Разомкни свои объятья,
Дай немного отдышаться.
Мы летали выше неба,
А теперь пора снижаться.
Наше время истекает,
И сжимается пространство.
Ни один из нас ни разу
Не посмел сказать:"Останься."
За окном фонарь мигает,
Тени тянет к изголовью.
Наше время истекает
И стекает алой кровью.
Но сейчас отведи меня домой,
Туда, откуда я родом.
Я тут больше не выдержу.
Тянь жмурясь от яркого солнечного света открыл глаза, он стоял на песчаной тропинке, всюду куда ни глянь – поля зелёной сочной травы, тёплый ветерок слегка развевал его смоляные волосы, здешний воздух пах приятной свежестью. По небу лениво проплывали кучевые облака, пока солнечные лучи ласкали кожу. – Где я? – растерянно произнёс Хэ. Он нахмурился пытаясь вспомнить как он сюда попал и что делал до этого. В разуме всё как в тумане. Тянь провёл ладонями по светлой футболке, похлопав по карманам чёрных спортивок, пусто, даже сигарет с зажигалкой с собой нет, не говоря уж о смартфоне. Хэ потерянно хмыкнул, рвано проведя пальцами по лохматым волосам. Шишек вроде нет, правда, чувствовал он себя как-то странно. Скорее никак. Тянь неуверенно повёл плечом, переминаясь кедами на песке тропинки. Ну, делать нечего, надо понять куда меня занесло и для начала кого-нибудь найти… Хэ шагнул бредя вперёд по дорожке. Интересно куда она ведёт? Озадаченно подумал Тянь. Парень шёл и шёл вперёд, по пути ему не встретилось ни одной живой души. Казалось прошла целая вечность, и вместе с тем пейзаж почти не изменился, хотя Хэ прошёл приличный путь от начала. Постепенно тропинка пошла в гору, он стал взбираться на холм. Когда парень добрался до невысокой вершины, ему открылась сюрреалистическая картина. У подножия изумрудного холма, параллельно тропинке, высоко над поверхностью травы парило нечто, по форме похожее на огромную лениво извивающуюся водяную змею. По консистенции издалека похожую на желе или студень. Это был ручей прозрачно-голубой воды, висящий в невесомости, очевидно, законы гравитации на него совершенно не действовали. Его водяное «тело» колыхалось так, как будто дышало. Ну и ди-и-во, изумлённо протянул про себя Тянь, отмерев расторопно потопал вниз. Спустившись Хэ встал под пульсирующей водяной гладью ручья. При желании поднявшись на цыпочках и вытянув руку вверх Тянь смог бы коснуться поверхности или дна, тут ка посмотреть. Парень взволнованно сглотнул ком в горле, ведь не каждый день можно увидеть такое, и протянул пальцы к воде. Фаланги прочертили бороздки на поверхности, которые быстро исчезли. Вздрогнув Тянь испуганно одёрнул руку, будто обжёгшись, приложил ладонь к груди. Ощущения от касания такие же как и от обычной воды. Она мокрая и прохладная. Вода как вода, озадаченно хмыкнул Тянь. Хэ изучающе вглядывался сквозь водяную гладь, словно через кривую линзу. Вода красиво бликовала на солнце, еле извивалась «в такт дыхания». Непохоже, что этот ручей обладал сознанием. Сразу после этой мысли прямо над Хэ проплыла стайка красных карпов, оставляя за собой ворох пузырьков. Тянь удивлённо уставился на странную картину. Он ощутимо ущипнул себя, ойкнув, почувствовал боль. Не сон? Галлюцинация? В растерянности размышлял Хэ, в итоге решил пройтись под ручьём неотрывно глядя наверх. Вода на него не капала, он снова поднял руку, дотрагиваясь до поверхности, Хэ предполагал, что у неё будет другая консистенция. Спустя мгновенье над ним медленно стал проплывать чёрный карп, правда выглядел он необычно. При каждом движении он словно терял свою форму, расплываясь чернильным облачком. Так, как если бы капля чернил попала в банку с водой, и снова возвращаясь в свою истинную форму рыбы. Странно, но красиво, подумал Тянь, возвращаясь обратно на песчаную тропинку. Дорожка снова пошла в гору. Парень ускорил шаг, чтобы поскорее попасть наверх. Добравшись наконец до вершины холма, перед ним раскинулась прекрасная долина. Бескрайнее поле белоснежных цветов на изумрудном ковре, воздух здесь пах сладкими медовыми нотами, вокруг цветов тут и там лениво пролетали белые бабочки и пушистые пчёлы. В центре цветочного поля расположилась широкая скамья. А на ней Хэ разглядел силуэт женской фигуры. Тянь спускался вниз