Уже не друг

Звук колокольчика у двери раздался, когда Аймерик уже собирался ложиться спать. Это был ужасно долгий и тяжелый день: многочисленные встречи с главами знатных семейств в попытках найти денег на новую войну, когда Ишгард еще толком не успел оправиться от предыдущей, отчеты от офицеров о ситуации на границе с Драванией, переговоры с производителями оружия и механизмов. Бесконечные хлопоты. «Как Архиепископ все это выносил, — думал Аймерик к вечеру. — Впрочем, он надеялся на Асцианов, а мне приходится — только на себя, ишгардскую армию и немного на Альфино Левелье». Завтрашний день обещал быть не легче, поэтому Аймерик собирался лечь пораньше. Он уже отпустил Тидо, своего слугу, почесал за ухом кошку и пообещал себе, что прочтет еще два отчета — и уж точно ляжет... И тогда прозвенел колокольчик. Вот так без предупреждения к нему могли явиться всего двое — хотя нет, сейчас осталась лишь одна. И если Люсия пришла сейчас, значит, у нее что-то срочное, значит, скорее всего, хорошо, что он не успел лечь — потому что спать сегодня не придется. С такими невеселыми мыслями Аймерик двинулся к двери, открыл ее — и остолбенел. За ней, опираясь ладонью на стену, стоял Эстиниен, и выглядел он ужасно — грязный, потерявший где-то копье и шлем, лицо и руки покрыты ссадинами, длинные волосы спутались и повисли сосульками. Секунду Аймерик просто пялился на него, а потом с тоской вспомнил, что меч остался в кабинете. В Ишгарде это была дурная привычка — идти к двери, не захватив с собой оружие, но Аймерик всегда думал, что если его придут убивать — точно не станут вежливо звонить в дверь перед этим. Что ж, он ошибся. — Можно войти? — тихо спросил Эстиниен, и Аймерик не удержался — выругался сквозь зубы. — Нет! Конечно, нет! Ты сорвал нам переговоры о мире! Ты начал новую войну с драконами! Ты... как я вообще могу знать сейчас, что это ты?! — Я его выгнал, — устало и как-то безнадежно проговорил тот. — Выкинул из своей головы. В конце концов, это был не совсем Нидхогг. Настоящий Нидхогг мертв, это было... отражение? Воспоминание? Я смог от него избавиться. Ну, хочешь, спроси меня о чем-то, что знаем только мы с тобой? Аймерик молча смотрел на него. Они дружили уже много лет, много прошли вместе — но сейчас при виде лучшего друга, или бывшего друга, или вообще не друга — в голове начинался безумный хаос, из которого не удавалось вычленить ни одну связную мысль. Да и потом, как-то это было унизительно — допросы, проверки. «Либо я могу отличить Эстиниена от чудовища, принявшего его облик, либо нет». — Как ты вошел в город? — спросил Аймерик. Эстиниен, кажется, удивился, поднял взгляд. — Просто вошел. Через ворота. А что? Аймерик снова выругался — поднимать тревогу при его появлении он приказал не далее как сегодня утром — и посторонился, впуская его. — Я пришел предупредить, — сказал Эстиниен, оказавшись внутри. — Нидхогг собрал свой род отовсюду. Призвал своих драконов со всех краев Дравании. Некоторые, влившиеся в род Хресвельгра, бросили семьи, детей, отвечая на его зов. Он собирает невиданную армию, он хочет уничтожить Ишгард одним ударом — и сделает это уже совсем скоро. В третий раз ругаться Аймерик не стал — ничего совсем уж неожиданного Эстиниен не сообщил. И так понятно было, что одержимый жаждой мести дракон не остановится, и нового нападения на город не миновать. Но все-таки было в этом сообщении кое-что странное. — Ты же только что сказал, что он мертв. Эстиниен не ответил. Он навалился спиной на закрытую дверь, и Аймерик только сейчас заметил, что его колотит крупная дрожь. Эстиниен поднял руку, протянул вперед — та тряслась, как не у каждого завсегдатая «Забытого рыцаря». — Аймерик, — сейчас его голос звучал совсем по-другому — как будто каждый звук приходилось проталкивать сквозь сведенное судорогой горло. — Беги. Мгновение Аймерик осмысливал происходящее, а потом сорвался с места и помчался по коридору во внутреннюю часть дома. «Меч, — колотилось у него в висках. — Меч, потом черный выход». Он не успел. Возле самой двери в кабинет его схватили сзади за шею и, использовав его собственную инерцию, швырнули в противоположную стену. Аймерик ударился всем телом, задохнулся от боли, но смог устоять на ногах. Обернулся. Эстиниен стоял посреди коридора, слегка склонив голову, словно рассматривал что-то очень интересное. На его лице расцвели светящиеся алые полосы — словно раны от удара когтистой лапой. — Чего ты хочешь? — спросил Аймерик, пытаясь выиграть немного времени. Бежать было