Нью-Йорк, 1800-ый год, январь.
Икабо-од… Нежно шепчущий голос разбил предутренний сон вдребезги. Констебль Икабод Крейн подскочил на кровати, сел и судорожно натянул на себя упавшее одеяло. Опять… Он искоса, будто оттягивая момент, взглянул на свои ладони. Сетка старых проколов снова начала кровоточить – как стигматы на руках религиозных фанатиков. Впрочем он, Икабод Крейн, утратил веру в семь лет, когда его отец-пастор запытал его мать в Железной деве до смерти за якобы колдовство. Икабо-од… Дело Всадника без головы в Сонной лощине определённо не прошло даром, нужно просто навестить доктора Смита и выписать у него лекарство от нервов. Икабод понадеялся, что он хотя бы не кричал во сне и не испугал Катрину… И точно, в дверь нетерпеливо стукнули два раза и, не дожидаясь разрешения, в комнатку ворвалась Катрина. Глаза испуганно распахнуты, грудь вздымается, руки суетливо стягивают спереди капот. Похоже, лекарство от нервов нужно не ему одному, подумал Икабод. Но как же она прекрасна!.. Он поневоле залюбовался своей невестой. Всего неделя прошла с того момента, как они покинули Сонную лощину, где свершилось так много несчастий, а они с Катриной так и не успели обвенчаться – судья требовал подробного отчёта о деле, и Икабод пропадал в участке. Катрина не роптала и потихоньку обживалась в маленькой комнатёнке за тонкой стеночкой по соседству с комнатой Икабода. Юный Мэсбит приютился в прихожей, его-то уж точно не разбудит ни один вопль – вот кому не нужно лекарство от нервов. – С тобой всё в порядке? – взволнованно спросила Катрина, присаживаясь на край кровати Икабода. Она провела нежной рукой по его лбу, откинула тёмную прядь. А Икабода словно прожгло изнутри: сегодня же! Сегодня же обвенчаться с ней, пока ещё чего-то не случилось! И горите все отчёты в аду вместе с теми, кто их требует! Сжимать её в объятиях всю ночь – лучше любого лекарства от нервов! Икабод почти со всхлипом зарылся лицом в её пушистые волосы, вдохнул их дымный аромат… Опять она ворожила что-то у камина, наверное. – Колдунья моя, – прошептал он, крепче обнимая её стан. Сейчас он скажет ей, что они женятся сегодня! Икабо-од… Он застыл. Пригляделся за её спиной к кровоточащим ранкам на своих ладонях. Катрина, похоже, заметила, что он перестал дышать, отстранилась, посмотрела в глаза, взяла его руки в свои. – Я смогу излечить тебя, Икабод, я уверена, – поцеловала мягко в щёку. Он хотел уже привлечь её к себе, но тут как назло в приоткрытой двери показалась голова юного Мэсбита. – Извините, что прерываю, сэр, – начал он, – но вас срочно требуют в участок. Новое дело. Ах да, Икабод слышал звонок, но до звонка ли ему было… С досадливым рыком он встал. Что бы там ни было, всё равно они с Катриной сегодня поженятся! В комнату без стука вошёл посыльный от верховного констебля – вертопрах, грубиян и фанатичный охотник до женщин Джонс. – Судья дал вам новое дело, констебль Крейн, – без предисловий сообщил он, а сам вперил наглый взгляд в Катрину. – И требует вашего выезда сейчас же. Подробности узнаете в суде по дороге туда. Икабод беспомощно посмотрел на Катрину. Джонс уже буквально поедал её глазами. Нельзя оставлять её здесь одну, Джонс не даст ей проходу. И Икабод принял решение. – Моя невеста и мой слуга едут со мной. Джонс скривился, будто съел горькое, и выдал со слащавой ухмылочкой: – Вряд ли такой красотке понравится эта дыра. Красная впадина – то ещё местечко, уж поверьте! А эта милочка достойна лучшего. Боль шипами вонзилась в ладони Икабода, заглушив последние слова Джонса. Во рту пересохло, словно он глотнул паров своего