Recambio. Обратный счёт. Книга вторая

Обозлённый на весь мир, а особенно на некоторых его обитателей, Иван буквально скатился вниз по лестнице и от души громыхнул дверью в подъезд. Женька все нервы вымотал ему вчера, сегодня утром добил и их остатки, а этот мудила Ник успешно довершил процесс. Сто́ят эти ослы друг друга, да уж, просто созданы друг для друга. Отличная вышла бы из них пара. Хотя… нет. И плевать ему сейчас на обоих. И всё же, несмотря на эти мысли, Ванька был относительно спокоен: Ник вряд ли станет биться грудью в дверь — бдительные соседи не позволят, а на звонок пускай хоть до потери пульса давит. Иван незаметно лёгким движением руки успел его отключить, чтобы наверняка. Вот как только завидел эту мрачную физиономию в проёме, так сразу и нащупал небольшой рубильник на стене рядом с выключателем. Мало ли. Он бы и этого Ника шуганул для верности, однако в настоящее время счёт шёл на минуты, и опаздывать на занятия было бы непростительной глупостью. Так что он почти бегом пронёсся к тачке, завёл мотор и не мешкая рванул к знаниям. Между тем Ник и не торопился спускаться вниз. Он в нерешительности замер напротив тяжёлой тёмного дерева двери, не металлической, как это принято в современных квартирах, а обычной, старой — в царапинах и патине времени, и, подумав с полминуты, решился позвонить. «Нет Женьки, говоришь? А вдруг есть?» Иван доверия у него не вызывал. Такой и соврать не дурак. «Попытать удачи?» Но… Глупая надежда… она такая глупая. Безнадёжная. Звонок ответил мёртвым молчанием. Он прислонился лбом к шершавой поверхности дверного полотна и прикрыл глаза, от всей души надеясь, что никто из любопытных соседей не наблюдает за этой картиной в глазок. Идиотская ситуация. Уйти бы. Но его как огромным магнитом притянуло — фиг отлипнешь. Он проглотил комок в горле и открыл глаза, упираясь взглядом в носки собственных кроссовок. И боковым зрением заметил в глухом углу справа от двери слабо поблёскивающую монетку. Или… значок? Машинально приглядевшись к предмету, Ник сморгнул. В полумраке глухого кармана никаких деталей было не разобрать. Он сделал шаг и присел на корточки. Монетка оказалась брелоком, а крепился он к ключу. И, оценив форму бородки ключа и сравнив её с замочной скважиной, не составило труда понять, что они совпадают. Первым порывом было позвонить в соседскую дверь — не оставлять же ключ на полу всем домушникам на радость? Впрочем, палец замер в сантиметре от звонка. А не идиот ли он? Какие соседи? И не сама ли удача послала ему в руки этот шанс, а уж счастливый или нет — похер. Лучше сделать глупость и пожалеть. А соблазн — он такой коварный. Стоит лишь раз дать ему волю — не позволит выкинуть даже самую больную идею из головы. С одной стороны… проникновение в чужую квартиру. С другой — ну это ведь Женькина квартира? То есть… в смысле не совсем чужая? Жили же они вдвоём в одной комнате и ничего. Отмазки, конечно, так себе. Совесть и воспитание всегда настороже. Но… с совестью можно и договориться. А воспитание… да пошло оно всё! Ведь можно поступить просто — тихонько открыть дверь этим ключом и положить его на полку. А дверь потом осторожно захлопнуть и уйти. Прекрасный план. И как это бывает с большинством прекрасных планов, он с треском провалился. Нет, ключ подошёл. И дверь открылась. И полка была на расстоянии вытянутой руки — положи эту связку и сваливай из чужой квартиры. И можно даже не проходить, просто вдохнуть воздух, дотронуться до знакомой куртки, что висит на вешалке — а вдруг она ещё сохранила запах? Тепло? Ник так бы и сделал. Наверное. Если б не уловил едва заметное движение воздуха. Сопение. Едва слышный короткий стон. И вслед за этим — шорох, словно кто-то перевернулся во сне. Он и подумать ничего не успел, как ноги сами понесли его в ту сторону, откуда доносились неясные звуки. Ник приоткрыл дверь и замер. На диване спал Женька. Он валялся поверх покрывала почему-то в одежде. Руки в стороны, детский румянец на щеках, губы чуть приоткрыты. Грудь мерно вздымается и опадает, как это бывает, если человек крепко спит. Незнакомые чёрные короткие волосы. Ник лишь