бесполезно — он только что попробовал и убедился только, что дракона ему не обогнать. Оставалось только заболтать и попытаться добраться до оружия. — Тебя, — спокойно ответил Нидхогг, одним прыжком оказался рядом, схватил его за горло, сдавил. В глазах потемнело, Аймерик ударил под дых, пнул по лодыжке, но никакого эффекта ни то, ни другое не произвело — Нидхогг то ли не ощущал причиняемую телу Эстиниена боль, то ли сознательно ее игнорировал. В ответ он тоже ударил Аймерика под дых, подождал, пока тот согнется в попытках вдохнуть, а потом добавил коленом в пах — и Аймерик сполз на пол, скрючившись от боли. Нидхогг навалился на него всем телом, схватил за волосы и ударил лицом о пол — в носу что-то хрустнуло, ослепляющая боль ввинтилась в мозг. — Мне нет дела до тебя, сын Тордана, — тихо, почти нежно проговорил дракон на ухо. — Ты все равно сдохнешь — сгоришь в драконьем пламени вместе с этим проклятым городом. Но мне нужно тело — послушное тело, которое будет выполнять то, что нужно мне, и не обернется в решающий момент против моей же армии. А он... сопротивляется. Он все еще прижимал Аймерика к полу — с безумной силой, так что сколько бы тот ни брыкался, пытаясь его сбросить, это никак не удавалось. Эстиниен всегда был силен, но это явно превосходило возможности его тела. — Ты дорог ему. Ты единственный, кто всегда верил в него. Сейчас он цепляется за воспоминания о вашей дружбе — чистые, светлые воспоминания, — и это не позволяет мне полностью его подавить. Я понял, что без тебя мне эту проблему не решить. Аймерик на миг расслабился, а потом рванулся со всей силы. Это почти сработало: Нидхогг пошатнулся, потеряв равновесие, но тут же навалился на него вновь, вцепился в волосы одной рукой, прижимая его лицом к полу. Второй рукой он схватил воротник рубахи, рванул — сквозь стучащую в ушах кровь послышался треск ткани, по голой коже повеяло сквозняком. — Ты убьешь меня, — пробормотал Аймерик. — Чтобы я не мешал. — От мертвого тебя никакого толку, — отозвался Нидхогг с долей сожаления. — Даже наоборот: смертные склонны идеализировать тех, кого потеряли. Нет, ты должен жить — и ненавидеть его. А он должен знать, что ты его ненавидишь. Когтистая лапа, которая никак не могла быть рукой Эстиниена, пробралась под пояс штанов — рванула так же, как только что с рубахой, оставляя Аймерика лежать на полу почти голым, в обрывках ткани. В этот миг Аймерик понял, что он собирается сделать, и сердце заледенело. Тело покинули все силы, руки и ноги превратились в желе. Даже если бы сейчас Нидхогг вдруг отпустил его — Аймерик не смог бы встать, так и валялся бы на полу, сам неотличимый от кучи тряпья, в которую превратилась его одежда. Он уже переживал это раньше. Когда он пошел говорить с Архиепископом — даже в мыслях Аймерик не мог назвать его отцом — а тот обвинил его в измене и приказал бросить в тюрьму. А потом к нему в камеру пришли двое из Небесной Стражи — сэр Грино и кто-то еще, Аймерик не запомнил. Он тогда подумал, что они будут его пытать... Лучше бы пытали. Когда его спасли, он попытался забыть все, что случилось в той тесной вонючей камере, и это было легко — гибель Оршефана, необходимость найти путь в Азис Лла, а потом переговоры с Видофнир и подготовка мирного договора надежно заняли его мысли на долгие недели. Это даже в кошмарах ему не снилось. Зато сейчас, когда Нидхогг в теле его лучшего друга лежал сверху, царапая голую кожу металлом доспехов — это вернулось. Он, оказывается, ничего не забыл, ужас, унижение и омерзение, пережитые им тогда, в плену Небесной Стражи, все это время сидели в нем — и сейчас они вырвались наружу, оглушив его, лишив способности к сопротивлению, превратив воина, сражавшегося с драконами — в оцепеневшее, полумертвое от страха ничтожество. Нидхогг, похоже, ощутил его состояние, потому что слегка ослабил хватку. Одной рукой он все еще держал Аймерика за волосы, второй — раздвинул его ноги, и Аймерик ощутил, как чужие пальцы проникают в него. Тут бы ему заорать, начать дергаться, да хоть ругательствами этого проклятого дракона покрыть — но его словно сковало льдом, и это делало происходящее еще хуже, еще более отвратительным, добавляя к мерзости происходящего ощущение жгучего стыда. Тогда, в камере, он отбивался — настолько отчаянно и ожесточенно, насколько позволяли отсутствие оружия и неравенство сил. А сейчас даже дыхание с трудом прорывалось сквозь пережатое горло. Хорош лидер Ишгарда, дракон имеет его в собственном доме, а он и не возражает. Нидхогг убрал