Небо над пропастью.

      Ночь была долгой.       Бессонной. В неудобстве кровати, в клубящемся раздражении мыслей, в холоде сбитого к ногам одеяла, в духоте пропитанных слезами подушек. Проваливаясь в беспокойную дрему, и тут же просыпаясь с разочарованием. Злостью. Обидой.       Ночь позволяет быть честным. Но она безразлична к людским судьбам.       Усталость свалила Рицку ближе к утру, когда эмоции были выплеснуты и осталась лишь стылая пустота. Поэтому мягкое осеннее тепло, пробравшееся в комнату после рассвета, лишь мазнуло по оголенной спине, не дозвавшись. Мальчик очнулся ближе к полудню, когда чувство голода тяжестью осело в животе.       Вокруг снова была эта тишина. И на миг показалось, что ничего не было: ни записки, ни ушедшего Сеймея, ни слез, ни обиды. Кошмар, безумная плеяда бреда, приснившаяся накануне. Рицке бы так хотелось, но скребущий в желудке голод отдавал горечью, и пустота ощущалась не только физически.       Встать оказалось ещё сложнее – голова налилась тяжестью беспокойной ночи, а сознание словно продолжало спать. Тело двигалось лишь рефлексами, и Рицка потерянно замер на краю кровати. Это будет не просто.       Он гладил дверную ручку пальцами несколько минут, прежде чем набрался смелости открыть дверь. С облегчением не встретив никого, проскользнул в ванную комнату, и заперся изнутри. Почему-то душ казался спасением. Надеждой, что вода умеет смывать и уносить с собой всё ненужное, тяжелое, болезненное. Но сколько бы она не била по его плечам, Рицка так и не ощутил облегчения. Вода окутывала теплом, обманчиво подменяя заботу, но стоило провернуть вертушок – и одиночество напоминало о себе.       В зеркале отражался потерянный взгляд. В обрамлении опухших век с раздраженной краснотой в уголках он вызывал жалость и сочувствие. И можно было бы позволить этим чувствам внутри схватить себя и сжать, но он не был один на один с собой. На полке аккуратно мостился чужой бритвенный станок, и новая зубная щетка торчала из подставки. Мальчишка с усилием сжал губы, урезонивая накативший порыв эмоций. Глухая тишина. Рицка несмело ступил в гостинную. Всё казалось нетронутым, и словно неживым. Замершим, в каком-то миге прошлого, в ожидании щелчка двери и фигуры хозяина на пороге. Настоящего хозяина.       Тело само вело его в сторону кухни – чувство голода сжимало нутро, но мальчишка не знал, чего он хочет. Наверное, подойдет всё что угодно.       Пахло сваренным кофе.       Рицка вдохнул аромат, ещё и ещё раз. И вдруг, исказив лицо в отчаянной злобе, он схватил попавшую под руку чашку и замахнулся в сторону кофеварки. Это Сеймей варил ему кофе. Только он. Только ему можно! Но это было по-детски абсурдно. Ни кофеварка, ни тот, кто её включил, не были виноваты в Рицкиной злобе. Но..       Чашка с размаху разлетелась об пол. Мелкие осколки словно бусы разбежались со звоном.       - Замри.       Голос со спины неожиданно близко. И так ровно, что можно было понять – за ним давно наблюдают. Рицка сжал челюсти от стыда и обиды. Скрипнул зубами, зажимая шумное дыхание.       Безмолвно и гордо, босиком среди битого стекла. Тяжелые капли в уголках глаз.       Метла шаркнула осколками пол.       Вниз, мокрым холодом по щекам. Непослушно, неудержимо, подло. Время исказилось, затягивая в бессознательный транс.       Чашка гулко стукнулась дном о поверхность стола. Рицка дернул головой, словно вынырнув в реальность. Зеленый чай и утренний тост на тарелке рядом. С запоздалой неловкостью он обернулся, но поймал лишь движение закрывающейся двери чужой комнаты.       Пол был чист.       Он раздумывал несколько секунд, но всё же дернул форточку на себя. Прохладный осенний воздух вздыбил занавеску, и Соби смахнул её в сторону, прислоняясь к подоконнику. Сеймей, наверное, устроит ему за это, но сигарета просила быть выкуренной. В ушах ещё стоял звон стекла, а перед глазами худые мальчишеские плечи.       Соби не знал, что с этим делать.       Если бы ему сказали каждодневно защищать мальчика от врагов – он выполнял бы это безукоризненно. Укрывать тело, спасать его от любых физических атак – сколь угодно. Но мальчику нужно было совсем не это, и Соби терялся в неумении понимать чьи-либо чувства.       Рицка выглядел жалко, хрупко, непривычно чуждо. И так похожий на Сеймея, он словно с усмешкой искажал его волевой образ. Соби это раздражало. Эта несправедливая подмена – желая хоть сколь ближе оказаться к своей Жертве, ему позволили эту близость, но совершенно к другому человеку. К его искривленной копии.       