HAECHI

      С задних рядов послышался шёпот. Который день он был единственным сопровождающим Чимина, иногда сменявшимся на грубые толчки и окрики. Тихо выдохнув, Пак наклонил голову, не желая оборачиваться, чтобы не наткнуться на взгляды омерзения, и попытался сосредоточиться. Выбор места в аудитории никогда не был их собственным, так что с начала курса профессор Кан распределил всю группу и пересесть с первого ряда назад, чтобы наконец избавиться от разговоров за спиной, не было возможности. Устало разглядывая кнопки ноутбука, парень изо всех сил мечтал о конце лекции, о том, как покинет университет и займётся тем, в чём он хорош. «О, эти двое непременно пошутили бы на этот счёт», — пролетело в голове, но Чимин уже погрузился в работу, вяло следя за ходом занятия. Прыгая между вкладками на экране, он пытался завершить этап финальной договорённости с поместьем, где должно было пройти следующее мероприятие. Бегло посмотрев на экран, отправив письмо, заверенное директором фонда, Пак выдохнул — всего пять минут до обеденного перерыва, и он сможет уйти. Профессор зазвучал сумбурно, будто тоже заметил утекающие минуты, и Чимин вернулся к файлу с записями лекции, завершая её одновременно с пожилым мужчиной.       — После сегодняшней практики я жду от всех полный отчёт к нашей следующей встрече, — громко произнёс преподаватель, оперевшись на тумбу. — Студент Пак, соберёте данные по группе?       — Простите, профессор, — тихо начал Чимин, встав с места и поклонившись, — я больше не староста, студент Ли занимается этим вместо меня. Мне жаль.       — Ох. Это так неудобно. Ненавижу изменения, — проворчал Кан Тэмун, утыкаясь в список студентов, лежащий за кафедрой. — Ли… Студент Ли, покажитесь хоть. Не имею ни малейшего представления, о ком идёт речь.       Чимин мысленно сжался, пока студент во втором ряду слева поднимался с места. Шёпот двоих нарастал, переходя в подобие агрессивного шипения, достаточного, чтобы услышал он, но не услышал преподаватель, — это его вина, что Ли Тэпёна не знали как хорошую замену. Пак понимал, чем это кончится, лишь надеялся, что сегодня успеет покинуть университет «до».       Диалог учителя со старостой, который занял этот пост около полугода назад, затерялся в сознании Пака. Он почти не слышал их разговор, улавливая только затмевающие всё сердцебиение и шум крови. Официальное окончание лекции приближалось так же быстро, как разогнался его собственный пульс в преддверии неминуемого столкновения — после такого он ни за что бы не успел уйти, а даже если бы успел — это бы не кончилось.       Поднявшись с места, Чимин сгрёб ноутбук и блокнот в сумку, всё ещё надеясь, что сможет уйти незамеченным, и выбежал из аудитории, цепляясь за назначенную практику, как за последнюю возможность скрыться. Неаккуратно расталкивая студентов в коридоре, он продирался к выходу, но шаги настойчиво нагоняли, буквально пульсировали в голове — он узнал бы их из тысячи. На плечо легла чужая ладонь, грубо разворачивая тело и припечатывая к стене, когда он был уже так близок к тому, чтобы выйти на улицу.       — Куда спешишь, Пак?       Злобный оскал на мягком лице резонировал. Слегка повернув голову, зацепившись взглядом за татуировки, уходящие от пальцев под рукав толстовки, Чимин глубоко дышал, принимая поражение.       — Никуда, — обречённо сказал он, даже не пытаясь выпутаться из цепких лап. — Я просто боялся опоздать в суд.       — Забавно, — послышался низкий голос.       Из-за спины Чонгука показался второй парень. Незначительно превосходивший ростом, Тэхён медленно очерчивал дугу за спиной Чонгука, подходя ближе. Статно вышагивая, скрестив руки на груди, он усмехнулся, позволяя Чимину впитать в себя до боли знакомое чувство вины, которое снова возвращало в воспоминания о том самом дне, когда всё пошло не так.       Год назад, после выезда за город всей группой они вернулись к кампусу, чтобы после попрощаться, но Пак решил принять душ, перед тем как уехать. Не он один. Стоя между узких перегородок спортивного душа, Чимин не замышлял ничего, но тишина нарушилась хлопком двери и сопровождающим ворчанием. Они все пахли костром, но, видимо, только двоих студентов это смущало. Парень развернулся, столкнувшись взглядом с Ким Тэхёном, но что-то разительно отличалось от их привычного взаимодействия.              Шлёпая босыми ступнями, обнажённый одногруппник прошёл в душевую напротив, будто искал компании, не желая мыться в одиночестве. Мягко оглаживая собственное тело, тот лишь провоцировал, играл, словно давно знал, но даже Чимин внутренне был к этому не готов. Исподтишка наблюдая за плавными линиями чужого тела, которое трогала лишь вода, Пак думал о том, что это всё нарочно — провокация на грани срыва, что не могла привести к правильному исходу. Проходясь мочалкой вдоль ключиц, спускаясь к своему животу, парень чувствовал неловкость от того, как Ким выгибался в спине, буквально демонстрируя себя, как его кожа почти светилась под градом воды из душа, — он был вынужденным свидетелем.       Находясь на грани, чувствуя возбуждение вперемешку с неправильностью, Чимин отвернулся к стене, стараясь слиться с ней, но процесс был необратим. Рассматривая стекающие по кафелю капли, он старался привести себя в чувство, но внутреннее Я одолевало, не оставляя ему шанса. Одиночество так давно сковывало — личная неприязнь к самому себе, как только он осознал, что ориентиры сбиты, что женщины не вызывали того самого трепета — всё это, запертое как глубочайший секрет, медленно выплескивалось наружу под явно двусмысленными взглядами Тэхёна, под натиском его обнажённого тела, под мягкими фразами, брошенными будто невпопад. Смущаясь, Чимин отгонял от себя неправильные мысли, не желая сохранять на границах памяти этот самый образ, но ситуация выходила из-под контроля.       Развернувшись, Тэхён оглядел его — Пак чувствовал чужой настойчивый взгляд на подкорке, утопая в самобичевании за низменное желание принадлежать.       — Ты что, пялился? — с насмешкой спросил Ким, но вновь хлопнувшая дверь не дала возможности ответить.       Краснея, пытаясь захлебнуться в ниспадающих струях, Чимин подставил лицо под воду, не смея оборачиваться. Он лишь мельком посмотрел на вошедшего, сразу вернув взгляд к стене, — Чонгук. Лучший друг Кима, резко ворвавшийся в пространство, нарушил и без того неловкое молчание, остановившись между двух душевых, бегая глазами из стороны в сторону. Он заметил.       — Эй, Пак, — выплюнул парень, точно зная причину его смятения. — Ты что, педик?       Даже сквозь белый пар от горячей воды было заметно, как изменился взгляд Чона. Глядя с явным презрением, тот быстро сократил расстояние, нетерпеливо разворачивая Чимина.       — Да у тебя встал! Мерзость.       — Н-нет. Это не то, что вы подумали. Я просто задумался, — попытался оправдаться Пак, прикрываясь тонкой мочалкой, хотя шансов ему не оставили.       — Хм, — бросил Тэхён, медленно выходя из-под душа. — Всё запомнил, мелкий? — Уложив руку на плечо Чимина, Ким грубо сжал его и улыбнулся, будто именно это имело самое большое значение. — Даже не думай дрочить на меня. — Длинные пальцы сильно впивались в кожу под проникновенное шипение, отвлекая от стыда болью. — Пошли, Гук. Гадко от этой компании.       Резкий удар затылком о стену вернул обратно в личный ад, заставляя сосредоточиться. Напротив две пары глаз — Чонгука и Тэхёна, тех, кто год назад начал по кирпичику разрушать его чётко выстроенный мир, отбирая достижения. Издевательский тон в общей душевой был цветочками, лишь позже начали нарастать издёвки, стремящиеся пробить и без того слабую броню старшекурсника. Эти двое стали проводниками туда, откуда не возвращаются, — распространив слух об ориентации Чимина, они шаг за шагом, планомерно, разбивали его на осколки; двое, кто заставил признаться всем, но не самому себе, что он, Пак Чимин, — гей.       Грубая хватка усиливалась, и, снова отстраняя парня от стены, Чонгук раздражённо смотрел ему в глаза. Чимин видел всё: как пирсинг на нижней губе дёргался от нервных покусываний, как трепетал ресничный ряд, будто одногруппник терялся в эмоциях — от злости к омерзению.       — Ты не староста уже сколько? Какого хера этот старый хрыч всё ещё обращается к такому, как ты?! — прошипел Чон, пока Тэхён за его спиной оглядывался вокруг, чтобы избежать лишних свидетелей. Очередной рывок, и Пак вновь ударился головой о стену сзади. — Отвечай, педик. Какого чёрта?!       — Я не знаю. — Чимин не смел поднимать глаз, разглядывая носы обуви своей и Чонгука, зачем-то отмечая, что его белые конверсы стоило бы почистить. — Я правда не знаю почему. Я всё передал в деканат, как вы и сказали, — я отказался.       Сжимаясь под напором, Пак трясся, припоминая каждую стычку. Он знал, что двое непременно отнимут всё, питая самые ненавистные чувства к нему. Чимин и сам был готов уничтожить себя, изо дня в день сталкиваясь с такой несправедливостью.       Дрожа от накатывающих слёз, предательски стремящихся наружу именно сейчас, парень посмотрел через плечо Чонгука, столкнувшись взглядом с Тэхёном.       — Пожалуйста… — заскулил Пак. — Я правда ни при чём. У нас практика, вам надо быть там, — сбиваясь, прошептал Чимин, пытаясь высвободиться из цепкой хватки.       — Гук, не пачкай руки. Ты так часто касаешься этого, — Тэхён скривился, огибая Чона и снимая его руку с покатого плеча. — Пак, тебе стоит обедать отдельно. Думаешь, хоть кому-то приятно находиться в твоём обществе?       — Как хорошо, что в нашей стране тебе не светит, гадёныш, — вторя чужим словам, сказал Чонгук, наклонившись почти к уху. — Слышишь, Пак. Такие, как ты, — это позор общества.       Всхлипнув, Чимин медленно сполз по стене, давно потеряв опору от чужой сильной руки. Он был согласен с каждым словом, медленно утопая в самом себе, не находя признания, ненавидя и принимая то, что он — ошибка. Под тяжёлыми взглядами он осел на пол, подобрав ноги ближе, согнув колени и попытавшись спрятать в них лицо, — он, вероятно, заслуживал каждой подножки, каждого тычка, каждого перевёрнутого подноса с едой. Он — пятно, которое невозможно отмыть, позор университета, который выплыл наружу перед всеми.       Шаги удалялись. Не смотря, Чимин знал, что Чон и Ким ушли, снова оставляя его наедине с самобичеванием и отречением. Внутри клокотала обида и желание быть сродни всем, но природа ужасно поступила с ним, обрекая на одиночество.       Поднявшись, Пак ощущал фантомное сжатие пальцев на своём плече. Физическая боль, несравнимая с душевной, сбивала с толку, и, дёрнувшись, будто стряхивая с себя это чувство, он направился в сторону уборной. Заперев дверь, оккупировав туалет на первом этаже университета в самом углу, он устало опёрся на раковину, боязливо заглянув в зеркало: тёмные волосы были растрёпаны из-за недавней взбучки, ворот бежевого свитера сполз, оголяя ключицу с одной стороны. Он жалок — как и всегда, когда столкновение неизбежно. Окунув руки под воду, Чимин ополоснул лицо, стараясь смыть с себя следы чужой брезгливости.       «Они правы. Я отвратителен». — Тёмная чёлка мешала смотреть на своё отражение, но Пак и не старался, желая лишь избавиться от самого себя, чтобы завершить паршивый цикл из повторяющихся претензий. Снова намочив руки, он зацепился взглядом за испачканный рукав. Сегодня на него вновь опрокинули чей-то обед в попытке показать, какова его роль в этой цепи: лишь мусор, что не способен принять себя. Оперевшись на края умывальника, Чимин выдохнул, стараясь спрятать накатывающие от беспомощности слёзы, и поднял голову, сталкиваясь в зеркале с самим собой.       — Практика. Да… Мне надо в суд. Это когда-то кончится, — грустно улыбнувшись, он покинул туалет и поспешил на улицу.       Здание суда находилось всего в паре кварталов от университета, и путь обычно занимал не больше двадцати минут, но Чимин уже нещадно опаздывал. Путаясь в собственных ногах, он не мог побороть зародившуюся тревогу, будто на сегодня с него не было достаточно. Пак старался отвлечься, прокручивал в голове выстроенный сценарий выдуманного дела, мысленно проговаривая заготовленные вопросы к обвиняемому, и не заметил, как впопыхах выбежал на перекресток, игнорируя красный свет. Чьи-то пальцы окольцевали ладонь, сильно дёрнув назад, когда ничего не понимающий парень наконец поднял взгляд. За шумом мыслей он не слышал ни одного сигнала клаксона автомобилей, криков людей, требующих, чтобы он остановился, — ничего. Лишь настойчивая ладонь неизвестного выдернула из утягивающих мыслей.       — Простите, — сумбурно поклонился Пак и дёрнулся от проезжей части, когда мимо пролетело такси. — Спасибо большое.       Разогнувшись, Чимин посмотрел в напуганное лицо мужчины, немного старше его самого, и занервничал, сминая пальцами края объёмного свитера.       — Смотрите куда идёте.       Сигнал светофора, разлетающийся по перекрестку мерными щелчками, успокаивал, заставлял ускоренное сердцебиение сбавить обороты. Кинув взгляд на наручные часы, Пак прикусил губу — до тренировочного слушания оставалось всего десять минут, и ему снова придётся бежать, чтобы успеть преодолеть последние кварталы. Чем ближе было здание суда, тем сильнее сжималось всё внутри: ладони потели, пульс подскочил, отдавая аритмией, бег выбил последние крохи ровного дыхания, напоминая о слабом организме.       В попытке отдышаться Чимин остановился перед рядом высоких ступеней и согнулся, укладывая руки над коленями, пропуская тёплый весенний воздух глубоко в лёгкие. Приподняв голову, он неосознанно обратил внимание на статую, установленную на пьедестале сбоку от лестницы. Пак блуждал взглядом по каменному львиноподобному существу и молился, чтобы всё прошло гладко. Хаэчи стал символом Сеула лишь пару лет назад, но его изваяния уже были возведены по всему городу — особенно крупные скульптуры стояли у зданий полиции и судов как напоминание о глазе справедливости. Оставалось порядка трёх минут перед тем, как двери выделенного зала закроют на замок, и, шумно прошипев, парень разогнулся, поправил спадающую сумку и устремился вверх по ступеням. Каменная статуя Хаэчи мелькнула где-то на периферии бокового зрения, почти вынуждая Чимина взмолиться к справедливости в последний раз: «Пожалуйста. Я заслужил это место здесь. Я так старался.»       Хлопок двери заставил всех присутствующих студентов обернуться. Неловко двигаясь вдоль скамеек, Пак услышал, как за ним кто-то защёлкнул замок, отрезая опоздавших от процесса, и выдохнул — он успел. Впиваясь пальцами в ремень сумки, переброшенный через шею, он повторял про себя заученные до скрипа вопросы, когда столкнулся взглядом с двумя парами недовольных глаз. Тэхён и Чонгук уже были здесь, ожидая финального разделения по командам. Парень буквально чувствовал чужое отвращение, толстой верёвкой сковывающее по рукам и ногам, будто прибавляющее неловкости движениям. Руки не слушались, но трясущимися пальцами Чимин выковырял из сумки свой блокнот, где заранее выписал ключевые моменты для практики и, перед тем как перед ними встал прокурор Сон, курирующий их поток, успел заметить перешёптывание двоих парней, не сводящих с него глаз.       Понуро опустив голову, Пак рассматривал свои колени, обтянутые тканью джинсов, до последнего надеясь услышать свою фамилию в паре с кем-то, кто хотя бы скрывал своё презрение, но список студентов сокращался, а возможных напарников становилось всё меньше. Тикание часов на столе государственного обвинителя напрягало, не позволяя сосредоточиться, — это последняя практика в этом семестре, следом только сбор данных и подготовка к дипломному проекту. Это было слишком важно. Нервно поправив чёлку, Чимин сжал пальцы, до боли впиваясь в худые ноги, реагируя на голос прокурора, и еле слышно проскулил, не смея поднять взгляд, — его пара Чонгук.       Чужие инсценировки пролетели незаметно. Пак не знал, повторились ли его заготовки с тем, что уже было озвучено, он лишь отмерял секунды до момента, когда придётся собрать все силы, чтобы удержаться на ногах и завершить свою практическую часть юридических лекций. Он видел, как Чон поднялся со своего места, ехидно улыбнувшись Тэхёну, что выжидающе скрестил руки на груди, откинувшись на скамью, и тоже встал. Шум крови в ушах не позволял услышать настойчивого перешёптывания за спиной, пока он двигался к небольшому пространству, отрезанному низким ограждением от общей части зала. Чимин будто становился меньше под натиском одногруппников, но, подойдя ближе к президиуму, расправил плечи, словно стряхивая с себя груз, и столкнулся взглядом с Чонгуком. Тот улыбнулся, обнажая ровный ряд зубов, и это не было дружелюбно. Не чувствуя ни грамма поддержки, Чимин выдохнул, попытавшись собраться. Маленькими шагами подойдя к столу обвинения, он открыл блокнот и положил его ближе к краю как подстраховку — он не собирался подглядывать, но сохранить за собой хотя бы мнимую помощь даже от себя самого казалось необходимым.       — Прокурор Сон, правильно ли, что студент Пак пользуется лекциями во время последней практики? — наглый тон Чона заставил сжаться. Одногруппник почти развалился на месте сбоку от судьи, его короткие серые волосы выбились из-под косого пробора, перекрывая чёрный низ андерката, но, будто не замечая этого, Чонгук опустил подбородок ниже, глядя исподлобья, пряча глаза за светлой чёлкой.       — Не отвлекайтесь. Господин Пак, уберите ваш блокнот и пользуйтесь своей головой — это последний курс, возьмите себя в руки.       По залу прокатился смешок, и, не осмелившись спорить, Чимин вернулся к столу, за которым сидел помощник прокурора. Уверенность угасала: чувствуя дрожь в кончиках пальцев, парень в последний раз вчитался в ровные записи и закрыл блокнот. Затылком Пак ощущал липкий взгляд со скамьи, точно угадывая в нём Тэхёна. Стараясь незаметно отдышаться, прийти в себя, парень поднял голову: мужчина с перекрёстка сидел за столом обвиняющей стороны, его тёмные длинные волосы были аккуратно убраны назад, а сам он осторожно тянулся к его ладони. В страхе отдёрнув руку, не дав прикоснуться к себе в успокаивающем жесте, Чимин развернулся, возвращаясь к Чонгуку.       — Вы утверждаете, господин Чон, — голос дрожал, как и вспотевшие руки, — что не были в квартире жертвы, однако в вашем доме были найдены стеклянные фигуры, сделанные для господина Чхве на заказ. Как они оказались у вас?       «Посредственность», — послышался низкий смешок из зала, но Чимин не отвлекался, напирая вопросами один за другим.       На лице Чонгука сияла ехидная улыбка, он не волновался, будто полностью вживаясь в роль, — он не был виновен, но источал ауру отъявленного мерзавца. Прохаживаясь вдоль президиума, Пак выкручивал ситуацию, казалось, в свою сторону, балансируя где-то на грани допустимых норм, но ощущение триумфа не появлялось — лицо Чона выражало лишь скуку и трепет перед тем, как поменяться местами. Какой бы грамотной ни была обвинительная стратегия Чимина, он не запомнил ни одного ответа одногруппника, из-за нервов не смог составить нужную картину, потерявшись в потоке колких слов.       Усаживаясь на место подсудимого, Пак столкнулся с реальностью, которую больше не мог избегать: на него уставился полный зал его одногруппников, жадно сверлящих его взглядами. Ким Тэхён сидел ровно напротив, и теперь он наконец понял, что придавало Чону уверенности — незримая поддержка и немое согласие друга, которые теперь были направлены против него. Пульс ускорился, пока он наблюдал за хищной походкой Чонгука вдоль президиума и неловко теребил край собственного свитера.       — В вашей квартире были найдены вещественные доказательства, подтверждающие вашу связь с жертвой. Вы были близки, господин Пак?       — Н-нет. Мы не были. Я видел господина Чхве лишь пару раз.       — Тогда… — Чонгук подошёл почти вплотную, переваливаясь через ограждение, за которым сидел Чимин. — Как вы объясните наличие в его квартире вашего ДНК?       — Я никогда не был там, — резко ответил Пак, вздёрнув подбородок вверх, и это было его единственной защитой.       — Но свидетель сказал, что вы были любовниками.       Чон ухмыльнулся, грозно скалясь, и медленно отступил. Чужие вопросы летели один за другим — они топили, выворачивали руки почти буквально, и, будь это кто угодно другой, Пак сказал бы, что этот студент станет хорошим адвокатом или прокурором. В голове иллюзорно возникали звуки хохота, хотелось сжаться, исчезнуть, лишь бы снова не проходить через уже знакомые взгляды и тычки — только не здесь. Чимин рвано глотал воздух, постепенно осознавая, в чём заключалась выверенная линия Чонгука: он снова подставлял его, но теперь в курсе должны были стать преподаватели и кураторы.       Блуждая взглядом по залу, Пак выхватил аккуратную, но крупную фигуру Тэхёна — одногруппник беззвучно смеялся, или он просто не слышал звука, потерявшись в веренице неудобных вопросов. Чонгук кружил рядом, иногда напирая, но снова отстраняясь, чтобы вальяжно пройтись от стола обвиняющей стороны к столу защиты, его аура давила, пока тот задавал вопросы, касающиеся исключительно взаимодействия Чимина и воображаемой жертвы.       — Вы ведь представитель нетрадиционной сексуальной ориентации, не так ли? — Чон скалился, вновь встав напротив и вцепившись своим взглядом в затухающие глаза Пака. Все из прозвучавших заготовленных вопросов были личными — они не относились к созданному делу, только лично к Чимину, будто главной целью было снова ткнуть его носом.       — У вас ОКР? Вы переспали и после убили его, разрушив шкаф с коллекцией Чхве, а после расставили стеклянные фигуры в том же порядке, что они стояли когда-то. Но с одной из них не смогли расстаться и забрали домой — она нарушала общий порядок на полке, да? Все гомосексуалисты такие, господин Пак?       — Ваша честь, это давление, — голос помощника прокурора долетел будто сквозь вату. Впиваясь короткими ногтями в собственные ладони, Чимин не смел поднять глаза, сотрясаясь от каждого слова. Этот вопрос стал решающим, полностью выбивающим землю из-под ног. Среди десятка прошлых, на которых парень ещё мог сдержаться, — этот был адресован лично, и не имело никакого значения, что в нём смешались слова про убийство и сокрытие.       Чимин дрожал. В уголках глаз скопились слёзы, но, сильно прикусив губу, он держался, больше не слыша ни единого звука: всё заполонили удары собственного сердца, и только голос помощника иногда прорывался через эту пучину, в очередной раз требуя порядка, оспаривая вопросы из-за давления.       Подняв голову, Пак обратил внимание на Тэхёна, свободно развалившегося на скамье, скрестив руки на груди. Тот выглядел удовлетворённо, будто дело касалось именно его, и он упивался тем, как кого-то вывели на чистую воду. Ким восторженно следил за Чонгуком, уже предчувствующим свою победу, но это была лишь практика для оттачивания навыков, которая превратилась в вакханалию. Медленно переводя взгляд, Чимин заметил, как поднялся помощник прокурора, что-то крича судье, и, не в силах больше удерживать слёзы, парень подскочил с места, отталкивая Чона, и подбежал к двери, чувствуя завязавшийся ком в горле.       Дёрнув ручку, не в состоянии одолеть панику, Чимин лишь с третьего раза справился с ключом в замке и едва не растянулся за порогом. Спотыкаясь, он бежал к уборным, врезаясь в людей в коридоре. Почти упав, рывком открыв дверь туалета и столкнувшись с выходящим сотрудником, Пак прошмыгнул внутрь и закрылся в первой попавшейся кабинке. Рухнув на пол рядом с унитазом, он попытался отдышаться. Громкое сопение отбивалось от тонких перегородок, заполняя помещение сбитыми звуками. Кровь прилила к голове — Чимин чувствовал, как поднялась температура, заставляя всё бурлить. Оперевшись на холодную плитку ладонью, он сместился ближе к унитазу, понимая, что его вот-вот стошнит. Перед глазами мелькали мушки, в попытке проморгаться он вновь задыхался от поглощающего чувства стыда и несправедливости — он не заслужил такого отношения.       Чимин не знал, сколько прошло времени, прежде чем он пришёл в себя, всё ещё сидя на холодном полу, но хлопок входной двери вывел его из транса. Осторожно поднявшись на ноги, он щёлкнул замком и вышел к раковинам, стараясь оставаться незамеченным, когда чужая рука аккуратно легла на его запястье, останавливая.       — Эй. Вы в порядке? — знакомый голос раздался в голове, и Пак дёрнулся, отшатнувшись от мужчины, как от огня. — Не переживайте так. Это всего лишь я, — мягко улыбнулся тот, всё ещё не позволяя уйти. — Помощник прокурора Мин. Вам плохо?       Участливый голос заставлял искать поддержки, но Чимин сгорал внутри, не чувствуя себя достойным этого. Отступив на пару шагов назад, высвободив руку из захвата, он двинулся к выходу.       — Студент Пак, — ещё раз остановив парня, Мин обеспокоенно заглянул в заплаканные глаза, — может, вам принести воды? Подождёте здесь?       На робкую просьбу оставить его мужчина обогнул Чимина и в спешке вышел первым. Прошло несколько секунд, прежде чем, смахнув с себя наваждение, Пак рванул из уборной. Он слышал, как громко хлопнула дверь, но не оборачивался. Пробегая по коридору мимо больших окон, он не обратил внимания на то, что на улице уже стемнело, а значит, его не было слишком долго. Аккуратно открыв дверь зала заседаний, где проходила практика, он тихо шагнул внутрь, наконец замечая, что там никого не было.       — Ладно… Ладно. — Подходя к первой скамье, Чимин потёр распухшие глаза и потянулся за своей разворошённой сумкой.       