Summer's never coming again

1. Хёнвон слишком долго сидит на автобусной остановке. Перед тем, как выйти в ночь, он обернулся в длинное мохнатое пальто, но и оно не защищает от холода. Он дрожит, хмуро глядя себе под ноги, и разминает онемевшие пальцы ног. Подошвы утонули в луже растаявшего снега, которые сегодня на каждом шагу. По дороге всё ещё изредка проезжают машины, расплёскивая по асфальту влагу и оставляя за собой красные полоски света. Хёнвон глядит на них, а не в небо, где свет луны и звёзд не такой яркий из-за помех уличных фонарей. Он снова вздрагивает, сжавшись всем телом, и засовывает руки в карманы. Хочется снова перечитать сообщение Минхёка — может, он что-то не так понял? — но нельзя морозить руки, ведь перчаток нет. Поэтому Хёнвон продолжает ждать, неподвижно сидя на скамейке и пряча лицо в огромной шарфу. Проходит ещё минут десять, которые ощущаются как час, прежде, чем перед ним наконец останавливается машина Минхёка, гремящая басами из колонок. Хёнвон не успевает увернуться, и на него попадают грязные капли. Минхёк перемещается на пассажирское сиденье и, ухмыляясь, открывает дверь, чтобы пригласить Хёнвона в машину. Никаких извинений за опоздание. Пожав плечами, Хёнвон с трудом встаёт со скамейки, к которой уже успел приморозиться, и ковыляет к машине, а затем падает на сиденье, к обогревателю. — Закрой дверь, мы не улицу отапливаем. Он закрывает, раздражённо глядя на Минхёка, а тот продолжает широко улыбаться. — Спасибо, что согласился поехать со мной. — Я чуть не умер. — Не драматизируй. Минхёк отмахивается и резким движением переключает передачу; они выезжают в ночь, оставляя на дороге собственную красную полоску света. Старая машина странно гудит, и Минхёк вынужден ехать медленно, чтобы не заносило на заснеженной дороге. Хёнвону всё равно. Он снова чувствует пальцы — это главное. — А зачем ты хотел выбраться со мной? — Да просто. — Понятно. Минхёк сегодня на удивление тихий — иногда к нему возвращается старая тень, которая в обычное время испуганно крадётся позади. Хёнвон не из любопытных, он просто держит руки у обогревателя и глядит на город в окошко. С его стороны видна неподвижная чёрная гладь реки, контрастирующая со светящимися высотками на другом берегу. Минхёк заезжает на мост и везёт их над водой. Пока они едут, Хёнвону кажется, что в городе остались лишь они двое, что за светящимися окнами никого нет и улицы пусты. Хёнвон не спрашивает, куда они едут. Он в какой-то момент понимает, что ему плевать. Минхёк возит его во всякие места, и Хёнвон всегда соглашается, потому что Минхёку нужна компания, а Хёнвон тихий, он просто присутствует, просто идёт рядом и никогда не ноет. На заднем сидении машины лежит спортивная сумка; до Хёнвона доходит, что этот художник, похоже, нашёл ещё одно местечко, которое стоит разбавить красками. Поэтому Хёнвон и не спрашивает, куда они едут, ничуть не напрягается, когда колымага Минхёка выезжает из города на трассу. А должен был напрячься, потому что уже очень темно, а Минхёк не лучший водитель. Ещё и снег опять начался. Но Хёнвон не напрягается. Куда бы Минхёк не позвал, он последует за ним. 2. — Я думал, ты ехал порисовать. Яркая улыбка Минхёка видна даже в темноте, она его очень молодит, как и оверсайз пальто вместе с шапочкой и шарфом, который он уже успел трижды поправить с того момента, как они вышли из машины. — Да не, хотел просто прогуляться где-нибудь. Он ведёт их глядеть на воду, и они молча встают в тихой ночи, и Хёнвон даже не задумывается о том, почему всегда идёт за Минхёком. Здесь звёзды ярче и луна больше, всё более свободное и контрастное. Он едва может разглядеть волны, плещущиеся о песок. Здесь снег не выпал, воздух колючий и проникает в лёгкие почти с болью. Он смотрит, как Минхёк спускается с осыпи, где они оставили машину, чтобы побежать к морю, и чувствует в груди тепло, хотя должно быть холодно. Он не может оторвать взгляд от Минхёка; коснувшись воды, тот внезапно останавливается и замирает. Хёнвон почему-то совсем не сонный; он здесь, он смотрит. Минхёк поворачивается и машет ему, чтоб спускался. Перед этим Хёнвон открывает спортивную сумку, кинутую на заднем сидении, и находит закуски с тёплым пледом. Он берёт всё и спускается по следам Минхёка. Дойдя до воды, оборачивает обоих в плед, и они некоторое время молчат, стоя плечом