***
– УА-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А!!! На фоне истошного детского крика агонии послышался звон битого фарфора… Садри прибежала на шум. Запыхавшись она заглянула в дверной проём маленькой комнатки. Застыла в нерешительности. Перед взором её серых глаз предстал настоятель с усилием придерживавший извивающегося в постели рыдающего мальчика. Ребёнок бился в истерике плохо осознавая происходящее. Перед кроватью валялся перевернутый поднос с едой. Мужчина болезненно щурился, сжимая запястья Дэя. Не давая ему навредить себе. Он тихо бормотал себе под нос: – Тише… тише… Старушка, поджав губы медленно вошла в комнату, опустилась перед подносом и молча стала собирать посуду с едой. Это было не самое простое время для нас, ведь так?.. Думала она с тоской. Это был мальчик, потерявший всю свою семью… Когда нам позвонили из полиции и сообщили о бойне в его доме… Ан Лу… прежде сдержанный и спокойный, не смог сдержать слёз… никто никогда не видел его в таком отчаянии… Всего четверо знало, что сын из клана Ин выжил. Мы поклялись молчать и вырастить его в стенах монастыря. Эта лихорадка длилась больше десяти дней. Он так громко кричал, что потерял голос. Я боюсь за его разум… Когда Дэй пришел в себя всё, что он делал это сидел в постели обнимая колени и невидяще пялился в одну точку. Не реагировал ни на что. Не разговаривал. Отказывался от еды. Не плакал… Садри сокрушенно вздохнула, перебирая баночки с крупами на кухне, сосредоточенно размышляя, что приготовить на этот раз, чтобы малыш наконец начал есть. Вслух скрипуче пробубнила: – Это бесполезно. Если он не притронется к еде, то умрёт. Ан Лу сидел за обеденным столом и задумчиво пил чай. Его мысли витали где-то далеко. Чашка давно остыла, но мужчина не обращал на это никакого внимания. Тихо ответил: – Его сердце пострадало больше всего… Старушка глухо выдохнула, ставя кастрюлю на плиту. – Настоятель, вы сможете достучаться до него… – Она запнулась, подбирая слова. – Нужно время… Не лучше ли создать для него новые воспоминания?.. Чуть помолчав Ан Лу тихо пробормотал: – …ты права, Садри. Монах кивнул своим мыслям и молча удалился из кухни. Его теплые лучистые карие глаза источали усталость и горечь.***
Шли дни. Потихоньку племянник стал есть. Ан Лу каждый день разговаривал с ним, усаживаясь рядом с его постелью. Кормил с ложки и окружил заботой на сколько мог. Когда мальчик окреп он стал выходить гулять. Местные дети звали его играть, но он сторонился всех кроме дяди. С того дня как он попал в монастырь прошло больше месяца, но он так и не заговорил. Однажды вечером настоятель как обычно зашёл к племяннику. Он рассказывал ему о том, что видел, что произошло днём, какие-то забавные ситуации, иногда он читал ему сказки. Изредка мужчина ловил искорки интереса в его желтых радужках. Но чаще всего в них была пустота и безразличное равнодушие. Дядя говорил спокойным обволакивающим голосом. Тёплый свет ночника отражался бликами в стёклах его очков. Внезапно эту идиллию нарушил хриплый мальчишеский голос: – Жизнь всегда такое дерьмо или только когда ты маленький? Ан Лу осёкся, вглядываясь внимательно в лицо племянника. Тихо и серьёзно произнёс: – Всегда так… – Чуть помолчав он проговорил. – Хотя я бы задал вопрос иначе: Почему так мало по-настоящему счастливых людей? Дэй меланхолично всматривался в глаза дяди слушая, что он скажет дальше и он продолжил: – Жизнь полна сложностей и не лишена боли. А Будда учил, что все живые существа рождаются с присущим им желанием избегать страдания и переживать счастье. Но из-за того, что нам не достаёт мудрости, мы постоянно действуем так, что создаём условия для страдания, а также не поступаем так, чтобы создавать условия для счастья. Мы ищем счастье в вещах, которые неизбежно нас разочаровывают. Мы избегаем вещей, которые ведут к нашему длительному благополучию. Короче говоря, мы сами себе худшие