неудавшегося реактива. – Красная… впадина? Вы сказали Красная впадина? – хватая воздух, переспросил он. – Ага, – поддакнул Джонс, не сводя масляных глаз с Катрины. – Мы едем! – воскликнул Икабод, решительно взяв руку Катрины. Джонс усмехнулся, причмокнул и, наконец, вышел. А Икабод заметался по комнате, как безумный, вороша бумаги, сшибая инструменты… – Красная впадина, Красная впадина… – безостановочно повторял он. – Боже мой… Катрина крепко взяла его за локоть, заставив остановиться. – Да что происходит? – Красная впадина… – выдохнул Икабод, запуская дрожащие руки в волосы. – Моё родное поселение… – Брови Катрины сочувственно изогнулись. – Место, где мой отец истязал и убил мою мать. Где я не пришёл на её зов… Точнее, пришёл, когда было уже слишком поздно. Икабо-од…***
– Ты думаешь, он ещё жив? – спросила Катрина осторожно. Они уже два часа тряслись в экипаже, а она в первый раз осмелилась заговорить. – О да-а, – оскалился в окно Икабод. Перед невидящим взором проплывали пожухлые придорожные деревья и кусты в проплешинах побуревших трав. – Такие, как он, живут долго. – Как ты думаешь… – несмело заговорила Катрина, – как он отнесётся ко мне? К нашему возможному… браку? – Она вскинула и стыдливо опустила глаза. Икабод пылко схватил её за руки, хотя такой вопрос даже не приходил ему в голову. – Это не имеет значения! Поверь мне! О-о, насколько это не имеет значения!.. – Катрина улыбнулась ему мимолётной улыбкой, которая тут же погасла. – Вот, – Икабод снял с указательного пальца кольцо, – пока я не успел подарить тебе другого. Но я хочу, чтобы с тобой было хотя бы это. Это кольцо подарил отец моей матери до того, как… А после оно досталось мне. Отец не хотел его. – Он надел кольцо с резной печаткой Крейнов ей на палец. Катрина одарила его гораздо более счастливой улыбкой и прижала руку с кольцом к груди. – Я буду беречь его, – прошептала она. А Икабод не стал упоминать, что отец не захотел “пачкаться о кольцо с руки ведьмы”. За окном всё так же проплывали унылые пейзажи замёрзшей природы. Дробно слышался стук копыт в некотором отдалении. Он не приближался, но и не пропадал.***
– Констебль Крейн, – заискивающе обратился к Икабоду староста Красной впадины Дрейк, – добро пожаловать! Икабод сдержанно кивнул. Он смутно помнил с детства одышливого толстяка, нынешнего старосту, а пятнадцать лет назад рослого краснощёкого детину, большого любителя виски. – Итак, – Икабод впился взглядом в старосту, стараясь сразу перехватить инициативу, – совершены четыре убийства! – Староста затравленно кивнул. – Зверски убиты четыре женщины. Их обезглавленные, обезображенные тела найдены в овраге. Головы не найдены, но личности убитых вам известны. – Всё так, – смиренно кивнул староста Дрейк. – Вы подозреваете кого-то? – требовательно осведомился Икабод. В руках – толстый кожаный альбом, остро очинённое перо, с которого уже сорвалась нетерпеливая клякса… Он давно понял, что такой вид производит неизгладимое впечатление на потенциальных… свидетелей. – М-м… Э-э… – замямлил староста. – Нечистая сила какая-то… Дьявол забрал их, не иначе! – Он неуклюже перекрестился. – Я давно понял, – продолжил натиск Икабод, – что в убийстве всегда замешан кто-то из плоти и крови. Уж поверьте моему опыту. – Икабод вскинул брови и поднял уголок губ, как бы предлагая так и сделать. – Даже если сначала кажется, что орудует сам дьявол. – Последнее слово он выговорил прямо и чётко, и староста богобоязненно оплевал себя. Чёртовы лицемеры. И главный из них – пастор Крейн. – Кстати, – будто случайно вспомнив, обронил Икабод, – как