Дневник

Представь, что есть книга, говорит Дима, очень и очень древняя книга, которая способна разрешить мировые проблемы. Предотвратить катаклизмы. Книга с заклинаниями старше наших далёких предков. Книга, настолько потрёпанная временем, что для её расшифровки нужно знать мёртвые языки. — И представь, — говорит Дима. — Что эта книга уже у нас в руках. Перед Игорем на стол опускается тонкий дневник. Это похоже на потрёпанный скетчбук Димы, только исписан он вдоль и поперёк странными символами. Не то рисунками, не то словами. И его нужно прочитать. Дима говорит, что он им необходим. — Ты знаешь, кто бы мог его перевести? Игорь говорит, что не имеет ни малейшего понятия. Что для таких особых дел нужно, видимо, знать особых людей, а у Игоря единственная странность в том, что уже второй месяц кто-то в их архиве забирает дела. — Они просто-напросто пропадают, — говорит Игорь. Дима уверенно из его рук забирает дневник. «Если бы ты только хотел, Игорь, если бы ты только понял масштаб». Игорь растерянно смотрит на то, как Дима со своей находкой уходит из кухни. Его уже не видно, а голос всё звучит. — Если бы мы смогли его перевести, мы бы узнали все тайны мира. Игоря интересует архив и несколько пропавших дел, внутри которых фигурировали имена. Они точно повторялись, они точно имели какую-то связь. Игорь сейчас не помнит. Но он обязательно постарается. Дима из спальни уже кричит: — Любое дело, Игорь. Смотреть на время и события не линейно. Видеть суть вещей. Быть в прошлом, настоящем и будущем сразу. Знать наверняка, что нужно сделать, чтобы предотвратить трагедию. Они ещё могут не знать, говорит Дима, даже не догадываться о том, что может произойти. Но вот оно случится, а они будут к этому не готовы. И неужели теперь, имея в руках спасение, они не попытаются им воспользоваться? Игорь, если честно, уже совсем ничего не понимает. Но он идёт в спальню и примирительно говорит: — А как же тот твой друг? Валентин, кажется? Он же понимает больше моего. Дима говорит: о. Дима расплывается в улыбке. Дима говорит: отлично. Дима говорит ему о том, что как удачно, что именно Игорь о нём вспомнил. — Сходишь к нему? А я пока посещу библиотеку. Попытаюсь найти всё, что поможет нам в переводе. Нам? Игорь слишком быстро оказывается в это ввязан. У него там архив. Крыса в отделе. А ему вручают кожаный дневник и говорят прохлаждаться. Давай, Игорь, думай о всякой мистической чуши. Тебе же больше делать нечего. Но Дима уже выходит из спальни. И его голос звучит из коридора: «спасибо». Он звучит уже за дверью: «ты очень мне помог». И Игорь не успевает спросить, откуда такая уверенность и где этот дневник Дима вообще взял. *** Маленькая лупа скользит по переплёту и Калигари, прикрыв один глаз, задумчиво бормочет «ага». Его лупа скользит по диагонали, вверх и вниз. И сам он то поднимается на носочки, то опускается на пятки. — Настоящая кожа, — говорит Валентин. — Возможно, человеческая. Возможно, это вообще книга сделана из человека, не прожившего и четверть века. — Допустим, — говорит Игорь. Он в мистику не верит, но может предположить, что есть вещи, которые могут быть реальны, даже если их не разглядеть без чьей-либо помощи. — И как это поможет нам в расшифровке? Калигари улыбается и его острые клыки тут же привлекают внимание. — Товарищ майор, всему своё время. Чтобы понять, насколько это древний язык, нужно сначала определить, сколько этому дневнику лет. — Не больше одного дня. Игорь не в настроении вести такие беседы, но Валя раскрывает книгу и снова склоняется над своей лупой. — Написано чернилами. Нужно проверить на наличие