***
каким-то чудом он слишком часто оказывается гостем в жизни ярослава. уже пять лет не понимает, как так вышло — чистая случайность, глупость, подножка от жизни, и — спасительный свет. яр сверкает. сверкает на сцене, сверкает в жизни. он словно хочет стать вечным, хочет запомниться, хочет гореть как яркая звезда, но... — ведь даже самые яркие звезды однажды умирают. но саше кажется, что это не та история. яр чародей. яр чарует голосом, жизнью — на сцене и вне ее, — чарует выбором песен, концепциями, концертами. завораживает взглядом, движениями, улыбкой, своей влюбленностью. саша думает, что он слишком много чувствует к мальчику, влюбленному в мюзиклы. яр любит всё, всё любит яра в ответ. и это почти как в анекдоте — вот только саша никогда не был против их отношений. саша вообще думает, что только так и правильно — яр и всё вокруг, гармония в своем истинном обличии. а вот саше там не место. саша не звезда — саша скорее заблудившийся моряк, потерянный в космосе корабль, титаник, медленно уходящий под воду. он серый цвет, гарь, черная дыра, оставшаяся после взрыва. он якорь что тянет на дно и не позволяет уплыть. ему разрешено только смотреть на пылающую вдали звезду. не говорить с ней, не проводить общие стримы, не перекидываться глупыми шутками, не... звезды — они же хрупкие. почти как хрустальные. поэтому подходить к ним нельзя. яр, на самом деле, болит. яр светит ярко-ярко, и в этом свете видно все твои трещины, все недостатки, все черные провалы. в этом свете видно тебя всего. так и выходит, что ты — ничто, а он — все. ты сальери, а он моцарт. ты — чтоб его, фролло, а он — эсмеральда. это для понятности аналогий. в общем, выходит пиздец. саша, наверное, его ненавидит — но ощущать пустой грудной клеткой получается не очень. он снова выходит на сцену, выкладывается на какую-то "полную", не чувствуя почти ничего. все еще здорово, что он хороший актер, не правда ли?***
— саш, какую концепцию хочешь? — они встречаются в гримерке, один шанс на пару месяцев, и яр снова о его сольнике. яру бы о чем угодно — о солнце, звездах, пламени, а не об этой рутине, крутящейся на повторе, как заевшая пластинка. но яр в эту рутину — влюблен, для него это волшебство, это чудеса на сцене, где он — главный маг. и саша подыгрывает: — я думал об эмоциях. знаешь, в нашем мире столько эмоций, и как будто надо дать каждой волю. — разверни. он улыбается: — еще не решил. хочу подобрать песни под каждую. может, чем-то как в головоломке. сначала радость, потом печаль. страх, гнев, брезгливость. может, поменять их местами, или заменить. — саша рассказывает об одной из давних наработок, живущих в его голове уже два года, а яр улыбается, кивая на каждое слово. улыбается, словно это новейшая мысль, революция во всем мире. и саша уверен — яр уже делает пометки в голове, загорается идеей, раскручивая ее до полноценного концерта, раскрывая детали. говорит: — давно не видел тебя таким вдохновленным, — и сашу ранит — это же не правда, хэй, увидь меня, перед тобой пустота с зелеными глазами, ничтожество, беги, пока не сожрал. саша, наверное, ему даже завидует. гореть так ярко, греть всех вокруг — ему думается, что он хотел бы тоже... попробовать. почувствовать что-то теплое внутри, а не прижиматься к другому человеку, как к батарее. саша знает — он бы и без яра смог, просто... не так. менее ярко, стандартно, неоригинально, банально, глупо. его имя было бы потеряно среди других таких же имен, по нему бы мазали взглядом — и переключались на что-то более живое и интересное. саша не знает, как ему все еще удается быть хорошим актером.***
ярик скидывает ему примерный список треков на каждую часть и спрашивает: "смотри, ты как хочешь, чтобы всем было плохо или стало плохо?" саша думает, что в целом плохо тоже ничего. и пишет в ответ: "может стоит добавить другие эмоции? нельзя же только негатив давать" пишет, и думает: вообще-то можно, саш. можно. "и ты как всегда прав. есть идеи?" "еще не решил. но думаю, может примерно так: радость, гнев, зависть, вдохновение, печаль?" в этот раз ярослав думает дольше. саша успевает трижды прокрутить в голове совсем не помогающие сейчас мысли. может, зря? может, стоило отдать все в руки яра с самого начала? эти эмоции даже не звучат. и не гармонируют. пожалуй, стоит закинуть эту идею в мусорную корзину и позволить ей сгнить где-то на свалке.***