Тишина окутывала, позволяя выдохнуть. Проверив ноутбук и телефон, Пак так же тихо вышел, желая только скорее оказаться дома. Озираясь по сторонам, надеясь не встретить помощника Мина, парень натянул рукава ниже, стараясь закрыться хотя бы так. Вопросы едва знакомого мужчины показались ему издевательскими — тот всё слышал и видел. Это давно стало привычной реакцией — Чимина поддерживали, только чтобы потом ткнуть.       Медленно спускаясь по ступеням, чувствуя, как болтающаяся в руке сумка бьёт по ногам, Пак замер и поднял голову, рассматривая вечернее зарево. Здание суда за спиной могло бы казаться более устрашающим теперь, покрытое сумеречной тенью, но парень будто выискивал что-то на небе, не отвлекаясь ни на что другое.       — Что ж… Ты провалился, кажется, — прошептал Чимин, прежде чем обернуться.       Наткнувшись взглядом на статую, он долго всматривался в грузную фигуру древнего существа, похожего на льва. Каменные чешуйки на лапах ловили теневые блики улицы, а крупный рог, спрятанный в гриве, притягивал последние лучи закатного солнца.       «Если в поселении возникали беспорядки или выдвигались беспочвенные обвинения против слабого, Хаэчи приходил на защиту справедливости. Указав рогом на лживого или неправого человека, он призывал к правде, высасывая его вину и подпитываясь ею, но, если тот не признавал своего злонамерения, Хаэчи протыкал виновного и растворялся в воздухе, как только тот испускал последний дух».       По щекам текли потоки слёз. Вспоминая старые легенды, Чимин размазывал мокрые следы по лицу и зло смотрел в глаза существу.       — Это твоя справедливость?! Да! Я слабый! И в чём тогда смысл? — С грохотом уронив сумку, Пак рухнул на ступени, сразу пряча лицо в коленях.       «Сколько можно… Будто я сам этого хотел, — пролетело в голове, пока Чимин трясся, не в силах справиться с рыданиями. — Я даже себе не могу признаться в том, что мне нравятся мужчины, но зачем… Почему они говорят об этом?»       Каждый раз он чувствовал себя грязно, когда, не вытерпев, удовлетворял себя, краснея от чувства вины и стыда, но не мог идти против потребностей. Занимаясь сексом впервые, Пак мечтал получить удовольствие, но не мог абстрагироваться, выбросить из головы чужие голоса, которые обвиняли его в неправильности. Он лишь сильнее погружался в себя, закрываясь, крепче скручивая оковы. Его вынужденное признание одногруппникам только выбило последний «камень», за который Чимин пытался удержаться. Ким Тэхён и Чон Чонгук отняли у него всё: место лучшего студента, подающего надежды, должность старосты курса, уважение в глазах профессоров. Любой, кто приближался к нему, подвергался тем же нападкам, и, хоть физически его не трогали, списывая это на брезгливость, изо дня в день его выживали. Сотни испорченных проектов, не единожды изрезанная и грязная одежда, выведенная из строя техника, и сейчас финальная практика, на шаг приближающая к выходу из всего этого, — даже она была почти сорвана.       Поправив сбитую тёмную чёлку, мягко погладив себя по голове, чтобы успокоиться, Чимин скривился, снова почувствовав гнетущую боль унижения.       — Что это за защита такая, когда такое дерьмо случается? — обессиленно выкрикнул парень и сорвался с места, отдаляясь от статуи Хаэчи всё дальше.       Путь по ночному Сеулу до дома пролетел незаметно. Не включая свет в квартире, Пак бережно вытащил из сумки ноутбук и поставил его на низкий столик перед диваном. Мысли сумбурно роились в голове: он хотел разобрать по полочкам сегодняшнюю практику, но ничего не осталось в памяти — только новые саднящие раны. Налив себе бокал вина, просто чтобы отвлечься, Чимин погрузился в работу. Оставалась только эта ночь, и это была его последняя возможность заработать баллы в дополнение к диплому: несколько месяцев он помогал одной из благотворительных организаций по защите животных, чей главный спонсор владел крупной юридической фирмой. Пока эта работа оставалась в секрете, он ещё мог надеяться, что получит мелкую должность в престижном месте, если не провалится на последнем курсе так же, как на этой практике.       Забравшись с ногами на диван, Чимин неотрывно следил за открытой вкладкой с почтой, ожидая письма от руководителя, надеясь, что ничего не сорвётся в последний момент, что его старания заметили. Искусав губу до кровавых ссадин, Пак ковырял ткань домашних штанов, но его мысли снова отдалялись от фонда, перетекая к событиям последнего года. Ему хотелось верить, что когда-то этот гнёт кончится и всё встанет на свои места, его не будут судить по предпочтениям, а оценят по уму, но пока этого не происходило. В попытках защитить себя он опускался в рейтинге студентов всё ниже, отдавая почётное первое место, лишь радуя двоих, кто выбрал его своей целью. Устало зевнув, парень дрогнул, когда услышал тихий щелчок уведомления почты, и, вчитываясь в текст, выдохнул — всё было готово: владелец загородной усадьбы подписал договор с ними, банкетное меню всем подошло, как и приглашённые спонсоры полностью подтвердили своё участие, руководитель был полностью удовлетворён, но внутри всё ещё было неспокойно.       В темноте Чимин добрался до комнаты и рухнул на кровать.       — Очередной плохой день, да? — спросил он в пустоту, пока зарывался в одеяло.       Очертания спальни мерещились замысловатыми фигурами: цветок на полке отбрасывал крупную тень прямо в угол, заставляя сжаться от собственных пугающих фантазий. На грани со сном Пак понял — так будет всегда. Его правда никогда не примут, и хуже всего то, что он и сам не сможет с этим справиться. Утопая в мягкости подушки, проваливаясь в водоворот сновидений, Чимин будто слышал чей-то голос, но глаза открыть уже не мог.       В теле ощущалась небывалая лёгкость. Проходя вдоль разломанного лабиринта, парень осторожно перешагивал через осколки острых каменных глыб, когда-то, наверное, бывших монументальными. Небо, озарённое золотом, нависало почти над головой, создавая иллюзию, что достаточно лишь вытянуть руку, чтобы зарыться пальцами в вязкий воздух. За спиной послышался шелест, и, где-то на границе сознания улавливая опасность, Чимин побежал.       Ноги не слушались, бег не становился стремительным, Пак лишь тонул в собственном сне, погружаясь всё сильнее. Беспокойство накрывало с головой, не позволяя вздохнуть, он почти задыхался, скользя взглядом вдоль яркой линии пустого горизонта — лабиринт исчез, перед ним только гладкая равнина, освещённая луной. Зацепившись за что-то ступнёй, он упал на колени, больно содрав кожу с ладоней, оперевшись на них, но продолжал двигаться, отползая дальше. Казалось, что-то впилось в лодыжку, не давая сбежать. Паника догоняла беспокойство, и, сморгнув проступившие слёзы, Чимин вцепился маленькими пальцами в землю, стараясь выпутаться, вытянуть своё тело вперёд. Сердце билось как бешеное, вокруг ни души, и он был заключён наедине с самим собой, что пугало ещё сильнее, чем если бы он находился в толпе безликих людей. Небо заволокло зеленоватым светом, что исходил откуда-то сзади, но Чимин не оборачивался, цепенея от страха. Он будто знал, что, если повернётся, — столкнётся с самим собой, и он не был готов.       Яркая молния озарила пространство, сузившееся до размеров его собственной комнаты, и громкий топот надавил на ушные перепонки. Подтянув руки к голове, всё ещё скрученный на земле, Пак закрыл ими уши в попытке хотя бы не слышать судьбоносного приближения. Нечто металось по кругу возле него, постепенно замедляясь и приближаясь с каждым циклом. Открыв глаза, будто кто-то велел, Чимин зацепился за силуэт огромного животного: светлая шерсть, большие лапы, местами покрытые чешуёй, крупная морда, обвитая золотыми вензелями, повторяющими очертания скул льва, и острый рог, почти спрятанный в величественной серой гриве. Вихрь остановился, и когтистые подушечки почти коснулись лица Пака. Парень пытливо разглядывал существо перед собой, медленно поднимая голову и сталкиваясь с золотистыми глазами зверя. Страх отступал, на его место приходила оглушающая пустота: опасений больше не было, стыд не грыз подкорку, уничижающие мысли растворились. Он должен был бояться, мечтать вырваться из этого сна, отдалить себя от пугающего существа, но разлившееся по венам умиротворение не позволяло вынырнуть.       Фон размылся, и цвета вокруг заторможено приобретали черты знакомого прошлого. Подтянув к себе колени, Чимин сел, упёршись ладонями в едва тёплую землю, и ошарашенно оглянулся, наблюдая за всплывающими туманными картинками. Он был счастливым когда-то, но сломался под гнётом внутренних сомнений, что подталкивали его к краю.       Шестнадцатилетний Пак спешил. Он почти бежал, боясь опоздать домой. Столкнувшись с соседским мальчишкой, Чимин пугливо отвёл взгляд, соглашаясь с самим собой, что тот был красив. Участившийся пульс выбил из равновесия, вынуждая закрыться, чтобы не показаться перед другим неправильным. Послышался рык. Отвлекаясь от зарева, в котором развернулась первая сцена непринятия, Чимин посмотрел на Хаэчи, безразлично уставившегося на него. Рот существа не двигался, но в голове отчётливо звучал чужой голос:       «Смотри. Тот ребёнок заслужил того, чтобы его оттолкнули?» — Никто не ждал ответа — лев только махнул гривой в другую сторону, снова привлекая внимание.       Первый курс университета. Ким Тэхён. Печально вздыхая на заднем ряду аудитории, Чимин натужно кусал пухлую губу, боясь выдать себя. Рассматривая милое и дружелюбное, как казалось, лицо, любуясь мягкой квадратной улыбкой, парень вяз в неосознанной борьбе. Сейчас всё ощущалось особенно ярко, будто кто-то выкрутил на максимум индикатор самобичевания, обрушивая плотину из внутренней боли. Тот точно знал, ненавязчиво давая сигналы о симпатии, но Пак зарывался глубже в собственную раковину, разрушая себя лучше, чем кто-либо другой, боясь встретить осуждение.       «Твоя вина перед самим собой самая страшная. Ты слаб, но твоя слабость в тебе самом», — раздалось эхом в мыслях, и Чимин схватился за сердце, стремящееся вырваться из груди. Рвано ловя губами горячий воздух, он пылал, снедаемый осознанием: главный враг — он сам.       В ушах раздался писк. Снова прижимая хрупкие ладони к голове, парень сгорбился, закрываясь от происходящего. За пронизывающим шумом он не заметил, как Хаэчи отступал, медленно исчезая, едва коснувшись его рогом.       Узкое пространство постепенно приобретало вид собственной спальни, погрязшей в ночи. Чимин стоял на коленях посреди комнаты, не осмеливаясь поднять взгляд. В голове оседали последние слова: «Прими. Ты живешь в угнетении и боли, которые сам обрушил на себя. Я есть правда, которая вытащила из тебя вину перед собой. Прими».       На лопатки легла тяжёлая ладонь, и, невольно дёрнувшись, парень ощутил холодок, пробежавший вдоль позвонков. Громкий глубокий вздох наконец прорезался сквозь звенящую тишину, и Чимин вздёрнул подбородок, оглядываясь назад, чтобы столкнуться взглядом с незнакомцем.       От мужчины не исходило опасности — Пак будто давно знал его, чувствуя вокруг себя приятное успокоение. Мысли замедляли ход, опустошая голову, пока человек обходил парня, останавливаясь перед юным лицом.       «В твоём мире прошло несколько секунд, но в моём — времени не существует. Здравствуй, я давно не видел тебя, Пак Чимин», — налитые губы не размыкались, но низкий голос обволакивал, почти убаюкивая. Темноволосый мужчина протянул руку, и Чимин точно знал, что может на него опереться. Уложив ладонь в чужую, крупную, он поднялся с пола, позволяя неизвестному помочь.       Безопасность — всё, что властвовало в голове, когда Пак шагнул в уже распахнутые объятия высокого человека. Не замечая разницы в росте, едва дотягиваясь макушкой до чужих плеч, парень уткнулся в широкую грудь, сцепив руки в замок на крупной спине. Глубоко вдохнув, он не почувствовал ни единого запаха, только слабо уловимый жар, исходящий от гладкой кожи под пиджаком и чёрной футболкой. Не осмеливаясь открыть глаза, Чимин ощущал накатывающее волнами чувство полного доверия.       «Ты принял свою вину, — сказал мужчина, и это не было вопросом. — Я горжусь тобой».       Дёрнувшись, Пак на секунду взглянул в более небезразличное лицо, наконец осознавая, что мужчина перед ним и есть то существо, которое провело его через длинный путь за, казалось бы, мизерные секунды, но в мире того времени не существует. Длинные пальцы перебирали тёмные волосы парня, уютно зарывшегося в ткань чужой одежды.       — Я не виноват, — прошептал Чимин, но его голос звоном разлетелся по комнате, будто был самым громким звуком из возможных.       «Конечно, — прозвучало в голове, и мужчина обхватил его лицо ладонями, заставляя столкнуться взглядом с золотыми глазами. Он улыбался, позволяя заметить ямочки на своих щеках. — Ты почти справился здесь. Твоё чувство вины было столь велико, но, выпустив его, ты дал мне телесную оболочку, Чимин. Я напитан твоей болью, ты избавлен от неё. Дыши. Ты принял это».       «Я не принял…» — подумал Пак, прикусив губу, и отвернулся в сторону, разрывая зрительный контакт. Он не заботился о том, что Хаэчи услышит его мысли, понимал, что тот точно узнает, но бежать больше не имело смысла.       Тёплая, почти горячая рука надавила на скулу, возвращая точёное лицо назад. Мужчина почти осязаемо касался его своим взглядом и мягко нажимал большими пальцами на кожу.       «Ты примешь. Это близко». — Потянувшись к пухлым губам, Хаэчи накрыл их своими, нежно обводя контур грустной улыбки. Едва соприкасаясь мощной грудью с хрупкой напротив, он углубил поцелуй, нависая над парнем.       Чимин шумно дышал, комкая пальцами тонкую хлопковую ткань чужой футболки, задевая каменные грудные мышцы. Он почти простонал, путаясь в осознании, принятии и собственных желаниях. Шире раскрыв рот, впустив горячий язык и обведя его своим, Пак обмяк в сильных руках, полностью отдаваясь моменту. Он чувствовал, как его сердцебиение резонировало с другим, размеренным. Постепенно краснея, будто не желая выдавать того, как ему нравится происходящее, он снова услышал «его»:       «Ты не виноват, Чимин».       Откликаясь, Пак обвил руками крупную шею, мягко поглаживая чужой затылок. Он набирал обороты, напирая в пылком поцелуе, отдавая всё, что у него оставалось. Слегка наклонившись, Хаэчи подхватил хрупкое тело на руки, аккуратно подбрасывая, вынуждая Чимина скрестить ноги на его пояснице. Парень распалялся. Опираясь на чужие плечи, он приподнялся, чтобы кинуть взгляд сверху вниз и склониться к лицу мужчины, сладко прикусив тонкую кожу тёмных губ. Внутри разгоралось едва ли знакомое чувство — свобода. Крупные ладони сжимали ягодицы, удерживая его на весу, пока он уплывал всё дальше в собственном сознании, сталкиваясь языками с тем, кто принёс эту самую свободу.       Мужчина шагнул в сторону — темнота не была помехой, чтобы осторожно уложить Чимина на кровать и нависнуть сверху, закрывая его полами пиджака с двух сторон. Маленькие пальцы забрались под плотную ткань, проходясь по массивной груди, ощупывая бока, пока Хаэчи гладил его бедро, приподняв правую ногу Пака и согнув её в колене. Простонав от лёгкого щипка, парень выгнулся навстречу сильному телу, пропуская возбуждение через себя. Чужие губы сместились на щёку, медленно касаясь лоснящейся кожи, переходя ниже, к шее, чтобы обхватить чувствительный участок возле кадыка и вырвать задушенный всхлип. Чернота вокруг была почти осязаема. Двигаясь на ощупь, Чимин зарылся пальцами в жёсткие волосы мужчины, что, подобно гриве, топорщились в разные стороны, и подтянул его лицо к своему, возвращая в поцелуй. Настойчиво облизывая уже знакомые губы, он терялся в пространстве, комната крутилась, вырывая из сна. На границе сознания он хотел крикнуть имя, сгорая в наслаждении, но не знал его.       Проваливаясь в глубины разума, не сопротивляясь обволакивающей темноте, Пак закрыл глаза, чтобы умерить головокружение, ловя последние влажные касания на своей шее. Будто получая ответ на немой вопрос, перед тем как окончательно исчезнуть из сна, он услышал тихий шёпот:       — Намджун.       Прячась от слепящего сквозь незадёрнутые шторы солнца, Чимин повернулся на другой бок. Мелко сжав веки, почти вывалившись из утренней дрёмы, он потянулся, протяжно зевая, но, опомнившись, резко подскочил. Судорожно хватаясь за прикроватную тумбу в поисках телефона, он вцепился взглядом в электронный циферблат на экране и выдохнул — не проспал.       Падая обратно на подушку, Пак чувствовал, как от кончиков пальцев ног до самой макушки разливалось тепло. Прокручивая в голове сумбурный план на день, он откинул одеяло в сторону и подхватил телефон, чтобы проверить почту на предмет неожиданных изменений. Этот день станет для него венцом его трудов на протяжении полугода: он долго готовился к благотворительному мероприятию, почти единолично составляя договоры и общаясь с подрядчиками, помогал выбирать дизайн приглашений и концепцию вечера, чтобы привлечь больше спонсоров, — всё было готово, на почте сияла лишь финальная благодарность от председателя фонда по защите животных. Поднявшись с кровати, Чимин, чувствуя невыразимую радость, накатившую будто из ниоткуда, вышел в маленькую гостиную зону, за которой спряталась узкая кухня.       Голод не сковывал желудок из-за лёгкого волнения перед предстоящим днём, и, выпив стакан воды, парень ещё раз посмотрел на время, отметив, что до выхода осталось чуть меньше часа. Грядущая беготня по всему городу, чтобы в назначенные часы забрать особо важных гостей и сопроводить их на аукцион, уже не пугала — всё шло по чёткому плану, и в нём сидела уверенность, возникшая из ниоткуда: всё пройдёт так, как должно. На всякий случай проверив свой костюм, висящий в чехле на дверце шкафа, Чимин вошёл в ванную комнату, сразу залезая под душ.       Пустота в голове почти окрыляла. Бодро проходясь мыльными ладонями по хрупким плечам и груди, Пак прикрыл глаза, прячась от напора воды. Неожиданно усилившееся сердцебиение заставило содрогнуться и сжать веки сильнее. В темноте появлялись потерянные сцены из сна: Хаэчи, прошлая вина, лёгкость и чувство полёта, сильные руки на собственном лице и теле, Намджун… Быстро вдыхая и выдыхая влажный воздух, Чимин распахнул глаза и выбежал из ванной. Нарастающее возбуждение впервые не казалось чем-то неправильным: выдвинув ящик комода, он отбрасывал в сторону аккуратно сложенные вещи, пока не нащупал на дне маленькую упаковку смазки, и, дрожа, вернулся под душ, оставляя наведённый беспорядок нетронутым.       Стоя под мощными струями, спадающими ровно в центр макушки и заливающими глаза, Пак пытался проморгаться и успокоить сбитое дыхание. «Принятие, да?» — подумал он и обернулся, будто искал кого-то, но узкая стеклянная перегородка не скрывала абсолютно пустую ванную.       Сердце пропустило очередной удар, выводя из задумчивости. Щёлкнув крышкой, всё ещё проматывая в мыслях приснившийся поцелуй и крепкого мужчину, забравшего что-то разрушающее из него самого, Чимин выдавил на ладонь немного смазки и, прикрыв глаза, коснулся слегка возбуждённого члена. Вспоминая, как длинные пальцы сминали его бедро, парень осторожно сжал кулак, медленно толкаясь в него.       Обычно, следуя на поводу своих низменных желаний, он испытывал горечь, смешанную со злостью, но теперь, осознавая, насколько неверным были не мысли, а отталкивание самого себя, Пак огладил влажную головку, шумно выдыхая в пустоту. Повернувшись лицом к стене, выставив вперёд согнутую в локте руку и уперевшись в неё лбом, он постепенно касался себя более смело, зажимая основание и снова возвращаясь к чувствительной уздечке.       Рваные вздохи наполнили крохотную комнату, явно соперничая с паром и влагой, осевшими на зеркале и стеклянной перегородке. «Ты примешь. Это близко», — пронеслось в голове низким голосом, возвращая в чудесный сон, что подкинуло его подсознание. Сомнения всё ещё одолевали, не позволяя до конца поверить в то, что чувство единения с самим собой не ложное. Фантомно ощущая чужую руку на своём бедре, будто дёрнувшись от щипка, Чимин отпустил полностью возбуждённый член и вылил побольше смазки на пальцы. Снова уткнувшись лбом в предплечье, он потянулся второй рукой назад, мягко оглаживая сначала ягодицу, медленно пробираясь вдоль гладкой кожи.       — Намджун… — шёпотом просмаковал парень, думая о красивом лице, и это прибавляло смелости, будто он не был один.       Проведя двумя щедро смазанными пальцами по расселине, задевая край аккуратного сфинктера, Чимин рвано простонал, пропуская по телу заряд. Массируя вход, позволяя себе расслабиться и не торопиться, он скулил от жгучего возбуждения. Вода заливала глаза, и парень сомкнул веки, закусывая губу, силясь справиться со срывающим голову желанием.       Он будто выпустил из себя всё, что копилось так долго, и не выдерживал. В черноте сжатых век он видел Хаэчи, напитанного его виной, стоящего рядом в воплощении человека — Намджуна. Пропуская мысль о том, как красиво было существо, Чимин вогнал указательный палец внутрь, сильно прикусив уже зажатую в зубах губу. Двигаясь, оглаживая плотные стенки слизистой, он тонул от желанного и непривычного чувства — свободы с привкусом знакомой вины перед собой. Нетронутый член сочился предэякулятом, посылая сигналы в мозг: новое разлившееся желание толкало в омут удовольствия. Сморгнув выступившие в уголках глаз слёзы, он вытащил палец и, простонав, приставил сразу два, осторожно массируя ими уже более мягкое колечко мышц.       Размашисто толкаясь пальцами, Чимин почти плакал, ощущая давно забытую наполненность. Смазка, щедро размазанная по всей заднице, почти не ощущалась, сразу смываемая потоками воды, но внутри пошло хлюпала с каждым новым движением. Борясь с желанием заткнуть уши, чтобы не слышать этих звуков, Пак пропустил табун мурашек, пробежавших вдоль позвоночника, когда коснулся простаты. Выгибаясь в пояснице, сильнее отведя назад ягодицы, парень продолжал вгонять пальцы внутрь, постепенно увеличивая расстояние между указательным и средним и избавляясь от призывных стонов.       Предоргазменная судорога прошибла тело. Высвободив правую руку и прислонившись лбом к холодному кафелю, Чимин сжал пульсирующий член, что слегка подрагивал от возбуждающих касаний.       Образ Намджуна становился всё менее явным: казалось, что тот отдаляется из глубин сознания, стремится уйти, но Пак хватался за небезразличное лицо, находя в нём освобождение. В очередной раз дотронувшись до простаты, он громко всхлипнул и ускорил движение вдоль ствола. Перекатывая крепкий стояк, не отнимая второй руки от задницы, Чимин невнятно стонал, набирая громкость, пока вспышка не поразила тело. Горячая белёсая жидкость пачкала запястье, медленно растекаясь, а дырочка сжимала собственные пальцы, наконец даря оргазм и спокойствие.       Чувствуя, как лицо наливается краской, Пак развернулся и прислонился спиной к стене, сразу запустив руки под лейку душа, смывая следы постыдного удовольствия.       Всё ещё сомневаясь в правильности, Чимин махнул головой, сбрасывая навязчивый омут, и наспех закончил мыться, боясь опоздать. Он подумает об этом позже, когда сможет сделать хоть что-то ради своего осязаемого будущего.       Времени оставалось чертовски мало: первого гостя было необходимо забрать уже через полчаса, что в точности совпадало с минутами в дороге. Схватив чехол с костюмом и забросив его на плечо, парень неловко проскользил в прихожую и сразу нырнул в лоферы из мягкой кожи. Чимин надеялся, что его небольшая задержка останется незамеченной, но внизу уже ждала машина, отправленная председателем фонда.       Калейдоскоп богатых домов и людей в дорогих пиджаках сводил с ума. Ежесекундно сверяясь с часами на запястье и планшетом в руке, Пак мысленно вычеркивал поочерёдные пункты и спонсорские имена, из раза в раз возвращаясь на площадку благотворительного аукциона. Расположив гостей в большом зале и пообщавшись с постоянными организаторами, он остался помочь, теряя счёт времени, но, услышав от председателя, что скоро будет выставлен предпоследний лот, заспешил к выходу.       Укладывая растрепавшиеся чёрные волосы, Чимин торопливо устроился на заднем сиденье представительского автомобиля, в котором провёл почти весь день. Расправив загнувшиеся полы пиджака, он услышал тихое покашливание и обратил внимание на водителя, который протягивал ему его сумку, оставленную ранее на пассажирском месте. Трясясь в предвкушении лично спланированного банкета как итога сегодняшнего мероприятия, Пак вытащил из потайного кармашка крупную серебряную цепочку и, задержав взгляд на звеньях, мысленно пожелав себе удачи, надел на шею, ловко застегнув замок.       Машина мягко скользила вдоль больших проспектов, пока парень перебирал в голове все пункты грядущего вечера: лёгкий фуршет от шефа, европейские закуски, много хорошего вина из коллекции председателя и, конечно, публичное объявление об окончании аукциона, чтобы озвучить сумму, которая пойдёт в помощь диким животным, которых курирует фонд. Чимин нервничал: получив от организации мероприятия незаменимый опыт, он надеялся ухватиться за возможность стать тем, кто будет единолично заниматься работой с документацией и реестрами. Это казалось необходимостью — ещё больше зарекомендовать себя в глазах председателя.       