сейчас заметил, что привычных светлых локонов больше нет. Почему-то позавчера, когда он позвонил в эту квартиру, и Женька распахнул настежь дверь и застыл как вкопанный, Ник этого даже не понял. Видел только одни глаза, изумлённые и отчаянные. А потом… потом и вовсе не до локонов было. Он только сейчас осознал, что Женька изменился внешне. Похудел. Чуть рельефнее стали скулы. Брови стали чуть темнее — в тон волос. Между ними появилась крохотная складка. Или он просто нахмурился во сне? Ник сделал пару шагов навстречу и снова замер, стараясь не дышать. Он не мог остановиться, всё рассматривал и рассматривал знакомое лицо. Сейчас это можно делать абсолютно беспрепятственно и не торопясь. И совершенно безнаказанно. Смотри сколько хочешь. Отмечай мельчайшие детали, едва заметные перемены во внешности, крохотные отметины времени. Лёгкий шрамик на подбородке. Едва заметная оспинка на виске. Чуть пробивающаяся светлая щетинка над верхней губой. Всё такое знакомое Нику — он так часто видел это лицо в своих снах — и в то же время немного иное. Реальное. Ник сделал ещё один шаг вперёд и опустился рядом с диваном на пол. Дыхание ему пришлось задержать совсем, чтобы ненароком не выдать своего присутствия. Внезапно Женька улыбнулся и вслед за этим почти сразу всхлипнул, горько поджав губы. Буркнул что-то неразборчиво и вновь затих. Ник всё же не выдержал и вдохнул — не может ведь человек вовсе не дышать… и задохнулся от аромата шиповника и дождя. Запах Женьки, его духов… такой знакомый. Пахли его волосы и подушка. И немного впадинка у основания шеи. Ник поймал себя на том, что тупит, короткими рывками втягивая в себя Женькин запах не в силах остановиться. Словно пытался надышаться впрок, на всю оставшуюся жизнь. Да вот только надышишься ли… Ему внезапно до боли, до звона в ушах захотелось хоть на один короткий миг прикоснуться… почувствовать губами губы. Потрогать. Не поцеловать, нет. Только коснуться. Напоследок. И он сразу потом встанет и уйдёт. Давно пора было это сделать. Ведь один раз можно же? На прощание? Никто не узнает. Не в силах сопротивляться и не отдавая себе отчёта, он приблизился — настолько, что ощутил тепло Женькиных губ своими. Но на последний миллиметр всё же решимости не хватило. Замер на таком расстоянии, что и не различишь, где заканчиваются его губы и начинаются Женькины. И всё же — нет. Слишком велик риск, что тот проснётся. И что тогда? Что сказать? А Нику сейчас нужно просто встать и уйти. Разорвать этот чёртов магнит. — Прости меня, — вдруг вырвалось у него помимо воли шёпотом. — Прости. Я проебался. Он словно проснулся, чудовищным усилием заставил себя отодвинуться, встал рывком и попятился назад, не переставая смотреть на Женьку, который по-прежнему лежал, безмятежно раскинувшись крестом. Он смог оторвать взгляд от этой картины лишь тогда, когда до выхода оставался последний шаг. Ник развернулся и был готов открыть дверь в коридор, как вдруг услышал за спиной знакомый голос. Хриплый ото сна и слабый, но в тишине комнаты вполне различимый. — Ты зачем приходил? Он замер и, не оборачиваясь, также негромко ответил. Бесхитростно и не задумываясь. Простой вопрос — простой ответ. — Ключ принёс. — М. И где он был? — В коридоре валялся. В углу. Женька выдохнул и, судя по шороху, потянулся. Ник молчал и не уходил, да и как вот теперь уйдёшь? Но и, чтобы повернуться лицом, сил у него не оказалась. — Давай его сюда, раз принёс, — сказал Женька. Ник мог бы сказать, всё так же не оборачиваясь: «Вон он на полке лежит. Встанешь и возьмёшь». И сделать ещё один шаг, последний, чтоб переступить порог квартиры. Но здравый смысл — вещь такая. Когда не просишь, он бесцеремонно ломится, лезет в уши, оглушает и вообще ведёт себя достаточно нагло и не думает уходить. А как только нужен — не дозовёшься. Забьётся в самый мрачный глухой угол и даже носа не кажет. Поэтому Ник молча протянул руку за ключом и, зажав его в потной ладони, направился в обратный путь, считая шаги. С каждым шагом в голове усиливался звон сигнала тревоги, однако здравый смысл оставался верен себе. Лишь повторял мантру: «Отдам железяку и