Небо над пропастью.

      Время текло не минутами. Оно ускользало часами, заманивая солнце переползать косыми лучами от стены к стене. Но мальчик этого не видел. Спрятав лицо в сгибе левого локтя, он неподвижно лежал на спине у порога своей комнаты. Телефон выскользнул из расслабленной ладони правой и бесполезно валялся рядом. Время, планы, желания и невысказанные идеи, случайные мысли – всё исчезло, разум словно оглох. Единственное живое пульсировало и скреблось, пробирало от груди до желудка, накатывая болезненно-желчными спазмами – виток заостренных чувств. Неверие, злоба и страх.       От запаха выпечки тошнило.       Но мальчишке не хватало воли встать и что-нибудь с этим сделать. Он лишь давил остатки истерики, прикусывая локоть зубами и затирая до болезненной красноты мокрые глаза. Остаться на этом клочке пола навсегда казалось естественным. Горечь саднила, не позволяя думать, ограждая от важного и самого страшного вопроса – что ему теперь делать.       Никогда, ещё никогда в жизни он не оставался сам по себе один. Не решал, не выбирал, только следовал и доверял. Всегда перед глазами – спина старшего брата и протянутая назад рука, крепко сжимающая и ведущая. Мальчик судорожно сжался, преодолевая очередной всплеск истерики, а затем шумно задышал, расслабив тело.       Ему бы только не завыть как в детстве.       Стук.       Глухой отзвук со стороны кухни. Послышалось?       Локоть отпрянул от лица, и глаза напряженно уставились в потолок. Его чувства сейчас были острее прочего, и мальчик замер не дыша, вслушиваясь в звуки квартиры. Он позволил себе пару осторожных вдохов, а затем уловил глухой стук снова. Дверь. Сеймей? – с надеждой всколыхнулось что-то теплое в груди, заставляя подняться. Но стоило вернуться в гостиную, и брошенная на полу записка болезненно напомнила о реальности.       Кто же?       Сознание никак не хотело проясняться – страх сковывал движения, но рефлексы вели его тело. С неимоверной усталостью мальчик привалился к двери и заглянул в глазок. Светлая голова неизвестного слегка исказилась в линзе, мальчишка озадачился, отпрянув от двери.       Стук. Звук начал раздражать.       Спонтанный рывок храбрости, чтобы изгнать помеху из его уединения. Мальчик дернул вертушок внутреннего замка и на тонкую щель приоткрыл дверь. - ..ма Соби..       Он ничего не хотел слушать. - .. Сеймей попросил меня..       И даже не смотрел с кем говорит. Перебивая огрызнулся: - Уходите, мне ничего от вас не надо.       И захлопнул дверь, щелкнув замком, надеясь, что эта преграда упрячет его от всех.       Било в висках, и мальчик сполз на пол, ошалело осознавая свою дерзость. Внутри всё снова заклокотало обидой и разочарованием, злобой и нежеланием принимать новую реальность, какова она оказалась теперь. Вцепившись зубами в костяшки пальцев, он пытался побороть новую волну истерики, когда запоздало в памяти раздалось «Сеймей» голосом неизвестного человека.       Он ведь сказал это? Он назвал его имя.       Отпуская измученную руку, мальчик зашарил по квартире глазами. Записка. Что там было? «… я попросил.. друга..». Он поджал губы – ему никто не нужен.       Никто, если это не Сеймей.       Сидеть, облокотившись о дверь оказалось не столь удобно, как лежать, но даже так мальчик не торопился подниматься. Он проследил как солнце перебралось с диванных подушек на кресло и широкими полуденными мазками разлеглось на ковре. Сеймей позволил ему выбрать этот ковер. И хоть тот едва вписывался своим пестрым окрасом в стилизованную монохромность гостиной, брат одобрительно улыбнулся.       