Мой голос дрожит, когда ты зовешь меня

      Йотуну нравилось, как отец назвал его при рождении. Атрей. В честь великого спартанского воина. Оно ему действительно нравилось, в своем первом путешествии, когда они покидали Йотунхейм, он не забыл об этом сказать отцу. Ведь Локи такое странное имя. К тому же для великанов.       Забавно. Теперь он думает иначе.       Нет, ему по-прежнему по душе это имя. Но теперь он совершает не против второго, такого лукавого, в то же время робкого, с щепоткой озорства и безграничного любопытства.       Но больше всего юноша был в восторге от того, как произносят его имя другие люди.       Отец с такой заботой в голосе, что готов горы свернуть, лишь бы Атрей был рядом под боком, в целости и сохранности.       Атрей был словно последней каплей, он удерживал бывшего Бога Войны от разрушения, ведь если с его сыном что-то случится, никто не будет избавлен от ярости, Кратос разорвет все миры на части, как когда-то сжег Олимп дотла.       Фэй позаботилась о том, чтобы ее муж снова не попал в руки тьмы, она дала ему причину жить, остаться в этом огромном мире и защищать самое родное, что у них есть.       Пусть он и не умеет выражать свои эмоции должным образом, не умеет любить так, как Атрей этого желает, но Кратос не может потерять и сына. Особенно после того, как все мысли его ребенка заняты лишь одним — Локи.       Кратос не признавал это имя, Локи, которое путает мысли его мальчику и заставляет делать необдуманные вещи. В эти времена голос Кратоса не полон яда, но чаша вот-вот наполнится до краев и первая капля прожжет кожу до самой кости. Но больше всего это ранит самого Атрея, его сына, единственного родного человека. Потому чаще всего Атрей слышит приглушенное злое шипение, граничащее с ревом дикого животного.       Лишь один раз из уст Кратоса это имя прозвучало в более-менее нейтральном ключе. Тогда он смаковала его, пробовал на вкус и звучало это действительно необычно, по-новому, словно это абсолютно другая личность, не похожая на сына.       Бывало, отец зовёт его, а он так увлекся чтением или очередным рисунком, что никого не слышит и не видит. Тогда Кратос подходит не спеша, останавливается в паре метров и украдкой наблюдает за любопытным взглядом, как голубые глаза сияют восторгом, а после отвлекает легким прикосновением к плечу и ладонь лежит так правильно, что Атрей хочет продлить это мгновение. Юноша будто не ощущает приятную хватку, поворачивает голову лишь тогда, когда мягкий, с хрипотцой баритон зовет настойчивее и это не то же самое как на поле битвы или в гостях у друзей гномов.       Это личное.       Что-то спокойное, как огромное синее море, это мягкие лучи закатного солнца, это буря, которая настойчиво бьется в дверь, это обеспокоенность, которая сквозит через каждый слог.       Именно в такие моменты у Атрея пробегают мурашки по всему телу, незнакомое трепетное чувство оседает где-то в животе. Йотун не знает, что с этим делать.       Ещё Атрею нравится, как голос отца дрожит, еле заметно, но он подмечает каждую деталь, когда тот всеми силами пытается помочь ему, но не имеет ни малейшего понятия как.       Тогда-то и у самого юноши начинает вздрагивать голос.       Но Атрею совершенно не нравится, как кричит его имя отец.Будто грозный медведь сталкивается со свирепым волком. В подобные моменты на йотуна обрушивается волна гнева. Это гнев обиды и невысказанных слов, он понимает, что позже пожалеет о сказанных словах, но ничего с собой поделать не может. Ярость бурлит в крови от негодования, почему все не может быть … по-другому.       Фрейя…       Единственна богиня, которая произносила его имя так, будто он ее собственный сын. Временами Атрею становилось грустно, ведь каждый раз воспоминания проносились мимо него с такой скоростью, что йотун не успевал за ними, он пытался, действительно пытался ухватиться за них, но они ускользали всякий раз, стоило только услышать на пару секунд этот приятный женский голос, как Фэй пела колыбельную на ночь о зимнем сне, и грезы о весне не заставили себя долго ждать. Весна…       Затем реальность мигом обрушилась на него, словно лавина изо льда и снега.       