Подарок для Пенелопы

— Так что ты скажешь на мое предложение, дочь Икария? — спросил Одиссей и посмотрел Пенелопе прямо в глаза. За мерно, неспешно плывшими по небу облаками едва проглядывала коварно усмехавшаяся Селена. Из окон дворца неслись нестройные звуки флейт и кимвал. Очередной пир был в самом разгаре. Над головами легко шелестели кроны олив, отбрасывая на лица спартанки и итакийца резные тени. Глаза Пенелопы смотрели сыну Лаэрта в самую душу и словно спрашивали: «На что ты способен, Одиссей, царевич Итаки? И правда ли любишь меня так сильно, как говоришь? Или, по своему обыкновению, лжешь? " Пенелопа улыбнулась, и выглянувшая из-за облаков Селена обозначила на ее лице лукавство с примесью толики насмешки. — Если сможешь сделать для меня кольцо своими собственными руками, тогда я поверю тебе, — ответила девушка и, развернувшись, подобно быстроногой лани скрылась среди деревьев оливы. «Я все могу!» — хотел было крикнуть ей вслед Одиссей, но неожиданно посетившее сердце сомнение замкнуло уста. С самого раннего детства он, царевич Итаки, не чурался работы. Умел пасти овец, пахать, плотничать. Однако под силу ли ему создать украшение, достойное дочери Икария, он не знал. «Да хоть бы какое-нибудь», — мысленно напомнил он сам себе и, быстрым движением взлохматив черные вихры, направился к дому. Несшиеся из пиршественной залы песни становились все громче и все более напоминали обыкновенные крики. Остановившись на пороге мегарона, Лаэртид постоял немного, рассматривая раскрасневшиеся лица женихов Елены, а затем резким движением развернулся и вновь вышел в сад. Мысли царевича крутились вокруг данного хитрой дочерью Икария поручения. Было очевидно, что ни золотого, ни серебряного украшения за ближайшие дни ему не создать. «Мастера этому годами учатся», — напомнил он сам себе и посмотрел в небо. Иглисто-яркие звезды сияли в небе, и Одиссей вдруг подумал, что было бы неплохо украсть несколько их серебряных лучей и сделать для Пенелопы из них украшение. «Такого точно ни у кого больше не было бы», — подумал он и вздрогнул от неожиданно пришедшей на ум мысли. На лице Одиссея показалась довольная ухмылка. «Ведь Пенелопа ничего не сказала ни про серебро, ни про золото, — напомнил он сам себе. — А это значит…» Сорвавшись с места, Лаэртид стрелой помчался обратно ко дворцу Тиндарея. Только на этот раз ему нужен был не царь и не кто-нибудь из гостей, а слуги. *** Найти кусочек самшита подходящего размера не составило труда. Отыскался среди поклажи и необходимый камень. Всю ночь, до самой зари просидел Одиссей за работой в отведенных ему покоях, а когда розоперстая Эос распахнула небесные врата, выпуская колесницу Гелиоса, он поднял воспаленный взгляд и с гордостью оглядел деревянный перстень с янтарем. Пенелопа, увидев поднесенный ей Одиссеем дар, звонко расхохоталась. — Ну как, — спросил ее Лаэртид и весело сощурился, — примешь? Они стояли на берегу Эврота, и прохладный ветер обдувал их разгоряченные от долгого бега лица. — Что с тобой поделаешь, — ответила, все еще смеясь, Пенелопа. — Перехитрил. Я твоя. Она подняла на Лаэртида взгляд, и в глазах ее он заметил неподдельное восхищение. Одиссей бережно, словно хрупки сосуд, обнял царевну и внезапно охрипшим от волнения голосом пообещал: — Я непременно подарю тебе другие, настоящие украшения. Пенелопа в ответ тряхнула головой: — Таких условий я не ставлю. Хотя и от подарка не откажусь. Только как уговорить отца согласиться на наш брак? Вряд ли он захочет расстаться со мной и отпустить на Итаку. Пенелопа непроизвольно вздрогнула, однако Одиссей ее успокоил: — Есть у меня одна мысль. Я собираюсь действовать через твоего дядю Тиндарея. Ты будешь моей женой. — Хорошо, — ответила просто девушка, и Одиссей, посмотрев на нее долгим взглядом, наклонился и ласково, легко поцеловал.