От предмета к предмету мальчик неторопливо, будто заново, всматривался в такие обыденные для него вещи. Всё было сделано по вкусу Сеймея, но расставлено так, как хотелось ему, за исключением книг на полках. Брат много читал, а телевизор был больше для фона. Они много сидели на этом диване, но Сеймей никогда не позволял за ним есть. Он любил чистоту, порядок и уходить от ответов. Откуда эта обставленная с легким шиком квартира, хорошие вещи, вкусная еда? На что они ходят в музеи, кафе и парки? Откуда деньги на карманные расходы? Кем и где работает Сеймей? Кто он за пределами этой квартиры?..       Мальчик уставился на ряды книг в шкафу на другой стороне комнаты – Сеймей держал при себе ответы на эти вопросы, а ему всегда доставалось лишь заботливое «не нужно об этом думать». И вот теперь у него не осталось и этого. Ничего, что могло бы дать объяснение, подсказку. Только выдранный из блокнота лист с прощальными словами и..       Он не хотел вставать. Не хотел ощущать сковывающее поясницу онемение. Не хотел смотреть в глазок. И уж тем более не хотел - увидеть в нём отдаленный светлый затылок. Он всё ещё здесь?       Сомнения заглушали желание ухватиться за последнюю нить. Неизвестность пугала, но она же и манила вероятностью ответов. Его бесцеремонное «уходите» было спонтанным и грубым, что теперь смущало. Ладонь сжимала дверную ручку уже несколько минут – от былой храбрости не осталось и следа.       Реакция Бойца заставила Соби мгновенно обернуться. Дверь за ним открылась чуть больше чем в прошлый раз, а эмоции на лице мальчика резко изменились, он был скован неловкостью и смотрел в пол. - Вы.. Вы всё ещё здесь? – голос изменился до неузнаваемости.       Соби пришлось спешно потушить сигарету и подняться, чтобы не упустить выпавший шанс. - Если ты не хочешь, чтобы я заходил, - Соби пытался сказать это как можно более дружелюбно, - я могу остаться снаружи. - Что? – опешил мальчик. - Мне только нужно за тобой присматривать, - уточнил Соби, наблюдая как мальчик тушуется еще сильней. Ему и самому мало нравилась эта ситуация. – Если я тебя пугаю, то останусь здесь. - Здесь? – забывшись мальчишка взглянул на него с удивлением. – На лестнице?       Измученные слезами и усталостью, его глаза всё же оставались выразительными. И красивыми. Сеймей щурился и хищно смотрел сквозь слегка приподнятые веки. Глаза же мальчика были по-детски округлыми и распахнутыми в искреннем выражении эмоций. Сине-фиолетовые. Как аметист.       Мальчик вспыхнул и смущенно отвел взгляд. На него слишком пристально смотрели через очки, и он терялся, ощущая слишком близкую дистанцию. - Лучше уходите, - ему хотелось закончить эту неловкую сцену поскорее. - Не могу, - Соби осознал, что смутил мальчика и отвернулся в сторону.       На языке повисло «это приказ», но его бы не поняли. Пришлось выбрать что-то более простое и понятное, хотя совершенно ему чуждое: - Я пообещал.       На место смущению пришла растерянность. Мальчик сжимал ручку двери и не знал, как поступить. Чего ждал от него Сеймей?       «Входите» прозвучало очень сдавлено и едва слышно, и мальчик спешно скрылся из виду, оставив Соби перед приоткрытой дверью. Тот был готов к совершенно иной реакции, и теперь настороженно смотрел в оставленное для него «окно». Сеймей оставил без пояснений свой приказ, а Соби не знал, было ли так необходимо ладить с мальчиком, чтобы присматривать за ним. Он попытался вспомнить, как улыбается его Жертва своему младшему брату. Так, как никому более.       Соби поправил сумку на плече и зашел в дом.