подготовка идет своим ходом, и, смотря на ярослава-вдохновение, саша понимает: так нельзя. нельзя ничего не чувствовать. нельзя ничего не жить. яр на сцене — живет. улыбается, корчит рожи, умирает, если понадобится. саша поражается этому — нельзя чувствовать по указке, но у яра как-то получается. получается "умирать, если понадобится". "умирать, если этого от него ждут". яра потом ломает — безумно, всеми эмоциями, всеми его жизнями, — и яр почему-то пытается это скрывать. хочется сказать, ты же звезда, ты же горишь, так гори не бойся, преврати все эмоции в энергию, ты же делаешь это всегда. но потом яру больно — он рассыпается на тысячи осколков, составляет себя по частям и заклеивает трещины пластырями. он все еще влюбляет в мюзиклы, в жизнь, в себя, — и все еще влюбляется — во все вокруг, во все роли, в возможности, в проекты, во вдохновение. особенно во вдохновение. саша тоже влюбляется — снова — и тоже во вдохновение. но, очевидно, не свое. саша вообще не знает, как толковать половину своих эмоций. он хорошо знает усталость — они вместе ежедневно, она закидывает на него свои холодные руки и целует холодными губами. у нее белое платье в пол и высохший венок. а дальше — как будто все. дальше он просто играет, выдавливая из себя четверть эмоции и развивая ее до нормального состояния. иногда он видит яркие искры этих чувств — но очень редко. почти никогда. саша все еще понимает, что так нельзя. надо учиться заново. даже если он не знает, как. он готовит себя к концерту. его поклонники заслуживают лучшего, чем ничего. вот тут он уж правда властелин. они все еще ищут песни на некоторые блоки — во вдохновении пока всего три песни, и третья под вопросом, в зависти две (о да, саш, в этом ты конечно мастер), и во остальном по одной. "а если сделать после вдохновения выгорание? там можно разбить и на злость и на принятие и на грусть" — пишет он тем же вечером. слово, которого он так боится, бьет его по голове. "саш." "ты гений" — прилетает в ответ. слово, которого он боится, попадает в концерт.***
саша пытается вызвать в себе эти чувства. правда, пытается. пока лучше всего получается выгорание. интересно, почему. яр показывает больше пальцы, сидя где-то по ту сторону экрана, пока саша пытается заставить себя почувствовать вдохновение. — буду у тебя на разогреве, — смеется яр. — неправда. будешь моим вдохновением. — твоей музой, — он насмешливо поднимает брови. и как там? мальчик-пиздец оказался слишком проницательным для этого мира. мальчик-пиздец прожил слишком много жизней, чтобы с легкостью открыть дверь в жизнь саши. и пройтись по солнечному сплетению, конечно же. но саша просто подыгрывает: — моим моцартом, — и затягивает по не-умности: je voue mes nuits à l'assasymphonie au requiem. но яр машет рукой. — не могу смотреть, как ты себя губишь. ты не сальери, ты знаешь это? — саша теряется. — в плане... ты не хуже меня. или кира. вообще кого угодно. не знаю, что ты себе выдумал и как собираешься ранить себя этим концертом... но лучше не надо. — он наконец берет себя в руки. улыбается. — обещаю, все будет отлично. никто никого не уничтожит, хорошо? — а после трусливо сбегает: — ладно, я пожалуй, спать, — и, очевидно, не спит.***
концерт становится все ближе, и ничего не меняется. саша не знает, что делать. ему надо чувствовать острее, испытывать эмоции, ж и т ь, а получается только... это. своеобразный экспириенс, так сказать. "яр, скажи пожалуйста, как ты живешь?" — он набирает это и снова стирает. мысли не формулируются, время не останавливается, программа дописывается, нефть качается, и все как завещала земфира. саша немного поражается количеству песен из ее "бордерлайна". яр обещается рассказать сказку с плохорошим концом. они уточняют насчет гостей: хотя, на самом деле, для этого особо ничего и не надо. все и без того известно. ярослав баярунас и даша январина. ничего личного — просто концепт. саша медленно сходит с ума. когда за неделю до все меняется. он не знает, какого черта, и уверен, что не предлагал этого — но все меняется. вдохновением становится даша. музой становится ярослав. и саша думает — ты нашел эту пустоту разглядел ее увидел а теперь ты уйдешь, да? и саша думает — я не хочу тебя убивать я не буду этого делать почему во мне только зависть. и саша думает — я ебнусь. вкрай. но ничего не говорит. не спит до четырех утра и каким-то чудом просыпается в семь. сны внезапно яр-чеют.***
