На пределе

По дороге домой из магазина Роза то и дело перекидывала пластиковый пакет из одной руки в другую – ручки неприятно врезались в ладонь. Она понятия не имела, зачем маме понадобилось такое количество вина, ведь она наверняка уснет еще раньше, чем они допьют вторую бутылку «Шардоне». И тем не менее, их отправили в магазин со списком длиной в руку, плюс Доктор, который вечно опасался разозлить Джеки Тайлер, просто «на всякий случай» подкинул в тележку еще несколько бутылок красного. И вот теперь они тащили свою добычу домой, кажется, не собираясь по пути отдохнуть или хотя бы сбавить шаг, хотя у Розы уже устали руки и онемели кончики пальцев. – Эти ноги великолепны, Роза Тайлер! – говорил он, специально стараясь шагнуть пошире, чтобы доказать великолепие этих самых ног. – Посмотри, какие подвижные! Вот что называется гибкостью! При этом мышцы бедер крепкие. Интересно, теперь я буду хорошо плавать? Может, даже отлично? Раньше не очень-то умел, честно говоря. Скорее, бегал на длинные дистанции, типа того. Как думаешь, подходят эти ноги для плавания? Она с фырканьем выпустила воздух и сдула вечно лезущую в глаза прядь волос, но та почти сразу же вернулась на прежнее место. – Возможно, – протянула она, окидывая упомянутые конечности быстрым взглядом. Ну ладно, не слишком быстрым, но она тут не при чем, честное слово: в этих новых брюках у него всё было на виду, в том числе и ноги до самой попы. – Для пловца они слегка худоваты. Доктор с возмущенным пыхтением обернулся, словно не поверив своим ушам, и за пару длинных шагов вернулся к ней, заглянул в лицо. – Должен сообщить, что эти ноги воспели – воспели – на водной планете Аквалерон, а аквалеронцы, имей в виду, очень придирчивы, когда дело доходит до их отростков. На Водяную Горку «Полусфера» вообще не попасть без парочки хорошеньких ножек. – Ножек? – Она насмешливо подняла брови. – Не знала, что ты подрабатывал частным сыском в 1930-х. – О, Роза, – выдохнул Доктор, и уголок его рта изогнулся в едва заметной усмешке. – Ты еще столько всего не знаешь обо мне… От этих слов ее внезапно бросило в жар, и она ужасно смутилась. В последние несколько дней он просто поставил рекорд по выводу ее из равновесия, и, похоже, он этим наслаждался. Пряча взгляд, она посмотрела на пакет в руках, выбрала, так сказать, полупрозрачный зеленый пластик вместо его теплых карих глаз; они так же хорошо видели ее насквозь, как и прежние, голубые, если не лучше. Сосредоточившись – даже слишком – на задаче, Роза в очередной раз переложила пакет с покупками из одной руки в другую, потрясла затекшей рукой и поморщилась, когда кровь побежала по венам и руку начало покалывать. Поняв, что ответа на свою реплику он не дождется, Доктор снова повернулся (искорка разочарования ей, скорее всего, почудилась) в сторону, куда они шли. И возможно, с учетом всех обстоятельств, это было к лучшему. Бок о бок они двинулись дальше, при этом он держался так близко, что время от времени, размашисто шагая по тротуару, случайно толкал ее бедром. – Итак, – наконец сказал он, первым нарушив их дружеское (ну, так предполагалось) молчание, – какие планы на вечер? То есть, конечно, вы, люди, не отличались мастерством празднования Нового Года. По крайней мере, до 24-го века. Но вы стараетесь, я это признаю. Она закатила глаза и, обогнав его, свободной рукой открыла дверь подъезда. Доктор зашел первым и начал подниматься по лестнице. Она последовала за ним, пытаясь не пялиться на его задницу. Это ведь неправильно, верно? Нельзя пялиться на попу лучшего друга, и очень, очень (отвратительно) обтягивающие брюки тут вовсе не оправдание, ведь так? – Если ты так настроен, на многое не рассчитывай, – предупредила Роза. – Мама хочет просто спокойный вечер. Она еще ворчит, что слишком «переволновалась» на Рождество. – На женщину всего-то напала новогодняя елка, а она уже считает себя героем боевика, – пробормотал он. И это было еще мягко сказано, она ждала худшего. Роза порадовалась отсутствию