к плечу и глядя на волны в нескольких шагах от них. — Удивительно выглядит, да? Вода ночью. Хёнвон может только кивнуть. Звёздный свет отражается по краям крохотных волн, и вся вода сверкает, будто кривое движущееся зеркало перед небом; вокруг ни звука, только тихий шелест ветра и колыхание волн. Это удивительно — вода ночью. Поэтому Хёнвон может лишь кивнуть и ближе притиснуться к Минхёку. Это удивительно. Ветер пронизывает до костей, но всё нормально, ему на ветер плевать. Минхёк встряхивается и ведёт их прочь от воды; ноги проваливаются в сухом песке. Они садятся близко, связанные пледом и согревающие друг друга. Согреваться получается плохо. Но им плевать. — Сейчас уже не кажется, что мы живые, да? Хёнвон улыбается и кивает — Минхёк озвучил то, о чём он подумал минуту назад. Минхёк прижимается к его груди и двигает ближе ноги; в такой позе даже удобно. Минхёк не увидит его улыбку, поэтому Хёнвон с трудом двигает онемевшей челюстью. Из горла выходит хрип. Он прокашливается. — Да. — Если б я был тут один, мне бы не пришло это в голову. — Что-то случилось? — Вода похожа на нарисованную, не находишь? — Нахожу. Минхёк, что случилось? — Хотел бы я научиться так рисовать. Мне сегодня днём позвонили. Папа погиб в аварии. — Оу, мне жаль. Хёнвон обвивает Минхёка руками и прижимает ближе к груди. Тот вздыхает, нахмурившись. В объятиях Хёнвона он чувствует себя слабым, чувствует себя птицей с переломанными крыльями. А Хёнвон чувствует привязанность, давным-давно чувствует. — Мне не хочется плакать. Я вообще ничего не чувствую. Я просто принял этот факт. Это значит, что я плохой человек? Дети обязаны любить своих родителей? Я чувствую только пустоту. — Ты не обязан их любить, если они не сделали ничего, чтобы это заслужить. Минхёк никогда не заводил разговор о семье, а Хёнвон никогда не спрашивал — но он ведь не дурак. У Минхёка что-то было в прошлом, иначе Кихён не следил так за ним, иначе Минхёк не цеплялся бы за их маленькую компанию, иначе он не замолкал бы внезапно, погружаясь в тень. Была какая-то сложная история, которую Хёнвон вряд ли бы захотел знать. — Я хотел посмотреть на океан. Спасибо, что пошёл со мной. Хёнвон мычит, и Минхёк чувствует вибрацию в его груди. — Думаю, я уже давно смирился с тем, что папы нет. Может, поэтому и плакать не хочется. Воздух скрипит. Вскоре начинается снегопад; белые хлопья бегут вниз пунктиром и приземляются на волосы Минхёка, на его кожу. Тот подрагивает, и Хёнвон стаскивает с него плед, который всё равно ни от чего не защищает. Они молча наблюдают за тем, как снег медленно покрывает землю, контрастируя с чернотой воды. Минхёк первым прерывает тишину, прижимаясь к Хёнвону, чтобы было теплее. Они уже не чувствуют конечностей. — Не думаешь, что это странно? Ну типа, что я странный? — Мне кажется, это нормально, что ты не можешь простить человека, который тебя ранил. Ты нашёл себе новую семью. Иногда лучше смотреть на океан , а не рыдать из-за тех, кто не стоит слёз. А ещё мне кажется, мы скоро тут до смерти замёрзнем. Минхёк тепло и искренне смеётся и расслабляется, подставляя кожу под снег. Его тени белеют, покрываясь снегом, и вскоре он встаёт, дёрнув Хёнвона за руку. Тот сначала тянет его обратно, но потом всё-таки поднимается. Они не могут бежать на онемевших ногах - только медленно ковылять к машине, прижавшись друг к другу. 3. — Мы вообще согреемся когда-нибудь? Я уже забыл, что такое тепло. Как будто лето никогда не наступит. Минхёк смеётся, толкая Хёнвона, который уже неизвестно сколько сидит у автомобильного обогревателя, завернувшись в плед. «И всё же, если лето никогда больше не наступит, мне будет плевать», — думает Хёнвон. Потому что у него есть тёплый Минхёк — его смех напоминает о солнце, и он рисует лето на рушащихся стенах им столбах, отражающихся в воде. Этого будет достаточно. Снегопад продолжается до сих пор, и свет автомобильных фар выхватывает в воздухе точки снежинок. Вокруг так темно, словно они в воде, словно их поглотил океан и они больше никогда не выберутся на поверхность. Из-за снега всё тускнеет — и огни, и звуки, и чувства, и пусть кожа Хёнвона покрывается мурашками, пусть у него онемели пальцы, а уши покраснели и уже горят, рядом отличный обогреватель, от которого теплеет сердце. Минхёк откидывается на водительском кресле, наконец отобрав у Хёнвона весь плед, и устало кладёт руки на руль. Пока домой не хочется, хотя сейчас уже самое настоящее утро. Кажется, что они застряли во времени, он и Хёнвон, снег и океан. Хочется растянуть это подольше, но он так устал, да и к тому же, все хорошие вещи когда-нибудь должны заканчиваться. — Я не хочу возвращаться. — Тогда не поедем. — Но и тут нельзя оставаться. — Хочу спать. — Мы не можем тут уснуть. — Поехали домой. Ко мне. — Давай. 