поживает пастор? – О, он верно ведёт свою паству, – закивал староста, будто бы понимающе. – Но констебль… – замялся он. – Мы слышали кое-что о вашем предыдущем деле… – И что? – резко спросил Икабод. – Понимаете… – Староста разве что не икал от волнения. – Мы думаем, что Всадник может вам мстить… И вызывает вас этими убийствами. Из горла Икабода непроизвольно вырвался одинокий сухой смешок. – Вы считаете, Всадник не нашёл бы меня более простым способом? – Староста неуверенно пожал жирными плечами. – Кроме того, – чопорно продолжил Икабод, – полагаю, что я убедился: Всадник убивает по приказу кого-то из плоти и крови, а ещё, – он значительно поднял палец, – убивает чисто! Не пытая перед этим. Староста несчастно вздохнул и развёл руками. С этим говорить бесполезно. Второй человек после него – пастор. Но… Но как остаться суровым и беспристрастным констеблем и не превратиться в маленького мальчика, взглянув ему в глаза?.. Икабод незаметно перевёл дух, прижав украдкой ладонь к сердцу. Раны на руках опять побагровели. Рана на сердце грозилась открыться снова. Икабо-од… – громче, чем обычно, позвал голос. Катрина! Что ему сейчас поможет, так это её светлая магия. Он наскоро попрощался со старостой и вышел прочь.***
– Ты думаешь, это может быть Всадник? – заглянула в глаза Катрина. – Нет, не думаю… – честно признался Икабод. – Всадник вернулся в ад, он получил обратно свой череп, теперь ему некому мстить. – Но тебе всё равно придётся расследовать это дело, встретиться с отцом, – проницательно заметила Катрина. Икабод отвернулся. Белый парик, белая зала церкви, тёмный плащ, красная дверь. Тёмная комната за ней, серый металл адских приспособлений, красная кровь, серое мёртвое лицо… Икабо-од… Это не человек – чудовище. Его отец… Говорить с ним, как будто ничего не произошло, – невыносимо. Его самого стоило бы отдать под суд! Больше! Его следовало бы затащить в ад!.. Икабод понял, что дрожит, когда Катрина взяла его за руку и обняла. – Тебе надо отдохнуть, – прошептала она. – Я сварю тебе напиток, чтобы успокоиться. – Лёгкий поцелуй в висок, и она исчезла из дома старосты, лёгкая, воздушная, волшебная. Дитя природы, интуитивно чувствующее гармонию мира. Дочь колдуньи и сама немного колдунья. Катрина скользнула за порог. Студёный воздух наполнил грудь свежестью и искрящейся мощью. Не до конца ведомое ей самой чувство ясно вело её в лес, где под тонким слоем снега белели позднецветы. Почти полная луна посеребрила тишину. Катрина, присев, сорвала несколько венчиков. Кольцо Крейнов свободно болталось на пальце и немного мешало. Не потерять бы его… Нужно ещё найти мёртвую ворону, чутьё подсказывало, куда идти, и нож с собой. А ещё платок с монограммой Икабода, прядь его волос и капелька крови от ранок. Несложный состав, но теперь Икабод заснёт спокойно и бессонно, оставив все свои кошмары в яви. Не подсказывало ей чутьё только то, что за ней следят. Хрустнула ветка. На снегу чётко отпечатались две цепочки следов. Кольцо сорвалось с пальца.***
– Итак. – Икабод с нарочитым грохотом сбросил крышки с четырёх гробов. Не ради дешёвых эффектов – ему нужны факты. Признания. Озарения! Врач скорбно и неодобрительно сжал губы, староста перекрестился. – Четыре изувеченные жертвы! – Икабод нацепил на голову собственное изобретение – прибор с увеличительным стеклом – и специальным пинцетом приоткрыл рану на обрубке шеи. Тошнота подкатила к горлу, и он поспешно отвернулся. Когда же он привыкнет… – Интересно, – через силу проговорил Икабод, чтобы скрыть неловкость. – Перерезанные артерии как будто сразу прижгли. – Староста