Жаропонижающее

      Уже несколько часов, как солнце скрылось за горизонтом. Температура в комнате наконец стала терпимой, но Коллеи было всё равно - ей было холодно, ужасно холодно, настолько, что хотелось сжаться в комок и хотя бы на несколько минут заставить весь остальной мир исчезнуть. Нужно поспать. Хотя бы немного. Нужно попытаться вздремнуть, чтобы мысли перестали путаться и стали хотя бы сколько-нибудь внятными. И насколько бы было легче, если бы кафель не был таким обжигающе ледяным, а голоса, все как один, и шум на фоне были тише. Она закрывает глаза.       Ей нужно хотя бы несколько минут, хотя бы несколько секунд, но в небытие - подальше отсюда. Мир на секунду затихает, и Коллеи уже готова облегченно выдохнуть, но дыхание перехватывает от громкого и резкого "Не спать!", которое звучит у неё прямо возле уха, так близко, что она чувствует чужое дыхание у себя на щеке. Знакомый голос заставляет вздрогнуть, сжаться ещё сильнее и моментально проснуться.       Коллеи почти рефлекторно вскрикивает, но получается только тихий сдавленный всхлип. В голове что-то щелкает, она задерживает дыхание, боясь, что если выдохнет, что-то сломается. Она чувствует под головой мягкую подушку, перед ней стоит её ночник, холодный кафель превратился в простынь, спецодежда - в пижаму, а чужой резкий голос и приказной тон и вовсе растворяются в шуме ветра за окном. Она дома. Всё хорошо. Это наверное просто сон. Она отключилась?       Коллеи натягивает тонкое одеяло выше, поворачивается на другой бок, и глаза слипаются, мир снова расплывается. Ей кажется, что она слышит шаги прямо возле себя, шорохи за окном снова звучат как звон медицинских инструментов, рядом кто-то бормочет, и она чувствует, как за плечо её хватает рука в перчатке, а через секунду другая, уже без перчатки, сдавливает запястье, прощупывая пульс - так резко и грубо, что вопрос явно в его наличии, а не частоте. Прикосновения обжигают, её тонкая и тёплая кожа резко контрастирует с чужой, шершавой и холодной. Коллеи хныкает и пытается высвободить руку, но хватка только усиливается, и сопротивление с её стороны сразу прекращается. Эти прикосновения ни с чем не перепутаешь, и Коллеи даже в полубессознательном состоянии, где-то на уровне приобретённых рефлексов, знает, чем может закончиться её самодеятельность. Руки, которые вдруг дотрагиваются до всех мест, которые посчитают нужными, кажутся такими привычными, что Коллеи старается не обращать на них внимания. Они быстро исчезают, если не мешать им делать то, что они хотят. В голове эхом отдаётся "не дёргайся, будет больнее", как мантра, как татуировка прямо в мыслях, которую ничем не свести.       Ей никогда не нужно было повторять дважды.       Пронзительно холодная рука ложится на лоб, и у неё от неожиданности перехватывает дыхание, она пытается открыть слезящиеся глаза, но видит перед собой только синие, белые и бирюзовые пятна, которые никак не складываются в цельную картинку. До неё доносится целый хор голосов, но все они звучат до странного одинаково - совершенно идентичные по тембру резкие приказы и такой холодный тон, что Коллеи ёжится. Они говорят о ней - что-то про температуру, пульс выше нормы, лихорадку и жаропонижающие. О архонты, нет. Только не лекарства.       Чужая рука, наконец, отпускает её запястье, и она пытается отползти в сторону, насколько это возможно, но её снова хватают за руки и тянут обратно, не давая уйти, и она сразу же бросает попытки. Ей что-то шепчут на ухо, но она не может разобрать ни слова. Коллеи хнычет и вытирает рукой глаза, снова пытаясь открыть их.       В голове опять что-то щёлкает, и белые стены палаты темнеют, снова становится тихо. Не исчезли только руки, крепко держащие её за плечи и не оставляющие ни шанса сдвинуться с места, но теперь они ощущаются... иначе. Коллеи открывает глаза и успевает заметить свою подушку, свой ночник рядом с кроватью, какую-то чашку и что-то светло-зеленое прямо перед тем, как глаза снова сомкнутся.       Она всё ещё чувствует, как чья-то рука снова дотрагивается до её лба, проводит по волосам и шее, и она замирает, потому что не понимает, что происходит. Она совсем не узнаёт эти движения - они кажутся мягкими, почти что нежными. Совсем не похожими на то, к чему она привыкла. Коллеи хочет что-то сказать, но не успевает - конечно, ей показалось. Перед глазами опять мелькает что-то бирюзовое, голос повторяет что-то похожее на "тихо, Коллеи, успокойся". Её резко тянут за волосы, вынуждая сесть, и держат за подбородок, заставляя поднять голову. – Смотри на меня.       