***
Мицки наконец добрался до древа чакры. Путь был долгим и тяжёлым. Да и сейчас ему предстоит ещё потрудиться, прежде чем удастся отдохнуть и если всё пройдёт успешно — получить награду. Около древа чакры слышался какой-то фоновый гул, который становился, то громче, то тише, то вообще стихал. Само оно, как огромный паук раскинуло свои корявые ветви, мощно вырисовываясь на фоне прекрасного звёздного неба. Мицки хотелось бы лежать на земле рядом с Боруто, смотреть на эту красоту, рассказывать ему о созвездиях, о легендах, с ними связанных. Но, чего не было — того не было. Оставалось только тешить себя надеждами на удачный исход ритуала… Но даже на секундную передышку времени не было, не то что на мечты. Мицки придирчиво окинул взглядом дерево — не было времени обходить его, рассматривая. Он сложил двенадцать основных печатей, одна за другой, по порядку следования годов. Достал кунай, свиток и двинулся к первой ветви. На той части, где ветвь отделялась от ствола нацарапал иероглиф одного из двенадцати животных — из порезов дерева внезапно засочилось немного сока. Не обращая внимания на это, парень зажал зубами кунай и распечатал первое тело. Дальше делать ничего не пришлось — древо само лентами-бинтами приветливо потянулось к телу, аккуратно опутало-окутало его, превратив в подвешенный на ветке кокон. Мицки приободрился — кажется всё идет как надо. Древо приняло «дар». Следующие полтора часа Мицки скакал с ветки на ветку, поднимаясь все выше и выше, царапая знаки, распечатывая трупы, ожидая пока они повиснут. Где-то на десятом он запутался в знаках, но всё-таки сделал всё верно. Проверил на всякий случай — ошибки не было. После двенадцати символов года, принялся за символы знаков зодиака, начиная с овна — знака зодиака Боруто. Мицки не видел, как это древо выглядело во время великой войны, когда Кагуя была повержена в последний раз. Знал лишь, что остальные Ооцуцуки тогда на землю ещё не приходили. Но и сейчас оно выглядело внушительно. И теперь на некоторых ветвях висело по одному кокону, а тогда, когда, в принципе, свершилось вечное цукуёми, тут на каждой ветви висело по несколько десятков людей. Устрашающе, наверное. Он делал своё дело, замечая как гул то усиливается, давя на голову, то стихает — в эти моменты он слышал своё сбивающееся дыхание. Наконец, все было закончено, как впрочем и его силы. Мицки взглянул на свою работу, а потом перевел взгляд на восток, где солнце уже начало окрашивать небо в красно-розовые цвета, чтобы потом вспыхнуть огненным шаром во всю мощь. Но сейчас оставалось несколько минут до того, как оно взойдёт. Несколько минут, чтобы успеть доделать всё. Парень на остатках сил прыжками забрался на самый верх дерева и посмотрел на то место, откуда должен будет появиться плод. Кунаем расковырял отверстие и вложил туда кулон Боруто — это было то, что было с ним долгие годы, что было его символом, вещь, которая чаще всего прикасалась к нему, и казалось сохранила частичку чакры, души своего бывшего владельца. Незадолго до тех печальных событий он снял его, когда они всей командой заглянули на горячие источники помыться после миссии. Правда, когда одевались Боруто почему-то разнервничался, стал говорить, что Сарада сейчас будет злиться… Мицки не понял, почему его так внезапно забеспокоило это, но сопротивляться не стал, и просто быстро оделся. Но Боруто был настолько невнимателен, что кулон забыл. А когда Мицки взял его и сказал об этом, парень почему-то ответил оставить его пока у себя. После уже не до этого было. Так кулон и остался у Мицки. Как будто специально. Но вряд ли Боруто такое планировал. Отверстие закрылось, скрывая кулон и гул усилился. Мицки очень захотелось закрыть уши, да и вообще оказаться где-то далеко отсюда, например в той жизни, где Боруто был жив. Впрочем, напомнил он себе, он всё это и затеял, чтобы снова быть с Боруто и прожить с ним жизнь. Если всё получится, конечно, поэтому ещё рано расслабляться. Мицки снова последовательно сложил двенадцать печатей и в этот момент первые лучи солнца коснулись древа. Теперь можно отдохнуть. Остаётся только ждать. Гул внезапно резко стих. Настолько резко, что для уставшего Мицки, нервы которого были натянуты, это было сравни громкому звуку. Он покачнулся, но устоял, в глазах