расширил глаза в суеверном ужасе. Наверняка наслушался историй Сонной лощины. – Но! – Икабод сделал паузу и заставил себя бросить ещё один взгляд на шею жертвы. – Невооружённым глазом видны ожоги и волдыри. А значит… – Значит? – недоверчиво переспросил сложивший на груди руки доктор Питерсон. – Значит, это не дьявольский меч Всадника, – уверенно закончил Икабод. – Это не он. Врач и староста переглянулись с недоверием. – Так кто же? – поинтересовался староста почти разочарованно. – Для этого я здесь и нахожусь, – хищно улыбнулся Икабод и приглашающе развёл руки. Кто первый?.. Они не могут не скрывать чего-то. В таких маленьких поселениях всегда кто-то что-то знает, подозревает или… Врач и староста снова переглянулись. Дрейк набрал было воздуха… И тут раздался колокольный звон – звонили в деревенской церкви. Той самой церкви. Староста переполошился. – Что такое?.. Что ещё?! Кто?.. Икабод опередил его и выскочил на улицу первым. Он хорошо знал эту руку, этот гудящий тревожный звон… – Ещё одна жертва? – задохнулся от ужаса где-то за левым плечом староста. Икабод кинулся к церкви. Морозный воздух крючьями вонзался в горло, проходил дальше, в лёгкие. Предчувствие… Он же ещё раскрыл мало дел, чтобы иметь предчувствие, разве нет? Но оно сжало сердце тисками. Когда он в последний раз видел Катрину?! Чёрт бы побрал отчёты и ложную скромность, которая заставила их спать в разных комнатах! Он правда собирался навестить пасторский домик. Свой родной дом – сразу после осмотра трупов. Но судьба зло подшутила над ним. Икабод ворвался в церковь – жители городка отошли с его пути, как если бы он сам нёс им беду, – и напоролся на знакомо ледяной взгляд. Его отец. Палач, ложно прикрывающийся библией. – Констебль Крейн, – чуть приподнял брови отец. – Приятно видеть вас в роковой для Красной впадины момент. – Почему звонит колокол? – сузил глаза Икабод. – Колокол звонит, чтобы возвестить торжество божьего суда, – страшно морща губы, проговорил пастор. – И обличить ведьму! Она вступила в сговор с самим дьяволом! – Ледяной взгляд человека, верящего только своей правде. – Но… – Это она! – прошипел старший Крейн. – Как хищная птица, он метнулся к красной двери и скрылся за ней. У Икабода едва не отнялись ноги. Икабо-од… А пастор уже сжимал плечо Катрины. Она явилась из-за той двери, что с ней?! На лице и теле не видно следов, но взгляд почти безумен. Икабод преодолел расстояние между ними за полвздоха. – Что ты с ней сделал, убийца?! – Он хотел сбросить руку отца с плеча Катрины, но тот держал её, как клещами. А Икабод уже ощущал на себе хват его верных прихожан. – Ведьму застали на месте преступления, – ощерился тот. – Над телом жертвы. С ножом. – Я не верю! Катрина, скажи что-нибудь! Катрина приоткрыла пересохшие губы и выдохнула: – Я убила… его. – Но это невозможно! – Я… – Она опустила глаза и снова вскинула – красные и воспалённые. – Я отрезала ему голову. Я вступила в сговор с дьяволом. На моей совести и предыдущие жертвы. – Взгляд в пол, блуждающий. – Катрина, что ты такое говоришь?! – воскликнул Икабод. – Ты же была со мной всё это время! В Нью-Йорке! – А ночь? – оскалила зубы она в болезненной усмешке. – Ведьма многое может успеть за ночь. – Найдены улики, – с издёвкой подчеркнул последнее слово пастор. – Платок с твоей монограммой, кольцо Крейнов, прядь волос, лапа дохлой вороны и книга заговоров. Достаточно вам? – обернулся к горожанам пастор. – Достаточно тебе? – к Икабоду. Он замотал головой в отчаянии. Она не могла, не могла! – Повесить ведьму? – неуверенно предложил кто-то из задних рядов. – Сжечь ведьму! – поддержали его несколько голосов. – Да свершится воля Его, – медленно и раздельно произнёс пастор. Во льду его глаз разгоралось адское пламя.***