пальцы, поудобнее устроился на его бедрах, а в следующий миг его член оказался у входа, надавил, проникая внутрь. Это было больно: Аймерику казалось, что в него запихивают здоровенную раскаленную дубину, хотя он неоднократно ходил с Эстиниеном в купальни и готов был поклясться, что тот обладает вполне средним размером. Это было противно: само его тело больше не принадлежало ему. «Подстилка Небесной Стражи... а теперь и драконья подстилка». На глазах выступили злые слезы, но из горла вырвался только тихий хрип. Нидхогг двигался размеренно, проникая все глубже, вбиваясь в его тело ритмичными движениями. Он не стонал, вообще никак не проявлял заинтересованности в происходящем — словно выполнял скучную, но необходимую работу. Аймерик ощущал его внутри, ощущал, как его член наполняет и растягивает его — но ничего возбуждающего или приносящего удовольствие в этом не было — только боль, горечь и стыд. В момент, когда ему показалось, что эта пытка будет длиться вечно, Нидхогг резко выдохнул сквозь сжатые зубы, его член обмяк внутри, и он вытащил его — а секунду спустя и вовсе отпустил Аймерика. Разжал кулак, в котором сжимал его волосы, слез — оставив того валяться в луже крови и семени. Аймерик попытался заговорить — но не услышал собственного голоса. — Что? — равнодушно спросил Нидхогг. Сейчас Аймерик видел его боковым зрением — тот поправлял драгунские доспехи и выглядел совсем как Эстиниен, когда ему удавалось убить очередного дракона. Усталым, измотанным тяжким трудом — но довольным. Аймерик помолчал, подождал, пока сжатое спазмом горло немного расслабится, и попытался снова: — А если бы я спросил? Нидхогг на миг нахмурился, а потом все-таки понял, что имеется в виду. — Я вижу его воспоминания... И его отчаяние — прямо сейчас — я тоже чувствую. Ты сослужил мне хорошую службу, сын Тордана. Когда мы уничтожим этот город, я позабочусь о том, чтобы ты умер быстро. Он двинулся прочь по коридору, потом Аймерик услышал хлопок входной двери — и на этом все стихло. Целая вечность прошла до того момента, как он смог сначала сесть, подобрать кусок собственной разодранной рубахи и вытереть ею лицо — из носа текла кровь, но он, кажется, был не сломан, — а затем, держась за стену, подняться на ноги. Во всем теле, казалось, не осталось ни единого места, где не поселилась бы боль — но хуже всего была мучительная пустота в сердце. Аймерик понимал, что Нидхогг был гораздо сильнее его, что он не смог бы отбиться, даже если бы сражался изо всех сил — но все равно оказаться настолько беспомощным, просто позволить ему делать все, что он хотел, было невыносимо. Аймерик закусил губу, чувствуя, как в горле застревает ком, как унижение и стыд захлестывают его, отравляя все его существо. Ему теперь жить с ними — долго, возможно, всю жизнь. Жить и помнить, как позволил смертельному врагу войти в его дом и овладеть его телом. Но это не главное. Аймерик сдвинулся с места, почти вслепую нащупал ручку двери в кабинет. Ввалился внутрь, случайно зацепив ладонью рукоять прислоненного к стене бесполезного меча — тот с грохотом упал на пол. Никто не должен узнать. Войско Нидхогга никуда не делось; наивно было думать, что, изнасиловав Аймерика, дракон подарит Ишгарду отсрочку. Поэтому сейчас Аймерик должен взять себя в руки, вымыться и идти спать — чтобы завтра с утра снова готовить оборону. Люсии он что-то соврет — например, что в «Забытом рыцаре» подрался; она, конечно, не поверит, но и допытываться не будет. Целый город мирных жителей не виноват в том, что их лидер оказался драконьей подстилкой — а значит, Аймерик все еще должен сделать все, чтобы защитить их. Но и это не главное. Аймерик подошел к письменному столу, нащупал там чистый листок бумаги и перо. Положил перед собой. С утра они с Тидо не пересекались — когда слуга приходил, Аймерик уже работал — поэтому у Аймерика вошло в привычку оставлять ему записки с распоряжениями на день. Обычно там были бытовые инструкции — приготовить что-то конкретное на ужин, зайти на рынок, столовое серебро начистить, кошку вычесать. Но сейчас... Аймерик сосредоточился и с трудом — рука тряслась — вывел на листке неровные строчки. Найди Альфино Левелье — скорее всего, он в особняке Фортонов, но если нет, узнай, где, и все равно передай сообщение. Скажи, что Эстиниен жив. Что его еще можно спасти. Что он еще борется с Нидхоггом, а значит, ему можно помочь. Пусть Альфино ищет способ. Он выронил перо, оставил записку в центре столешницы и медленно, держась за стенку, поковылял в спальню.