующему Рождеству в Италию. Он даже не стал кучкой пепла, спущенной в сортир. И он не изобрел самую мощную в мире бомбу, смертельно опасную инфекцию, и с захватом мира пока не получилось. Он по-прежнему считает, что на оранжевом восьмом «Альфа-Ромео» ездят только сумасшедшие и мексиканцы. Он не устает повторять это каждый раз, когда садится в него. Гокудера даже просил сделать наклейку «Тест-драйв», чтобы не попасть сразу в ад после жизни. Ничего не изменилось, кроме того, что он теперь кое-что смыслит в бейсболе и иногда ходит с Ямамото на матчи. Два раза в месяц. Или двадцать два. Еще он больше не хранит беретту в ящике — он пускает ее в дело. Да, у жизни весьма странные понятия о восстановлении баланса справедливости. У него есть значок на лацкане пиджака и кольцо Властелина Мира. У них хорошие связи с итальянской мафией — вот что такое «налаживание международных контактов» — пресловутая ебля, а не пять лет учебы в университете. Он сменил место жительства и место работы, сменил презрение и ненависть. Но Ямамото, пользуясь его многолетним опытом, до сих пор иногда спрашивает в шутку: «Сколько?». Ха-ха. — Просто застрелись. Гокудера вкладывает в ладонь Ямамото пистолет, под завязку забитый патронами, тот убирает его в кобуру, поправляя ремни и кулон в виде клыка, висящий на шее. ------------------------------------ Фудзоку (1) - буквально, «общественная мораль». Обычно используется для обозначения секс-индустрии, хотя с правовой точки зрения этот термин включает в себя также танцевальные залы и игорные дома. Мидзу сёбай (2) – буквально, «торговля водой». Это более широкий термин, охватывающий всю индустрию развлечений – как законную, так и незаконную, так и своего рода балансирующую на грани. Кобун (3) – в ходе своего создания якудза приняли традиционную японскую иерархическую структуру оябун-кобун, где кобун («приёмный ребёнок») обязан выказывать лояльность по отношению к оябуну («приёмный родитель»). Геронтофилией (4) - расстройствo полового влечения, заключающееся в болезненном половом влечении к лицам пожилого возраста, к старикам. Дендрофилией (5) – особый вид фетишизма, когда созерцание и прикосновения к деревьям или предметам из дерева вызывают сексуальное возбуждение и удовлетворение. Копрофагию (6) – сексуальная девиация, при которой вкусовым фетишем служит вкус кала. «Бамбуковое дерево» (7) – Иероглифы имени Такеши можно растолковать как «бамбуковое дерево» или «храбрый». «Другой берег» (8) - Иероглифы имени Тсуеши можно растолковать как «другой берег» или «переход».