***
Амброзий стал моим наставником по игре на пианино по моей инициативе, как-то раз я упомянул, что он очень красиво играет, и я бы тоже хотел попробовать, а он принял это за намёк и теперь обучает меня. — Зажми эту клавишу, — обхватив мои запястья, он указал на нужную ноту. Когда я надавил на неё, она произнесла протяжный, громкий звон. — Не совсем так, давай сыграем в четыре руки, так будет легче освоиться с новой мелодией, — качнув головой в сторону, его лёгкие кудри покачнулась и он заправил их за ухо. — Как тебе такая идея? — мягко улыбнувшись на мои положительные покачивания головой, Амброзий положил сверху моих ладоней свои, и расположил наши руки поверх нужных клавиш. Он начал управлять моими пальцами, и я услышал знакомую, короткую мелодию, которую Амброзий играет, как бы опробовав инструмент. Удостоверившись, что пианино правильно настроено, начал играть ту мелодию, что мы начали учить. Мне нравилось не столько играть на пианино, сколько находиться с Амброзием ближе, чуть больше часа в сутки из-за наших обязанностей, как Предвестников. У него настоящий талант к искусству, будто он был создан ради этого. У него тонкие, длинные пальцы, звонкий и приятный голос, да и живопись ему поддаётся, хоть и не без труда. А как же прекрасны его стихи! Амброзий часто читает свои новые произведения за совместной чайной церемонией перед сном каждую среду. Хоть мы и не в Ли Юэ, но сам Амброзий восхищается Мораксом, всеми традициями, придуманными им, и иногда вставляет фразы Гео Архонта, которые вычитал в сборнике «Легенд Тейвата». Музыка полилась из-под пальцев, и я обернулся на получавшего удовольствие от игры Амброзия. Он с закрытыми глазами полностью отдался музыке, и я последовал его примеру, стараясь сконцентрировать всё своё внимание на инструменте, а не на дыхании Амброзия, что опаляет мою щёку и холодные руки, что направляют мои пальцы по клавишам. Отдавшись мелодии, я почувствовал странное чувство, приятные воспоминания овладели моим сознанием, а пальцы продолжали играть в след за руками Амброзия.***
Дуновение прохладного ветра по открытым щиколоткам заставило съёжиться и подставиться под еле тёплые лучи только вставшего солнца, заставляя почувствовать контраст температур. Амброзий постилает плед на мокрую от росы траву, и вздохнув, ложится на него, раскинув руки. Я сел рядом и почувствовал под собой влажный плед. С густого смешанного леса позади нас доносится щебетание птиц, и Амброзий, кажется, вдохновившись их пением, достаёт свою скрипку. — Ты ещё и скрипач? — вопросительно выгнув бровь, я уставился на эту многогранную личность, с которой мы знакомы от силы полгода. — Играю иногда, — пожав плечами, он уложил скрипку на плечо и немного прижав к ней подбородок, взял смычок. — Только для себя, хочешь послушать? — улыбнувшись, он взглянул мне в глаза и не успев ответить, я услышал тихое начало игры. В левой руке он держит смычок, которым начал аккуратно водить по струнам. Едва касаясь пальцем струн, Амброзий заставляет их прогнуться, укорачиваясь, от чего звук становится более высоким. Пока он полностью погружен в свою игру, я наблюдал за ним с приоткрытым ртом, стараясь не издавать ни звука, чтобы не помешать концентрации Амброзия. Заканчивая игру, он оборачивается на меня и наши лица оказались близко друг к другу, и я смог уловить запах его волос. — Ну как тебе? — слегка исказив губы в улыбке. Вместо слов я усмехнулся и потрепал его по волосам.***
Каждый день я просыпался с мыслью о нём. О его светлых волосах, что похожи на горящую жизнью восковую свечу или чай с молоком, что мы пили каждую среду в его комнате из пиал с золотым цветочным орнаментом. И о светло-зелёных глазах, они как нежная мята, растущая в теплице моей матери, в родном Морепеске. Я знал, что век наш недолгий, и рано или поздно нас разлучит матушка смерть, но все ещё верил в счастливый конец нашей любви. С каждым новым днём Амброзий расцветал на глазах, настроение его улучшалось, и я был несомненно рад этому. Как только мы расходились по своим комнатам после очередного побега из Заполярного, о которых Госпожа Царица, конечно же, была осведомлена, я всю ночь обдумывал, когда же мне стоит признаться в своих чувствах, которые я так долго и трепетно хранил в себе. Ответ так и не хотел приходить в мою голову. Только ведь время идёт, и я понимал, что мне стоит признаться как можно раньше, ведь к тому времени, когда я начал это осознавать, отношения с Амброзием становились всё холоднее и отречённее, будто он хотел что-то утаить от меня, и это не давало мне покоя. Я не чувствовал ничего кроме странной паники, когда ранним утром, после бессонной ночи, шёл в комнату Амброзия, зная, что он уже наверняка не спит. Интуиция трубила об опасности, но когда Амброзий сказал, что он собирается уехать, я отпустил его, подумал, что если начну протестировать, наши отношения станут как натянутая струна. Сердце защемило, когда я наблюдал за удаляющейся каретой. Я старался не злиться на него из-за того, что он не рассказал мне о поездке заранее, но всё же на душе было неспокойно и горестно.***
Музыка прервалась, из окон видны лишь силуэты заснеженных гор и смешанных лесов. Вдали умолкнет шум мирских забот, но мы с тобою никогда не разлучимся. Ведь ты всегда продолжаешь жить в моих снах. Каждый раз я влюблялся в него снова и снова, а он в любого, но только не в меня.