Together

      Холодное мартовское солнце заходит за горизонт, тусклые блики танцуют на остатках снега, уже грязного и неприятно хлюпающего под ногами при ходьбе. На улице привычно оживленно - люди слоняются туда-сюда, огибая лужи, водители приторно громко сигналят друг другу, бездомные псы гоняют ослабленных после зимы котов. Звук улицы проникает сквозь дешевые пластиковые окна девятиэтажки, уже потрепанной жизнью, с неприличными граффити на стенах и выжженными кнопками лифта. Громко, слишком громко для уставшего и воспаленного мозга, в висках надоедливая пульсация, остатки естественного света режут глаза. Легкая мигрень - привычное явление, но сейчас она чувствуется особенно сильно.       Дрожащие руки вытирают щеки, раздражая и так чувствительную кожу лица. Чонин прячет пальцы в рукавах бесформенной толстовки, которую носит, наверное, с десятого класса, обнимает колени, чувствуя себя бездомным котенком, сидящим в промокшей картонной коробке под навесом подъезда. Слабый, какой же он слабый, думается ему. Назойливые мысли крутятся в голове не переставая, разъедая изнутри, добираются до груди, оседая неподъемной тяжестью. Сколько уже можно плакать? Должно быть, выглядит жалко со стороны.       Парень, собирая последние остатки сил, встает с порога съемной полуторки и стягивает кеды, волочась вглубь квартиры. Кровать осталась незаправленной с утра, как обычно, ведь спросонья никто не заботится о таких мелочах. На столе - давно остывшие кружки кофе, рядом - набор для бисера, разбросанный еще со вчерашнего вечера. Плетение браслетов, колечек и прочей лабуды помогает отвлечься, расслабиться, привести мысли в порядок. Монотонная работа, кажется, идеальна для таких тревожных людей, как Чонин. Он - уставший подросток, если в двадцать один можно еще назвать человека подростком. По крайней мере, взрослым он себя точно не чувствует. Разве может взрослый человек каменеть и заикаться, когда ему говорят неприятные вещи, когда насмехаются, пытаются вывести на спор? Разве взрослые не отстаивают свои границы, не затыкают обидчиков? Наверное, так они и делают, поэтому Чонин стопроцентно не может назвать себя взрослым. Он робкий, тихий, легко смущается и немного неловок, когда дело касается социальных взаимодействий.       Не совсем понятно, когда это началось - в школе он был яркий, громкий, имел мало друзей, но много хороших знакомых, которые часто дружески похлопывали его по плечу или ворошили непослушные волосы. Но со школы прошло пару лет, за это время он увял, как увядают роскошные букеты дорогих цветов, купленные за неприличные деньги. Чонин превратился из букета ароматных тюльпанов в маленькую, потерянную полевую ромашку, которая дрожит на своем тоненьком стебельке, цепляясь за жизнь. Он тоже дрожит, когда оказывается окружен людьми, когда их слишком много. И они такие громкие, чертовски громкие, веселятся, смеются, сплетничают о знакомых за их спинами, спорят о чем-то несущественном. Общество людей стало претить, вызывать зуд где-то под кожей. И как только раньше он постоянно находил время на посиделки с друзьями и прогулки по городу? Сейчас это кажется таким далеким, несуществующим вовсе, словно мираж, выдумка больного, измученного воображения.       Тело с гулким звуком приземляется на кровать, лицо зарывается в холодную подушку, успевшую за неделю потерять свежий аромат после стирки. Не снимая даже джинсов, впитавших уличные грязь и пыль, он укрывается тяжелым, мягким одеялом и тихонько, устало сопит. Как же Чонин устал. Не от учебы в университете и даже не от окружающих его людей. Он устал от себя, своей беспомощности, слабохарактерности. Это так надоело, уже по горло сидит эта невозможность постоять за себя, стать сильнее, увереннее. К психологу он не ходит - не боится, просто недостаточно средств. Но так хочется высказаться кому-то, кто действительно поможет, не пожалеет, а силой заставит его обрести эту уверенность в себе, снова подарит ему голос, которым он смог бы заткнуть тех, кто лезет к нему или бывает порой слишком груб. Но это пока не по карману, неоправданно дорого для такой необходимости.       