Это лишь Фрейя, королева, которая потеряла все, но никогда не переставала заботится об Атрее после всего случившегося. Йотун был крайне признателен ей, в руках Фрейи он плыл по течению, и сходить с этого пути не хотелось совсем.       Фрейя, как и Кратос, готова сделать ради своего ребенка все на свете. Пусть Атрей и не был ее сыном, но она уверена, юноша вырастит достойным человеком.       Бывало, что богиня повышала на йотуна голос. Пару лет назад, когда впервые увидела стрелы из омелы и совсем недавно, когда узнала о намерениях Атрея пойти к Одину. Голос богини был не зол, нет, он был сломлен и хорошо скрыт за пучиной грубости, как это делает обычно отец.       Богиня не могла не заметить взгляд, полный непонимания, несбывшихся надежд и долю утраты в глазах юноши, когда она отвергла предложение Атрея, еще тогда, в Мидгарде, просто отшвырнула подальше этого мальчишку.       Она никогда не забудет. Как произнесла всю горькую правду, как не желала подпускать его к себе близко, как пообещала отомстить Кратосу не смотря ни на что. Это были безжалостные слова, которые сейчас она бы взяла обратно, ведь на самом деле причинять боль такому славному мальчику она абсолютно не хотела.       Ни для кого не секрет, что богиня почти никогда не называла его вторым именем. Все было до банальности просто, это имя, Локи, ассоциировалось у нее с Асгардом, о времени, проведенном в мире асов.       Фрейя терпеть не могла собственное асгардское имя. Фригг. Будто личная зверушка Всеотца, а не великая и прекрасная богиня ванов, не королева самих Валькирий, не богиня любви и плодородия.       Однако, Фрейя догадывалась, что Атрей увлечется Асгардом, он просто не мог не поддаться такому явному искушению, Один затуманит разум любому и юноша не был исключением. Тяга к знаниям, к ответам, к чему-то новому и неизведанному была сильнее, чем может показаться на первый взгляд.       Ангрбода произносит имя Локи так ласково, непринужденно, словно оно было выковано для него. Когда она зовёт его, то у йотуна складывается впечатление, будто он именно там, где и должен быть. Этот мир великанов так необычайно красив и печален, что Локи хочет остаться здесь подольше.       Пусть Ангрбода немного грубо успокаивает его, но Локи это нравится, она ведь в конце концов не со зла это.       Она звала его так, будто они знакомы не пару часов, а несколько лет и это было чистой правдой, только для нее, а вот Локи об Ангрбоде не знал ничего, но было приятно встретить ровесника, к тому же девочку.       Ради нее йотун был готов пойти на многое, рискнуть своей жизнью ради одной солнечной улыбки на ее губах.       Не то чтобы щеки пылали каждый раз при взгляде на нее, но возле солнечного сплетения так тянуло, жгло и сердце срывалось с привычно ритма, что становилось дурно.       Ангрбода была глотком свежего воздуха в жизни Атрея. Она как никто другой понимала его, видела хоть и не насквозь, но еще чуть-чуть и проберется под кожу и осядет там на долгие годы.       Ее голос, когда она в очередной раз звала его, ласкал слух, и в этот момент йотун осознал, что ему нравится имя, данное матерью. Еще Локи питал дикую слабость от того, как оно звучало из уст Ангрбоды. Свободно, без тени презрения или яда, без намека на подозрительность, наоборот, это жгучий интерес к его персоне.       Пожалуй, Локи был озадачен ею. В хорошем смысле. Неясное чувство в который раз охватило йотуна, в этот миг он словно горел изнутри.       Все-таки был один человек, точнее ас, который на дух не переносил несносного мальчишку, вечно путающегося под ногами.       С ним Атрей впервые ощутил, какого это, быть жадным на прикосновения.       Интонация, с которой ас говорил про Локи, была вся пропитана сарказмом, тщеславием и своеобразным отвращением к народу великанов. У Хеймдалля был целый список любимых словечек на счет этого мальчишки. Как он его только не называл, и хорек, и полукровка, и хаос во плоти. Такого разнообразия Локи еще не слышал ни от кого. Йотуну не составляло труда игнорировать стража Асгарда, но бывало и такое, что в мыслях проскальзывало нечто такое ледяное и одновременно лихорадочное, что он не мог выбрать что-то одно.       