Откинув голову на сиденье, Пак закрыл глаза, стараясь расслабиться, но суматоха с самого утра не давала покоя. Казалось, будто странный сон снова настигал его, преследовал, напоминая о себе каждую свободную минуту, но он всё ещё не был готов думать об этом. Всего лишь подсознание, которое играло с ним. Всего лишь потаённое желание хотя бы смириться.       Резкая остановка заставила дёрнуться и выставить руки вперёд, чтобы не удариться о переднее сиденье. Выныривая из своих размышлений, Чимин с тревогой перевёл взгляд от водителя к лобовому стеклу.       — Что случилось, господин Со? — тихо сказал парень, выглядывая на улицу.       — Небольшая авария. — Водитель схватил навигатор и бегло, не выдавая волнения, начал прокручивать карту на экране. — Прошу прощения, сейчас перестрою маршрут.       Впереди и сзади гудели клаксоны, чья-то авария медленно провоцировала пробку, заблокировав проезд по двум полосам на оживлённом перекрестке. Посмотрев на часы, Чимин прикусил полную губу, надеясь, что они всё же успеют прибыть на место до первых гостей — в запасе было порядка получаса.       Отвернувшись к своему окну, отвлечённо рассматривая видневшиеся с его ракурса закоулки, Пак резко вцепился в ручку двери. Дыхание сбилось, сердце стремилось выскочить из груди, и он подался вперёд, почти налегая на стекло. Шумно сглатывая, теперь уже полностью фокусируясь на фигуре вдали, парень отказывался верить в происходящее: чувствуя мурашки на шее, он не мог отвести глаз от льва, замершего в конце улицы. Огромное животное, скрытое темнотой проулка, проникало взглядом в самую душу сквозь десятки разделяющих их метров. Центр Сеула никогда не казался таким несуществующим, всё вокруг будто сузилось до одной точки: поглощающее спокойствие постепенно выводило из оцепенения, сердце возвращалось в стабильный ритм — словно Чимин знал, что зверь не нёс опасности. Тревога отступала, и на её место приходил покой. Не замечая толпы людей и гул автомобилей вокруг, он смотрел в золотые глаза и возвращался в свой сон, будто снова слыша настойчивый голос Хаэчи.       — Господин Пак. Господин Пак!       Чужой крик заставил повернуться к водителю. Растерянно всматриваясь в пожилое лице господина Со, парень махнул головой, вслушиваясь в быструю речь. Непонимающе кивнув на сообщение о том, что аукцион подошёл к концу, Пак вернул взгляд в окно и дёрнулся — животное исчезло.       Больше не следя за дорогой, полностью абстрагируясь от мыслей о вечере, Чимин сгорбился, уложив голову на колени. Он пытался отдышаться, всё ещё не веря в увиденное. Гости, кейтеринг, украшения и фейерверк — всё это в секунду стало неважным, стоило лишь на миг вернуться к самому себе.       «Ты примешь. Это близко», — вновь прозвучало в мыслях, заставляя задуматься, значило ли это то, что теперь его будут преследовать галлюцинации — льва в городе точно быть не могло. Устало потерев глаза, Пак выпрямился, поправив чуть сбившийся в складки чёрный костюм, и боязливо посмотрел в окно. Весь оставшийся путь, не отрывая взгляда от мелькавших домов и машин, он думал о своей роли. Бессмысленные и многократные попытки выйти из вечного гонения ничем не заканчивались, лишь погружали всё глубже в себя. Даже озвучив однажды, пусть и под напором, свою ориентацию на глазах у всей группы, Чимин не сказал этого самому себе, будто всё ещё надеялся, что это неправда. В глубине души осознавая бесполезность этого единоличного вакуума, он не пытался принять, и, видимо, его подсознание сигнализировало о том, что времени больше нет — он должен был. Просто ради себя.       Не заметив, как они проехали через резные ворота, обратив внимание на местность лишь после полной остановки автомобиля, Пак несколько раз шлёпнул себя ладонями по лицу, стараясь прийти в чувство. Он торопливо выскочил на улицу и, подхватив сумку с планшетом с заднего сидения, огляделся, переживая, что приглашённые уже близко. Подгоняя себя и вечно посматривая на часы, Чимин обошёл всю территорию поместья: главный дом был полностью украшен цветами, столы заботливо сервированы и усеяны табличками в соответствии со списком рассадки, терраса позади убрана и подготовлена для гуляющих гостей, а второй маленький дом, где должен был разместиться Чимин после того, как скоординирует всех, был пуст — лишь запасное оборудование и всё для завершающего фейерверка лежало у входа, чтобы персонал мог быстро всё подготовить, не мельтеша в основном здании.       Первые машины начали прибывать спустя двадцать минут. Стоя у входа, парень следил за работой других сотрудников, еле заметно кивая самому себе на каждое их верное обращение к гостям. Вереница довольных аукционом лиц окончательно вывела из сторонних мыслей, ни на секунду не позволяя отвлекаться. Проводив к столу главных спонсоров, на которых особенно рассчитывал фонд, он продвигался по залу от одной компании к другой, учтиво интересуясь, как прошёл аукцион, и ведя светские беседы. К тому моменту, когда председатель вошёл в распахнутые двери первого этажа, сразу подхватив бокал шампанского с подноса официанта, Чимин успел побеседовать с несколькими спонсорами, обещая предоставить им полный отчёт о судьбе животных, которым они помогают. Он был доволен, предвкушая, как позже внесёт новые имена в реестр благотворительных деятелей их фонда.       Пока председатель Ким шагал к небольшому подиуму, обустроенному в качестве сцены, Пак нырнул к стене, чтобы, никому не мешая, насладиться их общим успехом. Вечер проходил спокойно: не замечая недовольств, видя только полную отдачу, Чимин улыбался, наконец отпуская нервозность, сопровождающую его с самого начала планирования мероприятия. Оперевшись на колонну, он стряхнул невидимую грязь с атласного лацкана пиджака и аккуратно подхватил полный бокал, ожидая речь руководителя, которая ознаменует переход вечера в неформальную фазу.       Обводя взглядом заворожённых гостей, Чимин не услышал, как со сцены произнесли его имя. Заливаясь краской, как только множество глаз обратилось в его сторону, он терялся в собственных ощущениях, резонирующих от смущения к благодарности: его заметили. Поклонившись под ленивые аплодисменты, подаренные ему символически, в душе Пак радовался тому, что на него обратили внимание не из-за издёвок и придирок. Поднимая бокал в воздух, желая поблагодарить каждого присутствующего, Пак робко прятал улыбку, впитывая чужие эмоции, наконец испытывая гордость. Скользя вдоль крайних столов, уважительно кивая головой каждому из тех, кто смотрел на него и также салютовал ему бокалом, он опешил, когда наткнулся на знакомую ухмылку.       Неосознанно дёрнувшись назад, Чимин больно врезался спиной в стену за колонной и инстинктивно сжал стеклянную ножку в руке, почти слыша треск. Мелкие капли расплескались по запястью, но он не мог перестать оглядываться на выход в надежде успеть убраться отсюда. До боли знакомое чувство безысходности одолевало его, опережая вполне логичные мысли о том, что при таких высокопоставленных людях ему вряд ли что-то сделают. Липкий пот облепил спину, становясь первым предвестником зарождающейся паники: Тэхён и Чонгук стояли в конце зала, заведомо почти физически преграждая ему дорогу, и не сводили глаз с его тщетных попыток держаться.       «Только не здесь… Почему? — проскулил Пак, жадно глотая шампанское. — Их не должно было тут быть».       Он не переставал следить за этими двумя, отвечающими на каждый его взгляд. Тэхён то и дело небрежно затягивал туже пояс своего пиджака, крепко обхватывающий талию, но, поднимая голову, неизменно ехидно ухмылялся, в то время как Чонгук болтал винный бокал в руке, постоянно поправляя уложенные на косой пробор серые волосы. Они разговаривали о чём-то, стреляя в Чимина взглядами, полными намерений, но Пак не знал ни одного из них. Теребя серебряную цепочку, перекатывая звенья между пальцев, парень уже не верил, что она принесёт ему удачу. Любая мысль о том, чтобы смириться и принять себя, становилась всё дальше, стоило только столкнуться с Чоном и Кимом там, где он этого не ожидал.       Опустошив третий бокал, не найдя в алкоголе ни капли успокоения, Чимин осмотрел зал, но остальные всё ещё казались расположенными к нему — одногруппники ничего не делали, но он всё равно ждал. Недавно задушенная тревога нарастала, и, переведя взгляд к месту, где стояли двое, Пак оцепенел. Чувствуя огромный ком в горле, он панически оглядывал комнату, но Тэхён и Чонгук исчезли, покинув зал незамеченными. Залпом допив шампанское, парень прошёлся по первому этажу в попытках отыскать одногруппников, но вернулся в общий зал ни с чем, до боли впившись пальцами одной руки в запястье второй. Чимин пытался умерить накатывающий страх и впервые прорезавшуюся злость: он был почти уверен, что не заслужил ничего из того, что происходило с ним по вине двоих.       «Если бы Хаэчи жил в наши дни, он легко бы нашёл себе пищу», — подумал Пак, не скрывая раздражения, и присел за отведённый ему стол, отмеряя часы до конца мероприятия.       Дверь в маленький дом оказалась не заперта. Осторожно шагая в темноте, Тэхён пропустил Чонгука вперёд, рассчитывая, что тот быстрее отыщет выключатель. Едва не споткнувшись о коробки с оборудованием, он тихо прошипел как раз в тот момент, когда включился свет.       — Ты в норме? — Чон стоял у большой двери в конце просторной гостиной, участливо разглядывая друга.       — Да, не заметил коробку. Спасибо, — улыбнулся Тэхён и оттряхнувшись двинулся к смежной комнате, чем-то напоминающую зал в главном доме, вслед за Чонгуком. — Так что? Ты хочешь…       — Да. Хочу, чтобы его вышвырнули из фонда твоего дяди.       — Гу… — не закрыв за собой дверь, оставив её приоткрытой, он догнал парня и положил руку на его плечо, разворачивая к себе, чтобы заглянуть в тёмные глаза. — Почему? Я всегда на твоей стороне, но мы же даже не видим его здесь.       Задержав взгляд на длинных пальцах, сжимающих плотную ткань его расшитого пиджака, Чон скинул их со своего плеча и рухнул на большой диван, стоящий в самом центре комнаты. Покусывая край губы, дёргая зубами колечко пирсинга, он смотрел будто сквозь Тэхёна на кожаное кресло у стены напротив. Пытаясь собраться с мыслями, сказать правильное, Чонгук скрестил руки на груди и опустил подбородок. Он улыбался, почти скалясь.       — Неважно, принимаем ли участие в фонде или где-то ещё. Просто это грязно — работать с таким, как Пак. Ты когда-то примешь компанию, и что тогда?       — Ты какой-то слишком радикальный, Чон. — Рухнув рядом, Тэхён вытянул ноги, утопая в мягкости дивана, и повернулся к другу, снова разглядывая тонкие черты лица. — И что? Чего ты хочешь?       — Радикальный, — хмыкнул Чонгук. — Пусть это будет фиаско. Тогда председатель не предложит ему работу, и ты не будешь сталкиваться с ним.       Тэхён хотел что-то ответить, но шорох из глубины дома заставил обоих дёрнуться. Повернувшись вбок, задрав одну ногу на диван, Ким сместился ближе к Чонгуку, будто искал в том поддержки. Мерцание лампы заставило поднять голову, но, когда свет погас, Ким почти вцепился в крепкую руку, покрытую татуировками, скрывая тихий вскрик. Пустота и необжитость дома навевала страх: казалось, что этой выделенной площадью почти никогда не пользовались, оттого она выглядела пугающе в темноте.       — Ты слышал это? — прошептал Тэхён, чувствуя, как узловатые пальцы сжали его руку в замок.       — Всё в порядке. Просто выбило пробки.       Нарастающий скрип становился ближе, обретая некую форму, будто когтистая лапа царапала деревянные перекладины. Тревога захлестывала: идя на поводу у этого ощущения, Чонгук поднялся на ноги, поворачиваясь лицом к Тэхёну. Даже сквозь темноту и шум сердцебиения в ушах он мог разглядеть чужой страх.       — Может, лучше просто перенесём оборудование и уйдём? — тихо сказал Ким, будто кто-то мог услышать его. Он едва видел Чона, но цеплялся за его фигуру, подсвеченную лунным светом через небольшое окно.       — Это ребячество, Тэ.       Звук становился громче, и они едва могли разобрать, откуда он исходил. Возможно, он звучал внутри головы, и они делили его пополам.       — Чонгук. — Широко распахнув глаза, Тэхён не сводил взгляда с происходящего за спиной Чона. Громко сглотнув, он сел глубже, почти срастаясь с диваном.       — Прекрати. — Будто не замечая настойчивого тона, Чон потёр переносицу. Что-то словно давило на голову, заставляя сжаться. — Это мелко. Давай просто сделаем, что собирались.       — Чонгук!       Тэхён вскочил на ноги, судорожно пытаясь оглядеться в поисках выхода и цепляясь за запястье ничего не понимающего парня. В панике он с силой потянул того на себя, сталкиваясь раскрытой ладонью с чужой крепкой грудью. Из темноты послышалось рычание.       