Икабод крутил и крутил оптическую иллюзию с птичкой-кардиналом. Птичка на воле. Пустая клетка. Птичка в клетке. Оборот. Она не могла. Чистая, невинная. Птичка на воле. Его заперли в верхних покоях церкви, маленькой каморке над общим залом. Внизу – комната за красной дверью, он точно знал. Икабо-од… Пустая клетка. Икабод успел осмотреть труп убитого мужчины, прежде чем его подхватили под руки и заперли. Отец знал, что он не оставит Катрину… Птичка в клетке. Удар нанесён в сердце – точный и смертельный удар. А ещё – следы непотребства в штанах и отсечённая чем-то горячим голова. Но не мечом Всадника. Птичка на воле. Неужели Катрина убила его? Мертвец был очень рослый, она бы не справилась, если бы даже решилась. Конечно, первым делом Икабод бросился к ней – несколько десятков рук взбесившихся, науськанных пастором горожан остановили его. А она посмотрела на него долгим взглядом блестящих глаз, и тяжёлое беспамятство подкосило её колени. Пустая клетка. Отец… Поборник лживой морали. С Железной девой за красной дверью церкви. Птичка в клетке. Когда Катрина очнётся, тогда и закрутится местная машина правосудия – машина пыток. Даже констебль из города им не указ, когда глава церкви и гражданской власти – староста – заодно. И на окнах решётки. Птичка в клетке. Иллюзия. Всего лишь иллюзия… Икабод чаще заходил по комнате, стараясь восстановить в голове картину событий. Катрина наверняка сама ушла в лес – за какими-нибудь ингредиентами для своих хитрых снадобий. И вот теперь убит какой-то мужчина, и никто из местных его не опознал. А Катрину обвиняют в колдовстве. А отец? Он слишком быстро поймал её. Икабод схватил перо и записал на подвернувшемся листке: Отец. Всадник тоже забирал головы, но жители Сонной лощины всегда знали, кто убит. А сейчас? Головы нет, и обезглавлен чужак. А местные слишком напуганы россказнями, долетевшими из Сонной лощины, очевидно, перевранными и приукрашенными. Голова. У Всадника завёлся последователь? Не выбирая места, Икабод нацарапал: Фанатик. Но Всадник убивал быстро и чисто, а не истязал жертвы. Рука сама вывела: Красная дверь. И все они женщины, кроме одного, как видно, заезжего мужчины. Мужчина. Важнее всего сейчас доказать невиновность Катрины! Зачем он отдал ей это чёртово кольцо, ещё одну улику… Перо начертало: Крейн. Слова в хаосе темнели одно над другим. И вдруг будто отделились от бумаги, перемешались и встали так, что обрели смысл. Икабод прочитал: "Голова мужчины за красной дверью. Отец Крейн – фанатик". Задумался на мгновение. В этом городе он не единственный Крейн. И ему придётся войти в красную дверь, из-за которой все эти долгие годы звала его мать. Икабо-од…***
Он припал ухом к двери своей тюрьмы. Тихо. Никогда не пробовал ничего вышибать плечом. И если там засов… Икабод не успел начать сомневаться. Плечо пронзила боль от удара, но дверь не поддалась. Зато в следующий миг что-то щёлкнуло, и в щель показалось испуганное лицо юного Мэсбита. – Я успел, сэр! – зашептал он. – Но Катрину крепко стерегут! Я услышал только, что пока что она ещё не пришла в себя и к ней приставлена одна из самых ярых ненавистниц ведьм, мать одной из убитых. Икабод мимо Мэсбита бегом спустился по лестнице, чтобы услышать приближающиеся крики, гомон: "Ведьма очнулась! Ведите её к церкви!" Тёмные скамьи и белые стены смешались перед глазами, как шахматные клетки. Икабод видел перед собой лишь красный прямоугольник двери, откуда