Fall in love with emptiness

1949-й год.

Кромешная тьма. Я вижу лишь пустоту. Сердце бешенно бьётся, ноги прижаты к груди. Чувствую свой пульс и не понимаю, что со мной. Ни единого шороха, лишь мгла, что так пугает меня. С детства я ненавидел тишину. Что-то в ней остраняло меня. «Что такое счастье?», спрашивали меня в малом возрасте и я говорил, что это семья. Не из-за того, что моя семья любила меня, как свою последнюю надежду из тысячи таких же детей как и я. Лишь потому, что я знал - они всегда на моей стороне. Они помогут мне, даже если я буду последним кретином на этой Земле. Даже тогда, когда жизнь их самих будет на волоске. Они подарят мне свою жизнь, вместо своей. Для меня. Просто потому, что моя жизнь для них важнее, чем их собственная. Через мгновение ока я нахожусь в кабинете директора, перед бордовой дверью со старой ручкой у своего лица. Кажется, она пережила две мировые войны.. Разом. В этот же момент я слышу радостные голоса за окном. Вижу детей, что гоняют в мяч, но... Это не дети. — Что за... — Только что и выходит из меня и я понимаю, что это сон. Только... Какой-то он странный. Что можно забыть в кабинете директора, когда ты примерный молодой человек для общества? Почему с потолка директора на мою макушку падает липкая слизь, а на месте бархатного коврика с белоснежными зубками, я вижу красную жидкость? Посмотрев в окно, наконец-то до меня дошло, что дети на улице оказались фальшивкой. Это просто чёрные тени маленько роста, насилующие в виде мяча тушку собаки. Весьма жестоко. Хаос, одним словом. Становится некомфортно. Снова появляется это зябкое чувство вины и страха. Что-то здесь не так. Я слышу голоса за дверью. Женские, мужские, подростковые... Немного грубоватые и картавые, говорящие на непонятном мне языке. Золотой крестик на моей шее, доставшийся от бабушки, моментально начинает гореть. Такое чувство, что с приближением гула за стеной, что входит в мою голову, становится всё жарче. Как в бане. Летом, под минус тридцать градусов на даче.. Крестик горит всё сильнее, а не преодалимое желание спрятаться растёт с каждой секундой. Моментально становится ещё дискомфортнее. Как в третьем классе, когда я впервые опоздал на урок, а классная руководительница отчитывала меня перед всеми на глазах, в последствие ставя в угол. Девчонки смеялись надо мной, а я и мог, что только тихонько плакать в свой носовой платочек. Немного обойдя комнату, я спотыкаюсь о неровный ковёр. Это даёт мне малую отдышку и моему взору открывается дубровый шкаф. Казалось бы, он должен быть забит документами, но это оказывается лишь заполненный верхней одеждой обычный шкаф. Бабушкин шкаф, покуда воняет оттуда серой и чем то зябким. Я моментально встаю, можно сказать, даже лечу к этому шкафчику. Залезаю поглубже и прячусь за грудой одежды, прикрывая себя ею. Только сейчас я увидел, что выгляжу я довольно неплохо. На мне были надеты мои любимые, чёрные джинсы и жёлтая ночнушка с зайцами. „Ночнушка с зайцами? Не младшей ли сестры она? По-моему, она мне была как раз в прошлую пятницу..” — Только и успел подумать я, как звонко щëлкнула открывающаяся дверь. Был мрак. Снова эта идиотская мгла, но на этот раз, я чувствовал зло. Настоящее зло. Как будто мою младшую сестру обидели, когда она сама, в первые пошла в пятый класс. Её круглые окуляры тогда разбили и она полезла в драку. По шапке получили трое... Я в том числе, ведь не доглядел! Девятиклассник, ещё, называется. „Самостоятельный”. Было больное чувство у самого сердца. Крестик совсем было расплавился, покуда был жгуч и горяч так-же, как блины на масленницу. Всё, что я мог понимать это лишь гул голосов и звук отчётливых каблуков. Женские духи. Они были настолько приторные, что отталкивали от себя. В душном помещении мне стало тяжело дышать. Как только я потянул левую руку к дверце, что-бы осмотреться, все звуки стихли. Меня схватила мужская, крепкая рука. Дверь шкафа предательски скрипнула настолько сильно, что заложило уши и я закрыл глаза. Моя бледная