в этот день он спит три часа. перехватывает стакан американо и едет на саундчек. они столько над этим работали. все будет хорошо. все начинается просто — яр уговаривает его сыграть. достает что-то нежно-дождливое, что-то из чеда лоусона, но что-то не с названием rain. что-то, как ни странно, вдохновленное. саша сохраняет королевское молчание. зал ликует. для саши зала и нет — он будто правда живет. или будто правда пытается. заглядывает в жизнь писателя, в его усталость, в обыденность, в необходимость какой-то сказки. в необходимость появления той самой недостижимой звезды. это на самом деле ничего необычного — отгородиться от людей, что смотрят на тебя, и остаться один на один со сценой. мономюзикл, составленный из чужих слов. как будто даже звучит. даша появляется за ним — он смотрит на нее в вынесенное на сцену зеркало. он видит ее только там, и ощущение ирреальности усиливается. чертов эксперимент дает свои плоды. в белом свете даша кажется невесомой, — истинное вдохновение, — и затягивает city of stars ла-ла-ленда. вдохновение на самом деле плавное — не ушат холодной воды, а легкий ветерок, который зовёт пройтись по едва заметной заросшей травой дороге. и саша идёт за ним — осторожно ступает шаг-в-шаг, боясь потерять свой свет из виду. пишет что-то на листах, лежащих на рояле. строчит-строчит-строчит черными чернилами на белом пространстве, но все же — теряет. и когда даша начинает: — жить твоей голове. саша чувствует, что в его голове и правда что-то есть. мысли. эмоции. чувства. идеи. как будто бы — вдохновение. и они правда — убивают. и саша тоже выводит: жить в твоей голове и дальше и дальше и все в том же духе. почти до убийства. неосознанно — нечаянно. когда от одного нежного касания по поверхности идёт ты-ся-ча трещин. когда от одного ветерка дрожит весь мир, когда… у саши не остается времени на аналогии. над дашей медленно гаснет свет, когда она в последний раз вытягивает: — жить. — ветвится несколько мгновений в зале и — умирает. зал взрывается аплодисментами. писатель не знает, как жить дальше. в его мыслях что-то разбивается. почему я живу, думает саша. почему умираю. смеюсь и плачу. пустота кажется родной — ему правда не хочется быть собой. за спиной болят фантомные крылья. это больно-больно-больно каждый чертов раз. он бы хотел быть птицей. но не роботом без эмоций. тогда почему он… почему он тот, кто есть? почему он одна механическая кукла с поломанными движениями? почему он… почему? он больше не смотрит в зеркало, он завешивает его черной тканью — он не может смотреть туда, где когда-то стояло его вдохновение. где еще есть его отблеск, где еще живет эхо его песни. писатель ненавидит смотреться в зеркала. из них его пожирают взглядами осколки прошлого. писателю чертовски больно. он пытается снова сесть за пианино. играет — но не поет. хотя мысленно и проходится по каждому слову. …без края усталость …от меня ничего не осталось саша не знает, чему он посвящает эту песню — себе, вдохновению, своему вдохновению. это выворачивает наизнанку, саша чувствует, как в его ребрах застревают стекла и растут цветы. он сбивается где-то между бесконечно летящим снегом и бескрайней тоской. он захлопывает крышку, он встает со стула так резко, что роняет его. он сбивается — и это непозволительная ошибка, которая убивает быстрее любого непростительного заклинания. зал ликует, зал думает, что так и надо — вот только это самая большая ложь. саша раскидывает листы, позволяя тем разлететься по сцене. саша чувствует, как внутри него что-то догорает. ему хочется поскорее уничтожить эти остатки. ему хочется чтобы этого эксперимента никогда не существовало. первый аккорд таблеток земфиры раздается слишком неожиданно, и он совсем не постановочно вздрагивает. выдыхает на три счета и пытается погрузиться в музыку. оборачивается в зал. остается в одной позе, и смотрит вперед холодным взглядом. он все еще хороший актер — хотя теперь это последнее, что ему кажется. где-то за спиной — он знает, — выходит яр. где-то за спиной он тихим шепотом повторяет все строчки в микрофон. где-то за спиной он собирает его листы, оставляя на них отпечатки черными руками. сегодня он его смерть. ураган. безумие. ты следишь.я
слежу
внутри откуда-то появляется ветер. саше кажется, все это станет торнадо. саша еще не знает, чье имя он ему даст. мысли закручиваются со страшной силой, сердце бьется слишком сильно — у него слишком много эмоций. саша выражает их одним возможным способом — поет. и все еще стоит в той же позе и смотрит в одну точку. пустота пустот прямо под нами он чувствует черные руки яра на своей белой рубашке и не смеет посмотреть вниз. он знает, что на светлой ткани остаются темные разводы. он знает что он заочно в чем-то виноват. он чувствует, что падает вниз, как какой-то ангел. ослепший кто-то прячется в яме они говорят это вместе, и это, должно быть, звучит х о р о ш о. ему помочь нужно и хочется “помоги мне” — думает саша. только как? писатель действительно сходит с ума. когда появляется другой — более успешный, более счастливый, написавший хорошую книгу, горящим своим делом. саше больно осознавать, что появляется яр. он думает, что нуждается в нем, как в воздухе — нуждается в этой части света, который вихрится вокруг яра. нуждается в глотке жизни, в глотке реальности. нуждается в том, чтобы быть рядом с какой-то звездой. ловить ее