расспросов, почему у нее нет никаких грандиозных планов. У нее было два варианта: Шарин собиралась прошвырнуться по пабам и звала ее с собой (как и всех прочих из списка контактов в телефоне), а Триша Делани устраивала вечеринку в пригороде. Но ни то, ни другое Розу не привлекало. Часами болтать о всякой ерунде, перекрикивая музыку и следя, чтоб в стакан не подбросили «снотворного» (roofies –«снотворное», уличное название для рогипнола, снотворного соединения, известного как «наркотик для изнасилования на свидании» – прим. перев] – не совсем то, что она теперь считала «весельем». Объяснять пришельцу 900 лет от роду, что после путешествий с ним по времени и пространству ей стало сложновато общаться с прежними друзьями, скорее всего, было бесполезно, не помогли бы и графики с диаграммами. Тем более что конкретно этого 900-летнего пришельца хитросплетения человеческих отношений интересовали очень мало. Куда больше его привлекало варенье. – Ну тогда, – сказал Доктор, прервав ее размышления, – по крайней мере, просвети меня насчет того, что для Джеки Тайлер означает «спокойный вечер». – Слишком много вина, – ответила Роза и для подтверждения своих слов встряхнула пакет, так что бутылки звякнули друг об друга, – и настольные игры до самого салюта. Я порвала три последних коврика для «Твистера», но, возможно, на Рождество она раскошелилась, так что будь осторожен, ладно? Его лица было не видно в полумраке лестницы, но то, как он содрогнулся, Роза заметила – и легко представила соответствующее этой дрожи выражение ужаса. – Я не собираюсь играть в «Твистер» с твоей мамой, пьяной или трезвой! Они добрались до верхнего этажа, и Роза открыла дверь в квартиру. Там все еще царил ужасный бардак. Не тот обычный беспорядок, который заставлял Розу чувствовать себя как дома, когда повсюду валяются книги, обувь и початые упаковки с печеньем (они с мамой никогда не спешили с уборкой после Рождества, откладывая ее до третьего или четвертого дня нового года, будто пытались закуклиться в атмосфере праздника, где счастье продолжалось, пока стояла ёлка). Сейчас на полу валялась смятая оберточная бумага, а повсюду – на журнальном столике, на диване – были разложены подарки. Как будто получатель, повертев их в руках, начинал скучать, откладывал их и переключался на что-то другое. Ослепительно яркий свитер, подарок Доктору от Джеки, висел на дверце книжного шкафа, а новенький учебник теоретической физики, ответный презент («О, это для самых маленьких, но ты можешь хоть с чего-то начать!»), подпирал дверь в кладовку со стиральной машиной. Рождественскую елку украшали потертые пластиковые игрушки и местами обвисшая мишура. По-моему, здесь прекрасно как никогда, подумала Роза. На кухне было чище всего, только в раковине лежали тарелки, оставшиеся от завтрака. Джеки привлекла Розу и Микки к уборке последствий рождественского ужина; Доктору удалось увильнуть, громко заявив, какой он неловкий в новом теле. В качестве компенсации он под взглядом Розы «Ты попал» всю неделю делал чай. Роза водрузила пакет с покупками на кухонную стойку, радуясь, что наконец-то избавилась от этой тяжести. У нее замерзли руки – за двадцать минут прогулки от магазина она успела пожалеть об отсутствии перчаток. Она энергично потерла ладони друг об друга. Согреть руки не очень-то получилось, но тут за дело взялся Доктор. Шагнув вперед, он с легким сомнением посмотрел на нее и, прежде чем она сообразила, к чему все идет, мягко спросил, протягивая руки: – Можно..? Кивнув, она пошевелила пальцами. Он сдвинул брови и с выражением крайней серьезности на лице осторожно накрыл ее руки своими. Обычно его кожа была холоднее, чем у нее – что-то связанное с биологией Таймлорда, она не очень-то вникала. Сейчас, однако, его руки были почти горячими, будто только что нагрелись от чашки чая. Это было восхитительно. Она довольно замычала, чувствуя, как руки согреваются. Нежно баюкая ее кисти, он начал поглаживать большими пальцами ее запястья, не прикрытые рукавами