то и дело оскальзываясь на траве, торопился к незнакомке. Женщина сидела к нему спиной. Она была в белом ситцевом длинном платье и в соломенной шляпе с широкими полями. Её длинные шёлковые волосы ниспадали на плечи и немного развевались от ветра. Надо же как странно, человек сидит спиной ко мне, а меня к нему тянет… завороженно подумал Тянь. Её силуэт казался ему до боли знакомым… но страшно, вдруг это не она. Хэ Тянь зачарованно застыл, созерцая эту картину. Она наклонилась, опуская руку к цветам. Сорвала один, поднося к лицу и вдыхая нежный аромат, прикрыв длинные ресницы склонила спину, опускаясь на скамью. Незнакомка чуть сдвинулась забираясь на неё с ногами. Тянь подошёл к ней уже без опаски, ему хорошо видно лицо Хэ Сюин. В горле стоял ком, его серые радужки-озёра глядели на Сюин недоверчиво, с робкой надеждой. – Мама…? – Тянь склонился над ней. Она приветливо ему улыбнулась. В сердце больно кольнуло. Слишком знакомо. Тянь смотрит слегка расколото поджимая губы, смаргивает навернувшуюся влагу… и позволяет себе поверить в то, что видит. В душе опасливо растекается радость. Ещё чуть-чуть и она затопит его до краёв… Вздохнув он сел напротив, ложась также как она. Они устроились на скамье лёжа валетом, Хэ хорошо видно выражение её лица. Мама тепло ему улыбнулась и отвела взгляд к небу. Какое-то время Тянь и Сюин молча наблюдали за лениво проплывающими облаками. Созерцая небо мама вертела стебелёк цветка между изящными пальцами, поднесла его к лицу, вдыхая аромат. – Тебе здесь хорошо? – его голос звучал тихо и умиротворенно. Спустя какое-то время она нарушила тишину, ответив также спокойно: – Да. Тянь так много хотел спросить. Сейчас ему казалось, что это необычный сон. Он очень чётко ощущал её присутствие. Со дня смерти матери она снилась ему каждую ночь, вплоть до последнего сорок девятого дня. Тянь всегда мог определить, когда дух мамы навещал его во сне и когда это был просто сон. В них он никогда не помнил, что её уже нет. Когда Сюин приходила к нему, она всегда была немногословна, словно говорить ей очень тяжело или недозволенно. Словно её дух постепенно расщеплялся на части, оставляя лишь тень того человека, которого он любил и знал. В то траурное время Тянь много спал, потому что мог видеть её, общаться с ней только в своих снах. В них она много улыбалась, но глаза её были очень печальны. На сорок девятый день она пришла попрощаться. Тянь видел себя словно со стороны, он знал, что это их последний раз. Хэ плакал и обвинял её в том, что покидает его. Задавал ей много вопросов, о том, что случилось… на которые она так и не смогла ответить, лишь смотрела на него печально улыбаясь. Он видел за ней три очень высоких сгустка света. По какой-то необъяснимой причине Тянь знал, что они позволили им попрощаться. Когда время пришло, мама подняла свою голову к небу. Её тело медленно оторвалось от земли поднимаясь в небеса. Хэ Тянь умолял её остаться, не покидать его. – …мама, а как же я…? Возьми меня с собой! Он горько плакал, цепляясь за её ноги и стараясь притянуть обратно к земле. Так, они повисли на какое-то время в воздухе. Тянь крепко ухватился за неё, сжимая колени, чувствуя как медленно сползает вниз. Уткнувшись заплаканным лицом в её кожу он захлёбываясь навзрыд повторял: – Мамочка! Не улетай, пожалуйста! Сюин опустила своё светлое лицо, молчаливо глядя на сына. Её глаза блестели от навернувшихся слез, она мягко, но болезненно улыбалась ему. Весь её вид говорил о том, насколько сильно она разрывается, как ей безумно жаль и как она не хочет уходить… но её время истекло. Висеть так, в воздухе было тяжело. У Хэ уже не осталось сил держаться, соскальзывая пальцы его рук разжались, и он камнем упал на землю, а неведомая сила унесла её наверх. В тот момент Тянь проснулся, задыхаясь от громких рыданий, чувствуя самую страшную потерю, какую испытывало его сердце. Он в полной мере осознал насколько безвозвратна эта утрата, что теперь это уже точно навсегда. Во время похорон матери, родственники и все присутствующие подходили к гробу, чтобы проститься. Тогда Тянь увидел её, бледную, но по-прежнему красивую. Усыпанную белыми цветами, как