Крылья

      Когда Серёжа был маленький, он представлял, что у него есть крылья. Маленькие, с мягкими белыми пёрышками, больше похожими на пух. При каждом движении они подрагивали. С самого детства он мечтал взлететь высоко в синее небо и умчаться от всех проблем, остаться там, где был бы только он и бескрайнее небо.       Когда Серёжа был маленьким, он прятался в старом шкафу на пыльном чердаке приюта. Прятался от старших ребят, задиравших его, от воспитателей, которые хотели наказать за любую провинность. Но чаще всего он прятался от грозы. Стихия пугала до замирания сердца — так, что оно было готово пропускать удар от каждого раската грома. Пугала так, что дыхание перехватывало, и Серёжа боялся сделать вдох — такой шумный, что его тут же обнаружили бы. Пока белые языки молнии облизывали свинцовое небо, а её острые зубы впивались в тучи, Серёжа кутался в пальто, насквозь пропахшее нафталином, и представлял, что его жизнь украдена.       На самом деле у него есть семья.       У него есть мама-домохозяйка, которая готовит восхитительные пироги — больше всего Серёжа любит яблочный с корицей — и поддерживает идеальный порядок не только дома, но и в голове. У неё рыжие вьющиеся волосы — кудри подрагивают каждый раз, когда она смеётся над тем, как Серёжа корчит рожицы или рассказывает смешные истории со школы. Она никогда не ругает его, как бы сильно он ни провинился: разбил вазу или подарил вырванный с клумбы цветок. Мама каждый вечер укладывает его спать и целует в лоб, обязательно подоткнув одеяло, чтобы сын не замёрз. Серёжа хмурится и говорит, что он уже не ребёнок, он уже взрослый, хотя никогда не отказывается от стакана тёплого молока и домашнего овсяного печенья, которое печёт его мама.       Отец работает, очень много работает. Мама шутит, что он женат не на ней, а на работе. Отец отнекивается и говорит, мол, как можно любить другую, если его жена — самая лучшая женщина в мире. Он строг, но, подобно матери, любит своего сына. Он дарит ему подарки, пытаясь тем самым загладить свою вину за то, что так много пропадает на работе и не уделяет ребёнку должного внимания. Серёжа не обижается. Сложно обижаться на родителей, которые тебя любят, у которых ты всегда на первом месте.       А ещё у него есть собака — золотистый ретривер, которого подарили родители, когда ему исполнилось пять лет. Джек стал его лучшим другом и за три года так сильно вырос, что теперь сносил его с ног каждый раз, стоило ему прийти домой…       Раскат грома заставил резко вздохнуть и вынырнуть из своих грёз. Ему уже не пять лет, чтобы предаваться таким мечтам, сочинять, что у него есть другая жизнь, в которой он счастливый ребёнок. А на самом деле одиночество так глубоко пустило в нём корни, обвило сердце и вгрызлось в лёгкие, что, кажется, от него уже не избавиться. Словно паразит, оно не хочет покидать тело своего хозяина.       Серёжа хмурится. В шкафу темно и душно, запах нафталина пропитал все альвеолы лёгких. Он чувствует, что ещё чуть-чуть, и он задохнётся. Страшно. Но вылезать из шкафа, который служит ему неприступной крепостью, ещё страшнее.       Он сам создал всё это в своей голове — свой мир, свою войну. Свою-другую жизнь, в которой он обычный счастливый ребёнок, у которого есть обычная семья. В которой его любят.       Серёжа не хочет быть одиноким.       — Ты тут? — раздаётся в тишине, и Разумовский сначала испуганно вздрагивает, не ожидая, что кто-то может найти его в неприступной крепости, однако знакомый голос тут же успокаивает. Олег нашёл его, нашёл его снова, пришёл спасти от его же кошмаров, в которых большая страшная птица идёт за ним по пятам, прячась в каждом шорохе.       — Да, — на выдохе произносит Серёжа и пытается выпутаться из плена старого пальто, которое уже начало его душить. Дверь со скрипом открывается, и рыжеволосый врывается в пыльную комнату на чердаке. Он тут же прячет взгляд, стараясь не смотреть на Олега. Серёжа стесняется своего страха, он прячет его под рваной одеждой, которую вымазал в пыли в деревянном шкафу. Олегу не нужно ничего спрашивать, Олегу не нужно ничего отвечать — он и так знает, в чём дело. Лучше всех знает. Запах страха буквально пропитал старый чердак, впитался в рыжие волосы — Серёжа напуган, прячет взгляд синих глаз, а Олегу только и остаётся, что протянуть руку и коснуться его щеки. Мальчик испуганно вздрагивает и наконец-то смотрит на него. В глазах бушующим морем плещется страх, разбивается о скалы — Олег готов вечно тонуть в этом взгляде.       Он обнимает, прижимая рыжеволосого к себе, и парень тихо выдыхает — в объятиях лучшего друга не так страшно, в его объятиях можно пережить не то, что обычную грозу, но даже войну…       Он падает, вокруг мёртвая тишина и пустота, ничего не видно. Серёжа хочет позвать Олега, но может только беззвучно шевелить губами. Он слышит чей-то шёпот вдалеке, пытается прислушаться, идти в ту сторону, но все попытки тщетны. Серёжа бежит, но остаётся на том же месте. И тут из темноты появляется образ. Серёжа узнаёт его. Волков приближается, можно даже различить черты лица — Олег улыбается, и Серёже становится легче. Олег подходит почти вплотную и дотрагивается рукой до его щеки. Медленно ведёт вниз и останавливается на шее. И вдруг резко сжимает её. Серёже больно, становится трудно дышать. Он пытается отстранить руку своими, а Олег всё сильнее сжимает шею, заставляя хватать ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег. Волков всё шире улыбается. Глаза закрываются, и Разумовский теряет сознание.       Серёжа резко вздрагивает и садится на постели. Сердце бешено колотится в грудной клетке, грозясь её сломать, в голове шумит, а перед глазами пелена — сначала ему снятся кошмары, а потом в кошмар превращается его жизнь.       — Серёж?       Олег тут. Олег сидит на краю постели на лавандовом одеяле — он подарил его Серёже как память о том, что, даже будучи взрослым, у него есть возможность спрятаться от своих страхов, выстроить такую же, как в детстве, крепость. Однако Серёже больше по душе прятаться в объятиях Олега.       Кромешную тьму рассеивает белый свет. Секунда — и тьма вновь поглощает всю комнату.       — Опять кошмар, — Разумовский облизывает пересохшие губы. За окном гроза, в воздухе пахнет озоном. Серёжа не любит этот запах. — Иди сюда, — Олега не нужно просить дважды, он ложится рядом прямо в одежде, матрас под ними прогибается. Глаза привыкают к темноте, комната озаряется светом от очередной вспышки молнии. Рыжий видит тени на стене и спешит тут же уткнуться носом в чёрную водолазку Волкова. Родной запах успокаивает, от Олега пахнет лесом, свежестью. От Олега пахнет домом.       — Расскажешь? — рука Олега зарывается в волосы на макушке Серёжи, поглаживая и приводя в чувства. Хоть тот и до сих пор боится открыть глаза, вжимаясь в Волкова, но что-то бубнит, опаляя горячим дыханием где-то ниже солнечного сплетения. — Щекотно, — странно слышать такое от Олега, который не чувствует боли, ничего не чувствует. Такие простые эмоции и чувства, кажется, ему чужды, но рядом с ним он открытый и родной.       — Я говорю, что мне опять снился приют, — Разумовский чуть отстраняется и смотрит снизу вверх на Олега. Кончиками пальцев проводит по его пояснице и забирается под водолазку, осторожно поглаживая, будто боясь спугнуть.       