струился голос из прошлого. Вторым, здоровым плечом он навалился на дверь. Она оттолкнула его. "Он сбежал!" – услышал он под окном. И через миг тёмная зловещая фигура закрыла вход. Отец. А за ним – красномордый староста, врач и другие горожане. – Ведьма его околдовала, – ледяным голосом произнёс пастор Крейн. Его обвиняющий перст указал прямо в лицо Икабоду. На пальце темнело фамильное кольцо. – Но я спасу твою душу, сын мой. – Он благочестиво склонил голову. – Да?! – взвился Икабод. – Как ты уже спас её душу?! – Он ткнул пальцем на дверь. А потом отскочил на два шага и вложил всю свою боль, злость, отчаяние в этот удар. И дверь со стуком распахнулась внутрь. Икабод влетел следом и едва не напоролся на страшные инструменты. Мэсбит раскрыл рот. А Икабод горько торжествовал, хоть и скрючило ладонь старыми ранами, голову сжало, как обручем, а желудок свело от тошноты. На него, уставившись мёртвыми глазами, глядел пристав Джонс. Точнее, его голова, отделённая от тела. – Так вот кто следовал за нами от самого города! Признаться, я слышал стук копыт! Мэсбит кивнул: – Я несколько раз оглядывался, но никого не увидел. – Он обезумел от страсти к Катрине! И именно он подстерёг её в лесу! – Значит, ведьма околдовала и его! – Пастор совершенно не выглядел загнанным в угол. Он стал будто ещё прямее. Из-за его плеча горожане с ужасом поглядывали на его тайную комнату. – А потом вы убили его, – отчеканил Икабод. – Я? – Пастор приподнял губы, показав неровные желтоватые зубы. – Не я, а ведьма. – Он сделал жест, и из толпы вытолкнули связанную по рукам, растрёпанную Катрину. Икабод крепко зажмурился. С ней всё в порядке. Пока. Если он всё сделает правильно, птичка окажется на воле… Он стремительно оглядел пыточную и нашёл то, что искал. – А вот и орудие убийства! – Икабод схватил широкий топор на длинной ручке. Он был чист, но лежал на металлической решётке – такой, чтобы калить его на огне… – Головы отсечены им! И обставлено всё так, будто орудовало исчадье ада! Впрочем, это недалеко от истины. – Он с вызовом посмотрел на отца. На лице пастора в первый раз промелькнуло беспокойство, но он быстро напустил на себя оскорблённый вид. – Я не собираюсь слушать эти обвинения, когда она сама признала вину! – Тычок в сторону Катрины. – А вы ведь умеете убеждать, не правда ли? – язвительно заметил Икабод, широким жестом показав на комнату. – Как думаете, староста Дрейк? Вы бы признались, что вы сын дьявола в такой милой обстановке, а? А вы, доктор Питерсон? – Оба горожанина побелели, не отрываясь глядя на ужасные приспособления. И вдруг раздался голосок Катрины: – Он сказал, что обвинит тебя. Твоё кольцо, платок, даже нож, который я взяла у тебя… – Молчать! – прорычал пастор. Но теперь зароптали уже на него. – Я была в лесу, когда на меня напал Джонс, – говорила Катрина. – Он хотел… – Она покраснела и замолчала, сгорбившись. – Я сопротивлялась, и он ударил меня по голове. Я потеряла сознание и, наверное, потеряла кольцо… – Она опустила взгляд. – Икабод почувствовал, как желудок подскочил к горлу. – Когда я очнулась, то была уже здесь. – Катрина показала дрожащей рукой на пыточную. – Он… сделал тебе… что-то? – едва совладав с голосом, выговорил Икабод. Катрина покачала головой, и он почувствовал, что едва пол не вышибли у него из-под ног. – Только объяснил, что ты настиг Джонса и убил его из-за меня. И что если я не возьму всё на себя, он обвинит тебя в убийстве моего любовника и тебя повесят. – Она закрыла лицо руками. Какой-то добрый человек, похоже, успел перерезать верёвку. – Я знаю, что такое улики, – приглушённо