снежным покрывалом. Хэ склонился поцеловать её лоб и когда его губы коснулись мраморной кожи, мальчик вздрогнул… от того, какой она была холодной. Его горячие слёзы капнули на её красивое спящее лицо. В тот момент отец подошёл к нему, чтобы отвести его в сторону. Сын сильно задержался, заставляя других ждать. Тянь не хотел её оставлять, зная, что это насовсем… Ещё тогда, в больнице, куда её привезла скорая, после того, что произошло на яхте. Позже Чэн сказал ему, что мамы больше нет. Тянь не был рядом с ней в этот момент. Он был далеко и ему так отчаянно хотелось быть с ней. Согреть её. Просто залезть в её больничную постель и лежать так тихонечко рядом, и не дышать. И может быть… Это вдруг. Ну, вдруг, оказалось бы просто страшным кошмаром? В то время Тянь думал, что эту дыру в душе невозможно ничем заполнить. Он загружал себя множеством дел, учёбой в школе и занятиями у репетиторов, баскетболом. Перед глазами мелькала вереница чьих-то смутных улыбающихся лиц… кажется его одноклассников. Из-за его знатной фамилии, богатства, привлекательности и обаяния, многие хотели подружиться с ним. Рядом всегда вертелись поклонницы, которые его обожали. Тяня тошнило от неискренности и двуличности людей, окружавших его. Никому не было интересно какой он на самом деле. Никто из них не замечал, как ему было плохо в то время. Никто из них не мог его понять. Эта пропасть отчуждения, как яд разъедала сердце. Чувствую себя разбитым, тем, что уже не склеить обратно. Будто моя жизнь мчащаяся по кругу карусель, которую время несёт сквозь океаны огня и осыпающегося пепла с порванных парусов… А я стою и смотрю, как проносятся мимо в калейдоскопе размытых красок – безликие стены пустой студии, силуэты людей, моё отражение в окнах метро, зима, лица все… но не то, чьё мне нужно. Карусель вращается без меня. И ничто и никто не сможет заполнить ту пустоту, которая осталась после смерти матери, думал в те времена Тянь. Эта дыра в сердце как незаживающая, гноящаяся рана мучила его, не оставляя надежды когда-нибудь зажить. Все эти глубокие внутренние переживания вылились в своеобразную кому. Состояния частичного присутствия в мире… Жизни по инерции… Он думал, что невозможно оставить свое горе и идти дальше. Ему казалось, что когда её не стало, он просто закончился. Что ничем и никем не склеить… Не заполнить ту бездну внутри. Постепенно Тянь стал замечать исчезновение маминых вещей в доме, что-то ломалось, как её разбитая чашка… Что-то было убрано в коробки и спрятано. Как будто всё, что осталось стирает некто… и Тянь не в силах это остановить… Его память как запотевшее старое стекло, совсем ничего не видно. Она стала работать странно. Помнились только какие-то фрагменты воспоминаний. Ассоциации с мамой вызывали знакомые запахи, жесты… помимо тепла, к ним примешивались горькие капли боли… и чем дальше шло время, тем больше деталей стало стираться… Если в жизни Тяня случалось что-то хорошее, он как будто не мог радоваться полностью, ему казалось это таким чужеродным, таким эгоистичным, нечестным по отношению к ней, таким несправедливым. Как много хорошего могло бы быть у неё, у их семьи, отец бы так не изменился… и Чэн никогда бы не пошёл по тому пути, который в итоге избрал. Но нет… не в этой жизни. Ха-Ха, грустно усмехнулся Тянь. Чувство вины сжирало его, за то, что остался, за то, что не утонул вместе с ней на той яхте. Чувство вины самое разрушительное из всех, оно даже хуже, чем гнев, оно убивает психику… Иногда мы просто не можем остановиться, правда… тоскливо подумал Тянь. А люди, чуют эту душевную ущербность, слишком грустная история… Хэ сморгнул влагу, облака в голубом небе стали расплываться ватными кляксами. Чем он становился старше, тем больше портились его отношения с отцом и братом. Их мир ему был чужд, Тянь презирал Чэна, за то, что тот не смог воспротивиться отцу. Что не боролся, не пытался даже… Хэ Тянь долго прятался в скорлупе отчуждения, не подпуская к себе никого близко. Мало кто из его окружения знал его настоящую натуру. Всё изменилось, когда он встретил одного Рыжего. Когда вокруг него образовалась компания из трех друзей. Тянь улыбнулся, глядя