Хеймдалль состоял из сложной гаммы оттенков. Начиная от глухого раздражения, заканчивая показным равнодушием, что противоречило друг другу. Он поражался глупости и незнанием очевидных вещей, а еще сам страж Асгарда был полностью уверен в своем превосходстве и потому всех остальных считал назойливыми мухами, не достойными его внимания, а тем более внимания Всеотца. А вот преданность Хеймдалля была на высшем уровне, он готов был глотки рвать и защищать свой мир от таких как Локи.       Хеймдалль для Локи был морозной свежестью и дымом от костра. Это кровоточащие раны, которые не закроются никогда, лишь потому что ас этого не позволит.       Хеймдалль был сложным, это еще мягко сказано, он не был загадкой, но и не был открытой книгой, вот только Локи желал влезть под кожу этому асу. Йотун догадывался, почему хранитель Гьяллархорна был так недоверчив, груб и враждебен чуть ли не ко всему живому.       Локи был в замешательстве и не знал как реагировать, что думать, а тем более как помочь стражу. Ведь в помощи на самом деле последний не нуждался от слова совсем, а сердобольность он не потерпит, тем более от полукровки.       Хеймдалль всегда знал, о чем думают жители Асгарда, видел сквозь все шутки и белую ложь настоящие намерения, те лишь пытаются быть дружелюбными ради собственной выгоды, а на остальных им глубоко плевать.       Неудивительно, что у стража никогда не было выбора, ведь Хеймдалль посчитал, что лучше уж жизнь в одиночестве и несчастье, нежели в притворстве.       Локи, как и самому стражу, хотелось одобрения, неважно в чем, но оба никогда не признаются и не покажут ни единого намека на свое желание. Гуллтоппр любил своего хозяина как никто другой, на поверхностном уровне это было даже мило, но стоило прислушаться внимательно, как становится очевидно, Хеймдаллю было плевать на зверя с высокой крыши.       Возможно, Локи надеялся, что они смогут разговаривать и проводить время … спокойно?       Может быть, он желал на самом деле чего-то больше, оно таилось в самых дальних уголках его души.Локи задыхался от острого желания ощутить жаркое, сбитое дыхание, словно они в самом разгаре битвы, хотел в мертвой тишине услышать низкий, бархатный голос аса, ощутить приятное покалывание возле сгиба шеи и все эти жесты казались ему далеки от любовных, просто йотун был жаден на прикосновения, так же как и сам Хеймдалль.       Один, король асов и отец самых прославленных сыновей. Каждая клеточка тела кричала о том, что нужно держаться от него подальше, но как уговорить ненасытную душу, которая требует ответов?       Один общался с йотуном на равных и это не могло не подкупить юношу, Всеотец отзывался о мальчишке с неподдельным интересом, ему нужен был кто-то смелый, любознательный, кто-то инициативный, еще совсем молодой, чтобы он смог из неограненного алмаза сделать самый настоящий бриллиант, бесценная зверушка в его коллекции.       Один считал, что мальчишка просто идеально вписывается в его семью. Как у такого кровожадного монстра, как Кратос, вырос настолько привлекательный, чувственный мальчик, который тянется ко всему неизведанному?       Локи не знает, чего хочет, не знает, чего ожидать, но все равно незримое чувство ведет его все дальше и дальше, главное не утонуть в непроглядной тьме.       Один же будет раскрывать юношу, постепенно, с той грацией и нежностью, на которую он способен, разбудит все тайные желания Локи, заставит оголить свою душу полностью, без остатка.       Голос Одина был приятным, даже чарующим, дружелюбный тон по отношению к Локи был таким искреннем, что юноша не мог не поверить ему. Это как прохладный ветер в знойную жару, легкий, не давящий, заставляющий чувствовать себя по-особенному. Это словно дождь среди ясного неба, который приятно охлаждал разгоряченную кожу.       Сказать, что Локи был польщен таким отношением, это ничего не сказать. Каждый раз юноша всячески пытался не забывать, ради чего он все это затеял, оглядываясь назад, йотун понимал, что возможно это была плохая идея, ведь бессчетное количество раз юноша терял голову, возомнил себя чемпионом великанов, совершенно забыв учения отца.       Даже несмотря на то, что йотуна зовут всегда по-разному, юноша был на седьмом небе от счастья, ведь из уст других людей каждое имя звучало по-своему прекрасно.