потемнело, однако сознание его не покинуло. Он сел на ветку, на которой стоял и какое-то время сидел, ожидая, пока зрение вернётся, а потом аккуратно стал спускаться. Внизу он привалился спиной к огромному обломку земли и прикрыл глаза. Ему требовался отдых, и сейчас самое время — есть практически двадцать четыре часа. Только уходить он не собирался, а вот вздремнуть немного — вполне. Поэтому устало опустился на землю, привалился спиной к торчащей каменной глыбе и прикрыл глаза. Сегодняшний день — был днём весеннего равноденствия. Орочимару после смерти Боруто рассказал Мицки об этом обряде. Надо было преподнести дар древу в виде двадцати четырех человек — по двенадцать на каждые двенадцать лет чередования знаков животных и двенадцать месяцев — по знакам гороскопа. Это следовало сделать чётко перед началом дня равноденствия. Не каждого усопшего можно было так оживить, но Боруто был солнцем для Мицки и за тот срок, что они провели рядом — это стало аксиомой, что один из них солнце, а другой — луна, как бы кто на это не фыркал. Так что, весеннее равноденствие становилось идеальной отправной точкой для этого обряда. Дальше дни начнут увеличиваться, солнечная часть суток пойдёт на увеличение — многие растения начнут новый виток жизни. Так что, и для начала новой жизни, особенно, не так давно прерванной — идеальное время. После подношения дара и подкрепления этого предметом умершего человека необходимо выждать двадцать четыре часа — тех самых, когда день равен ночи и с началом новых суток должен созреть плод — тот человек. Орочимару предупредил, что с самого начала это будет не совсем Боруто и благодаря этому предупреждению Мицки был полностью готов к последующим событиям. Солнце было прямо над головой и ощутимо припекало, Мицки конечно любил тепло, но рассеянное, мягкое, а не такое… выжигающее прямыми лучами. Потому переместился за огромный каменный обломок, чтобы хоть немного оказаться в тени и снова задремал.***
Когда в деревне прошёл слух о том, что Боруто Узумаки убит — Мицки не поверил. Это же Боруто, его солнце. Он не может умереть. Сколько было прецедентов, но он всегда выживал. Даже в битве с Дипой, даже в стычке с пиратами, даже… Всегда! Да и сейчас… Вот только вчера они виделись, Боруто никуда не собирался. Много времени проводил с Каваки, конечно, но для Мицки это не было проблемой. Каваки последнее время вёл себя адекватнее. Задумчивый чрезмерно, но хотя бы агрессию поумерил. И Мицки пошёл к дому Узумаки, где встретил лишь обеспокоенных Химавари и Хинату, которые не знали, куда именно отправились все мужчины их семьи. Парень попрощался и ушёл, надеясь где-то услышать опровержение или подтверждение слуху. И через полдня узнал страшную правду. Боруто убит. Где-то фигурировало имя Каваки, и что Боруто сам его просил, вроде как Момошики взял над ним верх… Но это всё было не точно, в отличие от самого факта его смерти. Когда-то позже, не помня где, Мицки услышал дату похорон. Тогда он просто ушёл из деревни. Просто пошёл в звук. Пошёл медленно, не думая, отключившись от реальности. Сначала даже не понимал куда идёт, но тело само вело туда. Да больше и некуда было. Там-то Орочимару связался с кем-то, уточнил, что рассказанное Мицки правда, Боруто и правда мёртв. Парень уже подумывал о самоубийстве, решал как правильно это сделать. Рассказать или нет Орочимару о своём решении. Или может тот просто сотрёт ему память — всё-таки столько лет эксперимента коту под хвост. Так хотя бы тело будет пригодно для использования, просто будет чистый лист, без воспоминаний о Боруто. Главное, что б память удалилась навечно, что б не выплывали обрывки воспоминаний и не портили эксперимент. Но Орочимару спустя полтора дня беспрерывного изучения свитков нашёл этот ритуал и рассказал младшему сыну о нём. А также о том, что для завершения нужна будет кость Боруто. Убийства каких-то людей для Мицки не были проблемой, достаточно было забыть навязанные Конохой и перенятые от Боруто устои, вспомнить, что раньше для него было вполне нормальным убить человека. А вот получить кость Боруто… Быстро метавшиеся мысли нашли только один способ — придётся доставать кость из могилы. Это как-то… Ладно бы ещё чью-то. Но Боруто… Увидеть его мёртвым. Лишний раз убедиться, что его смерть — правда. От