на проплывающие в небе облака причудливой формы. Великое это благо — назойливые, упрямые друзья, не позволяющие тебе навеки уйти в гробовое молчание, подумал он. Хэ лежал на скамье и рассказывал маме о них, об этих трёх оболтусах и их приключениях. Легонько улыбаясь она внимательно слушала сына. Сюин осторожно присела и склонилась, срывая цветы рядом с собой. Когда рядом с ней накопился небольшой букет. Она стала неторопливо плести из них красивый венок. Тянь всё говорил и говорил, рассказывая ей о Шане, так как он обычно делал, когда приходил на её могилу. Постепенно его стало клонить в сон. Тянь зевнул, прикрывая пушистые веки. Его голос стал тише. Сюин приблизилась к нему нависая. От её волос пахнуло ароматом жасмина. Женщина нежно провела изящными пальцами по его непослушным волосам. Хэ почувствовал невесомое прикосновение, это мама одела ему венок. Тянь приоткрыл глаза, боясь, что она уйдет. Солнце было в зените, а Сюин стояла так, что её лицо находилось в тени и почти не было видно. – Ты не должен здесь быть. От неожиданности Тянь проснулся, широко распахивая глаза. Это можно сказать первая осознанная фраза, которую она произнесла за все их короткие встречи. – Но почему? – он приподнялся, от чего венок съехал набок, сползая с макушки. Хэ словил его, опуская себе на колени. – Мне так спокойно здесь, с тобой… – Тянь надтреснуто улыбнулся ей. – Ещё не время, дорогой, – губы Сюин тронула мягкая улыбка. Постепенно её фигура стала отдаляться, и всё пространство стало стремительно темнеть. Тянь резко встал со скамейки, сделав шаг пытаясь догнать её удаляющуюся фигуру, но провалился в траву, словно в топь. – Постой! Не уходи, прошу! – умоляюще просил он. Хэ тянулся рукой к ней, стараясь быстро идти несмотря на топкую грязь. Этот зыбкий мир разрушался. – Пожалуйста нет!.. нет… не… Тянь слышал чей-то охрипший чужой голос. Кто-то болезненно простонал совсем рядом. – …не… нет… В своём спутанном сознании он медленно сообразил, что то, что он слышал, это его охрипший голос. Тянь умолк, его ресницы слиплись, а веки будто весили тонну. Никаких сил открыть глаза. Голова страшно раскалывалась. Всё что он видел, это чёрные тонкие чёрточки на мутном сером фоне. Пока до него не дошло, что это его собственные ресницы. Тело абсолютно не слушалось, будто каждую его частичку наполнило свинцом. Во рту ощущался яркий привкус железа. Тяню было больно дышать. Его рёбра ныли при каждом вдохе и выдохе. Слизистую носа саднило. Хэ долго не мог понять, что её так сильно сдавливало, пока не пришло осознание, что это от кислородной трубки. Отчетливо пахло кровью. Ему сильно хотелось пить, Тянь облизал сухие потрескавшиеся губы. Во рту неприятно вязало. Он попробовал что-то сказать, но вышло что-то нечленораздельное. Хэ лежал так какое-то время находясь в пограничном состоянии между сном и явью. Сознание всё время плыло, от чего он постоянно проваливался в топкую темноту, словно над ним смыкались тёмные воды, и он тонул… Как в своих кошмарах. Тянь не понимал сколько прошло времени. День сейчас или ночь, там где он лежал, постоянно горел свет. К нему время от времени кто-то подходил. Внезапно Хэ почувствовал рвотный позыв, и как кто-то повернул его голову набок пока его надсадно рвало. Так повторялось несколько раз, кто-то подходил и убирал из-под его головы пелёнку с клеёнкой, обтирал лицо… Тянь глухо всхлипнул. Это отвратительно. – …ничего, дорогой, это скоро пройдет… – над ним склонились, обтирая водой спутавшиеся налипшие волосы. Хэ было то жарко, то нестерпимо холодно. Тело Тяня трясло, и зубы стучали так сильно, что стали болеть. Тогда его накрывали одеялами… он просил ещё. Они были тяжелыми, но никак не могли его согреть. Когда ему становилось нестерпимо жарко, он чувствовал, что ему на голову клали мешочек со льдом. Лёд очень быстро таял, и чтобы мешочек не сползал со лба, Тяню приходилось придерживать его ладонью. Тяжело. Мешочек со льдом постоянно падал, с противным звуком шмякаясь на пол. Голова Хэ так нестерпимо болела, что он стал мотать ей из стороны в сторону. Тяню казалось, что так он сможет стряхнуть боль. Это приносило мнимое облегчение. Через