Цветение

Я вошла в квартиру и поставила пакет у входа, прикрыв его курткой, которая валялась рядом. Сняв заношенную обувь и скинув с себя старую куртку отца, направилась в сторону кухни. Из нашей комнаты доносились привычные звуки: Анни стонала, наверняка извиваясь на полу. Я помню, как в первый раз меня поразила эта картина, но сейчас я даже не приоткрыла дверь, чтобы взглянуть на нее. Это была та неотъемлемая часть нашей жизни, которую я предпочитала не замечать. В квартире было холодно, пахло сигаретным дымом, пропитавшим стены задолго до нашего заселения, и чем-то химическим. Дверь на кухню была слегка приоткрыта, из-под нее вытекала струйка холодного и глухого света. Что-то было не так, но я не знала, что именно. Открыв дверь, я увидела Борзого. Он смотрел прямо на меня, и мне стало не по себе от этого взгляда. Я знала двух Борзых: того, кто приходил и уходил на работу, а, придя домой, курил одну сигарету и снова принимался за работу, не замечая ничего вокруг, и того, кто после долгого исчезновения приходил домой пьяный, ничего не понимающий, но беспричинно веселый, заливающийся истерическим смехом. Он никогда не убирал свои волосы, когда блевал по ночам. Меня же тошнило от их вида. Всегда блестящие, лоснящиеся белые волосы действительно походили на шерсть собаки. Какой-нибудь глупой и назойливой… Иногда меня раздражало в нем все. Белые волосы на руках, да и по всему телу, молчаливость, сменявшаяся безудержным весельем, все так же без лишних слов. Вот и сейчас у меня возникло раздражение. Он не поздоровался со мной, просто смотрел на меня своими серыми глазами. Они напоминали рыбьи, мне хотелось поскорее отвести взгляд. Но я не смогла. Нечто было в его взгляде, что заставило тревогу подняться к груди. Он сидел, закинув ногу на ногу, держа в своих длинных пальцах сигарету, наполовину состоявшую из пепла, который никак не хотел упасть. Он не смотрел на стол: все его тело, выражавшее силу и внушавшее мне в тот момент страх, было повернуто ко мне. – Я оставила пакет у входа. Молча кивнул. У меня заболела от него голова, я поспешно вышла из кухни. Проходя по коридору, поняла, что забыла заглянуть в холодильник, что было изначальной причиной моего визита на кухню. Но аппетит отбило напрочь, да и вряд ли там что-то было из еды. А вот она… вряд ли она ела. И на этот счет мне стоило позаботиться. В комнате было очень темно и холодно. Окно не было закрыто до конца и из него тянуло мерзким серым воздухом, который пронизывал до костей. Она затихла. Ее тело было неподвижно, лишь слегка заметна мелкая дрожь. Я решила проверить пульс: гораздо тише, чем я привыкла. Тело тоже было ледяным. Судя по всему, у нее был жар, тело все было мокрое, может, это и есть холодный пот. Или от вечного сквозняка. Батареи еле работали, мы использовали обычный обогреватель, но и он не сильно помогал. Особенно в это время года. Надо было убрать ее с пола. Он был еще холоднее, ремонта тут не было очень давно. Плитка на полу разбиты. Повсюду разбросаны вещи Анники: наверное, она скидывала их с себя, но почему... На ней была только майка и трусы, мокрые от пота и грязные от пребывания на полу. Я попыталась взять ее на руки и донести до кровати. Хоть сил мне не занимать, руки предательски дрожали. Я не осмелилась взять этот крохотный комочек дрожи на себя. Оттащила к кровати, но все еще не была готова положить ее туда. Тогда я скинула одеяло на пол, затащила Анни на него и накрыла пледом. Легла рядом. Что-то шептала, но скорее чтобы успокоить саму себя. Прижалась к ней в надежде, что хоть немного согрею ее тело и уйму дрожь в нем. Но все это, напротив, передалось мне. Что-то тревожное и смутное. Все постепенно исчезало. Борзой... *** Я проснулась. Вроде бы... Черт, ничего не понятно. Было темно, только фонарь мигал за окном, освещая лишь крохотную часть комнаты и всего бардака на полу. Анни дышала гораздо ровнее. Я сама дрожала. Непонятно, почему. Попыталась встать. Голова резко закружилась и боль дала по вискам. Кое-как прошла мимо Анники, споткнулась о ее куртку. Что она тут делает... *** Я боялась Борзого, нр сейчас мы сидели с ним на кухне.В каком-то скупом молчании, после его вчерашнего взгляда… что-то изменилось. Он избегал моих глаз, но я чувствовала нечто похожее на понимание. Он налил сам мне кофе, принес откуда-то плед, когда я поняла, что у меня нет сил бороться с мартовским холодом. Меня долго мучал вопрос, как же он относится к нам с Анни. Явно он не желал нам зла, просто нелюдимый человек. Но я часто видела долю осуждения в его глазах. – Скажи, ты презираешь нас, Борзой? Немного помолчав, он ответил: – Иногда я не понимаю, как ты это терпишь. Ты будто медленно разглашается на глазах. На это страшно смотреть. Рядом с тобой любимый человек, но ты ничего не делаешь. В тебе много жалости и горечи, но ты смотришь на то, как твоя любимая медленно исчезает, и не остановишь ее, потому что знаешь, что она сделала свой выбор задолго до твоего появления. Новая квартира не изменит старых людей, понимаешь? Я не знала, что ответить. Он, помолчав, добавил: – Я не хочу тебя осуждать, я сам это терплю, я такой же. Но мне не хотелось бы жить с потерянным человеком. Не совсем знаю, как его понимать. Мне казалось, что жизнь наладилась. Она сново меня обнимает, мы даже снова танцевали по ночам… мне легче закрыть на это глаза. Я устала бороться за нее. Это ее проблемы, не мне их решать. *** Мягкие листья шелестели на кустах и деревьях. Новая весна расцвела цветом нежности. Но для меня она стала расцветом новой инфекции в любимом теле. Дай мне один хороший повод, чтобы бы поверить, что я становлюсь лучше... Я устала, честно. Во мне больше не было того чувства, что я готова свернуть горы. Не было всеразрешающей надежды. Мы стали чаще общаться с Борзым. Я узнала, что он сам сейчас в отношениях, от которых ему хотелось убежать, но не получается. Дело было даже не в том, что они не подходили друг другу, просто иногда, когда любви слишком много, ничего из этого не выходит. Я, честно, не знала, что мне делать, но одно было ясно: надо что-то делать. Эта весна стала началом моего расцвета. Я воскресла. Или проросла...