Она мотает головой и пытается отпихнуться, но волосы сжимают сильнее, а вторая рука опускается ниже, на шею, не давая отвернуться. Она цепляется за неё, но, увы, ей не хватает сил сделать хоть что-то. – Ты должна выпить лекарство.       Выпить… Какая удача. Она вспоминает, как обычно оно вводится внутривенно, и никто её об этом не спрашивает и уж тем более не предупреждает. Помнит, как её держат за руки и за ноги так, чтобы она не могла дёрнуться, и всё, что она чувствует - это бессилие, обиду и сильное жжение где-то в сгибе руки, как будто в шприц набрали что-нибудь лишь чуточку прохладнее расплавленного железа. – Я не хочу… Я ничего не буду пить… Отстань! Отпусти меня!       Она зажмуривается посильнее и готовится - она знает, что после таких её выходок обычно следует пощёчина или что-нибудь не менее болезненное, но ничего не происходит. Коллеи начинает плакать. Она знает, что этого делать нельзя. Она знает, что это не поможет, что это раздражает, что ей сейчас же скажут заткнуться и вколят успокоительное, если она не сделает это немедленно.       Она ждёт, но ничего не происходит. Хватка немного ослабевает, глаза слепят белые стены помещения, взгляд едва ли может на чём-то сфокусироваться, и всё, что попадает в поле зрения ограничивается только большим сине-бирюзовым пятном в белом медицинском халате. Коллеи пытается отвернуться, но ей не дают, где-то рядом она слышит постоянное “тише, тише”. – Открывай рот. – Не надо… Пожалуйста… – Коллеи?       Ей правда хочется успокоиться, но ей страшно, очень страшно, и всё ещё жутко холодно. Её больно тянут за волосы и не дают повернуть голову, она понятие не имеет, что за лекарство её сейчас заставят выпить. Снова заставят - это лишь вопрос времени и нескольких угроз. – Тише. Посмотри на меня.       Что-то поменялось. Она не сразу понимает, что рука, которая только что держала её за волосы, теперь осторожно убирает ей пряди с лица, а вторая мягко гладит по щеке.       Ей подносят стакан ко рту, и она сразу узнаёт его – этот стакан стоит у неё дома, рядом с ночником, возле кровати с мягкой подушкой. Никакого кафеля. Никаких больничных халатов. Никаких бирюзовых и синих пятен и железной хватки в синих перчатках на запястьях. Она рефлекторно делает глоток и сразу морщится, чувствуя горечь, и тут же отталкивает стакан от себя. – Тише, Коллеи. Видишь? В этом нет ничего страшного. Это просто жаропонижающее.       Она чувствует, что её обнимают, она упирается в чьё-то плечо и совсем не понимает, почему к ней проявляют столько нежности. Неужели на этот раз её истерика сработала? У Коллеи кружится голова – перед глазами мелькает то ночник, то кафель. Перед глазами мелькают бирюзовые пряди – и объятья тут же становятся такими тугими, что ей трудно дышать, она просит отпустить её, но слышит только тихий хриплый смех, такой же холодный, как тот голос, что она слышала недавно. Она чувствует, как её целуют в лоб, как успокаивающе гладят по спине, и пытается высвободиться. Волос либо едва касаются, либо тянут со всей силы - она не очень-то понимает, что именно чувствует. – Тшш. Ну же. Я же не сделаю тебе больно. Успокойся. Сейчас у тебя спадёт температура.       Этот голос звучит иначе. Он уже не такой холодный. И от него по привычке не хочется забиться в угол. От него не ожидаешь приказов, странных медицинских терминов и угроз о том, что в следующий раз с ней не будут так церемониться.       Коллеи расслабляется. Она вытягивает руку, случайно проводя ей по чужим волосам. Прямые. Не волнистые. Перед глазами снова мелькает что-то зелёное. Рукой она чувствует на голове что-то ещё, что-то мягкое и пушистое. Уши?       Первые лучики солнца уже успели проникнуть в комнату и упасть на маленький светильник возле кровати. Но Коллеи их не застала – она наконец уснула. Ей наконец стало тепло, и хор одинаковых голосов на фоне совсем стих.       Тигнари думает о том, что завтра она точно не пойдёт в дежурство. Придётся Коллеи отлежаться пару дней. Он только надеется, что ничего серьёзного она не подхватила, но уже готов доставать из своих запасов все лекарственные травы, которые у него есть, и справляться своими силами.       Обойдёмся как-нибудь без докторов.