Сломанная

Любовь — как дерево: она вырастает сама собой, пускает глубоко корни во всё наше существо и нередко продолжает зеленеть и цвести даже на развалинах нашего сердца. Виктор Гюго

“ В комнате заполненной густыми клубами пара едва-едва была видна хрупкая женская фигура. Голая бледная кожа напоминала изуродованное полотно, которое художник изорвал в порыве злости, медовые волосы утратили блеск, а серые глаза стали почти прозрачными. В этой истощенной девушке остервенело оттиравшей грязь и кровь, которые будто намертво въелись в кожу, было сложно узнать Ферн Сайфер-Дефо. Некогда сильнейшая ведьма, губительная, как родовое проклятие, забирающее потомка за потомком, сейчас напоминала жалкую тень себя прежней. Не приспособленная к жизни без капли магии она была, словно животное загнанное в угол. Такой ее можно было увидеть в редкие минуты одиночества, в остальное же время она носила маску. «Верховная не может быть слабой. Держать лицо в любой ситуации даже когда все идет к чертям» повторяла она себе. «Весь мир— театр, а люди в нем — актеры». Сто тридцать лет она послушно играла свою роль, оставаясь в тени, однако такое положение вещей совсем не устраивало ведьму. И вот в своей попытке изменить ход пьесы она просчиталась и потеряла все. Потеряла его… Маска дала трещину и сломалась, как и сама Ферн. Среди всех шрамов, которые она так ненавидела, метка атташе была ей дороже всего. Она любила касаться метки, чувствовать ее тепло, пусть их связь была противоестественна. Он был у нее, преданный ей до смерти, какая ирония! «Принеси в жертву вещь, самую близкую твоему сердцу, ибо лишь ведьма имеет на него право» Ферн было мало его сердца, она хотела владеть им полностью и владела, по крайней мере так ей казалось, до того дня как он предал её ценой собственной жизни. Гидеон Гастингс стал ее личным триггером. Стоило ей только подумать о нем как боль в сто крат сильнее, чем боль от Sibstitisyon, пронзала все ее тело. Вот и сейчас от нахлынувших воспоминаний она перестала чувствовать конечности, судороги охватили ее тело, а безудержный истерический смех сменялся душераздирающим воем, заглушаемый водой, от потери контроля она начала уходить под воду... Осеннее солнце освещало небольшой номер отеля, в нем не было ничего роскошного и помпезного что так нравилось Ферн. Окна номера выходят на южную сторону, поэтому в нем тепло и светло. Мебель — кровать, маленькое трюмо с зеркалом, два кресла, столик и шкаф— сделаны из светлого дерева, мягкая кровать застелена персиковым</b> покрывалом травкой, с таким мягким ворсом что не хотелось выпускать его из рук. Стены были увешаны старыми фотографиями, создавая атмосферу дома. Гидеону сразу понравилось это место и ей от чего-то захотелось сделать ему приятное, поэтому несмотря на всю свою нелюбовь к подобным местам она решила остановится здесь. Он удивительно точно «вписался» в интерьер, мужчина не показывал этого открыто, но здесь он чувствовал себя в безопасности, был более открыт и расслаблен. Отель напоминал ему его дом — ферму. Гидеон все также предпочитал молчать в ей присутствие, сбегая от нее в свои мысли, но таким задумчивым он нравился ей даже больше. Сегодняшний день Ферн решила провести как обычная девушка, без мыслей о месте, пройтись по магазинам и поужинать с красивым парнем. Гидеона тащить с собой не было смысла, он все еще не свыкся со своим положением, ведьма решила оставить его наедине с самим собой. С тех пор как Ферн обрела долгожданную свободу она наверстывала все упущенные моменты. К моменту её возвращения ничего не поменялось, Гидеон по-прежнему сидел в кресле и думал о своем, глядя в окно. На приход Ферн он не обратил никакого внимания, даже не повернул голову в её сторону! Также молча проходил их ужин, и это раздражало её. В свете закатного солнца он был особенно хорош, такой теплый, домашний, уютный даже для нее никогда не знавшей этих вещей. Его зеленые глаза так напоминали ей лес, встречу с которым она с нетерпением ждала каждый год. Лицо, усыпанное веснушками, каждой из которых ей хотелось коснуться. Каштановые кудри так и манили запустить в них пальцы, притянуть к себе и поцеловать в крепко сжатые губы. Жаль, он не чувствовал того же. Гидеон был в два раза больше и массивнее хрупкой ведьмы, гораздо сильнее несмотря на всю ее магию. Этот