Будь ты проклят, Дэн Повенмайр

Я преследую тебя. Я везде. Lot of me — это ты верно подметил. Хочешь от меня избавиться? Многого хотеть. Я просочился во все твои творения со своим кривым немецким акцентом и размашистыми глупыми руками. Я фрик, я само юродство, а ты ведь любишь таких как я, Дэн. Ты не знал раньше, что любишь, а теперь полюбил сильнее всех. Я у тебя в голове, Дэн. Ты и глазом не моргнешь, а я уже в твоём новом творении. Я заставляю надевать тебя лабораторный халат и говорить моим голосом в каждом твоём видео на ютубе. Думаешь, ты мне дал свой голос? Нет, Дэн, это я дал его тебе. Ты вставишь меня во все свои мультсериалы, во все свои шоу. Я управляю тобой, Дэн. Ты послушная кукла, чтобы транслировать мой облик на экране. И я волную тебя, не пытайся скрыть это. Признайся — ты ведь буквально одержим мной. Весь твой путь вёл ко мне. Гриффины, Арнольд, Котопес, Губка боб? Это ерунда, Дэн. Я ждал тебя. Ты ещё не осознавал моё существование, но мой облик уже был на горизонте. Необходимо было только облечь меня в форму. Дать мне голос, дать мне имя, дать мне лабораторный халат. Я стою за твоей спиной. Я обхватываю твою руку и вывожу на салфетке гротескную фигуру. В тот день ты рисуешь мне светлые волосы и красный свитер. Я хмурюсь и думаю, что это надо обязательно изменить. На рисунке у меня ухмылка настоящего злодея. Ты смотришь на неё и тоже улыбаешься — радостно. Создатель. В один из дней, в одиночестве, в своей комнате ты произносишь раздельно и четко: Heinz Doofenshmirtz. В тот момент я оживаю в полной мере. И ты вздрагиваешь, когда слышишь над ухом еле слышный шёпот: «Guten Tag, mein Freund» Как порыв ветра. В ужасе оборачиваешься, оглядываешь пустую комнату, морщешь лоб, тщательно убеждаешь себя, что просто устал за день. А я улыбаюсь, стоя сзади. Провожу еле ощутимо кривым пальцем по твоей спине. Вот и познакомились. По началу ты старательно делал из меня сумасшедшего злого немецкого ученого. Браво, Дэн, отсылка на нацистов это очень смешно. Но я знал, что уродом меня не полюбят. И я вырвался из-под твоего контроля. Обрёл чувства. И чем больше я обрастал эмоциональным мясом, чем больше ты делал меня не шуткой, а человеком, чем больше добавлял трагизма, тем больше росла и твоя привязанность ко мне. Ты полюбил меня. Полюбил раньше всех. И проходной фрик стал героем. Помню, в одиночестве ты часто разыгрывал монологи от моего лица, чтобы понять как меня прописывать. Ходил по комнате, вскидывал, заламывал руки, пытался подражать. И тогда я помогал тебе, я открывал твой рот, двигал твоими руками и говорил, говорил, говорил. Когда тебе что-то нравилось, ты радостно бежал к столу и быстро записывал идею карандашом. Свою идею, как ты думал. Обращайся — лениво усмехался я. А иногда ты не слушал меня вовсе. Иногда упирался в какой-то тупой идее до последнего. И я злился, но подчинялся с завидным покорством. Часто, однако, это была все же наша коллективная работа, Дэн. Но ты любил не только меня. Ты любил и рыжеволосого мальчика в полосатой футболке, и его язвительную сестру, и еврейскую девочку с розовым бантом. Признаюсь, было сложно соревноваться со всеми ними, но мы с Перри справились. А потом я обошел и его. Временами ты чувствовал моё влияние и думал, что сходишь с ума. Боялся сказать кому-либо. В те периоды ты, не зная, что делать, от отчаяния, особенно жестоко причинял мне боль в разных сериях. Я падал с балконов, горел в огне, страдал под машинным катком и разбивал голову о стены. И я широко улыбался тебе с экрана беззубым ртом. Глупый, глупый Дэн, ловушка уже захлопнулась, а ты яростно отрицал это. И если по факту, разве ты создал меня, Дэн? Это же я создал тебя. Где ты был бы сейчас без меня? Торчал бы на задворках Гриффинов, был бы там рядовым сценаристом? Нет, Дэн. Я выбрал именно тебя. Это было настоящее проявление судьбы. Помнишь, в детстве ты так просил чуда? Оно. И тебе уже не отделаться от меня. Дороги назад физически нет. Майло мёрфи? Хомяк и Гретель? Последнее даже звучит как бред. Брось это дело, Дэн. Пытаешься сбежать, пытаешься вырваться из-под моего контроля, забыться в других персонажах? Я не отпускаю так просто. Не занимайся глупостями, не трать силы, сделай-ка лучше мне ещё один сезон. А лучше два. Тебе же так нравится это. Вспомни, как было хорошо. Кого ты видишь, Дэн, закрывая глаза перед сном? Клариссу? Своих детей? Нет, Дэн, ты видишь меня. И лиловые синяки под глазами и растрепанные волосы и нелепый оскал. И я своими переломанными пальцами цепляюсь за твои плечи — мой. И если ты протянешь руки — то почувствуешь мои ребра. Но ты боишься открыть глаза. Организуй ещё тысячу проектов, я буду во всех них. Я прокрадусь, просочусь и ты не заметишь, как уже снова будешь рисовать мой силуэт на пейзаже очередного маленького городка. Интересно, где же происходит действие, и какой знакомый до боли город находится по соседству? Не подсказывай, Дэн. Ничего нет страшнее для персонажей, чем забвение. Когда оказываешься выкинут на свалку истории, и о тебе не помнит никто. Пока хоть один человек говорит со страстью о персонаже, он это чувствует. Но случается, что не говорит никто. И этот персонаж ещё жив, персонажи вообще не умирают, но он находится словно в спячке, в комматозном сне, пока спустя годы юный мальчик новатор не вспоминает про странное шоу 70-х и не решает воскресить персонажа в своём ребрендинге, дать новую жизнь. О персонаже вспоминают. И персонаж открывает глаза. Но везёт так далеко не всем. Не только люди боятся забвения — персонажи в том числе. Мы питаемся людскими эмоциями, их восторгами, интересом и даже негодования ми, мы питаемся зрительскими обсуждениями. Пока о нас говорят — мы живы. И я живу за счет новых историй, а ты живешь за счёт меня. Мы повязаны навечно. Будь ты проклят, Дэн Повенмайр. Когда ты умрёшь, тебя похоронят на хорошем кладбище Калифорнии. В конце церемонии разойдутся по домам все твои заплаканные друзья, все твои родственники, твои жена и повзрослевшие дети, и на могиле останется стоять лишь одна сутулая фигура. Порыв ветра — Auf Wiedersehen, mein Freund.