Гулко сглотнув, Чонгук пытался разглядеть эмоции на лице Кима, прежде чем обернуться. В слабо прорывающемся с улицы свете поднимающейся луны он едва мог разобрать почти первобытный ужас, но чувствовал, как дрожали чужие пальцы, крепко обхватывающие его руку. Повернувшись к дверному проёму, Чон отшатнулся, сильнее прижимаясь к Тэхёну, слепо нащупывая его ладонь, чтобы разжать хватку на своём запястье и сплести их пальцы в замок: из глубины первой комнаты за ними следила пара золотых глаз. Позволяя себе найти опору в ярком касании, Чонгук пытался сфокусироваться на тёплой взмокшей ладони, отказываясь от реальности, в которой в гостиную медленно входило огромное львиноподобное существо.       Золотистые узоры растекались по серой морде, но всё внимание парней было сосредоточено на опасных глазах, что, казалось, смотрели в самые потаённые уголки души.       Не отстраняясь ни на сантиметр, становясь ближе, Тэхён в один шаг обошёл Чонгука, немного прикрывая его собой. Топчась в центре комнаты, наблюдая, как зверь наступал, очерчивая круг, постепенно уменьшая радиус, Ким едва дышал, боясь допустить лишний шум. Он слышал, как громко билось сердце Чона, чувствовал тепло его руки в своей, но посмотреть в его глаза не мог — всё внимание приковало животное, что медленно приближалось.       Неосторожно, повинуясь инстинкту, Чонгук поднял свободную руку, пытаясь закрыть друга от пронизывающего взгляда, когда раздался ещё один рык — протяжный и тягучий, словно сбрасывающий оковы. Сквозь сбитое в общий гул сердцебиение до них донёсся тихий голос — вкрадчивый, почти шепчущий. Он давил, вынуждая стоять на месте, и заставлял всё глубже погружаться в настойчивый незнакомый тембр. Растерянно поглядев по сторонам, наконец отвлёкшись от существа, Чон посмотрел на Тэхёна: страх стёрся с красивого лица, отдавая свое место спокойствию: парень выглядел умиротворённо, но не ослаблял давления пальцев на его ладони. Столкнувшись с карими глазами друга, Чонгук безнадёжно улыбнулся: чужое лицо манило и одновременно умоляло, не произнося ни слова, вынуждая его отпустить сковывающую тревогу.       «Вы чувствуете это. Желание. Я вижу правду в ваших душах. Чистую и невинную — ту, что вы похоронили за виной и предательством самих себя».       Заполняя каждый уголок сознания, неизвестный низкий голос впитывался в подкорку. Не отводя взгляда друг от друга, цепляясь за тактильный контакт, оба глубоко дышали, когда пришло одновременное осознание — они делили общий гул сердец так же, как слышали один и тот же голос, что ни секунды не звучал вслух.       «Вина. Вы полны ею. Справедливость должна быть честной. Я есть правда. Ваши тайные взгляды — не тайна для меня. Для Хаэчи не существует времени, есть только пища в человеческих боли и вине. Откройтесь».       Разглядывая лицо Чонгука, Тэхён видел в тёмных глазах те, золотые, отражением мелькающие из-за спины, пока Хаэчи кружил рядом. Внутри жгла обида, толкающая ближе, подводящая к краю: слёзы непроизвольно лились по щекам, когда осознание вины перед Чимином стало почти осязаемым.       Плотный воздух душил, путая мысли. В головах появлялись сцены, когда всё началось: трясущийся в уборной университета Пак, который изо всех сил пытался скрыть себя от всех. Наблюдая за медленным ходом слёз на лице Тэхёна, Чонгук боролся с желанием дотронуться, стереть их, но держался, чувствуя горячие тиски, что сковывали его долгие месяцы.       «Слабость, сокрытая под нападками. Ваш секрет топил всех. Вы не хотите мучиться, я чую ваши желания, чую истину. — Меняясь, будто поглощая терпкую вину, существо теряло золотые узоры, лапы постепенно становились меньше. Хаэчи продолжал описывать окружность, уже подобравшись слишком близко, но двое больше не чувствовали опасности — их разум был обнажён перед ним. Подойдя почти вплотную, он лишь слегка прикоснулся к Тэхёну кончиком рога, и, переведя взгляд на Чонгука, едва ощутимо ткнулся в его бок, ловя ответное шипение, заставляющее шерсть встать дыбом. — Я покажу, что скрыто внутри. Вы не хотели мучиться этой виной, но она поглотила вас. Затмив всё, вы забыли о себе, заперев чувства, но я есть справедливость. Вы отплатите за содеянное, но освободитесь, открыв свою душу».       Мелкое бодание растеклось болью по всему телу от точки на боку. Выпутав пальцы из замка, Чонгук осторожно вёл линию вдоль чужого предплечья, ловя мурашки на холодной коже. Не было ничего неправильного в том, чтобы признаться себе в отчаянном чувстве и желании защищать. Сминая плечо Тэхёна, он наконец чувствовал себя на своём месте, чувствовал правильность происходящего, ни капли не сомневаясь. Боковым зрением всё ещё улавливая Хаэчи, парень медленно приближался к лицу Кима, ведя внутреннюю борьбу с самим собой.       «Я покажу».       Настойчивый голос будто оголял душу, провоцируя быть честным. Скованность от чужого касания постепенно улетучивалась: так и не разорвав зрительный контакт, Тэхён откликался на скромные прикосновения, поднимающиеся от кончиков пальцев к шее. В мыслях он видел тот самый момент, когда понял, что Чимин искренне любовался им, — тот самый, когда он решил спрятать себя, скрыться за гнилью и мерзостью непринятия. Лицо Чонгука становилось ближе — Ким почти мог почувствовать его дыхание, но ничего не делал, не в силах шагнуть вперёд, нырнуть в свой личный омут. Спокойствие, разлитое по венам, подсвечивало, как указатель, каждую минуту рядом с другом, выделяя акценты, почему он всегда был на его стороне, почему сблизился и почему поддерживал каждый тычок, изначально спровоцированный Чонгуком.       Сокращая последние миллиметры, вдыхая запах яркого парфюма, Чон впервые ощущал свободу, которую было так боязно вкусить. Повинуясь голосу, культивирующему его пылающую жажду, он опасливо коснулся геометричных губ своими, мягко сминая их. Оцепенение больше не имело власти, словно некто забирал всё больное и неправильное, оставляя лишь спрятанное оголённое желание быть рядом, владеть и отдаваться.       «Посмотрите правде в лицо. Вы ничем не отличаетесь и также не виноваты. Отдайте это мне. Я — ваша справедливость».       Разомкнув губы, Тэхён почувствовал чужой язык, настойчиво пробирающийся в его рот. Узловатые пальцы друга покоились на задней стороне шеи, не давая возможности отстраниться, — Чонгук крепко держал его, но отступать не хотелось. Внутри распалялось правдивое желание, будто стёрлось всё, что так долго сдерживало этот поток. Отвечая на поцелуй, Ким путался в настойчивом ритме — сердце было готово вырваться наружу, но, прижавшись к крепкой груди напротив, Тэхён едва ли мог задержать на этом свою мысль.       «Происходящее — это вы. Это настоящее».       Аккуратные руки Кима легли на напряжённую грудную клетку. Чонгука вело, откровенность и обнажённость собственных чувств приоткрывали занавес чужих, позволяя чувствовать взаимность. Он будто точно знал, что все эти месяцы Тэхён мечтал о нём так же, как он сам, также боясь открыться и срывая свою беспомощность на том, кто, пусть и под натиском, нашёл в себе смелость признаться. Прикусив полную губу, немного потянув её вниз, Чон вжался в Тэхёна, затапливаемый возбуждением. Это была их правда. Сплетаясь собственным языком с другим, он забывал дышать, набирая темп, ускоряя движения своих рук, что нежно блуждали по стройной спине парня напротив.       Выпустив рваный вздох, Тэхён на секунду вернулся к чужим губам, чувствуя царапание пирсинга на своей тонкой коже. В последний раз обхватив их, столкнувшись зубами в настойчивом ритме поцелуя, он отстранился. Пытаясь унять обезумевший пульс, Ким сосредоточенно смотрел на Чонгука, когда его поразила мысль, донесённая Хаэчи: он повинен в том, что им обоим пришлось закрыться от манящих чувств. Высмеяв Чимина, он провоцировал раз за разом защищать себя самого, в действительности мечтая открыться Чону, почувствовать взаимность, но страх сковывал, не позволяя сделать этого. Разожжёное желание главенствовало в сердце, которое наконец нашло ответ. Отшагнув от того, в кого был влюблён, Тэхён дёрнулся, больше не ощущая теплых рук на своей спине.       Не желая мириться с этим холодом, он рухнул на колени и задрал футболку Чонгука, мягко проходясь длинными пальцами по линии пресса. Взгляд Кима блуждал по сантиметрам открытой кожи, он шумно дышал, оглаживая стройное тело перед собой. В голове звучал голос существа, постепенно принимающего человеческий облик:       «Вы — сосредоточение боли и лжи. Несправедливость течёт по венам, и вы кормитесь ей, как коршуны. Откройтесь до конца. Откройте свои мысли, желания. Я покажу вам, что значит правдивость».       Подчиняясь самому себе, не голосу, Тэхён приблизился к Чонгуку и, уперевшись носом в его живот, глубоко вдохнул — запах чужой кожи вперемешку с отдушкой от одежды сводил с ума, наконец раскрывая эгоистичные причины, почему они оба были так жестоки с Пак Чимином. Оставив первый поцелуй над пупком, Ким размашисто принялся вылизывать каждый миллиметр, вдыхая всё больше, распаляясь и желая наконец открыть свою душу. Язык мягко обводил ярко выраженные мышцы пресса под аккомпанемент сбитого дыхания Чона, а руки крепко держали того за узкую талию, не позволяя отстраниться. Это было правильно.       Потянувшись к ширинке, Ким на секунду поднял взгляд, сталкиваясь с заволочёнными желанием тёмными глазами, и, кивнув самому себе, дёрнул молнию вниз. Приспустив чужое бельё, освобождая налитый возбуждением член, Тэхён бережно провёл по нему сжатыми пальцами, слыша сдавленный выдох. Предэякулят сочился и почти манил — приблизившись, он старательно облизал головку, собирая выступившие капли, с наслаждением постанывая от давящего желания. Вбирая в рот всё больше, сантиметр за сантиметром, Ким медленно опускался ниже, распаляя стоны Чонгука. Чувствуя тяжесть на языке, неспешно обводя фактурные венки вдоль ствола, он не смел прикрыть веки, то и дело бросая взгляд в сторону зверя, что постепенно менялся, становился меньше, терял свой грозный вид, будто напитываясь освобождённой виной. Отвлёкшись на протяжный скулёж, Тэхён посмотрел наверх, неумело насаживаясь на член глубже, сталкиваясь взглядом с Чоном.       Прервать зрительный контакт казалось преступлением. Жар чужого, такого желанного рта освобождал, вырывая громкие стоны из глубины. Мокрые касания Тэхёна заводили, и, еле удерживаясь на ногах, Чонгук мягко вплёл пальцы в шапку каштановых волос, отстраняя его, не желая кончить так в их первый раз. Первый, когда они обнажены перед друг другом. Становясь на колени напротив Кима, он нежно коснулся его щеки, приближаясь и вовлекая в новый поцелуй — более смелый, чем прошлый. Теперь он был уверен во взаимности, в искренности этого желания, в том, что оно их собственное, лишь открытое кем-то другим.       Осторожно укладывая руку на чужую талию, наклоняя Тэхёна назад и наваливаясь сверху, Чонгук страстно вылизывал его рот, стирая последние преграды. Сбито расстёгивая чужой серый пиджак, отбрасывая куда-то в сторону пояс, Чон отстранился на секунду, почувствовав, как нежные руки парня вторят его движениям, снимая одежду.       Существо увеличивало радиус, постепенно отдаляясь, прохаживаясь вдоль комнаты. Грива становилась всё менее пышной, обнажая острый золотой рог, — Хаэчи всё больше был похож на обычного льва, по грамму напитываясь отданной виной.       Не было ни капли неправильности в том, чтобы вжиматься кожа к коже. Касаясь возбуждённого, мокрого от слюны члена своим, Тэхён постанывал от горячих поцелуев Чонгука, стремящихся от губ к шее и груди. Прошипев от укуса на ключице, он выгнулся в пояснице, настойчиво потеревшись о чужой ствол. Сжимая пальцами серые волосы, Ким наслаждался каждым прикосновением, шепча полюбившееся имя в темноту. В голове пульсировала сокровенная мысль: он безумно хотел Чонгука. Та́я под натиском ладоней, сминавших бока, Ким сжал зубы, едва контролируя себя, и рывком перевернул их, нависая сверху.       — Мы не можем, не сейчас… — прошептал Чон, но Тэхён не дал ему договорить, впиваясь в манящие губы. Играя с чужим языком, он осознавал, что тот полностью прав, но игнорировать и отказываться от наконец обнажённого зова не мог.       — Я знаю, Гу… Позволь мне.       Поймав настороженный кивок, Ким нежно смял губы Чонгука своими, лаская их одну за другой, перед тем как сесть на колени между чужих раздвинутых ног, больше не видя Хаэчи. Мягко касаясь крепкого члена, обведя кончиками пальцев уздечку, он немного отполз назад и склонился к крепким бёдрам. Удерживая ноги Чонгука разведёнными, он на пробу мазнул по внутренней стороне языком и, почувствовав, как парень призывно дёрнулся, выпустил больше слюны, нетерпеливо проходясь по коже. Размазав влагу по одной ноге, он медленно перемещался выше. Оставляя едва заметные засосы, не в состоянии остановиться, Тэхён достиг мошонки и, слыша сверху хриплые стоны, облизал крупные яйца, поочерёдно затянув их в рот. Не раздумывая ни секунды, боясь потерять эту зародившуюся нить единения, он обхватил губами ствол, пропуская его глубже в горло. Чувствуя дрожь в теле под ним, парень раскрыл рот шире, позволяя слюне медленно скатываться от головки к основанию, и снова опустил голову ниже, вбирая длину до середины. Отстранившись, он сомкнул пальцы вокруг влажного члена и, размазывая по нему остатки жидкости, гулко простонал, наклонившись к тазовой косточке.       