энергию и перерабатывать в свою. без этого его как будто нет. за его спиной яр сбрасывает с зеркала черное покрывало. песня снова меняется — и текст жжет дотла. и пусть на другом языке — саша чувствует, что он живет. я посвящаю свои ночи убийственной симфонии реквиему писатель собирает свои раскиданные листы, — и начинает творить. дышит чужим воздухом, перерабатывая его в свой. он ненавидит себя, но продолжает писать, и пишет-пишет-пишет. хочется переродиться. остается совсем немного — он напишет шедевр. но не затмит чужой славы. не останется в веках. но это ли ему нужно? писатель бы не пошел на это ради признания. он идет на это чтобы остаться хотя бы на чуть-чуть. чтобы зафиксировать факт своего существования. я играю, не касаясь прекрасного мой талант — подделка. и, к сожалению, это не исправить одним вопросом “и что?”. саша останавливается перед зеркалом. яр стоит за его плечом и коварно усмехается. они оба знают, что будет дальше: — мой друг… — голос саши ломается. — мой друг. я… очень и очень болен, — он правда болен слишком сильно, чтобы это вынести. — сам не знаю, откуда взялась эта боль. то ли ветер свистит над пустым и безлюдным полем. то ль как рощу в сентябрь, осыпает мозги алкоголь. кто еще из них чей палач? зал молчит. у зала, кажется, захватывает дыхание. саша поражается тому, как звучит его голос — глухой, болезненный, разбитый и отчаянный. идеальный для чтения “черного человека”. и яр вторит ему: — в декабре в той стране снег до дьявола чист. и метели заводят веселые прялки. был человек тот авантюрист. но самой высокой и лучшей марки. и все с этой жуткой ухмылкой. сашу пробирает до костей. сашу, кажется, трясет. саша кричит: — ты не смеешь этого! — а яр все также смотрит в душу, раздирая ее, пережевывая и выплевывая ошметки. саше безумно холодно. — черный человек глядит на меня в упор. и глаза покрываются голубой блевотой. словно хочет сказать мне, — саша видит, как на его шею ложится черная ладонь. голос снова дрожит. на шее остаются черные пятна — что я жулик. и вор. так бесстыдно и нагло обокравший кого-то. яр все еще держит его за горло. и разворачивает к залу, лишая пытки — сладостной пытки — видеть их обоих в зеркале. люди слепят и выбивают из колеи. саша чуть не забывает текст. но продолжает: — друг мой. друг мой. я… — и падает на колени. — очень и очень болен. сам не знаю откуда… рука яра все еще на шее. он чувствует спиной его тепло — и понимает, что еще не сошел с ума. что он все еще он, а не писатель с черным человеком за спиной. что он все еще саша, а яр все еще яр — и рука не ледяная, а теплая. яр поднимает его с колен и разворачивает к себе — и в его ненависти почему-то оказывается тепло. его глаза на пару мгновений оказываются не ненавидящими, а волнующимися — и саше этого достаточно. он почти пытается показать: “не переживай, я в порядке”, — как яр издевательским тоном заканчивает: — называл скверной девочкой. и своею милою. — и саша понимает, что теперь говорить ему. он собирает злость — всю злость сумасшедшего писателя, задыхающегося от зависти — и добивает: — черный человек! ты прескверный гость! это слава давно о тебе разносится! — яр отпускает его. саша чувствует отпечаток черной краски на своей шее. он поворачивается обратно к зеркалу: — я взбешен. разъярен. и летит моя трость прямо к морде его. в переносицу. звук разбитого стекла заставляет вздогнуть. саша бьет зеркало. звукореж множит этот звук. свет меркнет. когда на сашу направляют прожектор, яра рядом уже нет. саша заканчивает: — месяц умер. синеет в окошке рассвет. ах ты, ночь. что ты, ночь, наковеркала? я в цилиндре стою. никого со мной нет. я один. и разбитое зеркало. саша чувствует, что это часть высосала из него все соки — и снова падает на колени. прямо на битое стекло. но никакой боли нет. есть только опустошение. зал молчит долгие семь секунд. саше думается, что он разучился слышать, и кто-то сейчас возьмет его за руку и развернет, чтобы он увидел, что людям понравилось. но зал взрывается самостоятельно. саша еле-еле поднимается на ноги, берет с рояля листы и уходит за кулисы, стараясь не шататься. ему кажется, что он — случайно — себя убил. снова выходит даша. поет что-то из своих песен, и саша даже не вслушивается. он пытается вспомнить как дышать. зачем-то берет в руки подготовленный реквизит и кладет его обратно. пьет воду. видит переживающий взгляд яра, но не подходит. они оба знают, что не сейчас. после. сейчас они оба не-существуют. живут в двух разных мирах и не пересекаются. сейчас им больно слишком по-одинаковому разно. саша выдыхает. саша боится что три минуты это ничтожно мало, и тень черного человека последует за ним на сцену в следующую часть, он не избавится от нее. он