Чонину грех, наверное, жаловаться. У него есть близкие люди, есть те, кто всегда выслушает, поддержит и даст совет, который в конечном итоге не будет использован. Его любимые, друзья и семья, переживают о нем, справляются о его состоянии, а он считает все их слова и попытки бесполезными и ненужными. Грубо. Может, именно поэтому в жизни, в голове такая неурядица? Эффект бумеранга, возможно, или как еще называются подобные вещи.       Самоуничижение - удел слабых, кажется ему, но он все равно продолжает этим заниматься. Ругает себя за свое поведение, за отношение к близким людям, за слабость. Негативные мысли пчелиным роем носятся в голове, пока усталость не побеждает и он не проваливается в тревожный сон, сжимая край одеяла в руках.       На часах, наверное, около восьми вечера, тиканье старых часов, стоящих на полу, потому что ни у кого не было ни желания, ни времени повесить их, немного оживляет погруженную во мрак квартиру. Холодно - окно на кухне, небольшой и неприбранной, было открыто с самого утра. Чан включает свет, спотыкается о валяющиеся на пороге кеды и идет закрыть окно, чтобы небольшое пространство наконец согрелось проржавевшей от старости батареей. На обеденном столе одиноко стоит недоеденная утром яичница, немного подгоревшая. Он выкидывает остатки в мусор, немного прибирается, несмотря на усталость после тяжелого рабочего дня. Мечта о профессиональном продюсировании, создании музыки пока лишь маячит на горизонте. Может, он слишком молод и в двадцать три еще никто в больших компаниях всерьез его не воспринимает, а может он недостаточно талантлив. Или трудолюбив. Но он старается, пока работает преподавателем в небольшом центре детского творчества, учит детей игре на гитаре, зарабатывая себе на скромную жизнь. Все ведь с чего-то начинают, верно?       Электрический чайник агрессивно бурлит, щелкает, заканчивает работу. Чан наливает две кружки ромашкового чая, кладет на поднос покупные овсяные печенья и идет в спальню. Тихое шарканье тапочек, звук неутихающей жизни сквозь тонкие окна, тиканье часов. Спокойно. Хорошо. Дома всегда хорошо, если так подумать. Твоя крепость от внешнего мира, где можно спрятаться, залечить раны, набраться сил для следующего, не менее сложного дня. — Уже проснулся? — ласковый тон, полушепотом, и легкий кивок в ответ. Поднос находит свое место на единственной прикроватной тумбочке, кружки испускают теплый пар и нежный аромат ромашки.       Чонин сидит на постели, морщась от своей же безалаберности. Спать в джинсах - дурная идея. Грязно, неудобно. Он стягивает их, кидает куда-то на пол. Чан лишь кивает головой и садится рядом, целуя парня в опухшую щеку. — Снова плакал? — неуверенный кивок, хотя таить нечего. Мягкий желтый свет светильника не дает ничего скрыть: красные щеки, грязь в уголках глаз, в которую превратились невыплаканные слезы после дневного сна, небольшой шрамик на губе от содранной кожи. — Дурачок, — ласково, небрежно. Чан все понимает, прекрасно знает о состоянии Чонина. Но он не психолог, не психотерапевт. Он всего лишь любящий его человек. Любовью, к сожалению, не излечить всего, но он старается. Не грузит младшего советами, причитаниями, лишь окружает заботой и нежностью, которых так иногда не хватает даже самым черствым людям. Принести чай, обнять, утешить, выслушать в самые тяжелые моменты - все, что он может сделать, и, справедливости ради, то, что он всегда получает в ответ.       Они пьют ромашковый чай, закусывая печеньем, иногда перебрасываясь пустыми фразами. Не волнуются о крошках на простыне - все равно уже пора сменить постельное белье. Спустя тридцать минут или около того перебираются в небольшую гостиную, на диван. Чонин находит место между чановых ног, ложится на его грудь и выводит незамысловатые узоры на чужом запястье. По телевизору какое-то популярное шоу на выживание, служащее, скорее, фоновым шумом, нежели объектом пристального внимания. Они, окруженные теплом друг друга, погружены в себя, в собственные мысли, ленивые размышления.       Чонин думает, что рядом с Чаном все проблемы становятся неважными. Рядом с ним он не робкий, не боится сказать то, что думает. Чувствует себя полноценным. Человеком. Чану кажется, что Чонин - его дом. Его комфорт, тихая гавань посреди бушующего океана жизни. Его вдохновение творить, стараться и достигать своих целей.