долгое-долгое время, Тянь смог разлепить тяжёлые веки, и первое, что он увидел, это свои руки, усыпанные синяками и облепленные катетерами. Вены вздулись и сильно болели от игл. Запястья Тяня были крепко привязаны к койке лентами из какой-то материи. Парень не сразу осознал причину. Потом стало неловко… Многочисленные трубки сковывали даже малые движения. Руки в области соприкосновения с катетерами были все в фиолетово-жёлтых синяках. Рядом с койкой на стойке висело несколько пакетов капельниц, их постоянно меняли. Тянь болезненно поморщился, устало прикрывая припухшие веки. Дыхание было поверхностным и хриплым. Сзади чуть ниже плеча сильно пекло. Время от времени сёстры меняли его повязки. Каждый раз снимая салфетку с ожога, её отдирали как пластырь с подживающей коркой. Будучи в сознании, в первый раз Тянь отключился от боли, заваливаясь прямо в руки медсестры. Потом уже привык, каждый раз сильно вздрагивая и жуя край одеяла, чтобы не вскрикнуть. От боли всё равно наворачивались непрошенные слёзы. Через какое-то время трубку из носа сняли, и он смог худо-бедно дышать носом. В помещении постоянно стоял раздражающий пикающий звук от аппарата, считающего его пульс. Прищепка на пальце постоянно пережимала кончик пальца, и он её перемещал по очереди на каждый палец, пока не затекал следующий. Писк и постоянно включенный свет не давал заснуть глубоко. Когда он впервые пришёл в себя, его охватила сильная паника. Потому что Тянь не понимал, где он находится. Страх сковывал его грудную клетку, из-за чего Хэ по первости стал задыхаться, пока к нему не подбежала медсестра. Она что-то говорила ему, поглаживая по влажным волосам. Тогда он плохо её понял, слышал только обеспокоенный женский ласковый голос. Хэ обратил внимание, что стены в помещении были стеклянными на половину. В мутном разуме мелькнула отстранённая мысль. Кажется я в реанимации… Спустя какое-то время за соседним стеклом стал кричать младенец. Он не прекращал плакать часами, от чего страшная мигрень Хэ только усиливалась. Тянь не мог спать, его мучила постоянная раскалывающаяся головная боль. Этот пронзительный крик ребёнка сводил его с ума. Тянь был несовершеннолетним, поэтому в реанимации детской больницы лежали дети и подростки всех возрастов. Хэ сильно лихорадило, мучительная иступлённая боль раскалывала голову, в которой путались почти истерические мысли. Пусть он замолчит, пожалуйста. Я больше не могу это выносить. Пусть он заткнется! Как только он об этом подумал, младенец резко затих. Вместо этого в реанимации зазвенел противный писк, свидетельствующий об остановке сердца. Тянь лежал и беззвучно всхлипывал, думая в своём полубреде, что младенец умер из-за его сильного желания. Пусть он живет, пусть живет… я не хотел… В тихой истерике лихорадочно думал Тянь. Он услышал торопливый топот медработников в соседнем боксе. В ту ночь младенец давал остановку ещё пару раз. Потом всё стихло и Хэ забылся тревожным сном. После пробуждения Тянь спросил медсестру всё ли с ним в порядке. Она его успокоила. Уже позже, когда Хэ Тянь в очередной раз пришёл в себя, медсестра поднесла ему стакан с трубочкой. У воды был странный привкус лекарств. Долго она в его желудке не задержалась. Тяня снова вырвало. Это страшно выматывало и без того ослабшее тело. Когда Хэ просыпался, от скуки он следил за зигзагами своего пульса, как постоянно менялась цифра напротив иконки с сердцем. Просыпаясь Тянь интересовался какой сегодня день недели или время суток, каждый раз сильно удивляясь, что выпадал из целых кусков дней. Они сменялись, как на перемотке в игре. Только вроде прикрыл уставшие веки на пару минут, и девяти часов как небывало. Спустя очередные сутки медсестра принесла ему обед, Хэ попробовал есть, хотя чувства голода не было, через силу. Его желудок напрочь отказывался принимать еду. Тянь упорно предпринимал попытки пересилить себя, ничего не получалось. Он устал от бесконечной рвоты и стал отказываться от еды. Однажды Тянь почувствовал на себе чей-то тяжёлый взгляд. Приоткрыл один глаз и увидел Хэ Чэна. Брат сидел рядом на стуле, облачённый в белый халат и в шапочку. Чэн приспустил маску с