это становилось дурно. И ладно ещё — когда он думал об этом, но когда уже стал делать это… Впрочем, других вариантов не было. Под покровом ночи, скрывая чакру он проник на кладбище. Мицки никогда не делал такого раньше. Но и не предполагал, что живя среди людей, волей неволей перенял их обычаи и обряды настолько. Могила человека это всего лишь место, где покоится земная оболочка и ничего более. Ну да, это место где живые могут почтить память умершего, но почему-то сейчас, стоя у свежей могилы друга и даже зная зачем он сделает то, что собирался — решиться было неимоверно сложно. А затем всё-таки взял себя в руки и быстро раскопал свежую могилу. Приведений он не боялся, а вот увидеть мёртвого Боруто — очень. В глазах темнело от ужаса, словно и правда солнце зашло и больше не освещает его жизнь. Он поддел крышку гроба и захотелось орать от ужаса, от этого осознания неправильности того, что он видит сейчас. Можно было бы подумать, что Боруто спит, такое спокойное и безмятежное было у него лицо, но уже даже под слоем бальзамирующего вещества начали проступать трупные пятна. Хорошо, что тело не сожгли, могли ведь, опасаясь Момошики. Но вероятно уже убедились, что мертвы оба. Слёзы начали застилать глаза и Мицки невероятно ясно осознал, что плачет, впервые в жизни. В эту потерю его глаза не остались сухими. На фоне того, что он уже сделал оставалась сущая мелочь — вскрыть тело. Только сейчас он понял, что даже не знает от какой раны умер его друг. Что именно сделал этот выродок? Каким образом он убил его солнце? Мицки растерянно смотрел на тело Боруто и не понимал — хочет ли он знать это… Что бы раз за разом страдать от этого знания, если то, что он делает не даст результат? Что бы думать об этом в момент своей смерти, ведь если не получиться — жить он перестанет, любым способом. На голове видно — ран нет. Ощупал, чтобы убедиться, что и сзади ничего нет. Мицки похолодел — ему всё равно придётся поднять куртку и футболку, что бы сделать то, что он должен… Возможно там… Мицки медленно задирал застёгнутую кофту и футболку, отмечая, что живот цел. Выше? Он пробил ему грудь? Вырвал сердце? И подняв одежду дальше, парень чуть не вскрикнул увидев это — только остатки самоконтроля и необходимость остаться незамеченным удержали его от опрометчивого действия. Сквозная рана в груди. Просто, мать вашу, насквозь. С обугленными краями, запёкшейся кожей... Мицки ощутил рвотные позывы, но всё-таки сдержался. Даже забыл на время зачем он вообще тут. Ведь не для того, чтобы узнать, как убили его друга, лишили любимого солнца, а для того, чтобы вернуть его. Вернуть его только себе, не его семье. Впрочем, вернёт ли он его вообще, зависит от того, как всё пойдёт дальше. И это не сдвинется, пока он не возьмёт себя в руки и не сделает то, что должен сейчас. Не время лить слёзы, которые безостановочно текли сами собой. Только одна мысль проникла в затуманенное болью сознание — сердце. Орочимару лишь однажды в рассказе о ритуале упомянул, что у трупа должно быть сердце. И Мицки сейчас крайне жалел, что у него не рентгеновское зрение. Неужели придётся?.. Он вообще планировал всё сделать быстро и без лишних движений. Однако, всё может пойти насмарку, если он сейчас не удостоверится. Надо себя заставить… Время шло, а Мицки не мог пошевелиться. Занёс скальпель, взятый у Орочимару, но так и сидел с поднятой рукой. Только когда его пронзила мысль, что его могут тут найти, поймать и этим помешать осуществлению плана, только тогда он стёр с щёк слёзы и снова нацелился на тело. Трудно, невероятно трудно. Словно что-то физически удерживало его руку. Он кое-как выровнял дыхание, закрыл на мгновение глаза, сосредоточился и старательно не глядя на лицо занялся телом. Кожа разошлась легко под остриём ножа, вот они рёбра. А под ними, под истлевшими мышечными волокнами, которые он раздвигал пальцами, обугленное с одной стороны, вялое, сморщенное, обескровленное сердце. Но оно есть, и это главное. Только вот, ещё неделю назад оно билось сильно и уверенно, а теперь гниёт в этой яме. Но главное — рёбра. Точнее ребро — то, зачем он пришёл. Он схватился за одно из них и с противным хрустом отломил его. В глазах снова слегка померкло, но он опять усилием воли взял себя в руки, стараясь не смотреть на лицо