скрытых чернил. Некоторые заклинания в древности писали кровью. А некоторые — спермой. Вот это познания, говорит Гром. Это точно ему поможет. Им всем поможет. И, возможно, миру поможет, раз Дима говорит о каких-то катаклизмах. О спасении невинных. И виновных. Перед смертным судом, кажется, все равны. — Нам понадобится время, чтобы проявить другие чернила, но я могу попытаться расшифровать часть того, что видно сейчас. Игорю плевать, и он пожимает плечами. Давай так, говорит он, я оставлю тебя с этой книгой, дневником, называй как угодно, один на один, вернусь вечером и посмотрю, что есть. — Я буду что-то должен? — на всякий случай уточняет Гром. — Нет, — Калигари пальцами ведёт по переплёту дневника. По живой-мёртвой коже. — Мне хватит тех знаний, что есть здесь. Даже не деньги. Игорь начинает улыбаться. С фанатиками всегда приятно иметь дело. Их интересуют вещи за гранью материального комфорта. А у Игоря, как раз, если всё, кроме оного. Он пожимает Калигари руку, и уезжает в отдел. *** Дима взволнован, и Дима в архиве. Это совсем не библиотека, поэтому Игорь спрашивает: — Что ты здесь делаешь? — Ищу кое-что интересное, кое-что, что может нам помочь, — Дима смотрит на папки, и продолжает: — и никак не могу найти. Он запыхавшийся, щёки красные, словно он пробежал большой марафон. Словно он маниакально чем-то занят. Для Димы это — ни больше ни меньше — необычно. — Я же говорил, что пропадают дела из архива. Просто растворяются в воздухе. Вот это, говорит Игорь, именно это настоящая мистика, которая его волнует. А не всякие ваши дневники, написанные предками тайны. Если бы наши предки могли предотвратить беды, они бы не позволили нам жить. Они бы не позволили сотворить с природой то, что творим сейчас мы. Это дважды два. Это так просто, Дим. Ты понимаешь? Дима не отрывает взгляда от папок. Его кроссовки изношены и в пыли. Его аккуратный Дима, что как с иголочки, имеет такие большие недостатки в виде развязанного шнурка. Блестящего от пота лба. — Кстати, — говорит Дима, зачёсывая волосы назад. — А где дневник? — Он у Калигари. Дима приподнимает брови. — Ты оставил его одного? С дневником? Игорь, ты с ума сошёл? Игорь спрашивает, а что, собственно, в этом всём такого. А Дима разворачивается на пятках и строго говорит: идём. Дима говорит: я уверен, что он уже сбежал. *** Не сбежал. Вряд ли человек с перерезанным горлом может хоть куда-то деться. Игорь ступает осторожно, чтобы не оставить лишних следов, зато Дима не осторожничает — хватается за всё подряд, разбрасывает вещи и говорит: какого чёрта. Где он? Где он? Где он? — Дим, у нас тут тело... А его, говорит Дима, его можно же будет вернуть. Или что-то предпринять. Можно будет на это как-то повлиять. Это неважно. Они всё смогут, если найдут дневник. — Кто бы мог его забрать? — Игорь не понимает. Единственное, что он знает: тот, кто хотел забрать дневник или тот, кто уже его забрал, он, скорее всего, и убийца. Но это всё ради каких-то исписанных спермой страниц? Серьёзно? — Дима, пожалуйста, не оставляй следы. У них открытая дверь. У них труп. И это предположительно димин друг. Игорь вызывает полицию. Игорь наклоняется над телом и смотрит на эту бледную кожу. Ещё недавно этот человек гладил другого мёртвого человека, а теперь он сам — мёртв. — Нашёл! — Дима сияет. В его руках оказывается дневник. Начало всех бед. И конец катаклизмов. Они всерьёз смогут вот это всё предотвратить? Игорь отворачивается, старается не смотреть. Как ни крути, а паззл в его голове не складывается. *** Игорь строго настрого решает: Дима не оставит дневник у себя. Если за этой вещью