В голове звенела пустота. Пока Ким двигался поцелуями ко второму бедру, проходясь по внутренней стороне широкими мазками, Чонгук давился стонами, чувствуя, как подрагивал собственный член. Он не знал, чего добивался Тэхён, но даже страх, что их первый раз произойдет вот так, медленно отступал — Чонгук был готов идти с ним рядом до самого конца.       Отстранившись, Тэхён подхватил накаченные ноги Чонгука, осторожно сводя их вместе и вытягивая наверх:       — Просто доверься мне, хорошо?       Оставив поцелуй на тонкой лодыжке, он уложил скрещённые стопы себе на плечо и сплюнул на собственную ладонь. Медленно растирая слюну по стоящему члену, пропуская колкие заряды сквозь тело, он навис над Чоном, уперевшись рукой в деревянный пол. Осторожно проскальзывая между накаченных бёдер, чувствуя по всей длине окутывающую влагу и тепло, Тэхён обвил свободной рукой гладкие икры, фиксируя Чонгука, не позволяя тому сбросить с себя ноги.       Шумно выдохнув, запутавшись в новых ощущениях, Ким толкнулся меж сдвинутых ляжек, сгорая от распалённого возбуждения. Они стонали в унисон, не желая отпускать друг друга. Пальцы, покрытые татуировками, впивались в опорную руку, но Тэхён не обращал на это никакого внимания, полностью разделяя с Чоном захлёстывающие эмоции. Единение становилось почти осязаемым, пронзая воздух, не давая вздохнуть. Позволяя одному возбуждению тереться о другое точными касаниями, Тэхён почти буквально сходил с ума под давлением сжатых бедёр. Чувствуя, как головка его члена проскользила вдоль выпирающих вен, Ким плотнее обхватил трясущиеся от наслаждения ноги Чонгука, испуская отчаянный рёв. Набирая темп, будучи готовыми кончить одновременно в первый раз, они не услышали, как открылась дверь и тихие шаги проследовали от входа в зал.       Будто ведомый шестым чувством, Чимин тихо покинул главный дом, торопясь к маленькому, выделенному для него и оборудования. Он словно знал, что должен быть там, и внутреннее волнение, одолевавшее его с момента, как он увидел Чона и Кима в общем зале, захватывало всё больше из-за того, что он не смог их найти.       Тихо проскользнув внутрь, Пак дёрнулся, сразу услышав звуки, исходящие из следующей комнаты. Не было голосов, лишь сбитое громкое дыхание, прорезавшееся через гостиную. Не решаясь включить свет, он опасливо пробирался сквозь темноту, не в силах остановиться. Его отчаянно вело нечто незримое, почти заставляя переставлять ноги. Уже на пороге зала, погружённого в черноту, Чимин замер, на миг переставая дышать: перед ним стоял Хаэчи. Меньше, чем во сне, в разы меньше, чем лев, который померещился ему на перекрёстке, но это был он. Золотой рог всё ещё поблёскивал в лунном свете от окна, и внутреннее тепло знакомо откликалось на коже. Утопая в золотистых глазах, парень пытался вынырнуть из сна, но, ущипнув себя за бедро, лишь скривился от боли — всё происходило наяву.       «Вина — одна на троих, сокрытая в сердцах», — услышал в голове Пак, следя за зверем, что неторопливо двигался к нему. Остановившись, лев, задевая гривой опущенные руки, махнул головой в сторону, указывая на кресло. Ноги сами несли вслед за чужим указанием. Не видя ничего вокруг, Чимин послушно сел, но отвести взгляда так и не смог.       Хаэчи отступал, медленно пятясь, сверля Чимина золотыми глазами, в которых читались одобрение и тоска. Он едва заметно шагал в сторону, открывая вид на происходящее, заходя за кресло, на котором сидел парень.       «Вы слышите ваши души. Они почти очищены. Смотри, Чимин. Я обещал тебе принятие. Смотри».       Широко распахнув глаза, Пак гулко сглотнул, впившись пальцами в кожаные подлокотники от открывшейся картины. Прямо перед ним, будто потеряв связь с реальностью, абсолютно не обратив внимания на шум, с которым он вошёл, лежали обнажённые Тэхён и Чонгук. Ким нависал над одногруппником, размашисто толкаясь между его бёдер, сбито шепча что-то ему на ухо.       Хотелось сбежать, но что-то удерживало его на месте. Это и было причиной, что звала его в этот дом: Чимин должен был увидеть правду. Ту, что скрывалась под нападками и его собственной болью из-за этих двоих. Поймав особо громкий стон, он вжался в кресло, наблюдая, как Чонгук потянулся к Тэхёну, сняв подрагивающие ноги с чужих плеч. Звуки будто снова обретали форму, и Пак слышал, как двое поскуливали в распахнутые губы. Они целовались жадно, утопая друг в друге, сталкиваясь телами и размазывая белёсую жидкость по животам; каждое их движение провоцировало реакцию парня, вынужденного наблюдать за хитросплетением двух тел.       Притягивая Тэхёна к себе, властно удерживая руку на его шее, Чонгук подвинулся, позволяя лечь на себя, сминая округлые ягодицы татуированными пальцами.       — Тебе хорошо? — прошептал он, но Пак не мог этого слышать.       Чимин лишь наблюдал: Ким утвердительно кивнул, пряча смущение в чужом плече, и привстал, чтобы в следующее мгновение перевернуться. Он навис над снова наливающимся членом, медленно обводя его губами, пока Чонгук не дёрнул его на себя, притягивая ближе к своему лицу мягкую задницу. Возбуждение откликалось во всём теле, и Пак путался в наслаждении, смешанном со сковывающим стыдом: он не был уверен, что должен был делить эту сцену с ними.       За спиной послышался шорох: тихие шаги становились ближе, но парень не мог оторваться от происходящего, чувствуя жгучее желание. Двое лежали к нему боком, и, сфокусировавшись, он наконец заметил — Чонгук смотрел прямо ему в глаза. Лаская и облизывая нежные бёдра, он не отрывал взгляда от Чимина, но в этом было нечто сродни немому извинению. Чон не останавливался: из раза в раз возвращаясь языком к загорелой коже, он ненасытно вылизывал Тэхёна, хаотично двигаясь от расселины к ягодицам. Проглатывая новый громкий всхлип, Чонгук трясся, подмахивая и позволяя Киму глубже вобрать в рот его член.       — Кто сказал тебе, что ты должен стыдиться этого? — настойчивый шёпот выбился за пределы головы. Он звучал за спиной, наяву, уже знакомым голосом. — Это ты, Пак Чимин. Они обошлись с тобой несправедливо, но я есть правда. Посмотри же, посмотри на них — им нравится то, что происходит. Они наконец честны с собой.       Чимин поднял глаза и обернулся, его трясло: близость Хаэчи, его проникновенный голос — он даже не был до конца уверен, что тот открывал рот. Мужчина стоял за креслом: мягко погладив тонкое плечо, он переместил руку и надавил на его щёку, заставляя не сводить взгляда с тех, кто издевался над ним последний год.       — Я горжусь тобой, Чимин, — Намджун склонился к уху, мягко нашёптывая и перебирая тёмные волосы пальцами. — Ты так близок к тому, чтобы наконец принять всё. Их вины почти не осталось, я всё забрал. Ты такой правильный, Чимин. Впитай в себя это чувство.       Откликаясь на похвалу, чувствуя мурашки по всему телу, Пак не мог отвести глаз от Тэхёна, лишь однажды столкнувшегося с ним взглядом. Его рот аккуратно растягивался вокруг толстого члена, пока длинные пальцы сминали ногу Чонгука. Не в силах справиться с новыми ощущениями и спрятать особо громкие от влажных движений Чона стоны, он отрывался, сильно запрокидывая голову назад. Происходящее отдавало напряжением в жёсткую молнию брюк, и, облизнувшись, чувствуя стоящие в глазах слёзы, Чимин сдвинулся на край большого кресла, слегка поворачиваясь, точно зная, что Намджун стоял рядом.       «Я рад встретить тебя. Снова», — подумал Чимин, вторя услышанным во сне словам. До него долетела довольная усмешка, и, не выдержав, Пак дёрнулся на звук, находя красивое лицо Хаэчи.       Прикусив губу, отпустив себя, Пак приподнялся, находя опору в подлокотнике, и потянулся к мужчине, первым накрывая его губы. Всё казалось знакомым: голос, мягкий язык, обводящий его собственный, властные ладони, мгновенно сжавшие скулы Чимина, и необычайная лёгкость, которая постепенно накрывала с головой. Встав на ноги, позволив обнять себя, парень окольцевал крепкую шею, жадно вторгаясь в рот того, кто снова по крупицам собрал для него свободу.       Поскуливая в чужие губы, Чимин почувствовал на своём бедре крупную ладонь, требовательно сжимающую его. Давление второй руки на собственной шее провоцировало дрожь в ногах, и, ведомый рваными подталкиваниями, Пак вцепился в Намджуна, обсасывая кончик его языка. Кровь бурлила в венах, отдавая жаром по всему телу: Чимин терялся в потоках ласки и грубости, смешанных в равной пропорции, не позволяющих трезво мыслить. Его неотвратимо затягивало куда-то в глубь «кроличьей норы», но он не сопротивлялся.       Не разрывая поцелуй, путая пальцами тёмные волосы, мужчина тёрся возбуждением о низ плоского живота, жадно сминая пухлые губы. Какофония сторонних звуков не мешала, лишь сильнее подталкивая парня в его руки. Чужие стоны провоцировали дрожь в юном теле, и, слепо отшагивая, Намджун утянул Чимина за собой, не давая ему отстраниться. Опустившись в кресло, он увлёк Пака к себе на колени, сразу пробираясь ладонями под его одежду. Слой за слоем избавляя парня от неё, Хаэчи будто любовался, задерживая взгляд на острых ключицах, подтянутом животе, истекающем члене. Впившись пальцами в обнажённые бёдра, он приблизился к вставшим соскам Чимина и осторожно прикусил один, сразу ведя влажную дорожку ко второму.       Сгорая в наслаждении, метаясь в сильных руках, Пак заходился громкими стонами, чувствуя влажные касания на своей груди. За гранью собственной неги он не видел, как за его спиной двое настойчиво доводили друг друга до оргазма. Он не мог обернуться, не мог проскользить взглядом по телам, взмокшим от пота и слюны, но, почувствовав жгучий укус на линии челюсти, громко проскулил, соединяясь со звуком чужого удовольствия.       Будто сорвавшись, Чонгук вцепился в напряжённые бёдра, заставляя Тэхёна сильнее вбиваться в его рот. Они отдавались, теряясь в потоке искренних стонов, и только эти звуки долетали до размазанного сознания Чимина. Хаотично толкаясь, Ким кончал, пачкая мягкие губы, проезжаясь нежной кожей по колечку пирсинга, что заставляло его дрожать. Ловя осипший шёпот, Чон дёрнулся, догоняя их общее наслаждение. Вытянув руку, он вёл ей вдоль выпирающего позвоночника, заставляя парня прижаться к нему сверху и снова вобрать в рот его изнывающий член. Ему хватило пары размашистых взмахов, когда возбуждение скопилось в яйцах, желая выйти наружу. Не помня себя, Чонгук надавил на чужие лопатки, вынуждая Тэхёна прислониться почти вплотную, вырывая из него сдавленный кашель, и почувствовал, как упёрся головкой в узкое горло. Спустя несколько секунд, задыхаясь не меньше, под хрипящий стон он отстранился, отодвинув Кима и бурно кончив себе на живот.       Покусывания продолжались, и, едва откинув голову назад, Пак заметил, как Чонгук притянул Тэхёна к себе, укладываясь на бок, что-то шепча тому на ухо, и, мягко целуя его плечо, вёл одной рукой ниже по спине. Почувствовав чужую ладонь на макушке, Чимин вернул взгляд к Намджуну, нависая над ним, повинуясь золотым глазам. Сталкиваясь своими искусанными от стонов губами с мужчиной, он терялся в звуках и ощущениях, когда вторая рука проскользнула выше, ведя дорожку вдоль рёбер. Он не слышал ничего вокруг, полностью отдаваясь Хаэчи, отдавая тому всё своё желание.       — Я горжусь тобой, Чимин, — повторил мужчина, сцеловывая очередной стон с призывных губ, протягивая свои пальцы к раскрытому рту.       Облизывая длинные пальцы, Чимин не прерывал зрительный контакт, наслаждаясь чужой похвалой и восторженным взглядом. Выпустив их изо рта, чувствуя, как на подбородок упало несколько капель собственной слюны, он забывал следить за умелыми движениями. Он думал о прошлой ночи, вспоминал пережитое утро, но всё уходило под требовательными движениями чужой ладони, нежно ласкающей его. Тяжело выдохнув, Пак склонился к широкому плечу, впиваясь зубами в плотную кожу, когда ощутил властное нажатие на раскрытую задницу.       Указательный палец Намджуна ощущался иначе, чем свой, — он наполнял больше, заставляя скулить и извиваться на его коленях. Повинуясь осторожным толчкам, Чимин потянулся вперёд и схватился за лопатки мужчины, сильнее выгибаясь в пояснице, давая больше доступа. Собственный член тёрся о мягкую ткань чужой одежды, подгоняя желание. Пак не видел заворожённого взгляда Хаэчи, но почувствовал, как тот вышел из него и мазнул фалангами по истекающей головке, собирая выступившую естественную смазку. Звонко застонав, Чимин процарапал плотную кожу на широкой спине, как только в него погрузились уже два пальца, щедро испачканных его слюной и предсеменем.       