***

      Торопливые напористые шаги было слышно ещё до того, как дверь распахнулась. Это всегда походило на бурю из грозно вскинутых плеч, высокомерного взгляда и голоса с вызовом. - Рицу! – она врывалась порывом ветра, разгоняя застоялый воздух аскетичного уединения.       Мужчина не спешил отрывать взгляда от монитора компьютера. Её удушающий парфюм был слышен от самой двери, и ему не было дела какое очередное неуместное своей кукольной чопорностью платье на ней надето и какого цвета ленты в её несуразно-детских бантах. - Ри-цу, - но маскарад невинного девичества умел рычать по-взрослому. Девушка в секунду преодолела расстояние и нависла над столом, в ожидании ответа.       Лиловое с черной каймой, рюшами и драпировкой.       Мужчина чуть наклонил голову, чтобы строгим взглядом поверх очков поймать назойливый раздражитель. Цвет темной стали его глаз отливал непроницаемым холодом, придавая не молодому лицу только больше стати. - Его засекли в Ниигате, - девушка ответно нахмурилась. Миловидное девичье лицо исказилось, и в искреннем негодовании проступили черты настоящей природы – морщинки в углах глаз и ещё не глубокие, но заметные складки на лбу и вокруг рта. Хотя последние, напротив, придавали выразительности её изогнутым в недовольстве тонким губам. Девушка была далеко не так юна, как старательно хотела казаться. - Я знаю, - мужчина был равнодушен, как к вопросу, так и к её напыщенному маскараду.       Женские причуды. Сам же, не смотря на расточаемую ауру недружелюбия и высокомерия, немногим за сорок он выглядел свежо и в некоторой степени привлекательно с высокими скулами и правильными пропорциями лица. Светлая кожа без изъянов, заостренные черты и тонкой линией сжатые губы. Если у него и была седина, то она терялась среди точено-ровных пепельных прядей, усеченных гранью удлиненного каре. Никогда не поправляемые за ухо, они ниспадали на лицо, добавляя ему мрачности. - Тебе что, нет до этого никакого дела?! – девушка с упрямством хлопнула по столу ладонью. Банка с иголками звякнула на краю стола.       Розовые ленты в тон платью. Две непослушные копны волнистых сине-голубых волос.       Мужчина отвел взгляд, откинувшись на спинку стула: - Это было ожидаемо. Что мы можем противопоставить природной связи? Ничего. Он пришел бы за ним рано или поздно. Нам и так достаточно долго удавалось держать его вдали. - Этот Аояги забирает нашего, может быть, последнего лучшего Бойца, – равнодушие собеседника только накаляло её. Руки сжались на краю стола. – У нас не безграничный запас боевых пар! Как по-твоему мы можем сохранять лицо лучшей школы? Или ты настолько бездарный директор, что.. - Не самого лучшего, скажем, - он перебил мягко, но смотря на девушку снизу, всё ещё был свысока, - Акаме Нисей чуть выше среднего, хотя специфичен чтобы выделяться. Тем не менее, он природный Боец Сеймея и противостоять его воле не способен. У нас достаточно хороших Бойцов и без Акаме. Ты всегда чересчур заносчива в своём стремлении быть лучше остальных. - Ха? – она была задета, но больше возмущена. Зло прищурившись, девушка понизила голос, - я хотя бы стремлюсь создать что-то исключительно полезное, а не пытаюсь утешить уязвленное самолюбие.       Гордая своей речью, девушка развернулась, с отвращением мазнув взглядом по стене. Декорированный кирпич украшали ряды черных рамок разных размеров. Во всех без исключения были бабочки. Мужчина молчал. - Я думаю, мы не должны так просто идти на поводу Сеймея, - она продолжала самоуверенно, приподнявшись и сев на край стола.       Сложенные стопками документы сгрудились под напором атласных оборок, - ты позволял ему это самодурство с самого начала. А теперь каждый его поступок приносит нам те или иные проблемы. Если у тебя не хватает характера с ним бороться, то я сама раз и навсегда решу этот вопрос.. - Слезь, - низкий голос холодом прошелся по её спине. Девушка замолчала. – Нагиса.       Резок и краток. Она задела его. Случайно или намеренно, но соскользнув со стола, она церемонно начала поправлять платье, отводя внимания от своей слегка ущемленной гордости. - Сеймей не единственный Аояги, который мне интересен, - мужчина сдвинул бумаги, высвободив из-под них очередную черную коробку. – Сеймей неуправляем, но предсказуем. В попытке вернуть себе своего Природного, он вряд ли потащит за собой младшего брата. - Этот ребенок может оказаться ни на что не годным, в то время как Акаме.. - Я не собираюсь устраивать бои, - мужчина вернулся взглядом к монитору. - Мы обучаем их этому! – рыкнула девушка, и не дождавшись ответа, грозно выскочила из кабинета, громко хлопнуть дверью. - Это бесполезно против Сеймея… ты и сама это знаешь.       Пальцы мужчины коснулись мягких клавиш клавиатуры в задумчивом ожидании, но взгляд неосознанно вернулся к коробке.       Могучие черные крылья с косыми красными полосами по краям. Поблескивающая бусина иголки в центре сплетения. За тонким стеклом покоилась очередная мертвая бабочка.