действительно кто-то охотится, то стоит быть осторожными. — Ты же не веришь во всю эту мистику, — Дима недоверчиво хмурит брови. Не верю, говорит Игорь. Как пить даст не верю. Но Каллигари ещё утром был жив. И в этом нет никакой мистики. Смерть — она очень даже реальна. — Мы так ни к чему не придём, Игорь, — Дима двигает дневник к себе. На некоторых страницах отпечаталась кровь. Они забрали улику и мотив с места преступления. Дима немного не в себе, на взгляд Игоря. Криминалисты сказали: тут следы только твоего благоверного. Игорь начинает всерьёз за Диму переживать. И, если совсем честно, он не так и жаждет спасать весь мир парочками заклинаний. Он вообще не уверен, что мир в опасности. — И что ты предлагаешь? Дима садится к нему ближе. Не некоторых страницах есть пометки карандашом. Калигари действительно пытался что-то перевести. Быть может, что-то ему даже удалось. Но в большинстве своём над символами стоят вопросительные знаки. — Я предлагаю оставить дневник у одного из нас. И если ты решил, что это будешь ты, то перевод дневника остаётся на тебе. В библиотеке есть подходящие книги. Я уже проверил. Дима говорит, что собирался этим заняться. Гром спрашивает, а почему он эти книги не забрал. Дима целует его в уголок губ. Разве это важно? Игорь чувствует объятия. — Зачем ты вообще в архив пошёл? Дима целует щеку. Дима спускается к шее. Разве это всё, вот разве оно важно? По сравнению с тем миром, который они могут получить? Игорь говорит, что во всё это не верит. — А мои руки? — Дима почему-то улыбается. Его руки оказываются под одеждой и слишком уж навязчиво гладят низ живота. Если бы существовали привороты — вот в них бы Игорь с лёгкостью поверил. Дима просил его не лезть в опасные дела, не лезть в эти тайны с архивом, а Игорь просит сейчас того же — оставь дневник мне. Оставь это дело мне. Дима снимает с него футболку. Всё происходит само, будто Игорь читает или пытается вслепую найти дорогу от туалета до кухни: он подхватывает Диму и укладывает его на стол. — В этом всём слишком много тайн, — шепчет Игорь в шею. Одно понятно — тело перед ним. Чувствительные места. Сильный рельеф. Изгиб плеч. Выпирающие ключицы. Игорь целует, будто оставляет после себя вопросы. Будто по отдельности пытается воспринять. А что, если Калигари переводил неверно? Что, если он не смотрел в корень? Картинка не складывается. — Как к тебе попал этот дневник? — между поцелуями Игорь пытается Диму растянуть. Между тихими стонами он пытается вести диалог. Дима целует его снова и снова. И разве именно это сейчас важно, Игорь? Разве это важно? *** Тихо, как в морге, мрачно думает Гром, водружая злополучный дневник на стол. После него на стол опускаются немного потрёпанные книги. Букинистика. Дима подобрал литературу и карандаши: пиши, сказал, поверх чернил. Поверх тех вопросов, что на страницах начертил Валя. Валентин. Калигари. Он был другом Димы, а тот и бровью не повёл. А всё из-за этих символов. Всё из-за этих шифров. Если им удастся что-то разгадать, неужели Дима надеется что-то вернуть назад? Неужели он думает, что им нужно именно это? А если дневник подбросили? Если тайны нет? Сколько понадобится Диме времени, чтобы ощутить боль от потери? Сколько ему понадобится времени, чтобы восстановиться? Игорь раскрывает первую книгу. Он погружается в бессмысленный текст. Он ставит вопросы. Он перечёркивает их. На некоторых листах написано «ложь» руками Калигари. А потом — его кровь. Здесь тихо и, если честно, Игорь ждёт, что кто-нибудь придёт и попробует его убить. Если честно, он на это надеется. Потому что вторая книга ничего не