уйду, какие проблемы?» Джеки валялся в прежней позе и походил на спящего, но, конечно же, уже не спал. Не лунатик ведь он, чтобы видеть и слышать всё вокруг, осознавать и адекватно вступать в диалог? К тому же лунатики ходят, а глаза у них крепко зажмурены. А Женька, во-первых, лежит, а во-вторых… Глаза. Его. Просто. Закры… И тут он их внезапно распахнул. Синие и глубокие. Без капли улыбки. Серьёзные. Совсем не сонные. И это произошло как раз в тот момент, когда Ник уже было расслабился и поверил, что тот и дальше будет изображать полусон, эдакое бегство от реала. Не на того напал, это ясно же… И как только Женька знал, в каком месте мирового пространства находится в настоящий момент лицо Ника? Чувствовал? С точностью до миллиметра. Так что не пришлось этим синим всполохам метаться в установочном нистагме, чтобы выстрелить точно в цель. Собственно говоря, эффект-то и был убойный, как от выстрела. Хотя и длился он всего пару секунд. Но за это короткое время в мозгу у Ника созрела самая дебильная из всех идей, которые когда-либо его посещали. И некому было его отговорить: здравый смысл трусливо сжался в комок в своём уголочке. Видимо, чувствовал, что ничего хорошего, кроме здорового пинка от хозяина, его сейчас не ждёт. Женька же, сам того не осознавая, по-прежнему внимательно и серьёзно разглядывал его, будто раздумывал — нажать на спуск? Не нажимать? Сделать и пожалеть? Или не… не… — Ты вот тут недавно что-то сказал, да я не расслышал, — с лёгким безразличием в голосе начал он. Щепотка высокомерия была не в счёт — ею Женька и так сдабривал почти все свои речи. — Сможешь повторить на бис? Или… уже зассал? Ник и раньше вёлся на такие наживки с полпинка, чего уж говорить о настоящем. Тем более здесь и особо стараться не пришлось. Женька, сам того не зная, лишь чуть подтолкнул, сдвинул точку равновесия. Или… знал? Ник сделал последний шаг и повторил свою недавнюю позу — опустился на колени и приблизил лицо к Женьке. «Повторить, значит? Повторю…» Губы снова ощутили тепло чужих губ. Пока… чужих. Пока не прикоснулся… Он едва шевельнул своими. Глаза закрывать и не думал. Это очень важно — видеть лицо напротив в то время, как произнесёшь эти трудные, бесконечно трудные слова. — Прости меня… я проебался… А вот дальше всё пошло не по сценарию. Совсем не по сценарию. Женька наверняка прочёл нечто в его глазах. Нечто такое, что заставило его дёрнуться и заметаться взглядом в ужасе. — Даже не думай, — растерянно, если не сказать в панике, пробормотал он, изо всех сил вжав голову в подушку. Но разве могли ему помочь эти жалкие два сантиметра? Нику оставалось лишь почти незаметно податься вперёд и прикоснуться. И он это сделал. Не обращая внимания на грохот в ушах, растворяясь в нём, захлёбываясь, как рыба в водопаде, к которому неосторожно подплыла, а назад выбраться — не судьба. Через мгновение он почувствовал, что ему отвечают. Также жадно и отчаянно. Также захлёбываясь. Порывисто прикусывая губы. Он же и не думал останавливаться — перешёл на щёки, подбородок, шею… Майка Женькина была влажной от ночного сна, и сквозь аромат шиповника пробивался запах кожи, острый, ни с чем не сравнимый. Майка мешала, так что Ник потянул её снизу вверх, с восторгом чувствуя, как Женька ему помогает, ёрзает и приподнимается, чтобы было ловчее стянуть её через голову. Да, так стало вообще офигенно. Целовать тёплую, чуть покрытую испариной кожу, покусывать зубами тёмные жёсткие соски, ловить стоны и сдавленные ругательства. Женька извивался под ним — то ли вздрагивал от возбуждения, то ли старался сбросить с себя… хотя последнее — вряд ли. Судя по тому, что вцепился в волосы Ника и не выпускал, вряд ли. — Хватит. Нет. Иди сюда, — хрипло зашептал Женька, стоило только Нику нашарить рукой молнию на джинсах и потянуть её вниз. Ник послушался, хотя молнию всё же не оставил, освободил Женькин напряжённый член и положил руку туда, куда хотелось, чувствуя пульс и мокрую головку своей ладонью. Женька притянул его за подмышки на себя — губы к губам, да так решительно, что Ник прибалдел и поплыл от его напора. Ему и так-то нужно было немного: бедную