враги. – На последних словах его губы тронула легкая полуулыбка. – Поэтому чем чётче мы видим природу вещей, тем меньше мы страдаем, а чем меньше мы страдаем, тем мы становимся более счастливыми. Племянник скосил взгляд куда-то в сторону, избегая взгляда дяди, глухо пробормотал: – Никого не осталось… их всех… больше нет. – Дэй умолк, потупив взгляд. Тыкаясь лицом в коленки, которые он обнимал руками. Дядя сглотнул ком в горле. – Да это так… Но со временем… ты можешь обрести новую семью. – Ан Лу придвинул стул поближе к постели. – Ты знаешь мы с твоим отцом потеряли родных ещё совсем маленькими. Росли с ним в одном детском доме. Вообще говоря, то, что мы называем обычно друзьями и дружбой, это не более, чем короткие и близкие знакомства, которые мы завязали случайно или из соображений удобства и благодаря которым наши души вступают в общение. В той же дружбе, о которой я здесь говорю, они смешиваются и сливаются в нечто до такой степени единое, что скреплявшие их когда-то швы стираются начисто и они сами больше не в состоянии отыскать их следы. Если бы у меня настойчиво требовали ответа, почему я любил моего друга, я чувствую, что не мог бы выразить этого иначе, чем сказав: «Потому, что это был он, и потому, что это был я». Мы стали друг другу роднее братьев. И ничто не разрушило эту связь, ни время, ни даже то, что каждый из нас пошёл по-разному пути… Возможно ли сказать о дружбе, о любви более точнее? Племянник неуверенно пожал плечами. Не отрывая лица от коленок. – Я уверен ты найдешь таких друзей, которых ты сможешь считать семьёй. Дэй сидел в том же положении, обнимая свои ноги. Но костяшки его ладоней побелели от напряжения, так сильно он сжимал ткань хлопковой пижамы. Дядя встал и не оборачиваясь спокойно произнёс: – Завтра вечером прогуляемся к ручью в лесу. Мальчик глухо пробубнил в коленки: –… зачем? – Потому что ты не плачешь. Дэй раздраженно выплюнул, отрывая лицо от коленок, в его глазах сверкнули недобрые огоньки: – Возможно все мои слезы уже высохли! Ан Лу обернулся, проходя дверной проём комнатки и невозмутимо произнёс: – Это неправда. На что племянник фыркая плюхнулся на постель, отворачиваясь от дяди.***
Ан Лу вёл Дэя по заснеженной тропинке. Солнце медленно стало садится. Лёд уже не сковывал горный ручей, к которому они направлялись. Бурные потоки воды неслись вдоль берега, усыпанного островками камней разных размеров и форм. Если даже слёзы не льются… Думал про себя монах. На своих проповедях я часто говорю: «Выражайте чувства, не держите в себе. Чувства, как вода в пруду, имеют свойства застаиваться, превращаясь в топкое болото и отравлять вам жизнь». Легко сказать, а вот сделать… Озабоченно размышляет монах, оглядываясь на молчаливого племянника. Иногда заплакать ну очень хочется. Но никак не получается. Не идут слезы и всё. Что делать? Ждать, пока чувства срастутся с костями и медленно черстветь вместе с ними? Этого нам точно ненужно… Хмыкнул он себе под нос. Ведь не так важно, что мы делаем, выпуская их наружу. Многие забывают, что о чувствах можно кричать, выть, стенать, стонать. Это всё помогает. Нужно, чтобы из мальчишки вышли эти отравляющие чувства. Он не прожил потерю. Дэй неосознанно запрещает себе чувствовать. Он «промёрз» изнутри до такой степени, что потерял всякий интерес к живому и почти все эмоции, кроме гнева. Возвращение к жизни, к сердечному теплу, чувствам – для Дэя возможно через его собственные слёзы. Как и любые, невыплаканные вовремя чувства, они превращаются в кристаллы льда или высыхают соляной коркой на сердце. Столько дней прошло, а осознанно он не пролил ни слезинки… Пока они не могут пролиться и вынести из сердца и глаз осколки разбитой в дребезги жизни. Горячие, живые они смогут растопить лёд, сковавший тебя внутри. Если сердце застыло оттого, что надо всю жизнь быть идеальным ребёнком… а что там внутри никого не интересует… То самое время