даёт. Он в этом совсем не эксперт. Он даже близко не понимает, что от него требуется. По телефону, за полчаса до закрытия библиотеки, он звонит Диме и говорит: «ничего, совершенно ничего». Этого языка просто не существует. Нет ни единого упоминания о древних манускриптах, колдовских книг, никакого гримуара, который был бы написан этими грёбанными чернилами. Ни одна древняя книга не сохраняет такой свежести, как эта. Может быть, именно в этом её магия? Дима говорит ему: не сейчас. Дима говорит ему: я понимаю, это всё нелегко, поезжай домой и отдохни. Дима бросает трубку, и Гром дневник прячет, как какой-то флаер с улицы, в карман своей кожанки. Эта книжка убивает людей, а Игорь обращается с ней, как с мусором. Игорю кажется, что он с ней совсем свихнётся. *** Из раздела «А» до раздела «Р» пропало в сумме десять дел. Спрашивается, а где в это время был Игорь Гром? А Игорь Гром в кармане своей кожанки держит, видимо, какой-то древнейший артефакт. Гримуар. Колдовское безумие. — Ты взял это дело, а сам прохлаждаешься по библиотекам? Чем ты занят, Игорь? Что в твоей голове? Игорь в магию не верит. Он даже уверен в том, что мысли не материальны. — Если бы не Дима... мы бы ещё не скоро заметили пропажу! Это Дима сегодня перерыл весь архив. Это Дима активно ведёт его, игорево, дело. — Гашпаров мёртв и у меня есть улика. У меня есть то, из-за чего его убили. — За два дела взялся одновременно? И каких двух зайцев ты собрался убить? Игорь говорит, что в теории собирается всех спасти. И двух зайцев, и Калигари. И он показывает дневник. В теории, он даже не будет виновен, если кто-то теперь умрёт, потому что знает правду. — Гашпаров Валентин мёртв, потому что имел связи не с теми людьми. Судя по всему, по открытой двери без следов взлома, по отсутствию следов сопротивления... к нему пришёл тот, кого он знал. Он стоял к нему спиной. Он сам открыл ему дверь. Судя по всему, это был мужчина. Следы на шее говорят, что мужчина был ниже. Разрез идёт таким образом, что они могут сказать уверенно рост нападавшего. Игорь? Почему ты это не читал? Игорь, что с тобой не так? Игорь достаёт дневник. Игорь указывает на него. — Вот это искали! — Тогда почему это сейчас у тебя? Игорь смотрит на свою руку. Игорь смотрит на чужую мёртвую кожу. Этому человеку, вероятно, не было и четверти века. — Игорь, в квартире много твоих следов. Ты забрал вещдок. Что, по твоему мнению, я должен сейчас подумать? Прокопенко смотрит на него с разочарованием. Он смотрит так, как смотрят на любимого стареющего пса, что уже не может полагаться на своё обоняние. Раньше он был так полезен. Раньше он был так важен. Что же стало с тобой, Игорь? Почему ты не складываешь всё в единый пазл? *** Игорь не задаёт вопросы. В доме, помимо шагов, больше нет никакого шума, и этого уже достаточно, чтобы понять, что Дима из гостиной идёт на кухню. — Долго будешь стоять в пороге? — кричит Дима. Он знает, что Игорь здесь. Игорь знает, что Дима знает. Он медленно снимает ботинки и достаёт из кожанки дневник. Он достаёт его не так, как достают драгоценность. Он достаёт его так, как достают магазинный чек, желая смять и выбросить в помойное ведро. Игорю нечего перепроверять. Игорю нужны простые ответы. — Мне сказали, что из архива пропали ещё дела, и что это заметил ты, — Игорь начинает с козырей. Но подходит к теме осторожно. Дима говорит: да. Дима спрашивает: ты зол? Если честно, Игорь испытывает много всего, но злость в этом списке стоит на последних местах. — Не зол, просто не понимаю, почему ты занимаешься этим делом. — Ты занимаешься дневником, я занимаюсь архивом. Разве это