Дым клубился в комнате, и Агацума не сразу это заметил, провалившись в раздумья. Вкрадчиво осматриваясь по сторонам, он ловил во всем дух Сеймея, его пристрастие к порядку и строгости, к комфортной простоте и книгам. Они были на столе и на полках, слишком заумные, чтобы Соби давался их смысл. Но в этом была его Жертва – возвышенно-утонченная, строгая и острая на ум.       Щелчок в коридоре привлек внимание Соби - Рицка снова закрылся у себя в комнате. В этом доме никто не курил и никто не ждал курящего гостя, поэтому Соби затушил сигарету о край жестяной банки, оставшейся из-под консервов. Стоило ли готовить ужин – вчерашний остался нетронутым. Объявил мальчик голодовку или просто не в состоянии есть. Пальцы вдруг ощутили острую пустоту – хотелось вложить кисть, и отвлечь себя от всего за мольбертом. На час или два, или, может, до самой ночи. Вместе с красками в холст впитывались все его мысли, и с картинами Соби умел разговаривать лучше всего.       Он потянулся к сумке и извлек пластиковую папку. Внутри обнаружились чистые листы и карандашные наброски. На маленьком обрывке на скрепке было обрисовано лицо красивой женщины с длинными светлыми волосами. Под ней в профиль выглядывал парнишка с кучерявой копной и пирсингом на ухе, ещё был набросок то ли девочки, то ли мальчика с волнистыми длинными волосами и повязкой на глазу. Соби пролистнул ещё ряд набросков и взглянул на один из портретов – доведенный до идеала в линиях и тенях на него смотрел Сеймей. Он снова невольно дернул Связь, но, как и все эти дни ранее – не услышал ничего, кроме мрачного молчания. Достав новый чистый лист, Соби присел на полу у кровати и принялся снова что-то набрасывать карандашом.       С этого дня дом погрузился в туманную пелену тишины, и мельчайший звук разносился по всем её пределам. Они словно играли в шахматы, перемещаясь по квартирной доске поочередно, избегая пересечений, словно в попытке сохранить фигуры – они хоронили эмоции внутри себя. Звук шагов и хлопок двери, как сигнал к ходу противоположной стороны.       Мальчик переступил через себя, решив есть то, что участливо оставляли на столе несколько раз в день, к удивлению отметив, что это было более чем съедобно. Больше не было битой посуды и других порывов выплеснуть злость. На место всему пришла апатия, которая выражалась в бессмысленном созерцании времени. На столешнице оказался затейливый узор мраморных нитей. Краска на ручке верхнего кухонного шкафа затерлась. Занавески в гостиной слегка не доходили до пола. В шкафу было слишком много книг, которых он даже не брал в руки.       А пакетированный чай не так уж плох вместо кофе.       Рицка перелистывал одну и ту же страницу в пятый раз, но пробегая взглядом по строчкам, не улавливал смысла. Задержавшись у шкафа в один из дней, он думал, что займет свой разум хоть чем-то, но тщетно. Слишком много в его жизни было завязано на Сеймее, мысли о котором он старательно прогонял из головы. И как результат – не было ничего иного, он оказался пуст.       Он ничего не значил без Сеймея. А потому само существование Рицки вдруг оказалось..        - Бессмыссле..       Входная дверь щелкнула за спиной, и парнишка осекся. Плавая в самом себе он утратил счет их партии и пропустил ход – теперь они были на одном поле одновременно. Вскакивать и прятаться в свою комнату было бы не столько грубо, сколько нелепо.       Агацума заметил спину мальчишки на диване, когда разувался, но не сделал на этом акцента. Подхватив пакеты с продуктами, он проследовал на кухню, продолжая хранить негласный обет молчания.       Книга всё ещё была открыта, но Рицка бросил попытки её читать. Он вслушивался в движения позади себя и находил эти звуки очень умиротворяющими. Шелест пакетов, стук переставляемой посуды, шум воды, мерное движение ножа, щелчки. Голова сама обернулась, когда послышался звук шипящего на сковороде масла.       Он был другой. Задумчивый и мягкий, со сползшими на кончик носа очками, с волосами, по-домашнему небрежно замотанными в пучок. У строгой черной водолазки с воротом под горло были по-простому закатаны рукава, обличая худые жилистые руки, грациозно двигающиеся в выверенном такте. Расслаблен, но сконцентрирован – ни единого лишнего движения, ни единой эмоции.       «Кто ты такой?», - взгляд Рицки никак не мог оторваться от ножа, шагающего по доске с шинкованной зеленью.       Он даже не понял, что это была его первая мысль за прошедшие дни, не зацикленная на себе самом.