лица. Было заметно насколько он непривычно бледен. Лицо Хэ Чэна осунулось, под глазами залегли глубокие тени, словно он много ночей не спал. – Тебе нужно поесть, – тихо сказал он, опуская руку на одеяло, укладывая её рядом с бедром Тяня. – Меня постоянно рвёт… и я не хочу есть, – слабым хрипловатым голосом пробормотал Тянь. – Так надо. Тебе нужно набираться сил, чтобы поскорее пойти на поправку. Не будешь кушать, этот процесс сильно замедлится. Парень выдержал тяжёлый взгляд старшего Хэ, устало прикрыл веки. Так странно. Тянь вспомнил время, когда они вместе с Чэном проводили лето в лагере, где он сломал руку. Он чувствовал эту грубоватую заботу брата. Сейчас было также, он уговаривал его поесть, как будто ему снова семь. – Если не будешь есть они поставят тебе зонд. Надо же, как давно я не слышал беспокойства в его голосе, отстранённо подумал Тянь. – Как долго, я так? – парень приоткрыл глаза. – Уже десятый день. Тянь умолк. Так долго, ему казалось всего несколько дней прошло. – Я постараюсь… Когда меня переведут в обычную палату? – Когда начнёшь есть и чуть окрепнешь, – серьёзно сказал Чэн. – Ты можешь принести мне смартфон? – Тянь сделал паузу, чуть передохнув продолжил, – когда я не сплю здесь жутко скучно. – Прости, но нельзя. Максимум, что могу это книгу, – Чэн удобнее уселся на стуле. – Сюда и посетителям нельзя, пришлось на кое-кого надавить, чтобы попасть к тебе. – Ладно принеси что-нибудь… – Тянь говорил с закрытыми глазами очень тихо, уже проваливаясь в сон. Его лицо было в испарине и волосы налипли на лоб. Уже ускользавшим в царство Морфея сознанием он ощутил лёгкое прикосновение к руке. Оно было робким и нежным. Хоть руки брата и были шершавыми. Щекотно…***
Чэн и правда передал через медсестру книжку – «Гарри Поттера и Орден феникса». Тяжёлая зараза. Тяню было непросто её держать, она постоянно выскальзывала из слабых рук, шлепаясь на пол. Дотянуться до неё не было никакой возможности, от частых падений корешок книжки немного погнулся. Хэ раздражённо выдохнул. Ещё и без мобильника. Интересно, как там Шань? Как ребята? Хэ Тянь уже пару дней старательно запихивал всё, что ему давали из еды, к сожалению парня до сих пор тошнило. Правда, Тянь стал чувствовать, что силы потихоньку стали прибавляться. На протяжении дней к нему заходил пожилой врач, осматривая его тело. Светил фонариком в глаза, проверял рефлексы молоточком, слушал его лёгкие. Сказал, что сильная тошнота от сотрясения. К тому моменту, как организм Хэ стал чуть лучше принимать еду, ко всем остальным уколам, капельницам и лекарствам с обезболом ему прописали противорвотное. Врач запретил ему много читать. Также сказал, что когда Хэ переберётся в палату, он не должен смотреть телевизор, и вообще хоть как-то напрягать глаза. Ему по-прежнему нельзя активно двигаться и вставать. У Тяня было множество гематом на груди, в области рёбер, на спине, животе… были перебинтованы запястья, также заклеена пластырями шея. Его грудная клетка была туго затянута в бинты. У Хэ были сломаны два ребра, и это, не говоря об ушибах и царапинах по всему телу. На какое-то время Тянь запрещал себе думать о произошедшем с ним. Внутри всё съёживалось от накатывавших воспоминаний. Когда он был в бреду, ему снились кошмары о том, как его мучают. Иногда он не понимал жив он или мёртв, или всё это сон и то, что он в больнице ему только привиделось. В такие моменты Тянь кричал во сне, на крик к нему прибегала сестра, стараясь его разбудить. От её озабоченного взгляда ему было неловко. Иногда страх был столь парализующим, что он забывал, как дышать, заставляя себя думать о чём-то светлом, о чём-то, что могло остановить поток тёмных, отравляющих, мыслей. Чаще всего Хэ думал о Шане. Он беспокоился о нём и о Цзяне с Чжэнси. Брат ещё не спрашивал его о случившемся, и Тянь решил, что если спросит, ему придётся врать, что он ничего не помнит. Хэ сжал зубы, сильно зажмуриваясь. Руки треморило. Тянь с силой сжал кулаки. Никто не должен знать, что произошло. Иначе он подвергнет своих друзей опасности. В своём разуме Тянь вновь слышал звенящие эхом слова: «Если ты будешь молчать. Обо всём, что здесь