действовать. Мне всё равно где. Мне всё равно как… хочу, чтобы раны в твоём сердце стали затягиваться. Думает сосредоточенно Ан Лу поджав губы осторожно подхватывая его озябшую маленькую ладошку. – …дядя? – Неуверенно мямлит Дэй. В коньячных глазах мужчины разливалось столько твёрдой решимости. – Малыш, сейчас мы с тобой будем проживать горе. Один я не могу. Поэтому ты должен мне помочь. – Дядя расколото улыбнулся ему слезящимися глазами. – Видишь ли, горевать открыто мне как монаху и как мужчине не пристало. Поэтому мы здесь. – Он взглядом кивает на деревья в снегу и ручей. – Здесь никого нет. Никто нам не помешает. Можно не сдерживаться… Ты… ты можешь быть собой в самом неприглядном виде… – Ан Лу глубоко выдохнул и подошёл к ручью, падая коленями на снег. – Вода унесёт всё плохое… Поэтому повторяй за мной. Бордовая монашеская ряса на белом снегу выглядела таким контрастным пятном. Пока они добрались до берега уже начало темнеть. Вслух он продолжил робко: – Всё, что у тебя болит… – Дядя стоял на коленях, выпуская изо рта облачка пара. Он с силой хлопнул себя по груди в области сердца. Голос его дрогнул. – Это о тех, кого с нами больше нет. С кем мы больше не увидимся. О тех, кто уже на другой стороне… Подойди сюда. Племянник растерянно подошёл к нему, смотря на него сверху вниз. Плюхнулся в снег на колени рядом с дядей. – …но у меня не болит… я ничего не чувствую. – Пробормотал Дэй. – Пусть так. Просто повторяй со мной, хорошо? – Дядя заглянул в его желтые радужки, в глазах монаха читалась мягкая просьба, не принуждение. – Угу. – Равнодушно хмыкнул мальчик. Он устремил свой взгляд на поток воды и стал выть, как волк. Тихо, горько. Дэй сначала неуверенно стал выть с дядей вместе. Потом громче. В его мыслях гулким эхом звучал глубокий и искренний голос дяди Ан Лу: О тех, с кем больше не увидишься. О тех, кто не имел достойных похорон. О тех, с кем не попрощался. О тех, кого никогда… НИКОГДА В глазах стремительно стало расплываться. Крупные горячие слёзы покатились по щекам. Дэй поперхнулся всхлипом, продолжая выть рядом с дядей. Он не мог понять, почему его тело реагировало так. Мужчина стоял рядом с племянником, одной рукой обнимая его, другой упираясь в снег, и выл вместе с ним. Очень сложно начать выражать чувство, которое долго жило в душе. Думает про себя Ан Лу, мягко поглаживая мальчика по спине. Оно выходит со скрипом, как звук несмазанных шестерёнок в старом механизме часов. Поэтому так важно встать рядом и помогать. Выть вместе, бить вместе, петь вместе, стенать и топтать вместе. Сквозь навернувшиеся слёзы думает монах. Они выли, пока дядя не услышал громкий вздох облегчения рядом с собой. Значит… сейчас всё?.. Вышло ровно столько, сколько было нужно. Ан Лу с горечью скашивает взгляд на заплаканное искаженное болью лицо племянника. Там, в душе, конечно еще много, очень много. Но нельзя выразить разом всё, что копилось столько дней… Он прижал его к себе крепко обнимая. – Ты не один, Дэй. Ты больше не один. Услышал задушенный выдох. Мальчика пробивало мелкой дрожью. Плечи его опали, словно сбросили тяжёлый груз. Вода тихо журчала. Он цеплялся за складки монашеской рясы, вдыхая родной запах. Вслушиваясь в ласковый, родной голос…***
Стояла приятная тёплая погода, такая типичная для июня. Просыпаться под утренние песнопения монахов давно стало привычным. Богатство красок внутреннего убранства монастыря, стоящего на фоне холмов и снежных гор, поражает. Здания небольшого храмового комплекса привлекали внимание сложными архитектурными деталями и насыщенными украшениями. Стены, колонны и балки яркого алого цвета, декоративные элементы оранжевого, желтого, золотого… Дэю нравилось бродить в пестрых залах монастыря, они напоминали ему красочные узоры калейдоскопа, который ему подарил дядя на день рождения. Мальчик провел ладонью по бритой макушке, он учился и жил здесь уже три года. Лучшие три года