Олег не уйдёт, никуда не денется. Серёжа это знает, но всё равно боится потерять единственного близкого человека, заменившего ему мир.       — Мне снилось, что я прятался на том старом, пыльном чердаке, помнишь его? Прятался от грозы. Прошло столько лет, а я до сих пор прячусь, — от раската грома становится не по себе, он закусывает губу. — В моём сне ты, как всегда, нашёл меня. Ты всегда меня находишь, Олег. Это всё твой волчий нюх?       — Чувствую жертву на расстоянии, — хрипло смеётся Волков, а пальцы Серёжи скользят по спине, вызывая сотню мурашек. — Я всегда знал, где тебя искать. Я не могу оставить тебя один на один с твоими страхами. Даже спустя столько лет… Я всегда буду спасать тебя.       Серёже кажется, что его лицо горит. Олег заставляет его смущаться, и ему это чертовски нравится. Нравится, когда он строит планы на будущее, хотя завтра они могут оба умереть. Или послезавтра. Ничего не может быть вечным в их жизни, и Серёже только и остаётся, что хвататься пальцами за это мгновение, пытаясь его удержать.       — Мне снилось, что ты душил меня, — пальцы будто до сих пор смыкаются на его шее и перекрывают доступ воздуха в лёгкие. Серёжа хмурится, пытаясь отогнать воспоминания.       — Ты же знаешь, что такому не бывать, — Олег ласково перебирает пряди волос, накручивает их на палец — он знает, что Разумовскому это нравится.       — Вспоминается Шекспир. «Ричард Третий». Сцена, где король обращается к маленькому племяннику, отмечает его сообразительность, а потом дополняет комплимент фразой: «Такие дети долго не живут на свете». Пардон, ежели процитировал не точно, но отлично помню, что после ласковых речей дяди крошка был задушен.       Олег смеётся. Шекспир, значит.       Кожа под пальцами горит, а Волков уже подозрительно часто дышит. Горячее дыхание опаляет живот, из-за чего Олег скрипит зубами — игры Серёжи ему не по душе, маленький рыжий лис любит растянуть момент и поиграться с ним, хотя хочется вжать его в постель сейчас же.       Поэтому Олег, рыкнув, поднимается и прижимает Серёжу к постели, нависая над ним. Губы касаются шеи — рыжий резко вздыхает, сжимая пальцами уже одеяло под собой. Олег властен, Олег берёт то, что хочет, и Разумовский не сопротивляется.       — Приподнимись, — властно произносит мужчина, и Серёжа подчиняется, тут же позволяя снять с себя футболку. Олег сжимает пальцами его бедро, а сам кусает парня за плечо, заставляя глухо простонать и запрокинуть голову, оголяя шею для дальнейших ласк, но Волков спускается поцелуями до лопаток. Шрамы на спине уже не кажутся проклятьем или уродством, Олег бережно расцеловывает каждый, хотя Разумовский всё равно замирает — привычка, выработанная годами.       — Твои крылья… — Волков, кажется, произносит это каждый раз, когда видит исполосованную спину. В его голосе чувствуется обида. — Где твои крылья, Серёж? Почему ты никогда мне их не показывал? — пальцы сильнее сжимают бедро, и Разумовский шипит.       — У Икара тоже были крылья, — голос дрожит от нахлынувшего возбуждения, Серёжа сжимает пальцами одеяло и чуть выгибается, упираясь бёдрами в пах мужчины. — Икар стремился к борьбе с миром, он хотел отстраниться от человеческих законов.       Волков оставляет дорожку из поцелуев вдоль позвоночника, спускаясь до поясницы. Стянув с парня бельё, он касается губами ягодиц, из-за чего Серёжа всхлипывает. Ноги сводит от возбуждения, хочется, чтобы Олег его скорее коснулся, но тот упрямо игнорирует, решив сегодня поменяться ролями и поиграть с ним.       