надевает другую белую рубашку. на шее все еще остается отпечаток черной ладони. так и задумано, правда. берет книгу и выходит на сцену. ему бы сейчас — направить все остатки сил на другую эмоцию и отыграть ее убедительно. ему бы сейчас — еще немного времени. но у писателя горят глаза, и саша не хочет знать, это от слез или восторга. он уже почти не может их отличить. и улыбается — безумно. счастливо. безумно счастливо. поднимает книгу над головой. и громко смеется в микрофон под первые аккорды “the greatest show” паников. он, черт возьми, это выстрадал. это все — его. эта презентация. эти восхищенно-влюбленные взгляды. эта очередь за автографами. и даже будущая премия — его. эта книга — его боль, кровь, его раны, его страхи и кошмары. он, черт возьми, это заслужил. его глаза горят, — и теперь саша чувствует это, — безумием. чертовым предвкушением. это то самое шоу, к которому он так стремился. это тот самый момент. я вас не держу но хотите ли вы уйти? никто не посмеет уйти с его небольшого спектакля. никто не посмеет отринуть его книгу. н и к т о. я сияю и мы не упаду и даже солнце не сможет остановить меня. да, они с яром немного меняют текст — но так надо. саша чувствует, насколько это правильно. саша чувствует, как все идеально. как энергия заполняет всех вокруг, как напряжение, нарастающее с каждой строчкой, взрывается на припеве. как люди почти-подпевают — ведь это величайшее в мире шоу. кто изгоем был, стал королем. да, теперь он велик. теперь он в вечности — и неважно, сколько раз он умер перед этим. неважно, на что он пошел. ведь он стал бессмертным. и стоит песне закончиться, как начинается следующая — чуть менее безумная, чуть более реальная, но все такая же необходимая. могли бы стать бессмертными бессмертными. ненадолго, на чуть-чуть. водоворот захватывает его с головой — он не помнит себя до выпуска. люди-книги-встречи-вечера-литература. ему хочется поймать этот миг, заключить его в картину, высечь в камне — и спрятать рядом с собой, чтобы любоваться. ему хочется остаться в вечности именно таким — счастливым, живым, не-разбитым. ему хочется, чтобы вечность вспоминала о нем хотя бы иногда. писатель уже не видит себя без своей книги. но люди спокойно читают книгу без писателя. он им, на самом деле, не нужен — и слава меркнет. люди начинают чего-то от него ждать — какого-то продолжения. но он ведь уже все выдал-выстрадал, перекроил себя по кусочкам, прыгнул выше головы, что еще им нужно? он уже все рассказал. счастье длится недолго. у сказок жизни не бывает хороших концов. это совершенно нормально — но ему слишком больно. он слишком не хочет оставаться один на один с этим миром. он сказал все, что мог. ему больше нечего. он чувствует как в его пустой груди все еще почему-то бьется сердце. они с дашей снова поют дуэтом. это кажется самым искренним. жди меня мы когда-нибудь встретимся заново — обещает ему вдохновение. жди меня обреченно и может быть радостно — отзывается писатель. он знает — уже никто не придет. краткая слава оказалась пустышкой. писатель оказался пустышкой.***
накрывает сашу позже — в гримерке перед зеркалом, когда он просит себе пару минут. за деревянным столом, когда он остаётся один. когда надо смыть с шеи чёрные следы — когда надо снова превратить себя в человека. на спинке стула висит белая рубашка с чёрными разводами. саше не хочется ее видеть. тошнота подкатывает к горлу, стоит взглянуть на черную краску. слишком красноречиво. слишком непрозрачно. слишком правдиво. черные дыры всегда пустые. он не сможет оттуда выбраться. он поднимает глаза на зеркало. за спиной в этот раз никого нет — на шее нет ничьих ладоней, — но почему-то он слышит чьё-то чтение чёрного человека. кажется, свое. в глазах существует пустота. слишком контрастирует с этой чёрной подводкой, и неумолимо идеально с ней сочетается. он закрывает глаза и считает до четырёх. чёрный человек становится громче. в зеркале отражается ещё и яр, привалившийся к дверному косяку и стоящий в пяти шагах от него. саша не уверен, что тот не галлюцинация. — ты как? — спрашивает с волнением в голосе. — живой. — лучше? — саша чувствует себя как в той рекламе, но все же нелепо кивает: — лучше. — отлично, — молчит пару секунд. и добавляет: — тебя уже ждут. — он будто не знает, куда себя деть, будто пытается прикоснуться даже через — на самом деле совсем маленькую, но сейчас почему-то слишком огромную — гримерку. барабанит по дереву и нерешительно мнется на пороге. а после все же уходит. и саша позволяет себе потеряться в людях-гримерах-актерах. в себе и яре. объявляется второй акт.***