Тихий звук разъезжающейся молнии показался необычайно громким в комнате, наполненной общими стонами. Подтянув распахнутую ладонь ко рту Пака, мужчина ухмыльнулся, наблюдая, как тот моментально всё понял, принявшись старательно вылизывать её, обводя длинные фаланги, щедро сгущая на них слюну.       Чимин предвкушал. Чувствуя, как в него упирался чужой стояк, он жаждал получить его, стереть ту грань, которую провёл сам. Он верил, что это станет последним, с чем ему придётся справиться. Ловя на себе пожирающие взгляды, точно откликаясь на возбуждение Хаэчи, Пак привстал, позволяя Намджуну вытащить из брюк свой член и осторожно приставить его к растянутому и влажному входу. Склонившись, выдохнув в крепкое плечо, парень постарался расслабиться, чувствуя, как мужчина медленно водил мокрой ладонью по длине, перед тем как снова толкнуть в него пальцы, проверяя мягкость тонких стенок.       — Пожалуйста… — выстонал Чимин, прикусывая мочку уха. — Пожалуйста. Я всё приму, Намджун.       Горячая плоть растягивалась под напором крупной головки. Осторожно погружаясь глубже, Хаэчи скользнул губами к шее, заставляя Пака выгнуться, обнажив её, и прихватил губами кожу под кадыком, наслаждаясь новым всхлипом.       «Ты уже принял. Ты свободен, Чимин. Ты не виноват боле перед собой. Они ещё позаботятся о тебе… Вы все приняли справедливость», — эхом разнеслось в голове, и отчего-то Пак был уверен, что это слышал не только он.       Опускаясь на толкающийся внутрь член, аккуратно подмахивая, Чимин мычал, смешивая свой голос с двумя другими. Заполненность никогда ещё не была такой правильной, никогда не приносила такого спокойствия на грани с бешеным желанием и толикой боли, но он принимал всё. Сжимая собой крупный ствол, позволяя Намджуну набрать амплитуду толчков, он вернулся к его лицу, заглядывая в золотые глаза с благодарностью.       Очередное властное движение рук, сминающих талию и ягодицы, заставило Пака прильнуть к широкой груди. Упираясь в неё ладонями, он насаживался сам, ведомый ярким желанием, которое поглотило разум.       «Вы обнажены перед правдой. Вы и есть сама честность перед собой. Вины больше нет».       Слушая настойчивый голос в голове, Чимин почувствовал, как дёрнулся его член, и обхватил тёмные губы своими, нетерпеливо проникая языком в отзывчивый рот. Обводя ровный ряд зубов, он ощущал, как клыки постепенно возвращаются в первичную звериную форму, становясь больше и острее. На пальцах, сминающих упругие бёдра, отрастали когти, царапающие кожу, но в погоне за наслаждением, он не обращал внимания на облик Хаэчи, всё больше стремящийся к животному.       Вины больше не было — он вобрал всю без остатка, пропустив через себя, получив человеческий облик на короткие мгновенья. Вбиваясь в податливое тело, приближая их обоих к оргазму, Намджун не мог видеть, как на скулы вернулись золотые узоры, а волосы всё больше походили на гриву, меняя тёмный цвет на серебро. Подбросив Чимина на руках, он поднялся, аккуратно выскальзывая из него под протяжный разочарованный стон, и поставил парня на кресло, развернув к себе спиной, раздвинув его колени на самом краю сидушки. Оставляя поцелуи вдоль линии позвоночника, Намджун потянул руки Пака выше, заставляя того опереться на спинку, выгнуться в пояснице.       — Намджун… — прошептал Чимин, теряясь на грани наслаждения. — Агх…       Почувствовав размашистый толчок члена, распирающего изнутри, парень выгнулся сильнее, слыша почти звериный рык и позволяя мужчине вбиваться в свою задницу в быстром темпе. Руки крепко фиксировали Чимина в кресле, сместившись на талию, позволяя тому прикоснуться к своему члену. Сжав пальцы у основания, он по инерции толкался в свой кулак, ведомый мощными рывками Намджуна.       Мыслей больше не было: принятие, страх, последствия буллинга — всё стиралось из памяти, неся за собой только наслаждение и правдивое удовольствие. Повернув голову, он видел, как Чонгук нежно целовал Тэхёна, нависая над распластавшимся парнем, пропуская дорожку слёз по щеке, пока тот водил рукой по его члену. Наблюдая за парой, в которой он почему-то чувствовал любовь, будто кто-то рассказал ему этот секрет, он всё ближе подходил к краю, содрогаясь от импульсов, знаменующих оргазм. Очередной толчок и ещё несколько особенно глубоких подвели черту. Дрожа, захлёбываясь в громких стонах, чувствуя каждую вену на чужом члене, он бурно кончал, размазывая сперму рукой по стволу и слыша утробный львиный рёв, ощущая, как Хаэчи изливался внутрь него, обволакивая горячей жидкостью тонкие стенки слизистой.       Кроткий поцелуй, оставленный на ложбинке поясницы, стал завершением. Шумно глотая воздух, упираясь лицом в руки, согнутые в локтях, Чимин услышал тихий шёпот:       — Они позаботятся о тебе. Ты больше не будешь страдать.       Не в состоянии уловить значение чужих слов, не видя лица существа и теряя связь с реальностью, Чимин дёрнулся, когда почувствовал поцелуи, ведущие линию от согнутых коленей к опустевшей заднице. Колечко пирсинга царапало гладкую кожу, выдавая Чонгука по левую сторону, оставляя Тэхёну правую. В четыре руки сминая пышные ягодицы, они бессвязно бормотали между поцелуями, будто вымаливая прощение.       «Это их искупление и наказание. Твоя последняя веха принятия», — раздалось только для Чимина, дрогнувшего от чужих губ, обводивших бёдра.       Осторожно двигаясь вдоль пылающей кожи, Тэхён первым потянулся к растянутой заднице, из которой медленно вытекала чужая сперма. Зарывшись в упругие бёдра, он покусывал манящие ягодицы, сразу зализывая возможные следы и опаляя их горячим дыханием. Путаясь в наваждении, Тэхён прильнул к пульсирующему входу, собирая языком тёплую жидкость, вбирая в себя всё больше. Раздвинув половинки в стороны, он остервенело вылизывал открытую задницу, чувствуя чужой солоноватый привкус на языке, погружаясь им глубже. Переместив ладони выше, на талию, он потянул Чимина на себя, заставляя того подняться, и, открыв глаза, оставил короткий поцелуй на расселине. Удерживая руки на тонкой спине, не позволяя Паку завалиться обратно, Ким приблизился к Чонгуку, сидящему на коленях рядом, и впился в его губы. Выстанывая его имя, Тэхён чувствовал, как с уголков рта стекала слюна, смешанная со спермой, но не останавливался, увлекая Чона в развязный поцелуй, наполненный укусами и всхлипами.       Удерживая одну руку на щеке Кима, Чонгук ласково заглянул в его глаза и отстранился, отползая дальше. Бережно повернув Чимина, огладив ладонями бёдра, покрытые мурашками, он притянул Пака ближе, ставя между собой и Тэхёном. Будто извиняясь, потупя взгляд, он вёл ладонями по его животу, медленно приближаясь и обхватывая губами его едва стоящий член.       Громкий стон стал финальным аккордом в вечерней какофонии звуков. Чимин затрясся, чувствуя, как Ким продолжил вылизывать его сзади, пока Чонгук удерживал член во рту, смывая языком остатки размазанного удовольствия. Пропустив ствол глубже в рот, тот замер, позволяя Паку задержаться в таком положении.       Нежась в чужих движениях, отчаянно веря в то, что на этом всё действительно кончится, парень рвано выдохнул в потолок, ощутив легкий укус на краешке сфинктера, и, мягко погладив Чонгука по волосам, отшагнул. Опустившись в кресло, он не сводил взгляда с двоих, стоящих перед ним на коленях. Не было притворства и злости, только освобождение. Чувствуя растерянность, Тэхён осторожно накрыл своей рукой ладонь Чона, с грустью смотря Чимину в глаза.       — Всё хорошо… — прошептал Пак, потянувшись трясущимися пальцами к взмокшей щеке Тэхёна. Видя, как тот сжался от мимолётного движения, он лишь на миг прикоснулся к скуле и отвернулся, силясь справиться с разогнавшимся сердцебиением.       — П…прости, — еле слышно произнёс Ким, крепче сжимая в своей руке чужую и опуская голову.       Откликаясь на тихий голос, Чимин заметил, как дрогнули плечи Тэхёна, так и не посмотревшего на него. Вакуум будто рассеялся, и с улицы доносилось всё больше звуков так и не закончившегося банкета.       — Скоро фейерверк. — Прикусывая губу, краснея, Пак посмотрел на вечернее небо через небольшое окно. — Нам надо уйти.       Наспех одевшись, Чимин лишь на миг обернулся уже на пороге дома, цепляясь взглядом, как Чонгук притянул плачущего Кима к себе, зарываясь ладонью в его волосы. В голове не осталось ни единой мысли о проходящем мероприятии. Сославшись на внезапную тошноту, смущённо поправив сбившуюся причёску, он вверил завершение праздника помощникам и, поблагодарив председателя, вернулся домой.       Разбиваясь на границе сна и реальности, лёжа в своей постели, Пак растерянно вглядывался в очертания тёмной комнаты, не понимая, хочет ли он отыскать Хаэчи в скрытых уголках, или он получил достаточно, всё ещё не веря в это. Что-то неотвратимо поменялось, лопнуло под напором правды и справедливости, увлекая его в неизвестность, которая не пугала.       Утро субботы встретило ярким солнцем. Настойчиво стряхнув с себя остатки сна, Чимин спешил в университет, чтобы сдать последнее практическое задание. Отпросившись с нескольких пар, он хотел поскорее закончить, наконец веря, что у него был хотя бы шанс. В сумке аккуратно лежало рекомендательное письмо от председателя фонда и руководителя юридической фирмы в одном лице, оставалось лишь передать его в суд, и тогда, возможно, он смог бы попасть к ним на распределение после диплома. Пробегая мимо лекционных залов, едва не сталкиваясь с остальными студентами, он заметил Чонгука и Тэхёна возле окна у одной из аудиторий. Замирая, фантомно чувствуя, как в груди завязывался неприятный комок, он рассматривал их, пытаясь разгадать — всё случившееся лишь его сон или реальность. Ему не нужно было говорить с ними, но и сбегать почему-то не хотелось. Произошедшее казалось до боли правильным — это было тем, что позволило стереть нагромождённые преграды к самим себе. Скользя взглядом по двум фигурам, он выдохнул, натыкаясь на чёткое подтверждение собственных мыслей. Дёрнувшись от неожиданного столкновения глазами с Чонгуком, Пак инстинктивно кивнул, слегка кланяясь, но никто не обратил на него внимания: Чон улыбался, крепко удерживая в своей руке ладонь Тэхёна, наплевав на косые взгляды проходящих студентов. Чувствуя, как уголки губ ползли вверх, Чимин поспешил на улицу, сразу замечая вызванное такси.       Вереница сменяющихся картинок давала время, чтобы осмыслить происходящее. Всё не станет простым в одночасье: возможно, встретится кто-то другой, не такой, как Тэхён и Чонгук, кто лишь скрывает свои чувства, прикрывая невозможность признаться колкими ударами в его сторону, и тогда ему снова придётся бороться. Однако отчего-то было легче, в душе не было тревоги, связывающей по рукам и ногам. Он принял, и от этого осознания жизнь выглядела иначе.       Взбегая по ступеням здания суда, путаясь в ногах, Чимин остановился на самом верху, довольно оглядывая каменную статую Хаэчи. Благодарность разлилась по венам, смешиваясь с кровью, — его справедливость была свершена. Главный враг — он сам, и эта мысль плотно засела в голове. Сощурившись от дневного солнца, поклонившись статуе существа, Пак вбежал внутрь, почти сразу врезаясь в кого-то, падая назад.       — Вы в порядке? — голос уже был знаком. — О, это вы господин Пак. Простите, спешил на обед.       Мин Юнги в привычном деловом костюме возвышался над Чимином, протянув руку, чтобы помочь подняться. Мужчина улыбнулся, с нежностью смотря на растерянного парня, и, не выдержав ожидания, схватил того за запястье, вытягивая наверх.       — Спасибо, помощник прокурора Мин. Простите, я сам не смотрел, куда бегу.       — Выглядите лучше, чем в прошлый раз. У вас всё хорошо?       — Д-да. Вы помните… — Краснея, Пак не мог отвести глаз от светлого лица и заботливой улыбки. Чужое участие больше не казалось издёвкой или способом добить. Совесть мелкой иголкой кольнула в груди: в тот раз это тоже не было насмешкой по отношению к нему.       — Да, вы сбежали, не дождавшись воды. Может… — Смущённо отвернувшись, Юнги не отпускал его руки. — Может, тогда на этот раз пообедаете со мной?       Принятие. Широко улыбнувшись, поправив спутанные ветром волосы, Чимин кивнул, мягко поглаживая пальцем чужую ладонь. Он неотрывно вглядывался в заинтересованные глаза, больше не придумывая причин для отказа — это был главный подарок для него. Посмотрев на часы, отмерив выделенное от пар время, парень отпустил тонкое запястье Юнги и кивнул ещё раз, уже точно уверенный, что дальше будет немного легче:       — Конечно.