голову вело от неожиданного… не счастья, нет. А от ощущения того, что всё наконец правильно — так, как и должно быть. Оно, оказывается, может быть настолько острым, это ощущение… Осознание того, что наконец всё встало на свои места. Всё то, что он в последние месяцы видел во сне ночь через ночь… всё это, больное и счастливое — оно внезапно обернулось прекрасной реальностью, и эта реальность, она здесь и сейчас, она никуда не денется, не растает в утренней дымке, оставив после себя горечь на губах и в груди, пустоту в голове. Никуда не денется. Ник ему просто не позволит растаять, пусть только попробует! Он держит своего Женьку, своё наваждение, крепко до боли и будет держать, пока жив. Женька, тем временем, ничего не говоря, юркий, как зверёк, залез ладонью к Нику в штаны, заставив того тихо взвыть от ярких ощущений. Спустя несколько мучительных секунд, что понадобились для освобождения от ремня и застёжки, оба члена, скользкие от смазки, оказались в плену, прижатые друг к другу в кольце пальцев, а затем в ход пошли и ладони. Ник положил свою поверх Женькиной и… да-а… Не переставать целоваться и одновременно двигаться в едином ритме — это было запредельно. Это было… рвано, надрывно и очень, очень быстро. К сожалению… Ник валялся почти в отключке — настолько этот внезапный спринт ударил по мозгам, расплавил их в медовом мареве, взорвал оглушительным оргазмом. Кто сказал, что при дрочке он неполноценный? Очень даже да. Если с нужным тебе человеком. А Женька ему нужен. Ох как нужен. Это он осознал пару дней назад и сейчас смаковал это ощущение, плавал в нём, задыхался от счастья. Тем временем Женька деловито вытер руку о простыню, отшатнулся от него и повернулся лицом к стене. Не успел Ник осознать, какого чёрта и что происходит, как в его затуманенный мозг раскалённой иголкой вонзилось: — Всё? А теперь свалил. Быстро. — После чего Женька добил его короткой фразой: — Сейчас мой парень придёт. Нику словно в грудь выстрелили. Он куснул себя за губу чуть ли не до крови и резким движением сел. Рука его дрожала, и застегнуться получилось не сразу. В голове, ещё оглушённой недавним оргазмом, набатом гремели эти буквы. Они никак не желали уходить и складывались в слова. «Свалил». «Парень». «Придёт». «Всё». Женька лежал, не оборачиваясь, и водил пальцем по стене, рисуя на старых обоях нечитаемые иероглифы. — Врёшь ты всё, — неожиданно спокойно даже для себя самого произнёс Ник. — Никакого парня у тебя нет. Каким-то образом он это знал. Это для него оказалось такой аксиомой, которая, как известно, никогда не требует доказательств. И Женька почувствовал эту ноту в голосе. Спорить и доказывать, что чёрное — это белое, можно, конечно. Но не тогда, когда собеседник знает правду наверняка. — Есть, — тем не менее, как можно увереннее, упёрся рогом Женька. — И как его зовут? — быстро сказал Ник. И сполна насладился ответным блеяньем. — Э… ну… — Не успел придумать? — усмехнулся Ник. — Теряюсь в вариантах, — нагло процедил Женька, не переставая поддевать ногтем обойный шов. Повисла короткая пауза. — Никит, — вдруг нарушил тишину Женька. На этот раз голос его звучал потерянно и почти жалобно. — Ну правда. Лучше будет, если ты уйдёшь. — Хорошо, — выдохнул Ник и тяжело поднялся. Диван отозвался недовольным скрипом. Он прошёл к двери и уже оттуда оглянулся. Женька лежал в прежней позе, уткнувшись носом в стену. На миг ему пришла в голову догадка, что, возможно, он глотает слёзы? Впрочем… Да ну нет… Это же Джеки. Какие слёзы. А вот Нику-то как раз что-то мешало разглядеть замок во всех подробностях. Замок отчего-то переливался перламутром и не хотел слушаться. Тугая собачка всё никак не поддавалась. Он тихо вполголоса выругался, но замку на это было плевать. Зато эхом откликнулся Женька. — Ты случайно на предохранитель нажал, — равнодушно пробормотал он. — Там это… пумпочка такая есть. Её вверх нужно потянуть. — Нет тут никакой пумпочки, не вижу я её, — возразил Ник. Женька вздохнул и поднялся. Прошлёпал босыми ногами по вытертому паркету и остановился напротив. Потом не глядя нащупал рычажок и потянул его вверх с тихим