его жизни. Дядя Ан Лу стал роднее отца. Со временем боль в душе мальчика стала успокаиваться, хоть иногда он и просыпался от страшных кошмаров прошлого. В такие дни строгий дядя будто смягчался и закрывал глаза на небольшие детские шалости, вроде того, что он намеревался сделать сейчас. В преддверии праздников посетителей храма встречают с конфетами и ароматным чаем. Дэй вместе с другими мальчишками-послушниками частенько воровали с кухни сладости или фрукты с газировкой, что само собой было под запретом. Стащить лакомство под носом у взрослых было тем ещё квестом и испытанием на храбрость. Если попадёшься будешь строго наказан. Заставят чистить все казаны и медные кастрюли и убирать в уборной, стирать чужие рясы... – …давай Дэй, он твой дядя, тебе так не влетит как нам. – Подначивали мальчишки. – Да тихо вы. – Буркнул им в ответ, сосредоточенный Дэй Ин. В одном из пестрых залов настоятель читал лекцию о карме для прихожан и мирян. В этом же помещении в центре пола между столами с лавками послушники выкладывали из цветного песка пеструю мандалу. Они работали над ней уже несколько недель. Здесь горели сотни свечей и пахло сандаловыми палочками. – … Будда говорил, что сущностью кармы является намерение. Закон кармы выражает нравственное измерение закона причины и следствия. Любое намеренное действие, выполненное с помощью тела, речи, или ума, порождает результаты, согласующиеся с этим намерением. – Дядя прочистил горло поправляя на переносице свои очки в круглой оправе. – Излагая максимально просто: хорошие действия имеют хорошие результаты; плохие действия имеют плохие результаты. Действия, спровоцированные ядовитыми психическими состояниями, коренящимися в жажде, ненависти, и заблуждении способствуют будущим страданиям. Действия, вытекающие из мудрости и сострадания, способствуют будущему счастью… Пригибаясь в три погибели Дэй стал красться к столу с угощением, максимально стараясь слиться с окружением. У входа в зал толпились и шушукались мальчишки наблюдая за ним издалека. Он поправил пояс бордовой длинной рясы, чтоб не сковывала движений. Наконец решившись резко встал и нырнул пятернёй в миску с конфетами. – … Как известно, карма создаётся при любом намеренном поступке. Благие поступки создают благую карму, а плохие деяния – негативную. Свои плоды созданная карма, как правило, принесёт не сразу, и, возможно, даже не в текущей жизни, а в следующей или последующих. По этой причине негативная карма, – монах чуть замешкался, продолжая вещать, однако голос его стал всё медленнее и тише. – … созданная в прошлой жизни, может сработать внезапно в текущей жизни… – Ан Лу прокашлялся и возмущенно пророкотал через весь зал. – МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК Я ВСЁ ВИДЕЛ! Вот кому бы не помешало послушать лекцию, так это тебе, Дэй! – … бежим! Крикнул кто-то из юных послушников. Дэй от неожиданности, что был так прилюдно пойман на месте преступления вздрогнул, роняя конфеты на пол и сорвался с места в сторону выхода из зала. – А ну стой, негодный мальчишка! – Пророкотал дядя, выходя из-за кафедры. Кивая Садри, чтобы продолжила лекцию за него. – Ребята врассыпную! – Крикнул Дэй резко сворачивая в коридор и в маленькую комнатку, где хранился монастырский инвентарь. – … ха-ха, Дэй если ты сию же секунду… – Дядя закашлялся, сгибаясь от одышки. Он смахнул пот со лба и поплёлся в сторону куда убежал племянник. Возмущенно пробормотал себе под нос. – Тебе уже одиннадцать лет, юноша, а продолжаешь проказничать… Выходи немедленно! – Мужчина выпрямился, поправляя очки и складки монашеской рясы. – Имей ввиду если не выйдешь наказание будет более суровым. Дэй забился в высокий деревянный шкаф, через щель наблюдая за запыхавшимся дядей. Изо всех сил старался не прыснуть, зажимая себе рот. Тот был строгим, но справедливым и души не чаял в племяннике. Когда он был помладше и ещё не сдружился