нечестно? Ты делаешь то, что интересно мне, а я — что интересно тебе. Это не имеет никакого потайного смысла. Все смыслы в дневнике. Дима открывает шкаф. Нож в его руке — с широким лезвием. Овощи на разделочной доске просят пощады. В голове Игоря они умоляют оставить всю природу в покое. Катаклизмы неминуемы. Катастрофа неизбежна. — Дим, — Игорь опускает дневник на стол, он делает это так, как сделал Дима... сколько времени назад? Такое чувство, что время исказилось просто от одного этого действия. Можно не верить в мистику. Можно смеяться над словом «магия». Но каждый раз, сталкиваясь с одной информацией, каждый раз, обдумывая это всё, Игорь находит связи. Игорю кажется, что всё не случайно. Дима смотрит на дневник без доли интереса. Дима отворачивается, и нож в его руке острым лезвием впивается в доску. Это похоже на стук в дверь. — Откуда он у тебя? Этот дневник. Это не гримуар. Это какая-то подделка. Такого языка даже не существует. Игорь говорит, что в этом всём нет общего смысла. Что в этом всём не та линия событий. И что, возможно, мёртвых им уже не спасти, как и живых. — С чего ты взял, что это — подделка? Нож стучит по доске. Дима не оборачивается. Может быть, говорит Дима, я уже пользовался этим дневником. Может быть, он даже разгадал часть шифра. Но сейчас важность имеет картофель под острым лезвием ножа. — Потайные чернила, — говорит Дима. — С ними всё становится ясно. Игорь смотрит на нож в чужой руке. Дима готовит ему о какой-то ясности, но единственное, что пока ясно — овощей на доске не становится больше. Не становится меньше. Всё статично замирает на месте каких-то действий, которые не ведут ни к чему. — Ты пользовался им? — дневник лежит на столе, и Игорь пальцами касается переплёта. Это человеческая кожа мёртвого-живого человека. — Там нет ни единой страницы с переведённым текстом. — Если на месте преступления нет никаких следов, значит ли это, что преступление не было совершено? Что ты сделал, Дим? Игорь говорит: скажи прямо. Эти загадки — он их просто ненавидит. Дима будто бы говорит теми же шифрами, что спрятаны в дневнике. Это не исторические тайны — это просто великий обман. — Ты никогда не думал, почему мы вместе? Почему всё вышло именно так? Может быть, все твои действия... все твои желание продиктованы не этим? Дима говорит, уверен ли Игорь в том, что он видит и чувствует? Может быть, говорит Дима, он любит, потому что ему велено любить? В этом дневнике есть тайны всего мира. Неужели там, по мнению Игоря, не найдётся любовного приворота? *** Игорь не уверен, что его чувства верны. Игорь не уверен, что его мысли верны. Дима просит: не спеши. Не спеши с выводами. Не спеши с реакциями. Игорь, не будь собой. А Игорь уже и не уверен, что он должен делать как человек, которым он является. — Просто доверься мне, — просит Дима. Он сам раскрывает дневник. А дощечка с нарезанными овощами опускается рядом на стол. Это широкое лезвие ножа блестит рядом, и Дима отодвигает его в сторону. — Некоторые заклинания в древности писали... Кровью и спермой, это Игорь уже знает. Кровью — потому что заклинания таким образом приобретали силу. Спермой — чтобы скрыть что-то важное. Он говорит, что Калигари ему об этом рассказал. — Ты хочешь раскрыть своё дело, — понимающе говорит Дима. — И я помогу. Если мы раскроем это, если мы расшифруем дневник... твоё дело тоже будет раскрыто. Каким образом это связано, спрашивает Игорь. Каким образом мистика и их архив могут быть связаны между собой? Действительно ли Дима пользовался дневником? Действительно ли пользовался им на нём? — Я уже ничего не понимаю. Но это