произошло. Так и быть я их не трону.» Хэ был уверен, что Чэн уже ищет его похитителей, а значит ему нужно дать время, не подставляться и не подставлять других. Тянь сделает всё, чего бы ему это не стоило, лишь бы не пострадали его близкие. Скорее всего за ним будут следить и доносить всё о его действиях тому ублюдку. Из тёмных дум его вырвал женский голос. – Ну что, сегодня перебираешься в палату? – дородная медсестра среднего возраста весело ему улыбнулась, закатывая рядом с его койкой каталку. – Надеюсь, что да. – Так, дорогой, сейчас тебе будет больно. Придётся потерпеть, – она подошла к нему, поднимая одеяло и потянулась к резинке его пижамных штанов. – Стоп. Стоп. Стоп. Что вы делаете?! – Тянь испуганно отпрянул от неё на край койки. – Как что? Удаляю катетер из мочевого пузыря, в нём уже нет такой необходимости, – она со знанием дела потянулась к нему снова. – Нет! Подождите! Давайте я сам! – Тянь всячески маневрировал задницей, не давая ей коснуться резинке штанов. – Молодой человек, хватит ломать комедию! – она таки резко спустила его штаны. – Давай я досчитаю до трёх, идёт? – Хорошо, – прохрипел Тянь. – Раз! – и она с силой вытащила трубку отдирая пластырь. Тянь громко вскрикнул. Это было чертовски больно. Он инстинктивно скрючился на койке и застыл, глухо постанывая. Его член болел адски. – Вы сказали на три! – возмущённо простонал парень, глаза его слезились от боли. – Ну не так уж и больно. Давай, натягивай штаны, – она потянулась к капельницам, отсоединяя трубки от канюлей. – Минивенки я оставлю, не сгибай руки сильно, итак уже живого места на коже не осталось. Перебирайся на каталку. Хэ кряхтя натянул штаны и кое-как перебрался на каталку. В сторону улыбчивой медсестрички он не смотрел. Врушка! Предательница! Возмущённо подумал Тянь. Она накрыла его простынёй, положила рядом с бедром книжку и покатила каталку в сторону одноместных VIP палат. Они поднялись на лифте, проехали сестринский пост с холлом, повернули в длинный коридор и наконец добрались до его палаты. – Ну что, красавчик, приехали! Слезай. Сейчас принесу тебе завтрак, – она добродушно хохотнула, дождалась пока Хэ слезет и удалилась вместе с каталкой. Тянь подошёл к окну, приоткрыл створку вдыхая свежий воздух. Как же страшно хочется курить. Промелькнула тоскливая мысль. Всё бы отдал хоть за одну затяжку, а еще кофе… Он поёжился. Его немного познабливало. Взгляд Тяня привлёк, висевший на крючке рядом с дверью в уборную, тёмно-синий халат. Хэ накинул его и присел на койку. Спустя полчаса в палату вернулась дородная медсестричка с подносом. Она принесла завтрак. Молочно-рисовую кашу, чай и круассан с маслом. Подкатила к Хэ приставной столик на колёсах. Женщина пожелала ему приятного аппетита и сказала, что принесёт его утренние таблетки с уколами. Он принялся ковырять рисовую кашу, медленно глотая её, съел всю и даже круассан с чаем. Про себя порадовался, что его впервые не тошнит. Только он об этом подумал, как сразу подкатил новый приступ. От неожиданности у Тяня раздуло щёки, и он лихорадочно стал искать куда сплюнуть, буквально паникуя, что он не успеет добежать до уборной. В этот момент вернулась медсестричка, увидев всю эту картину, она стремительно подбежала к нему. И пока Хэ жестами показывал ей притащить ведро или таз, она надавила ладонями на его щёки, вынуждая вырвать всё содержимое на пол. – Зачем?! Я… я же всё испачкал… вам… тут… – Тянь тяжело и прерывисто дышал, подавляя приступы тошноты. – Никогда. Никогда не терпи приступы рвоты! Так и захлебнуться можно, – строго произнесла она, доставая металлическую утку из-под его койки. – На вот, – сестра впихнула её ему в руки. – Угх… п-простите, – виновато промямлил Тянь, уже наклоняясь над уткой в новом приступе. – Всё нормально. Это моя работа, – она направилась за шваброй с ведром, спустя пару минут вытирая лужу рвоты. Хэ Тяня наконец попустило, когда весь съеденный завтрак полностью вышел. Женщина дала ему таблетки и вколола обезбол. Прикатила стойки с капельницами, подключая его минивенки. От всех этих манипуляций Тянь болезненно морщился. Весь этот «переезд» нехило его вымотал, Хэ быстро сморило в