саша не помнит как заканчивает концерт. сначала ставят дашу, потом яра, потом дуэт, а потом снова его, дашу и дальше и дальше. энергия сбивает с ног. времени на лишние мысли не остаётся. саша этому рад. он прыгает по сцене, кричит в микрофон, восхищается тем, что они сделали — но на автомате. кажется, одной из последних песен оказывается "круги на воде" — кажется, он об этом даже помнит. кажется, ему нельзя погибать (ему просто нельзя плакать). кажется, яр бежит к тёме менять программу, чтобы дать саше отдохнуть. кажется, сегодняшний день сашу добьёт.***
на служебке вокруг него слишком много людей. так на самом деле постоянно — но сегодня саше кажется, что надолго его не хватит. он улыбается фанатам, потому что они тоже люди и заслуживают чего-то хорошего — пусть даже у них уже был целый хороший концерт. это, на самом деле, не только его день. это день каждого, кто сюда попал. это особенный день. саша творит чудеса на сцене, яр просто творит чудеса — и они делают это для каждого, кто сегодня здесь. саша чувствует себя оглушенным. люди и звуки пробираются к нему из-под какой-то пленки, шумоподавителей. саша не хочет знать, что это такое, и растерянно улыбается. в то, что они отыграли этот концерт — не верится. но люди тут — люди говорят, что все замечательно, люди благодарят, аккуратно обнимают — его, яра, дашу. людям все нравится. саша все еще пытается улыбаться. когда все заканчивается, он вызывает такси. в завешанных ночью окнах отражается его рот и нос — а вместо глаз мелькают фонарные провалы. пустота.***
ему снятся синие глаза и тихое чтение чёрного человека. саша боится что проснётся в слезах.***
он просыпается в слезах. в питерском хостеле неуютно противно и пиздецки холодно. экран телефона показывает четыре двадцать три и ярово "я дома". саша чертовски радуется, что отклонил предложение жить у него. он бы сошёл с ума. хочется выть куда-то в пустоту. саша и есть пустота. саша чувствует шрамы от несуществовавших крыльев за своей спиной. отчего-то этой ночью становится больнее. на телефоне всплывает новое уведомление. "о ого ты чего онлайн?" — прилетает в тг. "думаю" "саш в такое время надо спать особенно усталым после концерта косточкам" саша чувствует себя свечкой в стаканчике, где весь воск уже расплавился и гореть осталось совсем немного. "заснуть не могу" "не пизди только не говори что загоняешься" он молчит. "холодно" "а я говорил." — телефон обиженно замолкает. яр что-то набирает и стирает, снова набирает, а потом и вовсе перестаёт печатать. саша думает, что там должна быть целая простынь. жаль, что неотправленная. и гасит экран, чтобы продолжить пялиться в потолок. сообщений больше не приходит. у меня к тебе много чувств и я не знаю как их интерпретировать думает саша. опять. и почему-то — ждёт. но яр так и не пишет.***
саша чувствует как после концерта в нем что-то ломается. как огромное цунами сметает жалкую плотину, за которой скрывались чувства. саша думает, ты же этого ждал. ты же этого хотел. так почему тебе сейчас так плохо/хуево/отвратно/противно/ненавистно/разбито/хочется исцарапать шею чтобы не задыхаться — выбирайте. его эмоции на вкус — остывший растворимый кофе, слишком сильно разведенный водой. пережарено и противно. саша чувствует как все разваливается. как весь его режим со спектаклями, репетициями и семичасовым сном разваливается. как все, чего он хотел, соскребается по лоскуту, открывая вид на убитую реальность. он чувствует, что не вывозит. он пытается снова запереть это хоть куда-нибудь — хочется бить стены, хочется ненавидеть, хочется не смотреться в зеркала, потому что в глубине живут демоны. они готовы вырваться. а он даже не знает их имен. он заваливает свой график репетициями, он просится на замены составов, он ограничивает общение с людьми до минимального. он игнорирует все громкие звонки. он надеется, что его не сорвет.***
кто-то ловит его на послеконцертное интервью. вспоминается яр со своим “не говори о концепции”. он растягивает губы в широкой улыбке, так, что сводит скулы — иногда их мысли сходятся. — боюсь, я не смогу раскрыть все карты. однако, спрашивайте. — как вам в голову пришла такая идея? саша смеется — вопросы стандартны, что он вообще себе придумал? смеется — и врет что-то о красивых историях и сказках о жизни. — конечно, нельзя не отметить ваше чтение “черного человека” есенина. от вас это казалось невероятно тяжелым материалом. почему именно он? почему именно стихи? саша снова что-то говорит. говорит о концепции, о логике, о программках, в которых все написано, и — снова улыбается, смотря в камеру. — и последний вопрос. скажите пожалуйста, насколько реальны ваши персонажи? — и он выпадает. уводит взгляд, чуть опускает уголки губ, давая себе возможность подумать. и беззаботно усмехается: — боюсь, я не могу на это ответить. это ваше решение — кто-то воспримет это как историю одной любви, кто-то как историю одного одиночества. но если вам интересно, то я не играл влюбленностей на сцене. ведущая благодарит его за визит и говорит что-то о надеждах на будущий контакт, и саша согласно кивает — да, действительно, стоит, и поговорить с вами здорово, и вопросы классные задаете, спасибо. кивает — и пытается продраться сквозь мысли. почему-то там селится черный человек. почему-то в образе яра. снова.***