донеслось из-под ладоней. – Поэтому стоял выбор: ты или я. Я выбрала тебя. Икабод ослабел от нежности и потрясения. Бедная птичка в клетке… Но он тоже очень хорошо знал, что такое улики. Кольцо, платок, нож… А здесь – мёртвая голова. Мёртвая голова перевесит сотню тысяч других улик! А что если… Икабод метнулся по маленькой комнатке, отнимающей жизнь и надежду у своих жертв. Принюхался опытным чутьём. Запах тлена был почти незаметен, но, тошнотворный и неотвязный, знакомый с самого детства, висел в воздухе. Где бы он спрятал улики на месте преступника? Мельком он взглянул на свои ладони и обнаружил, что они сочатся капельками крови. Ранки располагались в полном соответствии с шипами на железном кресле. Икабод закрыл глаза. Икабо-од… – услышал он родной голос. Он доносился оттуда же. Из Железной девы. Икабод прижал ко рту платок без монограммы и поднял руку к деве. Пастор за спиной дёрнулся, но на этот раз держали уже его. И Икабод, как в давнем воспоминании, повернул рычаг и распахнул крышку Железной девы. Четыре замотанных тряпками и английской клеёнкой шара выкатились оттуда, и не было сомнений, что находится внутри. Толпа в один голос вскрикнула. Мэсбит незаметно перешёл к Катрине и отвёл её в сторону. А Икабод по очереди вспорол каждый свёрток, открыв взорам окружающих изуродованные женские лица. – Теперь вам ясно, кто здесь на самом деле служит дьяволу? – жёстко спросил он, возвысив голос. Отец раздул ноздри. Он даже не боялся. – Они ведьмы. Они заслужили это! – выкрикнул он, брызгая слюной. – Я лишь спасал их души. – Глория! Глория не была ведьмой, она просто была больна! – взвыл один женский голос. – А Джули вылечила мою подагру! – поддержал женщину какой-то старик. – А его душу ты тоже спасал? – Икабод показал горящим взглядом на голову Джонса. – Ты можешь благодарить меня за то, что я спас твою невесту от насильника, – вздёрнул подбородок пастор. – Чтобы после обвинить в колдовстве и сжечь как ведьму, – процедил Икабод. – Ты пытал невинных и после отсекал им голову раскалённым топором! Ты был даже так умён, а твой план оказался таким продуманным, что ты попытался свалить всё на Всадника! – Голос Икабода раздавался под белыми сводами церкви, как глас карающего ангела. – Ты загубил их так же, как мою мать когда-то. И ты попытался сгубить мою будущую жену. – Первый раз Икабод и Крейн-старший встретились взглядами, как отец и сын, а не как пастор и констебль. И Икабод сказал тише: – Я передам тебя правосудию. И твою участь решит судья. Это всё, что я могу для тебя сделать. Пастор опустил голову. Народ в церкви начал шептаться, а потом роптать, всё громче и громче. "Глория", "Джули", "Кристина", "Энни" – Икабод ясно слышал имена убитых. Гвалт нарастал, людское море начало волноваться... И вдруг пастор ринулся к топору и стремглав схватил его. Заметался безумными побелевшими глазами: кого ударить? Икабод стоял ближе всех, к нему подбежала Катрина… И вдруг отец страшно заорал, выронил топор и схватился за руку. На пальце у него наливалось жаром, багровело кольцо с печаткой Крейнов. Пастор пытался стянуть его, но раскалённый металл проедал плоть до кости. Икабод отступил на шаг, не зная, что делать. – Руби! Руби! – кричал отец. По лицу его катились слёзы адской боли. Кольцо пылало на пальце и не гасло. И тогда Икабод поднял топор и отсёк отцу руку в запястье. Тот со стоном упал на колени и съёжился, обхватив обрубок второй рукой. Даже кровь из раны не текла, а лезвие топора задымилось. – Ведьма… – неслышно шевельнулись губы пастора. Икабо-од… – пропел в ушах голос – в последний раз.