сон. Проснулся он уже глубоким вечером. Пропустил обед. Тянь открыл слипающиеся глаза и увидел напротив себя, посапывающего в кресле, брата. Парень прочистил горло. Чэн встрепенулся, открывая глаза. – Как себя чувствуешь? – он встал, немного размяв плечи и шею потопал к стулу и притащил его к койке Тяня. – Отвратно. Но жить буду. – Врач говорит, у тебя анализы улучшились, но домой не отпускает… пока, – добавил он, увидев поникший взгляд младшего брата. Весь его вид говорил о том, как ему остопиздела эта больница. – Вот, держи, – Чэн достал небольшую коробку и положил её на постель рядом с бедром Тяня. Парень поднял удивлённые глаза на брата. Подтягивая коробку к себе. О, новый смартфон, его взгляд немного потух. Старый мобильник Тяня остался у его похитителей, а вместе с ним и коллекция фоток с Шанем. – Тянь, ты помнишь, кто тебя похитил…? Можешь описать, как они выглядели? Вот и настал этот страшный момент. Хэ Тянь застыл, разрывая слюду с коробки нового телефона. Молчал. Его дыхание постепенно стало учащаться, становясь надсадным и прерывистым. Тянь почувствовал, как на лбу выступила испарина. Почему у моего тела такая реакция…? Не спрашивай. Не спрашивай меня об этом! О чем угодно, только не об этом! Лихорадочно подумал Тянь. – … Я… я не… я не помню, – его дыхание никак не желало успокаиваться, а из-за стянутых туго бинтами рёбер, дышать ему было ещё больнее. Хэ Тянь посмотрел прямо в глаза Чэну, они непроизвольно заслезились. – Совсем ничего? – было видно, он разочарован. – … кха-кха… ха… совсем, – Тянь надсадно закашлялся. – Эй, дыши медленнее, – Чэн приподнялся вставая, шагнул к кровати и взял Тяня за подбородок, заглядывая в серые глаза. – Успокойся. Ты в безопасности. Слышишь? – …ха…ха… да… – Тянь обессиленно закрыл глаза. А Чэн притянул его взмокшую голову к себе. – Брат… ха… забери меня отсюда… – Тянь слабо сжал рукой пиджак Чэна. – Увези домой… ха…! – умоляюще. – Ты ещё совсем слаб, – Хэ Чэн пытался его вразумить. – Чэн! Я не могу… здесь… ха… ха… Я не хочу здесь находиться ни минуты, слышишь?! – отчаянно. Слабо бил сжатым кулаком по смятому отвороту пиджака. Парень не заметил как сильно сбилось его дыхание. Взгляд серых глаз стал стеклянным. Тянь сильно побледнел. Медленно стал заваливаться на него. Чэн осторожно помог Тяню лечь, укрывая его одеялом. Его знобило, он видел. – Поедем в поместье, ты не в состоянии… – Нет! Ха… Отвези меня в студию… ха… ха… – Тянь тяжело дышал и вперил упрямый взгляд в Чэна, – я хочу к себе домой! – Блядь, Тянь! – Чэн сокрушённо опустил руки. – Тогда к тебе каждый день будет ездить наш семейный врач! Он будет делать тебе капельницы и всё необходимое, будешь жрать и колоть всё, что он скажет! Если хоть пикнешь и будешь с ним воевать, я мигом заберу тебя к себе, я ясно выражаюсь?! – Ха… ха… вполне, – Тянь обессиленно выдохнул, прикрывая глаза. Чэн подошёл к нему, медленно вытаскивая все канюли. На тумбе стоял поднос с ватными тампонами и другим перевязочным материалом. Он заклеил ватками места, которые стали кровить, когда Чэн отсоединил от Тяня все трубки. Старший Хэ обтёр полотенцем взмокший лоб Тяня. Сокрушённо покачал головой, думая, что совершает ошибку, забирая его из больницы. Он знал, что Тянь ушёл бы из больницы сам, если бы он отказал. А так он хотя бы проследит за тем, что брат добрался до дома в безопасности. Чэн сгрёб его вместе с одеялом, осторожно беря на руки. Он вздрогнул от того, что почувствовал, каким лёгким стало тело брата. Больше чем за две недели Тянь был сильно истощён и обезвожен. Хэ Чэн поднял его, неся обеими руками, стараясь причинить как можно меньше боли. Тянь обмяк безвольной куклой в его руках. Руки и ноги его свисали. Мужчина напряжённо сжал зубы. Видеть брата таким уязвимым, таким израненным. Было тяжело. Он чувствовал его прерывистое, частое дыхание. Чэн почти физически ощущал, что каждый вдох и выдох у Тяня отдается болью. Хэ направился к выходу из палаты, выйдя в коридор услышал женский обеспокоенный голос. – Но господин Хэ, как же? Разве можно? В коридоре эхом раздался недовольный голос уже великовозрастной старшей сестры. – Позовите врача! Что за самоуправство!