яр не пишет. им в принципе нормально — не существовать в жизнях друг друга, а потом врываться — буквами, собранными в сообщения, висящими в центре города афишами, у яра планы и амбиции. у саши пустота и бескрайняя усталость. а еще мысли, что концерт был ошибкой. что все было ошибкой. что ему не стоило заглядываться на такую высоту. он все равно с ней не справился. а еще красно-зеленые глаза.***
он выживает так месяц. ебануто-безумно-кошмарно-с агрессией. каждую ночь ему снится чужой голос. саша не знает, стоит ли ему засыпать. саша не уверен, стоит ли ему просыпаться. они периодически списываются — этого безумно мало, чтобы саша его поймал. его — настоящего-живого-звездного, не концертного, а реального, с глупыми шутками и громким смехом. яр что-то пишет про то интервью, про выпущенные промо к концерту, про напечатанные постеры — саша проматывает мельком и отправляет смайлик “класс”. “ты там живой хоть?” “ну типа” “я кстати скоро в мск. не хочешь стрим совместный?” саша моргает. ему точно не привиделось? “ага спустя год перерыва самое то” “я называю это фееричное возвращение” “ну только ради него” спустя десять минут яр все анонсит. саша чувствует как на шее затягивается петля.***
земную жизнь пройдя до половины я очутился в царстве ебанины думает саша, когда яр влетает на порог его квартиры. саша нутром чувствует, что что-то случится. воздух застывает в напряжении. все застывает. уставшие от его бессилия стены, стоящие в шкафу кружки и даже сладкое, заготовленное на такой случай. какого-то хрена все ждет грозы. яр почему-то все такой же неловкий нескладный — хотя уже серьезный продюсер, — и обнимает его как-то ломано и неправильно. хлопает по спине. саша слышит как гулко удар отражается от стен прихожей. что-то точно произойдет. и саша не уверен, что он к этому готов. яр провожает его встревоженными глазами но молчит. саша не хочет смотреть в зеркало — не хочет знать, что яр умудрился в нем увидеть. надеется, что не черного человека. и не чертового сальери. не жалкое подражание существующему образу. не жалкую пародию того чем он мог бы быть. — может, отменим все к черту? — тихо спрашивает яр. саша молча качает головой. они обещали. они должны. все остальное проблемы только саши. тем более, актёру надо ломать себя — это негласный закон их профессии. и саша может его соблюсти. даже если ломать осталось совсем немного. саша улыбается в камеру, шутит, кажется, даже смешно. яр включает пору кафедральных соборов — ему безумно идет гренгуар. саша любуется. любит яра в мюзиклах — не подумайте ничего, просто яру правда идет. просто яр правда живет. и так выходит, что мертвое к живому — п р и т я г и в а е т с я. и саша не может не восхищаться. потом они дуэтом поют что-то из киша, яр находит что-то из алисы, а саша включает “машу рукой прохожим”. потом поют “звездами взглянуть”, а после — “belle”. час проходит незаметно. они прерываются на донаты, обсуждают проекты и немного спойлерят их. саша немного расслабляется. все идет хорошо. и саша нажимает на минусовку “кругов на воде”. и думает что справится. что эту песню нельзя не жить. и что он починил достаточно, чтобы снова что-то ломать. и он, очевидно, ошибается. да черт возьми, он проебывается. тотально. и бесповоротно. он осознает это на первом припеве. в груди начинает болеть, а шею словно что-то сдавливает. он просто надеется что сможет допеть до конца. он глубоко вдыхает носом. чувствует взгляд яра и не смеет взглянуть в ответ. уже почти заканчивает второй куплет и чувствует что задыхается. чертовы холодные города. дышать невозможно но он пытается. он рвано вдыхает и не может выдохнуть. шею сдавливает стальной хваткой музыка в наушниках кажется слишком громкой его голос слишком ужасным слишком противным он ничего не может он не может даже спеть эту песню нормально боги какое же он ничтожество как же противно от самого себя как же отвратительно ужасно он уже не может какой же он хуевый актер боги как же он не справляется помогите кто-нибудь ему… — ДЫШИ! кричит яр, протискиваясь сквозь стену мыслей. — дыши со мной. давай же. вдох. выдох. саша реагирует едва-едва. кажется из глаз начинают литься слезы. кажется это видят все двести с лишним человек. саше хочется самоуничтожиться. перестать существовать. какое