Боруто…. Но всё-таки взгляд зацепился за эти родные любимые черты. Мицки сам не соображая, что делает принялся сращивать разрезанную кожу — только ту, что разрезал сам — медицинской чакрой. Не смог так оставить. И напоследок погладил по холодной полосатой щеке, внутренне сжимаясь от боли. Спрятав кость в запахе кимоно он проделал всё в обратном порядке. Поправил подсолнухи в вазе, принесённые Химавари и Хинатой, и остальные цветы, захоронение выглядело практически так же, как и изначально. Зачем вообще люди приносят цветы… Боруто их не любил особо. Только подсолнухи, и то — из-за сестры. На остальные ему было всё равно, однако их тут было полно. Впрочем действительно, чем ещё можно выразить свою скорбь по усопшему… А так — даже ему, не бывшему тут в день похорон видно, что приходило много народу. Но это сейчас. А через полгода-год всё будет как и у остальных захоронений. Может, только подсолнухи будут тут самыми долгими гостями. Но и они рано или поздно закончатся. Живым — живое, и Химавари будет жить свою жизнь. Мицки попытался подумать, какие бы цветы он принёс и не смог решить. Вероятно, ликорис, потому что это традиционно и его так и называют «цветок смерти», и вокруг него куча легенд о загробном мире, расставаниях. Мицки не разделял этого мнения — цветок ведь довольно красивый, но раз так принято… Но впрочем и не важно. Если надо будет почтить кого-то в стенах деревни, то он просто принёс бы белые цветы, какие-нибудь стандартные. А на смерть Боруто — он выбрал не цветы, а действие, в надежде на то, что оно даст результат.***
Мицки проснулся, когда солнце заходило за горизонт. Встал, размялся, присмотрелся к верхушке дерева — там уже набухло что-то. То, что приведёт Боруто в этот мир, к нему. Парень нервно проверил наличие ребра Боруто в запахе кимоно — всё в порядке, оно на месте. Оставалось переждать ночь. Мицки снова сел на то место, где провёл весь день и прикрыл глаза. В течение всей ночи его периодически уносило в поверхностный нервный сон. Когда он просыпался, то казалось, вроде и не спал, но сначала изменившееся положение звёзд, а потом и рассвет, что забрезжил на востоке, убедили его, что он пребывал во сне какую-то часть времени. Но теперь, уже до момента как солнце вышло из-за горизонта, он уже не сомкнул глаз. И с первыми лучами стал подниматься наверх. На самой верхушке был плод — нечто размером с огромный арбуз, закутанное в листья. Мицки аккуратно дотронулся до них, аккуратно пытаясь раскрыть их и не почувствовал сопротивления. Мягкие листья охотно поддались его рукам, открывая плод — прозрачную оболочку, внутри которой в жидкости находился младенец. Как Мицки не вглядывался, он не смог разглядеть черты Боруто в этом младенце — волос было мало и их цвет плохо угадывался сквозь мутную жижу, глаза были закрыты, а на щеках не проглядывали полоски. Однако верил, что это Боруто. Почти. Ещё не всё. Аккуратно подхватил этот плод, попытался отделить его от основания и с лёгкостью смог это сделать. Минут пять Мицки простоял так, наслаждаясь ласковыми лучами рассветного солнца, держа в подрагивающих от шока и восторга руках свою драгоценность, практически своё сердце — это было восхитительно. Почти получилось. Из ворота кимоно выглянула белая связная змейка, но Мицки, пребывая в отрешённом состоянии, не обратил на неё внимание. Только Боруто (он решил так называть этот плод) заворочался в своей оболочке и парень словно очнулся, выходя из блаженного состояния. И поспешил аккуратно спуститься с вершины дерева на землю. Впрочем, может и надо вообще уйти отсюда, однако он решил всё-таки сначала понять, как долго Боруто пробудет в этом состоянии, особенно если учесть что здесь он уже кое-что подготовил. Змейка ткнулась ему в щёку и прошипела что-то на ухо. — Получилось. — Просипел Мицки, голос от долгого молчания вообще не слушался. — Это он. Младенец… Практически не родившийся. Пока наблюдаю. — После этих слов змейка юркнула обратно. Младенец снова затрепыхался в своей оболочке и парень не знал — хорошо это или плохо. Может он зря сорвал плод? Он так долго действовал по определённой схеме, где знал, что нужно сделать, и куда доставить, что сейчас собственные решения пугали и он боялся сделать что-то не так. Хотя плод отделился легко, значит был готов… Парень