с местными детьми они иногда играли в прятки. Благодаря чему Дэй изучил все закутки и выгодные места, где можно было спрятаться. Наконец, подозрительно сощурившись дядя подошёл к высокому деревянному шкафу. Полоска теплого света от щели между дверцами шкафа сползла с лица мальчишки. Он увидел сосредоточенное нахмуренное лицо монаха. Их взгляды пересеклись. И в момент, когда дядя с победным видом хотел распахнуть створки они одновременно услышали громкий хлопок. А затем ещё и ещё. С улицы послышались испуганные крики людей и звуки автоматной очереди. Дэй застыл в шоке. Видя, как в глазах дяди отразился испуг. Мужчина сосредоточенно смотрел в желтые радужки племянника сквозь щель и прислонил указательный палец к губам в знаке «тихо». – Не выходи отсюда, Дэй. – Прошептал дядя и быстрым шагом вышел из комнатки. Внутри у мальчика всё похолодело. Всё это страшно было похоже на тот ужас, который он пережил три года назад. В коридоре раздался глухой быстрый топот людей, где-то внизу были слышны мужские разъярённые крики. Дэй вылез из шкафа и крадучись подошёл к зашторенному небольшому окну. Выглянул из-за занавески. Какие-то бандиты выводили прихожан и монахов на уличную площадь, перед основным зданием. Тут и там лежали распластанные тела убитых людей. Дэй зажал себе рот в немом крике падая коленями на пол. С улицы донёсся мужской крик, исполненный ярости: – Где он?! Принесите мне голову мальчишки из клана Ин! Весь их прогнивший род должен сгинуть!!! Я не успокоюсь пока они все не сдохнут! Раздалась автоматная очередь и снова людские крики. Мужчин, женщин, детей… На праздничную службу пришло много прихожан. Приехали целые семьи. Дэй сидел у стенки под окном иступлено покачиваясь и прикрывая уши. Всё повторялось снова. Задушено заскулил. Это всё моя вина. Как гром среди ясного неба проревел его голос: – … Умоляю вас остановитесь! Дэй отмер и на негнущихся ногах поднялся к окну. Внутри всё переворачивалось. Его желтые радужки дрогнули. Наливаясь слезами. Дядя Ан Лу выбежал на площадь заслоняя собой плачущих испуганных детей, которых выволокли бандиты из храма. Он цеплялся за мужчину в кожаной куртке с эмблемой алого дракона на спине. Гангстеров было так много, почти маленькая армия. Они не давали людям уйти или сбежать, если кто-то пытался был расстрелян на месте. Другие мужчины бросали подожжённые бутылки с горючей смесью в окна общежития и здания храма. Вдалеке словно факел загорелась колокольня. – Его здесь нет! – В отчаянии выкрикнул настоятель. – Поклянись, что его здесь нет! – Властно прокричал их босс. Кто-то из его людей попытался успокоить мужчину. Но он оттолкнул от себя человека гневно матерясь. – Господин, Джеминг, мы вывели всех детей, кого смогли найти… – Ходят слухи, монах… что ты укрываешь здесь выжившего сына Бэй Ина. Это так? – Босс дёргано повёл плечом, на его лице, искаженном гримасой нетерпения отражался еле сдерживаемый гнев. – Это ложь, его здесь нет! Вы убиваете невинных людей! – Прокричал дядя, всё также закрывая собой послушников и детей прихожан. Родителей, монахов и других прихожан, согнали как стадо, заставив выстроится толпой в шеренгу перед зданием. Они отчаянно плакали и кричали под дулами автоматов. – Поклянись жизнями этих детей, что его здесь нет! – Низким голосом пророкотал Джеминг. Он наставил дуло пистолета на ближайшего мальчика. Дядя тут же заслонил его собой. Глубоким не дрогнувшим голосом он произнёс: – Я уже сказал вам, что его здесь нет. Побойтесь Бога, право! Уходите отсюда! Жуткая, злая улыбка поползла по лицу главаря бандитов. – Ты лжешь. Никто не смеет лгать Алым драконам. Он выстрелил в юного послушника, убивая его на месте. Дети истерически стали плакать и звать в отчаянии родителей. Толпа людей заволновалась, мужчины и женщины стали набрасываться на бандитов, пока другие прорывая шеренгу не стали вырываться к детям. Засвистели пули. Пахло паленым. Всё