***

      Соби толкнул дверь, и она закрылась за ним, отрезав от внешнего мира. Тепло и уют. Простор и простота, с лаконично расставленными деталями интерьера. Соби чувствовал себя чужим и неуместным в этом уголке семейных уз. Даже дотронулся до дверной ручки снова, но остановился.       Приказ.       Тяжелая тишина окутывала квартиру, и Соби не решался её нарушить. Сумка осела на пол беззвучно, так же тихо были оставлены ботинки. Мягкой поступью он завернул к кухонной стойке и замер, увидев расправленный листок записки на полу. Было очевидным, о чем и для кого она была. Подняв, Соби смял её не читая, хотя последняя фраза была слишком заметной, чтобы не зацепиться за неё взглядом.       «Люблю тебя. Сеймей»       Это его изнанка. Обратная сторона жизни, которую Соби никогда не знал и не видел. Его Жертва умела улыбаться и быть притягательной в своей неоспоримо опасной силе. Но какой он был с этим ребенком? Как говорил и о чем? Как звучал его голос? Чем был наполнен его взгляд? Океан новых, некогда бессмысленных вопросов вдруг окутал Соби, находящегося в одиночестве в огромной по его меркам комнате. Ему дозволили соприкоснуться и слегка зайти за грань.       Связь дрогнула вновь. Но прокатившись рябью мелких волн, размылась о непробиваемую стену блока. Сеймей хранил неприступное молчание.       Скрипнула дверная ручка и Соби обратил взгляд в сторону коридорного проема. Неловко и тихо. Мальчик остановился на пороге гостиной и мужественно поднял взгляд. - Зал, кухня, - он говорил сдержанно, пытаясь спрятать все возможные следы своего горя. Рука спешно чертила в воздухе направления, но раздраженная краснота костяшек пальцев все же была заметна. - Тут моя комната, - мальчишка чуть обернулся, показывая назад, - ванная и..       Он запнулся лишь на мгновение. Чтобы упрятать всё то, что вдруг разом накатило, шумно вобрал воздуха в грудь и на выдохе закончил: - Комната Сеймея. Я не знаю, возможно, вы должны расположиться там. - Спасибо, - Соби не вдумывался в сказанное, а смотрел на мальчика тем пристальным изучающим взглядом, каким осматривают экспонаты в музеях.       Перед ним стоял особый, самый ценный и несоизмеримо важный предмет частной коллекции Сеймея, но что с ним делать, Соби не имел ни малейшего понятия.       Ощущая на себе этот взгляд, мальчик в какое-то мгновение шагнул назад и скрылся у себя в комнате, закрыв плотно дверь. А Соби потупленно смотрел на неё, обрисовывая в голове черты усталого, опухшего от слез мальчишеского лица.       Должен он что-то сделать или оставить всё, как есть?       Поверх всех забот этот вопрос преследовал Соби, пока он переодевался и принимал душ. Даже включив под конец ледяную воду, он встряхнул свои внутренние инстинкты и тело, но разум так и не вышел из оцепенения. Вода хлестала по плечам, холодом пробирая до позвоночника, когда Соби затерялся в воспоминаниях собственного одиночества.       В холодильнике продуктов было больше, чем того ожидалось – Сеймей подготовился заранее. Никаких сроков не было озвучено, поэтому Соби нашел в его комнате на столе записку и для себя. Она была куда более краткой: «Карта на все расходы. Разрешаю спать на своей кровати. Сей». Приложенную банковскую карту Соби положил на полку в кухне, решив, что на ближайшие дни еды уже достаточно и приступил к готовке.       Неуютно и странно. Быть там, где был он. Делать то, что делал он. Заменять его? Все предметы на кухне были выставлены под привычки Сеймея, лежали там, где он их определил. Трогать, двигать, смещать их было сродни вандализму. Он открыл форточку, чтобы закурить и замялся – мог ли?       Он наскоро приготовил обед и заварил чай. Есть не хотелось, но Соби не знал, что ещё должен сделать. Курить он всё же выходил на улицу, стараясь не хлопать дверью.       Мальчик не выходил. Из его комнаты и вовсе не доносилось звуков, а Соби не старался в них вслушиваться. Это было личное, и уж точно не для него.       Чужой здесь только он.       День раздражающе тянулся, едва-едва доползая до вечера. Соби оставил ужин на столе и, уходя в комнату, постарался донести это до мальчика. Но даже постучав, не получил ответа или хотя бы звука движения.       Оказавшись в комнате Сеймея, он закрыл её, прислонившись спиной.       Здесь повсюду был его запах. Соби глубоко вздохнул, прикрыв глаза – сильный и свежий, как морская волна. Рука сама потянулась к шее, опуская ворот водолазки. Пальцы прошлись по белым бинтам – впервые с сожалением за их чистоту. Быть так глубоко внутри другой стороны Сеймея, и всё же не ощущать его рядом – это задевало сильнее, чем он предполагал.       Сильнее, чем ему дозволялось.