***

      Свет монитора ярким пятном обрисовывал лицо мужчины на темном фоне и вытягивал за его спиной мрачный силуэт тени. За окном не было даже сумерек, но плотные шторы отрезали пространство от внешнего мира, и комната больше походила на обитель злобной твари, нежели на представительный кабинет директора. Чья-то невысокая фигура волновала край занавески у окна, но непривыкшие к полутьме глаза, не могли рассмотреть её очертания. А парень и не пытался. Высокий, русый, с толикой небрежности в волосах и взгляде, с заложенными в карманы руками, он невозмутимо стоял по центру комнаты, не желая ступить ближе. Сила Бойца читалась в нём. Его светлые глаза бесстрастно шарили пространство, время от времени возвращаясь к замершей в ровных очертаниях тени напротив. В то же время его спутник, круглолицый парнишка на голову ниже ростом, не разделял подобной уверенности, и притаившись за его спиной нервно сжимал вспотевшие ладони. Как оттиск мрака, тень виделась ему надменно возвышающейся над всеми.       - Ну? – у тени был хозяин, и он не картины ради вызвал их сюда.       Русоволосый нехотя опустил глаза и всё же ощутил привычное для каждого посетителя этого кабинета смятение – линзы очков директора бликовали ярким светом, а его осанка и наклон головы не давали понять, куда направлен его испытующий взгляд. В монитор, отвлеченный первостепеной важности делами. Или… В лицо посетителя, ловя его на малейшей попытке хоть что-либо утаить.       - Ещё не нашли, - при всей самоуверенности парень выдержал эту зрительную пытку лишь пару секунд, снова отведя взгляд. Его спутник напрягся, невольно качнув Связь.       Тень даже не дрогнула. Мужчина недвижимо хранил молчание, будто сконцентрированный на чем-то ином. Возможно всё же что-то важное было в этот момент на его мониторе.       Или он ждал. Ждал неумелых, слабых трепыханий – бесполезных попыток оправдаться. И с каждой уходящей секундой тишины это становилось всё более и более очевидным.       Первым не выдержал сторонний наблюдатель. Движение было раздраженным и всколыхнуло штору, привлекая внимание. Образ у окна стал узнаваем, и парни рассмотрели пышные волны волос, лишенные цвета в царствующем мраке. Нагиса претензионно повернулась спиной, неодобрительно покачивая головой. Она уже это наблюдала, абсурдное количество раз.       Парень зло поджал губы, не желая прогибаться под ситуацию. Но молчание недвусмысленно тянулось, и он шумно вздохнул.        - Вы дали нам список в пятнадцать координат и неделю, - ничего не оставалось кроме как нападать. - При том что пять из них – это даже не соседние префектуры. Нас с Шио только две пары. Сохранять скрытность и не выделяться.. Это требует большего времени.        - Сколько осталось? – прервал тираду Минами, наконец, совершенно точно взглянув на стоящих перед ним парней – линзы больше не бликовали, а отражали опасливо пристальный взгляд.        - Три, - бросил парень.        - День, - вердикт. Неоспоримый, не в качестве милосердия, а как подведенная черта, заступать за которую нельзя ни при каких обстоятельствах.       Минами перевел взгляд за спину парня – второй мальчишка выглядел напряженно, сцепив пальцы на локте своего друга. Маленькое смуглое лицо с выразительными чертами искажала тревога, но он не прятал взгляд. Потоки силы ощутимо витали в воздухе вокруг них, и мужчина сощурился, адресуя свои слова лишь ему.        - Дрессируй своего Бойца, Токино. Или мы решим это по-другому.       Они дернулись оба. Первый в попытке огрызнуться, второй – из всех сил обхватывая сзади, чтобы сдержать.        - Не надо, Рейнджи, не надо! – не смотря на рост, видимую слабость и волнение, мальчишка был крепче, а его сила куда разительней силы собственного Бойца.        - Все представления за дверью, - строго осек Минами. – У вас день.       Было слышно, как русоволосый парень рыкнул несколько раз, выталкиваемый своей Жертвой из кабинета. Сила клубилась, и Минами хмуро проводил их взглядом.        - Цирк, - брезгливо бросила Нагиса, как только дверь закрылась.        - Они всё чаще теряют контроль, - мужчина был раздражен не меньше.        - Нет, - она снова повернулась к Минами, - я о тебе. Ты сам всё это провоцируешь, выворачиваешь ситуацию так, чтобы всегда смотреть на людей сверху вниз. Ты только забываешь, что подобные игры с неравными себе, не характеризуют тебя, как взрослого умного человека. Неужели… Сеймей так глубоко задел твою гордость?        - Думай, что говоришь, - Рицу поправил очки и погрузился в документы, развернутые в компьютере.        - Хмм.. - девушка возвела взгляд в потолок и съязвила, - Агацума?        - Так! – Рицу никогда не позволял себе повышать голос, и это был столь же неожиданный для него порыв, как и для Нагисы. – Иди работать. Свои старые как свет домыслы оставляй за порогом моего кабинета, и не отвлекай меня пустой болтовнёй.        - Пустая болтовня, значит?! – девушка взвилась. Она бы швырнула в Рицу стопкой бумаг с исследованиями, чтобы те обязательно свезли с его лица очки и надменность, но очень жалела, что часом ранее уже положила их ему на стол. – Если на то пошло, я давно бы нашла мальчишку, поручи ты это мне! Мои Нули гораздо продуктивнее и полезнее. Но ты никогда этого не признаешь! Вместо этого, ты будешь терять время в упрямом ожидании, что хоть какая-нибудь оставшаяся на твоем попечении пара сможет превзойти, хотя куда там – хотя бы дотянуться до уровня Beloved-ов! Тебе из принципа необходимо прищемить Сеймею хвост, и кто бы как ни старался – ты остаешься недоволен, пока не получишь желаемое. Глупое, малодушное, ребячество!       Она с замахом дернула шторы. Ослепляюще яркий, свет прорезал мрак кабинета.       - Верни шторы на место, - это волновало Рицу больше, чем вся переполненная эмоциями речь Нагисы. Он снова был собран, серьезен и в себе.        - И не подумаю! – ещё одним рывком окно оказалось полностью открытым.        - Наги-са, - с нажимом повторил он, и не думая оборачиваться.       Метаясь в попытках задеть мужчину ещё больше, она решила, как минимум его игнорировать. Как максимум – задержаться в кабинете чуть дольше. Облокотившись руками в подоконник, Нагиса нашла вид на школьный двор с третьего этажа несколько иным, чем вид из собственного кабинета на первом. Газон выглядел более однородным, а в разбивке дорожек читался узор.       - Ты слышала меня? Мне нужно работать.       Но Нагиса молчала, увлеченно всматриваясь в окно.        - Я так понимаю, мне стоит прилюдно выставить тебя за дверь?       - Рицу, - она вдруг забыла о своей истерике и стала серьезной.        - Хорошо, оставь шторы, - он был готов идти на мировую, - только иди уже к себе.        - Рицу!        - Ну что ещё? – ему бы стоило привыкнуть к её манере общения, к её вызывающему тону, к вечным спорам и нежеланию соглашаться. Но раз от разу Нагиса находила новые способы, как выводить его из равновесия, не страшась ровным счетом ничего. Пронимая своим поведением, казалось, сама она в действительности оставалась бесстрастной. И вся эта эмоциональная бутафория, как и нелепость внешнего вида, могли исчезнуть в мгновения ока, сделав её редкостно-человечной, почти обыкновенной. И чуждой. Такой, какой Рицу совершенно не любил её видеть, потому что это пробуждало в нём ненужные воспоминания. А также имело причину, всегда выходящую за грани привычного бытия.       В пару мгновений он уже очутился рядом, осязая напряжение её маленькой фигурки, а после взглянул в окно.       Дорога от ворот к центральному входу школы, такая пустынная в этот час, вдруг обрела движение. Медленно, фигура человека с чем-то тяжелым на плечах волочилась через школьный двор. Запачканные в темном руки и одежда. Рицу прищурился, в попытке рассмотреть детали, но всё, что он понял – это был ученик и.. ученик. Системный бой? За пределами школы это запрещено, если только по особому указу самого Минами. Мужчина резко отстранился от окна, Нагиса было дернулась следом, но прикованная взглядом к тяжелым шагам парня, осталась на месте. Дверь негромко хлопнула.       