Do you like scars?

      — Ой, Александр Николаевич, извините! Я не знал, что вы здесь… Переодеваетесь. Мне сказали, вы меня ждёте, вот я и пришёл, — пробормотал Леонид Виганд, без стука войдя в отельный номер Молокова.       — А, да, верно, Леонид, проходите. — Александр не скрывался и не стеснялся своего полуобнажённого тела. — Простите мою вольность, не ожидал, что вы прибежите так быстро. Нам следует поговорить о предстоящем соревновании, если вы всё ещё намерены его выиграть.       — Конечно, — однако мыслями долговязый молодой мужчина впервые был далеко от шахмат.       Перед ним стоял крёстный отец буквально всей советской делегации. Он когда-то, до начала миссии лично утверждал каждого сотрудника, собирал информацию по крупицам и всегда был настороже, замечая всем мельчайшие их ошибки. Но с Лёней он вёл себя свободнее, многое ему прощал, поучал, наставлял… Вот и сейчас обычных ста слоёв защиты от внешнего мира у агента КГБ не наблюдалось — он беспрепятственно демонстрировал своё тело, раскладывая чистую одежду в шкафу.       На его теле светлыми точками и полосами выделялись шрамы. Какие-то глубокие и широкие, какие-то совсем небольшие, но сколько их было — не сосчитать. Спина, плечи и грудь все были усыпаны историей Александра.       Неожиданно для себя, Виганд начал выдумывать каждому шраму свою историю. Вероятно, они и так были, просто очень отличались от фантазий Леонида. Правда, это ему ничуть не мешало. Наверное, со стороны казалось, что он пялился. Парень и не пытался это скрыть.       Выстрел, прошивший насквозь плечо, Молоков получил на одном из первых заданий. Он был таким же молодым, как Лёня, а может и того младше. Где-нибудь… С кем тогда были напряжённые отношения? С Германией! Он получил эту рану в Германии, преследуя шпиона по пятам. Он, возможно, ещё не носил своё длинное кожаное пальто и в целом костюмы, галстуки. На бегу развевалась кожаная чёрная, как ночь куртка, пока ботинки стучали по камням очередной мостовой. И вот в него выстрелили, он должен был упасть, но вместо этого всё бежал и бежал, будто воздух в лёгких не кончался, а ноги не сбивали жёсткие ботинки.       — Александр Николаевич, можно задать нескромный вопрос? — Лёня всё это время не отрывал взгляда от мужчины.       — Хм? — вопросительно выдохнул Молоков.       — А шрамы не напоминают вам о… обо всём, что было?       — Напоминают. Каждый день и ночь, — уже более мрачно пробормотал агент, отвернувшись спиной. Мускулы напряглись, а голос снова зазвучал сталью и необычным холодком. Он встретил Виганда совсем не так, и парень пожалел, что вообще без спроса открыл рот. Снова всё испортил!       На спине под левой лопаткой ровной линией тянулся ещё один шрам, явно глубокий и неаккуратно зашитый каким-нибудь полевым врачом. Даже несмотря на то, что Леонид не был ни солдатом, ни полицейским, ни медиком, он отлично понял, что противник целился ножом в сердце, трусливо напав со спины. Какое счастье, что Молоков уцелел!       Наверное, это была какая-то специальная операция в Африке или Южной Азии, там, где никогда не бывает спокойно. Лёня читал, что там у военных и боевиков никогда не хватало патронов, поэтому они часто сражались на ножах или саблях. Что, если Александра, его Александра, к которому он так привык, захватили в плен, пытали? А не получив результатов, захотели убить.       Зашивали его без анестезии, прямо так, в каком-то местном военном госпитале. Агент стоически не шевелился под руками врача, хотя готов был кричать и корчится от боли на той же самой больничной койке. Врач, несомненно не говоривший по-немецки или по-русски, даже не мог различить мольбы пациента. Поскорее, побыстрее, всё равно на восстановление.       Осознание пришло не сразу. Александр мог умереть. Он бы не стоял рядом на матчах, не жал бы руку Флоренс, не щёлкал бы клавишами печатной машинки во время написания очередного отчёта. Тогда они бы и вовсе не познакомились, и Лёня бы не разглядывал его шрамы как самую красивую картину. Была бы и позитивная сторона — Виганд бы не влюбился в недоступного мужчину, словно идиот или школьник. Ему бы не пришлось позорно прятать взгляд и отворачиваться, топить все лишние мысли в чёрных клеточках шахматной доски, будто каждая из них — колодец, а белые клетки бы не слепили его своей недосягаемой идеальностью.       Ещё один выстрел вошёл в живот агента КГБ под углом, оставив за собой дорожку, будто метеорит, вскопавший при падении землю. Наверное, он был относительно свежим, так как ещё не успел затянуться так, как более старые шрамы.       Всё уже перевернулось. Теперь на стороне обвинения находился сам Молоков, он допрашивал, холодно и безжалостно. Напротив, наверное, сидел измученный секретный агент какого-нибудь ЦРУ или МИ5. Он только огрызался в ответ на вопросы, кичась напускной храбростью и верностью, которые, конечно, с радостью разменял бы на обещание безопасности в случае разглашения государственной тайны. Но вдруг весь план разрушился, когда в комнату допроса ворвались вооружённые люди в масках и, забрав шпиона с собой, снова ранили Александра. Тот попытался погнаться за ними, но, сделав пару шагов, упал на колени и зажал место попадания рукой.       — На что это вы засмотрелись, товарищ? — С ухмылкой спросил Молоков, стараясь разрядить напряжённую обстановку. — Не по-партийному это. — После этих слов Лёня мог поклясться, что готов был сгореть со стыда.       Молоков недолго помолчал, стерев улыбку с лица, словно на секунду точно понял, какие чувства к нему испытывает молодой шахматист. На единственное мгновение ему стало ясно абсолютно всё, каждый взгляд и жест, каждое слово и выражение лица. Он с большей серьёзностью посмотрел мальчишке в глаза.       — Нравятся? Мои шрамы.       — Да. Они будто карта, и по ним можно отследить всю вашу жизнь, — без утайки согласился Леонид. — Все страны, где вы были, всех людей, которых встречали…       — Что ж, надеюсь, вам никогда не придётся нести это тяжкое бремя и иметь столько проклятых шрамов.       Лёня, его Лёня, к которому он за это время привык, кротко кивнул. Он знал, когда можно замолчать и ничего не говорить так, чтобы они оба друг друга поняли. Не дождавшись обещанной речи про турнир, парень готов был уходить, когда агент из-за его спины заговорил вновь.       — Если… Если вы захотите узнать, то я расскажу вам о своих шрамах.