Не спится.

Себастьян просто потянул ее за руку к себе, заключая в крепкие объятия, из которых выбраться не было никакой возможности. Да и о каком сопротивлении могла идти речь? В нос ударил такой до боли знакомый аромат ее цитрусовых духов, и это окончательно снесло ему крышу. Сэллоу сам не понял, в какой момент их губы соприкоснулись, но это был не невинный поцелуй, а требовательный и полный желания. Благо, это была глубокая ночь и в гостиной Слизерина никого кроме них не было. И, о Мерлин… Где-то в глубине души он благодарил судьбу, что все портреты с недавнего времени перевесили к парадной лестнице, ведущей в спальни семикурсников. Так что все, что их окружало — парочка неподвижных гобеленов, живые шахматы, что были заняты очередным боем, и тиканье часов. Все это вызвало у Себастьяна легкую улыбку с придыханием, а руки спокойно отправились изучать, казалось, хрупкое тело. Фигурка у нее была что надо… Как раз по его вкусу. Сейчас он мог в этом наконец убедиться, проводя руками по тонкой талии девушки. Сколько же раз его взгляд задерживался на ее формах во время их «внеклассных» приключений… А она, будто назло, скидывала мантию как вечно мешающий атрибут. — Мне просто уже надоело цепляться ей за все ветки и коряги. Раздражает и жутко отвлекает, — самое частое ее оправдание, когда она замечала заинтересованный на себе взгляд. Руки сами заскользили по телу вверх, сначала к небольшой груди, потом к шее, куда он уже уткнулся носом, щекоча своим горячим дыханием. Он буквально чувствовал, как ее кожа пылает от каждого его прикосновения. И как в подтверждение с девичьих губ срывались полу восторженные вздохи, когда на ней оставались первые за сегодня следы. Галстук полетел куда-то на пол. Пальцы медленно расстегивают пуговицу за пуговицей на ее школьной форме, потихоньку открывая его взору почти белую кожу. Ее хочется касаться, и он не отказывает себе в этом удовольствии, внимательно наблюдая за собственными действиями, как завороженный. Себастьян наклоняется к открытым участкам ключицы и нежно целует их, позволяя рукам небрежно сбросить с ее плеч мантию и рубашку. Теперь он может аккуратно поддеть лямки бюстгальтера и полностью оголить грудь. — Ты прекрасна, — слетает с его пересохших губ, когда он задевает губами ее сосок. Пеппер шумно выдыхает, запрокидывает голову назад и оплетает руками его шею. Это воспринимается как приглашение, и Сэллоу притягивает девушку к себе крепче за талию, а второй рукой сжимает ее так идеально упавшую в его ладонь вторую грудь. Его поцелуи начинают спускаться ниже, и Себастьян садится на диван, задирая ее юбку, скомкав ее где-то на талии. — Стой и не шевелись. Более аккуратными движениями он касается внутренней стороны ее бедра и внимательно смотрит в зеленые глаза. Медленно поднимает руку, почти дотрагиваясь промежности, но в последний момент поднимает руку еще выше, спуская ее колготки вначале до колен, а потом, целуя доступную часть ноги, опускает часть гардероба ниже. «В какой момент она сняла свои туфли? Неважно! Это только на руку ». Сэллоу освободил одну ее ногу из плена ненужной одежды и поставил себе на колено, аккуратно изучая кожу своими губами, двигаясь вверх по дорожке из родинок. Вначале он оставлял на ней почти невесомые поцелуи, но с каждой новой высотой увеличивалась и их крепость. С внутренней стороны бедра было оставлено очередное клеймо, которое будет говорить: «Я был здесь. Это мое ». Себастьян тянет Селвин на себя, молча приглашая на диван. Очень медленно слизеринка ставит колени по обе стороны от его ног и охает, когда его теплая рука касается самого сокровенного места. Тонкие маленькие ручки ложатся на юношеские плечи, отчего по телу Сэллоу пробегает разряд