Ещё пара шагов. Парень сделал пару шагов и оступился, упав на колено, но не отпуская руки, которыми держал ношу за спиной. Устало голова наклонилась так низко, он переводил дыхание. И вдруг рука обвисла, и тяжкий груз соскользнул со спины, словно неживой.       Нагису прострелило холодом от лопаток до макушки, но она не могла оторвать взгляда. Вся грудь упавшего парня была в крови. Его товарищ болезненно скривил лицо, и потянулся руками, пытаясь поднять, но словно на издыхании сам завалился боком, едва не придавив собой. Нагиса разглядела пропитанные кровью ворот и рукава изодранной футболки. Это было знакомое для неё ощущение – острая тяжесть, осевшая в груди. Предчувствие трагедии.       Раздражение. Непонимание. Опасения?       Перешагивая через ступени, почти переходя на бег, Минами стремился задушить эти неприятные ощущения в корне. В коридорах было пусто, но двор уже успел собрать зевак. Парней обступила небольшая толпа, среди учеников он заметил согнувшуюся фигуру одного из преподавателей, к нему навстречу пробежала девчонка с ошарашенными глазами.        - Минами-сан! Минами-сан! Там Шибата и.. и.. – она назойливо тараторила со слезами на глазах.        - В медкабинет живо! – он грубо оттолкнул её в сторону школы. – Окура-сенсей в лаборантской.       Он растолкал лезущих с сочувственным любопытством учеников, и припал на колени перед лежащими парнями.        - Рицу, они в ужасном состоянии, – крупного телосложения женщина с едва заметной проседью на черных волосах, придерживала одного за голову и щупала пульс на его руке.       Он не был слеп, чтобы самому не заметить разодранные раны на теле, и особо глубокие следы прожженой плоти на шеях и руках. Оковы.        - А Шино, он.. – её голос безобразно исказился, пропитанный болью.       Ладони Минами уже окрасились в кровь, он шарил по телу второго парня, упрямо ища признаки жизни. Но пульса не было. Он приник к груди, вслушиваясь. Не было. Кто-то рыдал женским голосом на фоне и галдел.        - Тихо! – он перепачкался в крови, но всё это было в пустую.       Вдруг тихий голос прорезался сквозь хрипы.        - ..ами-са..н.. Ми..Мина..ми-сан..       Тот обернулся на звук. Если рослый полный амбиций парень может плакать кровавыми слезами, что опухшие веки едва хватает сил приоткрыть, то причиной того может быть лишь что-то непостижимо ужасное. Парень схватился за локоть директора ослабевшей рукой, привлекая внимание.        - Шибата, не говори, - женщина нависла над парнем, заботливо подсовывая руки под голову. – Не разговаривай, лежи.        - .. Сенсей..        - Тише-тише.       Но парень упрямо сжимал Рицу за локоть остатками своих сил.        - ..он сказал.. сказал… что это.. вам.. ваше..        - Шибата! - взмолилась женщина, и также просяще посмотрела на директора.        - Кто? – но тот не заметил, сузив внимание до собственных мыслей.        - … наказание.. так сказал..        - Кто?! – Минами даже не понял, что схватил парня за плечо и болезненно вздернул.        - Минами-сан! – женщина почти плакала.        - .. не знаю.. я не знаю.. – голос парня сникал, - не зна..ю..Шино..он..       Парень затрясся, сжимая зубы и сначала беззувучно, а потом через хрип, малодушно зарыдал.        - Все отошли! Быстро! – за спиной раздался резкий женский окрик. Минами отпустил парня и поднялся с колен, пропуская школьного врача и санитаров. Полненькая суетливая женщина напористо растолкала окружающих, торопливо раздавая команды. Мелькнули носилки. Рицу отступил на несколько шагов назад. Некогда ровный газон был измят и перепачкан кровью. Дорожка неровных шаркающих следов тянулась от ворот. Буро-красных, смазанных тяжелой походкой. Испуганная малышня высыпала во двор, но опасливо жалась вокруг лавочек, сжигаемая любопытством. Старших было меньше, но они групками сбивались в разных частях двора. Галдели, шептались, кто-то даже плакал, спрятав в ладони лица. Рицу поднял взгляд на стены школы, но Нагисы уже не было в его окне.       Он сжал и разжал ладонь, растирая по коже липкую чужую кровь.       «Наказание».       Ему нужна была чистая одежда. И душ.       Жертвы не умирают раньше своих Бойцов.