щелчком. Не глядя — потому что всё это время он смотрел на Ника. — Теперь видишь? — едва слышно сказал он. — Теперь да, — хрипло ответил Ник. Он тоже не мог оторвать взгляда от лица напротив. Бледного, с искусанными губами. Бледное лицо. Алые губы. Бордовый засос на крепкой шее. Они стояли так близко, что одежда их почти соприкасалась, но шаг назад отчего-то не делал ни один ни другой. — Никит, тебе в самом деле пора. — Пора, — эхом отозвался Ник. — Ничего не выйдет. — Да. — Ты проебался, да. — Знаю. — И я проебался тоже. — Это идеальный вариант. Один — один. — На самом деле — нет. На самом деле… — Женька прервался и зажмурился, сглатывая слюну, словно у него болело горло и глотать было трудно. — На самом деле… это всегда будет с нами. И я буду помнить. И ты. Это ведь никуда не денется, понимаешь? Не забудется. — И не нужно забывать. Нужно жить. — Не прощая? — В смысле? — В том всё и дело. Тебя я могу простить… простил. Но себя… сильно вряд ли. — Но ты же как-то жил до этого? Не прощая. — Жил, — пожал плечами Женька. — Ну и я тоже. Жил. Что мешает жить и дальше? Прощая или не прощая — какая разница. Только жить не каждый сам по себе. А, — тут Ник замер, катая на языке новое слово, пробуя на вкус, прежде чем выпустить его на волю, — вместе? — Ну ты и… — Женька вдруг рассмеялся, как прежде, легко и беззаботно. И тут же нахмурился. — Как у тебя всё просто… — Женьк. Ну как ты не понимаешь… — Ник запнулся. Вспоминать и вправду оказалось больно. — Как ты не поймёшь, он ведь сделал всё это специально. Подстроил и просчитал. Уточнять, кто именно и что сделал, не было нужды. Оба прекрасно знали, о чём идёт речь. И о ком. — Конечно понимаю, — пожал плечами Женька. — Сразу понял. — И я. Я, дурак, проебал всё с самого начала. Ещё когда он сказал мне, что я щенок и всё такое. — Когда? — Ну накануне же. Мне нужно было пристегнуть тебя к себе цепью и не отпускать. — А ты мне даже ничего не сказал тогда… — Расстраивать не хотел. Грузить лишний раз. Ты так рвался в тот день. Не хотелось множить проблемы. — У тебя получилось, да… Пальцы Ника вздрогнули, но своего занятия — легонько гладить Женьку кончиком пальца по скуле — он не прекратил. — Да и у него тоже… — Женька отвёл глаза, — получилось. — Потому получилось, что мы были дураками. А сейчас… — Поумнели, да? — Да. — Нет, Никита. Мы не должны… — Блядь, да задрал ты меня с этим долгом! — взвыл Ник. Ему сносило крышу от близости Женькиного тела, от его запаха, сейчас помноженного на острый запах секса. От его волос, которые кололись под ладонью — да, он положил ладонь на коротко стриженный затылок и балдел от покалываний жёсткого ёжика. И ещё от того, что Женька не дёргал головой в знак того, что ему это неприятно. Стало быть, приятно. — Должны… не должны. Никому мы ничего не должны. Никита неосознанно произносил это «мы», поскольку сама мысль о том, чтобы отпустить Женьку от себя, больно отзывалась в груди. Отпустить? Оторвать, как руку, как ногу? Как кусок сердца? Да не дождётесь. Губы Женькины дрогнули и непроизвольно расплылись в улыбке. И его лицо незаметно преобразилось, и сейчас в глаза Нику смотрел всё тот же прежний Женька — капризный, шкодный и непотопляемый. Женька из прошлого — не раненый и не убитый, а почти прежний. И этот прежний Женька обнял его за шею, так что дыхание перехватило, и поцеловал сам. Сам! И сам же смутился. Да ладно! — Это просто поцелуй, — со всевозможной вредностью буркнул Женька. — Он… он ничего не значит. Однако Ника сейчас оказалось не так-то просто сбить с курса. — А это… это… это просто, — тут он подхватил Женьку за задницу, и тот тут же с готовностью обвил его ногами, чтобы не рухнуть на паркет. — Это просто секс. Нику оказалось чудовищно мало того, что произошло полчаса назад. Чудовищно, бесконечно мало. «Ещё», — кричало всё внутри. Ещё и ещё, и больше, бесконечно больше, до потери последних сил, когда уже не то что муркнуть, дышать не сможешь. И, что было просто восхитительно, Женька оказался с ним полностью согласен. Его тело, его губы, да чёрт, его член, который так и норовил проделать дырку в джинсах — всё пело в унисон. Ещё. Ещё…