всё должно иметь какую-то связь. Что-то, что Игорь упускает из вида. — Нужно проявить остальную часть текста. Она действительно написана спермой? Игорь смотрит и не верит. Ни один символ не написан кровью. Это всё кажется очень сомнительным. Но Дима говорит: надписи, сделанные спермой, почти невозможно обнаружить стандартными методами. — Нам понадобится флюоресцентная лампа и картофельный крахмал. И овощи на доске приобретают смысл. Дима говорит: нам понадобится ещё множество всего. Игорь, пожалуйста, начни мне помогать. Раскрытие одной тайны взамен на раскрытие другой. Разве это не заманчиво? Голосом Прокопенко в голове звучит вопрос: каких двух зайцев, Игорь, ты решил убить одним выстрелом? Кажется, охотник тут совсем не он. *** Страницы приобретают иной оттенок, а символы остаются теми же. Дима говорит, что им нужно время. Кухня сменяется спальней. Кровать — полом. Дима говорит: ещё немного. И все тайны мира у них в руках. У Игоря несколько вопросов, и чтобы найти ответы, он вынужден натирать страницы картофельным крахмалом. — Ты мне скажешь, откуда у тебя этот дневник? Дима говорит: конечно. Дима говорит: он связан с моей работой. — Какая работа? Это вещдок ещё одного дела? Игорь спрашивает: это ещё одно убийство? Дима говорит, что здесь замешано много имён. И все они вот-вот будут стёрты. Есть то, что лучше и вовсе не знать. Да, Игорь? — Я принесу лампу, — говорит Дима. Дверь спальни остаётся открытой. Игорь касается мёртвой-живой кожи переплёта. Игорь касается измазанных страниц. Чернила растекаются в новые символы, получаемые из них, образуют уже другую историю. Игорь чувствует усталость. Его пальцы все в крахмале. Он вытирает их о свою футболку. Он уверен — это даже близко не древнейший гримуар. Он уверен: в этом всём есть совсем другая тайна. Его взгляд цепляется за резные ножки широкой кровати. Он видит несколько разбросанных папок под ней. Он тянется к ним рукой. Потерянные дела из архива — это они? Они сейчас в этом месте? И их не нужно ничем натирать, чтобы разглядеть. Дима босиком проходит в спальню. Он двигается беззвучно. Он двигается как тот, кто не желает быть замеченным. Когда острое лезвие прижимается к шее, Игорь старается не дышать. Дима у его уха говорит: «не шевелись, ради всего святого, не шевелись». У Игоря в голове медленно складывается картина. Он по частям собирает этот самый пазл. И нож в диминой руке становится ещё одной деталью. Дима шепчет: «прости». Дима шепчет: «без этого дневника мне бы ничего не удалось». — Ты убил своего друга, — медленно проговаривает Гром. Дима говорит: да. Дима говорит: это было необходимо. Дима говорит: это было из-за тебя. Все эти дела, которые нужно было изъять и Игорь Гром, что как ищейка, падкая на тайны, который ему мешал. Игорь Гром, который не мог пройти мимо. — Я просил тебя в это не лезть. А потом Дима принёс дневник и ещё одну тайну. Диме нужно было перенести спектр внимания. Дела в руках Грома — скоро от них ничего не останется. Белая стрела — это его работа. Слышал ли Игорь что-нибудь об этом? Ни единого слова? Лезвие в кожу впивается сильнее. Игорь не может даже сглотнуть. Каких деталей ему теперь не хватает? — Если этот дневник действительно мог бы нам что-то дать... если бы он мог возвращать время назад, если бы он мог оживлять мёртвых... Дима обязательно Игоря бы спас. Дима говорит: лучше тебе расслабиться. Это будет удушающе больно. Всего одно движение руки. Ещё недавно Игорь касался мёртвой кожи, а теперь он сам будет мёртв. Захлёбываясь кровью, он думает о том, что слишком близко подобрался к разгадке. Но так её и не разгадал.