же он ничтожество. — Саша! снова кричит яр. резко, как удар, как такой нужный глоток воздуха. саша фокусирует внимание на нем. яр напоминает ему, что нужно дышать. снова. и говорит дышать с ним. вдох. выдох. вдох. выдох. саша приспосабливается. саша вспоминает. и говорит: — стрим. яр тут же отвечает: — все хорошо, я его вырубил. и саша выдыхает. и даже не пытается сдержать слезы. яр обнимает его — уверенно-неловко, как умеет только он. обнимает и д е р ж и т. а саша не уверен, что знает, как держаться. объятия у яра крепкие. в них так просто сломаться. в них так просто разбиться на осколки, пока саша может думать, что яр его соберет. почему-то сейчас он в этом не сомневается. яр просто шепчет: — говори, — и саша говорит. говорит о эмоциях, о том, как сложно ими управлять, о том что он ничего не чувствует — и как-то чувствует слишком много. говорит о концерте, о сальери, о чёрном человеке, о ничтожестве, о том что он подделка которой не должно существовать что он наверное в действительности только и делает что существует. говорит — у меня к тебе много эмоций и я не знаю как их интерпретировать. а яр только обнимает его крепче. саша чувствует как на миг замирает сердце. — ты не прав. и он не знает что сказать в ответ. и не знает, на что это ответ. в чем именно? в эмоциях или их отсутствии? — ты не прав. ты никогда не был подделкой. ты не чёрная дыра. кто вообще тебе такое сказал? — саша опускает взгляд. ему не говорили, он сам об этом знал. — ты звезда. ты звезда с другого конца галактики, и многим звездам до тебя не дотянуться. может, тебе и не они нужны — может, тебе нужен кто-то на сумасшедше дальнем расстоянии. кто-то, кто всей душой стремится к тебе? — и просто шепчет: — я здесь, — чувствуя, как сашу трясёт все сильней. контролировать слезы просто невозможно. еще сложнее контролировать боль, расползающуюся где-то внутри — как будто ее когда-то заморозили, и сейчас греют, чтобы она кипятком прожгла сашу насквозь. яр только гладит его по спине. и шепчет: — саш? — что? — ты мой человек. сашу не доламывает только потому, что ломаться уже нечему. но саша слышит — яр з н а е т.***
ему снова снится чертов концерт. он раз за разом путает слова, сбивается в аккордах, забывает сценарий и говорит не те предложения. яр презрительно смотрит на него и — снова, — разочаровывается. свет гаснет без его ведома, а осколки зеркала смотрят синим укоряющим взглядом. он признается во всех грехах, в разных эмоциях, в непроизнесенных словах — и под этим взглядом становится только хуже. его делят на кусочки, пытаясь отделить его от не-его, и черный человек со слишком синими глазами разрешает ему испытывать только ненависть. черный человек говорит только о его — с-в-о-е-й — сути, о черной зависти и ненависти, которые заставляют идти на сумасшедшие поступки. смеется, что большим саше никогда не стать. тем более — большим, чем он.***
саша просыпается от толчка в плечо. осознает, что он не один. и осознает, что снова плачет. они разберутся с этим. обязательно.***
он не понимает, как они оказываются на балконе. кажется, он выходит на холодный воздух, чтобы привести себя в порядок. кажется, яр выходит следом, чтобы проверить его "порядок". — прыгать не собираюсь, не волнуйся, — смеется саша. почему-то хочется курить. — это из-за концерта...? — тихо спрашивает яр. саша молчит, смотря на ночной город. где-то вдали едут опоздавшие машины, горят фонари, а небо переливается противным красно-серым. — я просто хотел сказать, что не знал. я видел, что тебе больно — там, — и не сказал. ничего не сказал. я думал это обычная боль в спектакле, ну знаешь, когда ты как будто живешь персонажем, и реально живешь, но потом все же становишься собой... я... прости, я должен был понять раньше. саше не хочется ничего решать. не хочется убеждать его в неправильности его загонов (а это, несомненно, загоны). у него на это просто нет сил. он закрывает глаза и делает глубокий вдох. — остановись. все просто смешалось, я просто устал. просто все стало сложным... и эта история, она оказалась слишком моей, слишком про меня. просто оказалось что я живу в ней всю жизнь. просто оказалось, что от этого больно. такое, наверное, случается. просто иногда герои слишком похожи на своих создателей — у тебя же тоже такое было. оранжевый, зеленый... я... правда просто устал. — повторяет он. внутри разливается какое-то непонятное умиротворение. эмоций больше нет. — саш. пожалуйста, хватит. ты же так себя уничтожишь. я не хочу смотреть, как ты догораешь. саша не знает, что ему ответить. небо все еще красится в серо-красный, звезды все еще нет. все еще хочется курить. он чувствует касание яра. позволяет ему аккуратно обнять себя.но ведь я буду рядом