джемпера, и от каждого прикосновения тепло распространялось по ее коже все дальше. Наверное, было неправильно получать от этого такое удовольствие, он ведь просто растирал ей замерзшие руки, но Розу все равно пробрала дрожь наслаждения, и она не сумела этого скрыть. Он сжал пальцы, и она, подняв голову, встретилась с ним взглядом. Честно говоря, пора было бы уже привыкнуть к незнакомым выражениям этого нового лица. С тех пор, как он регенерировал и обрел совершенно другие черты– эти яркие брови, этот большой рот – ей частенько было сложно понимать его эмоции, но она старалась, и постепенно у нее стало получаться. Сейчас его глаза потемнели еще сильнее, а взгляд сделался таким пристальным, что она почти ощутила себя прозрачной. Это было что-то новенькое, совершенно незнакомое. Она бы определенно запомнила, если бы он хоть раз посмотрел на нее вот так. И как не запомнить, если губы у нее моментально пересохли, а малейшие воспоминания о холоде испарились! Теперь ей было жарко. Очень жарко. Столь внезапная реакция напугала ее саму, и она застыла, распахнув глаза и мысленно отмахиваясь от него. Это было уж слишком. Даже больше, чем слишком. Одно дело находить этого нового Доктора привлекательным, с его-то попой и роскошными волосами; ей нравился и ее прежний Доктор (нельзя носить кожанку, заявить девушке «Забудь меня» и не вызвать у нее интереса). Но между ними всегда была дистанция, которую естественным образом поддерживал сам мужчина. Каждый раз, когда она приближалась, он отступал. Неважно, что он не сводил с нее глаз, любуясь, как развевается подол ее платья, пока она танцевала с придворными и дипломатами, или подпрыгивал от удивления, когда она по пути в рубку управления внезапно проводила ладонью по его коротким волосам: он уходил в себя и прятал любые чувства за маниакальной улыбкой и непроницаемыми глазами. Но сейчас, сегодня именно он сократил дистанцию межу ними. Именно он поглаживал костяшки ее пальцев подушечками своих, хотя само по себе это движение никак не помогло бы ее рукам согреться. И он совершенно не был напряжен, его плечи выглядели расслабленными, а на щеках не было ямочек. Да, Роза уже определенно начала понимать язык его тела, всего через неделю. Не похоже, чтобы он собирался сорваться с места или отпустить грубую шуточку, он ничего не сказал про двигатели ТАРДИС или еще какое-нибудь фантастическое место, куда им немедленно нужно отправиться. Он стоял на кухне ее мамы, лаская ее руки, отчего ее кожа пела, и, судя по всему, совершенно по этому поводу не переживал. Роза моргнула и сообразила, что уже несколько минут изучает узел его галстука. Она вновь перевела взгляд на Доктора. Он смотрел на нее так, будто никого другого в целой Вселенной для него не существовало, и ей вдруг показалось, что она припоминает: такое выражение бывало и в глазах прежнего Доктора, но никогда не проступало с такой очевидностью, и никогда они при этом они не стояли так близко, что почти соприкасались носками ботинок. Доктор будто только этого и ждал: как только она вновь посмотрела на него, он медленно поднес их сцепленные руки ко рту. Она прикусила губу, взволнованная как никогда, не имея понятия, что именно он сделает. В этот момент что угодно казалось ей возможным. Поцелует? Укусит? А что если – о, Господи – он начнет сосать ее пальцы? Роза сглотнула так громко, что сама услышала этот звук, хотя до сих пор честно полагала, что такое бывает только в книжках (и не в хороших, а во всяком барахле). К ее облегчению – разочарованию? – он просто слегка разомкнул «домик» из своих рук и вдохнул в образовавшееся отверстие воздух, согретый своим дыханием. Ей стало щекотно, и внезапно настроение развеялось: хихикнув, она отстранилась, забрала руки и засунула в карманы. Он тоже слегка отступил и улыбнулся своей новой, глупой улыбкой, нежной и милой, как будто он один знал какую-то тайну. Роза сжала кулаки, пытаясь избавиться от покалывания в тех точках, где их руки только что соприкасались. – Лучше? – спросил