смешалось. Дэй сорвался, выбегая из комнаты. Коридор заволокло дымом, кашляя и спотыкаясь он на ощупь искал выход. В голове надрывно кричал внутренний голос: Надо скорее сдаться. Плевать! Будь, что будет. Только не убивайте никого больше! С улицы доносились молящие крики дяди: – Прекратите это!!! Стойте! НЕТ! – Ты хоть понимаешь, что Бэй Ин убил мою семью?! – Взревел Джеминг. – Кровь за кровь! Несколько следующих выстрелов разорвало воздух смешиваясь с криками. Дэй уже почти добрался до выхода, как его схватили в охапку с силой затыкая ему рот ладонью. – Молчи! Кому говорю. – Прошипели ему в самое ухо скрипучим старушечьим голосом. – … мнм… кха-кха… отпусти меня, Садри! Дядю же убьют там! – Неистово извиваясь в руках монахини прохрипел Дэй. – Ты уже ничем ему не поможешь, малыш. – Сквозь слезы пробубнила она ему в ухо, усиливая хватку и оттаскивая от дверей в холл. Сверху стали падать оплавившиеся украшения из цветов и лент. Рядом вспыхнула алая гардина на окне. – Быстрей, Дэй… кха-кха… ты должен выжить! – Простонала она, оттаскивая его в более безопасное как ей казалось место. Из последних сил старушка затолкала его в крайнюю комнатку, самую неприметную в задней части монастыря. В ней был погреб и туда не добрался дым. Открыв дверь в полу, она пихнула его чуть не падая вниз. – Сиди здесь как мышка пока всё кха-кха… не стихнет. –… но, госпожа Садри! – Запротестовал мальчик. – Ради своего дядюшки прошу сиди тихо! – Чуть не плача прошептала она, захлопывая дверцу погреба. Рядом с дверцей на полу лежала соломенная циновка. Охнув она наклонилась, подтаскивая её и закрывая ей вход в погреб. Где-то на отдалении послышался чей-то быстрый топот. Садри кашляя и спотыкаясь выскочила из комнатушки, пятясь в противоположном направлении от звука шагов. Дэй Ин сидел в маленьком тесном погребе среди мешков муки и круп, закрыв рот ладонями и стараясь не вскрикнуть от удушающего, сковывающего страха. Он не знал сколько прошло времени. По ощущениям наступила ночь и всё стихло. Мальчик, сглотнув ком в горле приподнял дверцу и выглянул. Действительно уже стемнело. В пространстве стояла звенящая тишина, не предвещавшая ничего хорошего. Никто не приехал на помощь… ни пожарные… ни полиция… Дэй осторожно выполз из своего укрытия и с опаской стал выглядывать из окна, отсюда невидно площади. Только задний дворик, который заволок густой дым, словно туман… Ничего не было слышно. На заднем дворе был небольшой сарай, в котором монахи держали домашний скот. Коров, баранов и куриц. Дэй Ин поежившись вышел на улицу. Пахло едкой гарью. Он медленно поплёлся сквозь дым обходя здание монастыря до центральной площади. Через какое-то время он чуть не упал, споткнувшись о тело мужчины-монаха. В ужасе мальчик отпрянул. Попятившись назад побрёл осторожнее, ближе к площади дым стал рассеиваться, открывая страшную картину. Всё пространство было усеяно мёртвыми людьми. Ближе к зданию тела были свалены в кучу и их подожгли… Какие-то лежали, распластавшись в неестественных позах. Всё это «поле» напоминало побоище. Его желтые глаза остановились на куче, цепляясь за копну седых волос… Дэй закусив нижнюю губу выдавил надломлено: – агх… госпожа Садри… Глаза заволокло мутной пеленой, спотыкаясь он побрёл к ней, но его взгляд зацепился за фигуру в центре площади. Он сорвался с места срываясь на глухие рыдания. – …у-у-у-а-у-у-у-у! Нет… дядя!.. Дэй упал на колени перед ним. Мужчина обнимал мертвого ребёнка одной рукой. Всё его тело было изрешечено пулями. Тёмно-карие глаза слепо смотрели в никуда. Изо рта стекала струйка крови, его разбитые очки висели на медной цепочке путаясь в складках бордовой рясы. Он опустил свою бритую голову ему на грудь, тихо плача. Всхлипывая Дэй хрипло пробормотал, цепляясь за его ледяную ладонь: – …это всё моя вина… Извини, что втянул вас в это… тебя… Садри и… остальных… я несу смерть… и не заслуживаю иметь семью…