В спальне тяжёлый и влажный воздух. Он вбирает, ворует чужие запахи, ловко растворяя их в себе. Коварный, он заставляет пот проступить сквозь кожу и смешивает, смешивает запахи, превращая их в с ума сводящий коктейль. Олег невообразимо пахнет. Пахнет мужчиной, пахнет зрелостью и силой. Обычно запах едва уловимый, но от жары он становится острее, и тогда Серёжа может позволить себе тихонечко втягивать этот аромат в себя. Серёже стыдно. Стыдно за то, что ему нравится терпкий запах Олега, но, увы, как-то повлиять на самого себя он уже не в силах.       — Он хотел стать Богом, — Серёжа кусает губы, когда смазанный прохладным гелем палец проникает в него. Чуть морщится от ощущений, когда Олег двигает рукой, растягивая стенки.       — Расслабься, — Волков нетерпеливо кусает его за плечо, находя пальцем чувствительную точку внутри — Серёжа постыдно стонет.       В голове пустота и жар, кажется, в черепной коробке перекатывается лава, и от этого так тяжело соображать. Но даже этого Разумовскому мало. Ему хочется прикосновений, хочется, чтобы его обняли, прижали крепко и не отпускали никогда-никогда.       Ему только и остаётся, что подмахивать бёдрами, чтобы Олег, наконец-то, понял, чего он хочет. Но Олег, как всегда, чересчур заботлив — он вставляет второй палец.       — Отец сконструировал для него крылья, которые помогли бы сбежать ему с Крита, — Серёжа закусывает губу, чувствуя, как натянулись мышцы — мужчина добавил третий палец, уже глубоко проникая внутрь. Член подрагивает в нетерпении, но Олег не даёт ему коснуться себя. — По левую руку Самос Юнонин уже, и Делос остался, и Парос; справа остался Лебинт и обильная мёдом Калимна… Дедал велел, чтобы он был осторожен и не приближался слишком близко к волнам и морской пене, так как крылья могут намокнуть и стать слишком тяжёлыми. Не поднимайся слишком близко к солнцу…       Разумовский со стоном выгибается, стоит Олегу начать биться пальцами о чувствительную точку внутри. Серёжа ложится на постель, всё также оставляя поднятыми бёдра, и Олег жадно ловит каждую его эмоцию — от закатывающихся в удовольствии глаз до поджатых губ. Серёжа хочет скорее кончить, но у Олега сегодня другие планы.       — И голыми машет руками юноша, крыльев лишён, не может захватывать воздух. Коснувшись солнца, ты обязательно обожжёшься.       Он вытаскивает пальцы с пошлым хлюпаньем, после чего переворачивает Серёжу на спину. Олег обхватывает руками его запястья и склоняется к губам, жадно прихватывая их в поцелуе. В голове пустота — он не может сейчас ни о чём думать, это просто нереально, да и не нужно. Но когда Серёжа пытается освободить руки из его хватки, Волков чуть ослабляет давление, собственнически прикусывая его губу — очень не хочется прерывать этот поцелуй. Но Разумовский и не собирается отстраняться: его руки обхватывают шею, а пальцы зарываются где-то в районе загривка, посылая очередную волну возбуждения по позвоночнику. Олег приглушённо рычит в его губы, опуская ладони ему на талию, притягивая ближе к себе.       Серёжа на этом не останавливается: он опускает руку ему на бедро и сжимает отвердевший член через ткань одежды. Волков нетерпеливо прихватывает парня за волосы, впиваясь в его губы, позволяя ему продолжать прикасаться к нему дальше.       