не знал, что именно делать теперь: хотя бы — нужно ли дополнительно согревать это существо или нет, и замер в нерешительности. Боруто снова резко дёрнулся, пузырь в руках Мицки надорвался и из прорехи потекла тёплая жидкость. Мицки завороженно смотрел как мутная жижа вытекла из пузыря и его стенки облепили маленькое тело. Потом всё-таки догадался, сел на землю, положил ребенка на колени и освободил от оболочки. Боруто пару раз чихнул и посмотрел на него. Цвет глаз угадывался с трудом — вроде они и были голубыми, но при этом были покрыты какой-то мутной плёнкой, что казались серыми. Вот волосы точно были пшенично-блондинистыми. — Боруто… Боруто… — Шептал Мицки, содрогаясь от слёз и аккуратно прижимая мокрое маленькое тело к груди. — Это ты… ты… Наконец Мицки вспомнил, что ещё не всё окончено. Кое чего важного не хватает. Он усадил младенца напротив себя. Достал из-за пазухи кость. Это казалось невероятно странным, но он протянул руку с костью Боруто. В глазах младенца промелькнула искра осознания. Он разинул рот, потянувшись к кости. И откусил её своим беззубым ртом. Один раз. Потом ещё и ещё. А потом ненормально широко раскрыл рот и откусил Мицки руку. Парень вздрогнул, больно. Но не издал ни звука. Лишь улыбка тронула его губы. Так тому и быть. Надеялся лишь, что трапеза не затянется. И младенец словно услышав его мысли, быстро, без остатка поглотил его. Младенец ещё какое-то время сидел, непонятливо, но с интересом осматриваясь. Глаза приобрели голубой цвет и мутной пленки уже не было, а на щеках проступили по две полоски. Мальчик ещё раз посмотрел по сторонам, а потом на четвереньках пополз. Буквально через несколько метров под ним появились и расползлись знаки печати, она активировалась и ребенок, с негромким хлопком, исчез.***
Орочимару нервничал, однако внешне без труда удерживал спокойный вид — всё-таки годы тренировок давали результат. Нервничал он, опасаясь за тело младенца, что было вытащено из цилиндра с питательным раствором и сейчас его жизнь поддерживалась во внешней среде благодаря капельницам и дыхательной маске. Он то и дело смотрел на показатели, хотя всё говорило о том, что это тело способно пробыть во внешней среде ещё немало времени. Этими действиями Орочимару отвлекал себя от мыслей о том… сможет ли Мицки переселиться в это тело. Это он сам мог быть убитым, и снова ожить в считанные минуты, чем кстати порой очень пугал людей. Это была его способность и со временем она стала обычной для него самого. Он смог выжить через проклятую печать на теле Саске. Но это всё он, а Мицки другой. И они никогда не пробовали такого. Тем более — тела не осталось. Он рассказывал ему что делать, но не был уверен, что получится. Когда Орочимару через змею узнал, что Боруто сейчас в виде младенца — тут же достал это тело для Мицки, понимая, что он захочет быть ровесником с ним. Он предполагал, что Мицки не выживет и честно его предупредил. Никаких бурных эмоций это ожидаемо не вызвало, лишь небольшую грусть от того, что они не будут вместе. Но Орочимару был против и хотел испробовать один способ. А сейчас Орочимару через змею, узнал, что Мицки был съеден Боруто — в принципе он и ожидал такого исхода, не знал лишь — когда это случится. А теперь узнал и нервничал ожидая — получится ли. Дверь распахнулась и в помещение вошла Карин с младенцем на руках и какой-то расслабленной улыбкой — такой Орочимару видел её только рядом с Саске в былые годы. Сейчас правда это была не безумная одержимая улыбка, а спокойная, взрослая, было похоже, словно она молодая мать с ребёнком. Змей тихонько хмыкнул от такой ассоциации и снова нервно взглянул на мониторы. Боруто уже здесь. А Мицки… Приборы внезапно пискнули, оповещая, что пульс маленького ребенка участился. Орочимару внимательно смотрел в лицо маленького Мицки — светлые брови хмурились, глаза метались под закрытыми веками, а потом распахнулись. Определённо — Мицки вернулся. Змей аккуратно снял с него кислородную маску, остановил капельницу и вынул иглу, оставив на всякий случай катетер. — Добро пожаловать домой, Мицки. — Произнёс он. — И тебе, Боруто-кун. — повернулся он к малышу на руках у Карин. Им предстоит долгий путь, да впрочем, у них теперь впереди вся жизнь. Вместе — как и мечтал Мицки. Жаль, что такой ценой.