рука, с виднеющимися синими венами покраснела. Запястье сжали с такой силой, что меня вытащили из груды вещей одним лишь потягиванием. Я закрыл свои глаза, бормоча последнюю молитву, что учила меня прабабушка. Я очень редко ходил в церковь, но родители заставляли меня выучить некоторые молитвы на день грядущий. И вот, сейчас, в своём собственном сне я, стоя на коленях повторял: — Отче наш.. Спаситель грешных душ наших... Госпади, спаси! — Строки были невнятные, короткие. Одна белиберда слетала с моих уст, а из глаз текли слëзы. Я всё никак не хотел открывать глаз и посмотреть на страх свой. Встать против него, лицом к лицу ведь... Было до невозможности страшно. Я - настоящий трус. Неудивительно, что буквально через пару секунд кабинет снова озарил звонкий смех. Громче всех, словно чайка, задыхалась дама с приторными духами, которые словно душили своим ароматом. В возрасте 13-ти лет моя сестрёнка любила злоупотреблять этим, но всё же, быстро осознала свою глупость. Перестала... Она-то закончила, но этот аромат... Отвратительно! Он не даёт дышать и кажется, что мне всё жарче и душнее. Словно кислород сменили на эти духи. Я открыл глаза, видя тот же самый ковёр и чёрную, осеннюю мужскую обувь. Каблук был примерно на три сантиметра, красная полоса на всю линию подошвы. В подростком возрасте мне была интересна психология, поэтому по многим внешним факторам, невербальным жестам я мог понять истинну. То, что на самом деле говорит мне человек. Это помогало мне по жизни, но сейчас... Мои щёки засияли. Лицо побледнело от ужаса. С приоткрытым ртом, глотая воздух и я смотрел на эту тварь. Вообще, это был довольно красивый, кудрявый юноша. На вид он был примерном моим ровесником, чуть старше 23-ти трёх лет. ”Веснушастый... Подарок сонца?” - Всё, что из хорошего смог увидеть я. Его можно было вполне принять за миленького, двухметрового человека, если бы не взгляд, который прозжигал меня насквозь своими чёрными зрачками. Нечеловкякие рога, что гордо чуть ли не блестели на его голове. Они были такого же цвета, как и кожа. Чуть меньше, чем полностью белый. Словно смерть он нависал надо мной. Нет, он ничего не предпринял. Незнакомец лишь опустил свою голову и взглядом словно без слов, истощая чёрную ауру говорил самые пахабные вещи в мой адрес. — Б-бес? — Начал, в первые в жизни заикаться я. Эти слова были настолько тихо произнесены, что их нельзя было сравнить с шёпотом. Вместе со страхом и дискомфортом, что я испытывал, слëзы застыли в моих глазах. Не было сил стереть их, убежать или спрятаться. Глаза юноши прижигали во мне дыру. Он смотрел на меня, словно на стэйк. Живое, пушечное мясо, которое необходимо утилизировать. — Что ты имеешь ввиду? Ты, жалкий человек, затеял разговор с демоном? Что ты здесь делаешь? Отвечай! Живо! — Как только он было открыл рот, меня насквозь прожгли верхние клыки. Его оскал был невыносим, мне стало по-настоящему страшно. Каждое произнесённое слово было сказано с такой агрессией против меня, что казалось, я - реальное животное. С этим нужно было что-то делать. — Блять! — Меня передёрнуло, словно током. Да так, что я дёрнулся и отлетел на метр от этого недоноска. — Исчезни, тварь! Это МОЙ сон и мне решать, кто здесь главный! Вали отсюда! Валите отсюда все! — Я наконец-то смог выкрикнуть это. То, что таилось во мне с того момента, со шкафа. Тогда, когда я прятался и не мог делать абсолютно ничего. Зал стих. Снова меня озарила тишина. По щелчку пальцев незнакомца, все изчезли. В одно мгновение все, кроме него. Последнее, чего я ожидал от этой твари, была усмешка. Не наигранная, искренняя улыбка во все тридцать два зуба с его острыми клыками, как у той дохлой собаки, что играли дети во дворе. Он посмотрел на меня, взглядом сумашедшего человека. Теперь это был не взгляд, как на стэйк, а... — Как на сладкое пирожное, что хочется полностью проглотить, но можно лишь лизнуть и отломить кусочек. — Он замолчал, закрывая глаза и оборачивая свою голову на бок — Сыграем в догонялки, малыш?