он – сама невинность. Сомнения, что он делает это нарочно, немедленно улетучились – с таким простодушным видом можно было только что-нибудь замышлять! От этой мысли сердце ее забилось быстрее. Опустив голову, она застенчиво кивнула. – Да, – ответила она и откашлялась. – Спасибо. – О, я с удовольствием, Роза, – весело сообщил он. – Не хотел, чтобы ты потеряла палец, тем более – боже упаси! – большой. Я большой поклонник противопоставленного большого пальца, знаешь ли. Это определенно блестящий образчик эволюционной мудрости! Доктор начал разбирать покупки, похоже, полностью игнорируя приземленность этого действия. Отойдя от шока, Роза помогла ему убрать бутылки с вином. Они купили и закуску, чтобы было что пожевать до полуночи. Доктор набрал целую кучу разных печений – от шоколадных бисквитов до «Яффо» (несмотря на их сомнительную полезность). Роза, зная, что Джеки будет недовольна, если они принесут только сладости, добавила к набору виноград, крекеры и сыр. – Крайне полезны для всякого разного, эти большие пальцы, – продолжал он, открывая холодильник и убирая на полку солидную упаковку весьма пристойного чеддера. – Что-то мастерить, чем-то управлять. «Голосовать» на дороге, например. Показывать «Отлично!» или «Фу!» Оскорблять соперниц, но кусать лучше поаккуратнее, Роза, ты же не хочешь зайти слишком далеко. [В Англии в средние века прикусывание кончика большого пальца передними зубами считалось оскорблением сродни показыванию среднего пальца. – прим. перев] – Он прислонился к кухонной стойке и задумчиво потрогал верхние зубы кончиком языка. Ей страшно нравилась эта новая причуда, и она задавалась вопросом, как бы заставить его делать так почаще, не вызывая вопросов и подозрений. – Что еще? Роза поставила в холодильник несколько бутылок белого вина и закрыла дверцу. – Кольца на большой палец?– предложила она и в доказательство показала свое колечко из бисера. – О, и варежки! Без большого пальца не получится носить варежки. Они просто… ну, типа, свалятся с рук, да? Доктор радостно захихикал. Вся эта тема с регенерацией начала напоминать Розе рисование поверх обоев; выглядит по-другому, придает стенам новый вид, но прежний узор из розочек и «огурцов» кое-где проступает. В данном случае – широкая улыбка на пол-лица. Которую, впрочем, он тут же сменил на притворную мрачность, и возгласил: – Ты совершенно права, Роза Тайлер! А кому вообще нужен мир без варежек? Ответить она не успела – в квартиру ворвалась Джеки, а за ней Микки. Они продолжали начатый спор, и тонкие стены квартиры легко пропускали их громкие голоса. Формально это был дружеский обмен мнениями о правилах «Монополии», но на самом деле – длящаяся уже бог знает сколько кровавая схватка двух характеров, и Роза давно сбилась со счета, как часто оказывалась между воюющих сторон. Она была уже по горло сыта обсуждением этой темы, и все же поймала себя на том, что с нетерпением ждет, когда Доктор вмешается в спор. Зная его, она предполагала, что речь пойдет о какой-нибудь версии 52-го века, где все стали коммунистами и не могли ничем владеть. Роза молча кивнула на дверь в комнату, и они с Доктором отправились выяснять, в чем дело. – Послушай, если класть деньги на Бесплатную Парковку, игра будет продолжаться вечно, – говорил Микки, вешая куртку. Джеки пронеслась по квартире, по пути к дивану чмокнув Розу в щеку. – Я читал правила. Даже там такого нет! – По его грубоватому низкому голосу Роза догадывалась, что он уже злится. – Если ты вернешь деньги обратно в банк, мы закончим на четыре часа раньше. – Микки, ты знаешь, что такое правила дома? – спросила Джеки. –Потому что, если ты играешь в «Монополию» у меня дома, ты делаешь так, как я говорю! – Она сложила руки на груди и пробуравила его взглядом. – А я говорю тебе класть деньги на Бесплатную Парковку. Никого не удивило, когда юноша сдался. – Ладно, будь по-твоему. Но если эта чертова игра затянется до двух ночи, я тут не при чем. – Он помолчал и добавил. – И я играю гоночной машинкой.