Рука начинает всё увереннее поглаживать член, чувствуя, как он быстро твердеет и увеличивается в размере. Обнаглев, Серёжа расстёгивает ремень и уже забирается в штаны, найдя член, сжимает его и ловит полувздох-полустон, который издаёт Олег. Тот толкается в ладонь членом, сжимая волосы Серёжи в кулаке и покусывая приоткрытые губы. Олегу хочется содрать с его тела одежду, сжать в объятиях и не выпускать из них больше, слушая сладкие постанывания. Он чувствует, что ширинка вот-вот лопнет от напряжения — Серёжа не собирается прекращать свои действия, а наоборот, активно наглаживает его эрегированный член. Поняв, что ему это не может не нравиться, Серёжа расстёгивает брюки полностью и слегка припускает их. Укусив Олега за губу, он встаёт на колени.       — Черт, Серёж… — шипит Олег, нетерпеливо вздрагивая, еле сдерживая себя. — Или начни уже или прекращай этот цирк, — и почему Волкову хотелось опошлить это всё?       Рука парня умело ласкает член Олега, водя по стволу, иногда дразняще поглаживая головку. Затем Разумовский расцеловывает торс мужчины, не переставая возбуждать его. Его горячее дыхание опаляет головку члена. Губы накрывают её, умело ласкают, язык выписывает искусные узоры на гладкой поверхности. Вскоре в тёплый рот помещается лишь половина члена. Серёжа начинает медленно двигать головой, смотря на мужчину, так как всё-таки иногда вспышки молний озаряют комнату, и Серёжа видит его лицо. Волков останавливает себя, чтобы не ухватить Разумовского крепче и начать засаживать в его горячий рот — тот так соблазнительно смотрит на него снизу, словно ждёт, чтобы им воспользовались.       Рука Серёжи на его члене кажется совсем тонкой, но при этом пальцы так умело скользят по члену и влажной головке, что это напрочь срывает крышу. Олег вдыхает и выдыхает сквозь зубы, вцепившись в затылок Серёжи, пока тот насаживается ртом на его немаленький член. Рот приятно сжимает член мужчины, горло вибрирует, когда Серёжа ускоряет темп движений головой и ласки рук. Затем он выпускает член изо рта и дерзко проводит кончиком языка по головке, играя с уретрой.       — Тебе хорошо?       Олег даже рот приоткрывает от удивления.       — А ты как думаешь? — Волков поднимает бровь, — безумно хорошо. — Отбросив предрассудки, отвечает Олег, поглаживая Серёжу по губам кончиками пальцев. — Продолжай.       Поэтому Серёжа снова облизывает головку, а потом погружает член в рот, смачивая слюной. Найдя необходимый угол, он пытается полностью принять член мужчины. Чувствуя, что головка уже касается стенок горла, он останавливается, вдыхает через нос и двигает головой, с каждым разом всё увеличивая скорость и принимая член уже полностью.       Серёжа продолжает его ласкать, уже медленнее, вызывая желание требовать ещё, как будто специально дразня и игриво заглядывая в глаза, и Олег на это ведётся. Его тело само отвечает на прикосновения, и вряд ли есть смысл контролировать своё рваное дыхание, дрожь в коленях и крепкую хватку, с которой он вцепляется Серёже в плечи.       Олег откидывается назад, прижимаясь спиной к изголовью кровати, не отрывая взгляда от неспешных движений Серёжи. Ощущение мокрого, тёплого языка на головке заставляют мужчину томно выдохнуть, чуть прикусить губу. Серёжа ёрзает. Явно ёрзает. А значит, он и сам неплохо возбудился.       Рука одобрительно ложится на рыжие волосы парня, легко поглаживая их, когда он делает правильные движения. А если Разумовский не угадывает с темпом или же случайно задевает плоть острыми зубами, Олег тихонько оттягивает его за волосы назад, исправляя ошибки.       Член уже во всю стоит, пульсирует и просто требует оказаться внутри. Волков и сам просто изнывает от желания. Чуть ли не скулит от неудовлетворения. Серёжа не выдерживает первым, прекращая утвердительно отсасывать, усаживаясь на пах Олега. Волков укладывает руки на ягодицы парня, сжимая те, разводя в стороны. Один палец легко проскальзывает внутрь, проверяя, делает пару движений внутри и вскоре исчезает.       — Ты уже готов, — выдыхает мужчина, вновь вовлекая его в поцелуй. Язык проникает в рот, начиная в нём хозяйничать, желая заставить Серёжу скулить от потребности хорошего траха.       Мужчина не выдерживает и поэтому уже во время поцелуя проникает в него. Медленно, чтобы тот прочувствовал каждый сантиметр. Сначала входит головка, останавливаясь на несколько мгновений. Потом Олег довольно быстро насаживает парня на себя, всё так же сильно сжимая ягодицы и оставляя на них красные полосы от ногтей. Волков целует Серёжу в плечо, поднимаясь выше, проводя кончиком носа по светлой коже. Найдя местечко, где шея соединяется с головой, Олег оставляет багровый засос. Слишком сладкий, слишком возбуждающий. Не сдерживаясь, мужчина впивается в нежную кожу, оставляя яркий укус на шее там, где совсем недавно был оставлен засос. Укус глубокий, явно надолго. Член, оказавшийся в приятной тесноте, жутко пульсирует. Олегу нравится, и поэтому он начинает движения. Двигает бёдрами, вдалбливаясь в парня, массажируя ягодицы, иногда шлёпая его по упругой заднице, вновь же дразня.       Олег не хочет быть с ним мягким, Олег не хочет быть нежным. Серёжа кусает и торопит его, потому что он хочет почувствовать, как перекатываются мышцы под кожей его возлюбленного, он хочет услышать его рык, он хочет принадлежать ему.       Волков двигает бёдрами и резко дёргает его на себя, входя полностью. От позвоночника расходятся тёплые волны, и Разумовский прогибается в спине, подаваясь пахом вперёд. Серёжа зовёт его охрипшим голосом и просит большего. Он хочет нежности, которая сейчас глубоко в сердце, потому что он слишком долго был один.       Серёжа больше не может говорить: слова сливаются в непрерывный шёпот: «Пожалуйста, Олег», — и Разумовский, закрыв глаза, прислоняется виском к виску мужчины. Они делят не только боль — они делят густое удовольствие, от которого перехватывает в груди. Быстрее и жёстче: Волков кусает парня за шею — останется синяк.       Голова кружится от недостатка кислорода, тело ломит от неприятной боли, но все это меркло по сравнению с тем удовольствием, что парень на данный момент получал. Жаловаться будет потом, если вообще будет. Рыжие пряди липнут к вискам и лицу, а голос почти охрип от громких стонов, собственно, как и в прошлый раз. Прижимаясь к любовнику сильнее, Серёжа пытается поддаваться тому навстречу, пока не чувствует апогей своей страсти. Кончать раньше Олега никак не хочется, посему приходится терпеть, но, слава Богу, недолго.       По-звериному стучит в висках, а лёгкое, опьяняющее чувство тонкой плёнкой расползается по всему телу. Пальцы всё также сжимают бёдра Серёжи, до тех пор, пока Олег не замечает, как парень начинает ласкать свой обделённый вниманием член. Одна ладонь укладывается поверх пальцев, и теперь уже Волков сам надрачивает любовнику, желая довести того до скорого оргазма. Что совсем скоро удаётся. Мужчина ощущает, как в руке появляется тёплая белая субстанция, а сам Разумовский финально стонет, изгибаясь максимально. Волков не заставляет себя ждать, тоже кончая, но уже вовнутрь…       Вспышка вновь озаряет комнату, и Волков целует плечо парня, что лежит на боку. Его бедра прикрыты белой простынёй, а рыжие волосы разметались на подушке. Пальцы привычно оглаживают рубцы на спине, которые были оставлены этими же руками в попытке освободить те самые крылья. Перед ним будто снова лежит тот четырнадцатилетний мальчик с окровавленной спиной.       Мальчик, который хотел стать Богом.       Мальчик, потерявший свои крылья.