4. Вместе с ними в город въезжает солнце. Оно бликует на реке, отражается от зданий. Фонари гаснут, и ранние пташки овладевают улицами, до этого казавшиеся мёртвыми. Они молчат, а вокруг после ночного перерыва разворачивается жизнь. Они крадутся в квартиру Хёнвона и видят, что его мама уснула напротив телевизора, освещающего небольшую гостиную тусклым светом. Хёнвон выключает его и накидывает покрывало на тонкий силуэт матери, изнеможённой от работы. Несколько минут он смотрит на неё, будто удостоверяясь, что ей удобно. Минхёк уже исчез в его комнате, чтобы бросить на кровать одежду и остаться в трусах и старой футболке. Хёнвон, зайдя следом, задерживает на нём взгляд. Минхёк такой тощий, но у него всегда блестят глаза — он идёт по краю, но по краю чего Хёнвон пока не понял. Он пока не понял, станет ли падать вслед за ним, если Минхёк всё-таки сорвётся. Но Хёнвон цепляется за него, как утопающий за соломинку, потому что он стал значить для него слишком много — Хёнвон понял это поздновато, когда они провели вместе уже слишком много времени, лазая по городу, взбираясь на холодные подмостки и спускаясь к тёмным водам. Минхёк распыляет яркие цвета в тускло-сером пространстве. — Лучше? Они оба валятся на узкую кровать Хёнвона, на которой он спит со средней школы. Им плевать — они прижимают друг к другу ледяные стопы и ладони. - Чувствую себя пусто как-то — и мне от этого не по себе больше, чем от того, что папа умер. Хёнвон едва может разглядеть в темноте лицо Минхёка; он поднимает руку и медленно прослеживает черты лёгкими прикосновениями пальцев, а потом заменяет руку дыханием. Минхёк закрывает глаза. — А я всё равно думаю, что это нормально, даже если ты никогда его не простишь. Это нормально — найти другую семью. Это нормально — смотреть на океан вместо того, чтобы рыдать об отце. Минхёк подаётся навстречу прикосновениям, жмётся к его груди, а Хёнвон обвивает его руками, проводя по волосам. — Ты тёплый. — Ага. — Классно. — Ты классный. Минхёк хихикает, и Хёнвон чувствует это грудью. Его смех наполняет сердце, которому всегда недоставало тепла, любви, ярких красок и лучистых улыбок. Он сильнее сдавливает Минхёка в объятиях, заставляя того сдавленно выдохнуть и вжаться в Хёнвона, утонуть в нём и наконец найти безопасность. Он будто маленький ребёнок в попытке спрятаться от монстров. Но монстры ведь и правда существуют — Хёнвон об этом знает. Люди-монстры, в которых чересчур много гнева и ярости, люди, решившие губить детей, а не воспитывать, люди, оставившие в сознании и на телах своих жертв неизгладимые шрамы. — Минхёк. — А? — Теперь всё хорошо. — Знаю. Хёнвон ждёт, пока Минхёк заснёт. Ждёт, пока его дыхание замедлится, а тело расслабится. Ждёт, пока он провалится в спокойный сон, где ничего не тянет вниз, в пропасть, заставляя потом вскакивать в холодном поту. Убедившись, что Минхёк спит, Хёнвон закрывает глаза, растворяясь в его теплоте и слушая его дыхание, и вскоре тоже засыпает. Ему снится снегопад и тёмные волны. 5. У Минхёка всё хорошо. У Минхёка горят глаза, и он ярко улыбается, двигаясь по краям крыш, по краю мёртвой тёмной пропасти. Минхёк очень старается, заливая всё вокруг яркими красками. Он едет быстрее, сжигая больше топлива, потому что машина может сломаться в любой момент. У него всё хорошо. Сзади следуют шаги Хёнвона, потерянного и чуть-чуть влюблённого; это в очередной раз доказывает, что Хёнвон всегда будет идти рядом, подстраховывая Минхёка, чтобы тот не упал. И Кихён страхует — он всегда наготове со своим оружием, он всегда достанет со дна, если Минхёк всё же окажется там. Кихён уже вытаскивал его, пообещав лучшую жизнь. И теперь благодаря ему Минхёк едет к океану, чтобы изгонять полуночных демонов. Благодаря ему Минхёк спит под покрывалом, прижимаясь к чужому тёплому телу и чувствуя себя дома. Там, откуда не выгонят. У него всё хорошо. Он в безопасности. Он любим.