***

      Под осыпающейся дубовой кроной двое учеников стояли особняком ото всех. Они не шептались, не удивлялись, не рыскали взглядом по деталям развернувшейся перед ними трагедии, словно бы это и не было для них чем-то шокирующим.       Тот, что чуть повыше, с прямыми светлыми волосами, кажущимися зеленоватыми в тени, стоял позади, цепляясь пальцами за задний карман джинс своего товарища и пряча лицо в его непослушных рыжих волосах. Они пахли медикаментами.        - Ruthless? – рыжий был круглолицым, с большими глазами и пухлыми губами, которые отдавали в нём чем-то мягким, девчачьим, и даже повязка на глазу и резко вздернутая линия бровей никак не могли этого исправить.        - Угу, - промычал блондин ему в затылок. Он не особо хотел что-либо смотреть, поэтому просто ждал, когда его друг утолит своё любопытство. А рыжий не торопился уходить. Даже когда пострадавших уже унесли в лазарет, и толпа шумных неравнодушных скрылась за дверями школы, а молодой парень в костюме уборщика озадаченно завис над примятым запачканным газоном. Рыжеволосый смотрел на этот газон вместе с ним.        - Ну всё, Нацуо, пойдем, - блондин устало вздохнул и потянул на себя друга. – Тут больше не на что смотреть. Нагиса, сто процентов бешеная и злая, а мы не закончили тесты.        - Ты так спокоен, Йоджи, - рыжий не злился, но ему хотелось упрямиться, что его чувства не разделяли. – Будто вообще ничего не случилось. Будто это ерунда какая, и тебя это не волнует.        - Потому что меня это не волнует, - ответ был прост и без намека на ложь. Рыжий не злился. Он только выдохнул с раздражением и мотнул головой, не позволяя дышать себе в шею.        - Жертвы не умирают раньше Бойцов. Это неправильно. Так не бывает, - парень хмурился, - И кому вообще понадобилось убивать. Кто бы мог..        - Действительно, кто? – язвительность ответа не скрылась, и рыжий резко обернулся. Блондин смотрел на него в упор, - и ты знаешь. Только упрямишься в это поверить.       Но рыжая голова замоталась в стороны, не желая принимать ответ.        - Нет, ещё раз повторяю – нет! Это не он! Не он!        - Да кому бы ещё было это нужно?! – блондин навис над ним, пытаясь ухватить дергающееся лицо ладонями, - ты и сам знаешь, на что способен этот ублюдок.        - Нет! – Нацуо отпихнул навязчивые руки, - он бы не убил человека!        - Да что ты? – ухмылка разочарования. Она была так омерзительна, что рыжему захотел ударить, лишь бы она исчезла. Но рука так и не поднялась, потому что кроме собственной почти слепой веры не было ничего.        - Он не мог, - рыжий убеждал сам себя, - не мог. Это кто угодно, но не он. Не Соби.       Блондин на миг сжал зубы, но выдохнул, глядя на понурое красивое лицо, пересеченное глазной повязкой, слегка прикрытое волной пушистой челки. Ему всё же удалось обхватить это лицо ладонями и притянуть к себе как можно ближе.        - Агацума Соби может всё, что ему прикажет Аояги Сеймей, - он произнес это вкрадчиво настолько, насколько можно было жестче и больней, а затем обнял рыжеволосого так крепко, как если бы хотел перенять на себя всю тяжесть сказанных слов.        - Неправда, - полушепотом ответил тот в изгиб шеи, задыхаясь в объятиях от обиды и тоски.        - Забудь уже, Нацу, - блондин взбороздил его волосы на затылке и поцеловал в висок. – Забудь.       Уборщик уже с кем-то обсуждал судьбу газона. Двое младшеклассников с упоением фотографировали следы крови на асфальте.        - Упоительный спектакль, - довольный собой Хайо прихлебнул кофе и улыбнулся. Парк пустовал, и развалившись на одной из скамеек он говорил по телефону, бережно придерживая на коленях бинокль. Черная бейсболка скрывала ряды его косичек, но змеиный прищур спрятать не могла. По диагонали метрах в трехстах через парк стояли ворота школы.        - Уж простите, не заснял. Потрясающее лицо! – он отставил кофе и снова посмотрел в бинокль. – Хорошо, я понял… Ага.       И он снова чему-то ухмыльнулся, сбросив звонок.