контраст нравился Ферн хрупкости и силы. В какой-то момент они вместе потянулись к бутылке дорогого вина, которое толком и не пили, их пальцы слегка соприкоснулись. Она ожидала, что он отдернет руку, но он замер. Внимательный взгляд глаза в глаза — кто первым сдастся? Отражение зеленого в сером, а серого в зеленом. Ей надоело бездействовать — миг и она оказалась у него на коленях. Крепкое мужское тело, а сверху — худое женское. Ферн сделала то, чего так долго желала, запустив пальцы в мягкие кофейные кудр, притянула к себе и поцеловала. С жадностью пустынного путника нашедшего долгожданный оазис она припадает к его губам, в этом поцелуе нет ничего нежного, только грубость и страсть. С неохотой Гидеон все же отвечает ведьме, с каждой минутой отпуская ситуацию все больше он целует ее с не меньшей рьяностью, выплескивая скопившуюся ненависть. Ферн была привлекательна он не будет отрицать этого, но после всего, что она сделала мужчина не видел в ней женщину, до определенного момента… Почувствовав взаимность, Ферн ухмыльнулась ему в губы, лаская пальцами его кудри. Стон сорвался с его губ — признак ее победы, его капитуляция. Поцелуи не были для нее чем-то новым, ведьма уже целовалась с одним смертным, однако с Гидеоном все было иначе… Кожа к коже. Он оказался в объятиях её обнаженного тела и собственных мыслей, бороться с которыми было гораздо сложнее, чем с ней. Словно ядовитый цветок она пустила корни в его сердце, с которыми он пытался бороться, и отравила кровь. «Изуродованная» – вот то слово, что просилось на ум при виде Ферн, когда она снимала одежду. Ни одного сантиметра нетронутой кожи – хаос безобразных рубцов и шрамов. К ней было страшно притронуться, но вовсе не от подступающего отвращения, а от жалости: все раны давно зажили, но казалось, коснешься их – и вернется вся ее боль. Как бы сильно он не пытался её ненавидеть, боль причинять не хотел. Гидеон постарался обходить их – не получалось. Не было ни одного не затронутого кусочка нежной светлой кожи, разве что, кроме лица, шеи и ладоней, лишь они остались нетронутыми. Мелодичный смех разлился по комнате, она рассмеялась в ответ на эти его попытки, находя их милыми, и прижалась теснее, хватая за волосы и кусая за шею под адамовым яблоком, Ферн хотела, чтобы все видели её следы, он принадлежит её! Она не стеснялась своего тела, каждый из шрамов показывал её силу, доказывал, она не какая-то слабачка. Она верховная! Ферн успела стянуть с Гидеона рубашку и теперь касаясь друг друга обнаженной кожей она чувствовала их связь. Жар метки лишь больше распалял ведьму, ей хотелось быть еще ближе, еще теснее с ним. Слиться в единое целое не только физически, но и духовно. Спускаясь поцелуями ниже по торсу она не пропускала ни одной родинки, рисуя известную лишь ей карту. Момент их единения был самым волшебным моментом. Боль лишь усилила её удовольствие. Жадные касания, неразборчивые поцелуи и громкие стоны. Таким был ее первый раз. — В тебе больше нет ничего своего. Все только мое, – прошипела она на пике своего удовольствия. Позже лежа в обнимку с ним на кровати, Ферн чувствовала покой и умиротворение, которые так упорно пыталась найти в мести. Дом в Глейшире никогда не был ей настоящим домом. Он был тюрьмой, в которой она застряла, как глупая мошка в липкой паутине паука. Здесь с Гидеоном она нашла свой настоящий дом в его тепле и переплетении их тел. Воспоминание до боли напоминавшее ведение закончилось также резко, как и началось. Ферн вынырнула из воды, жадно глотая воздух в попытках вернуть дыхание в норму. Еще более бледная с синяками под глазами она выскочила из ванны, холодные капли падали, разбиваясь об пол, а по щекам девушки текли слезы. Ей хотелось орать что есть силы, но губы застыли в немом крике. Обернувшись махровым полотенцем и забившись в темный угол ванной комнаты, она баюкала руку со шрамом атташе, пытаясь почувствовать хоть какие-нибудь отголоски связи. Хоть что-то, чтобы понять, что Гидеон жив! Они ведь не могли допустить, чтобы он погиб?! Реальность обрушилась на нее с неистовой силой. Она одна — его больше нет. Жалкая, замученная и болезненная, преданная всеми, одинокая — верховная без капли магии. Ферн вызывала отвращение у самой себя. Во что она превратилась? Леденящий крик отчаяние наконец-то вырывается из нее.