тока. Он внимательно следит за каждым незначительным изменением в ее лице. Это своего рода его карта действий, безошибочно помогающая определить, где погладить, где надавить, где задержаться и усилить прикосновения. От очередного его движения Пеппер пытается сесть, но он не дает ей это сделать, одновременно отодвигая ткань трусиков в сторону. Пальчики на плечах мнут ткань его мантии, глаза закрываются, а щеки раскраснелись. Значит, он все правильно делает. — Ох… — слетает с ее губ, когда он аккуратно вводит в нее один палец. На его лице расплывается самодовольная улыбка, когда Пеппер чувствует медленное движение внутри себя. Медленно вытащив из нее палец, Сэллоу резко вставляет его обратно, буквально выдавливая из Селвин стоны удовольствия. — Тебе нравится? — но ответа так и не последовало. Вместо этого она лишь еще громче стонет, отвечая на новое движение его руки. — Так тебе нравится? — опять лишь стон. — Видимо, мне стоит прекратить? Отвечай! — Нет… — сквозь придыхание доносится до него ее голос. — Не останавливайся... ах… Себастьян присоединяет еще один палец, постепенно чувствуя, как там становится жарко и мокро. Его свободная рука проводит по оголенной груди, немного задерживаясь на затвердевшем соске. Прищипнув его, он срывает очередной ее стон, ускоряя движения своей руки. Ладонь поднимается еще выше, проходя по тонкой шее, и от его внимания не ускользает сильно участившееся сердцебиение. Еще выше — и он уже касается раскрасневшихся щек, чувствуя, как она льнет к его руке. Большой палец проходит по ее высохшим губам. Реакция последовала незамедлительно. Слизеринка сперва провела по ним своим язычком, как будто пробуя, а после полностью взяла его в рот, посасывая. — Какое самоуправство… Кажется, у нас тут по-настоящему плохая девочка… — прошептал парень, вытаскивая из нее свои пальцы и потянув вниз. Вначале она просто садится ему на колени, но продолжая чувствовать давление, потихоньку сползает на пол, позволив рукам проскользить по его торсу и ногам. Смотреть на нее вот так сверху, полураздетую у своих ног — отдельное удовольствие. Ее руки как-то медленно и с легкой дрожью потянулись к его ремню. Лицо Себастьяна на секунду стало серьезнее. Сомнение? Сопротивление? Но как только его пряжка лязгнула под ее пальчиками, все вернулось в нужное русло. Тесные капри школьной формы наконец освободили его плоть. Он буквально чувствует разницу температур с прохладным воздухом. Интересный контраст. И возбуждающий… Особенно когда Пеппер медленно приблизилась и обдала член своим горячим дыханием, лишь усилив эту будоражащую разницу температур, которая в свою очередь заставила плоть немного дернуться. В следующую секунду Себастьян ощутил прикосновение ее губ к головке. Его рука осторожно легла на ее розовую макушку. Еще через мгновение Сэллоу закрыл глаза и со стоном нескрываемого удовольствия откинул голову назад, ощущая, как Селвин медленно заглатывает его член. Ее действия явно неумелые, так что Себастьян решает немного направить ее надавливая ей на голову, чтобы оказаться в ней как можно глубже. Она явно немного давится, но подавляет в себе любые порывы, стараясь держать планку и темп. Ему же все это настолько нравится что через какое-то время он неосознанно запутывает часть ее волос в своих пальцах и начинает давить сильнее, заставляя Пеппер причмокивать из-за увеличившейся амплитуды и возросшего темпа. В один момент Сэллоу с силой надавливает на ее макушку, поспособствовав почти полному заглатыванию, отчего Селвин начала немного подкашливать. — Черт тебя дери…. Пеп… — выдавил из себя Сэллоу, отпуская ее волосы и притягивая двумя руками раскрасневшееся лицо к себе. Про себя он отметил, что ничего лучше на свете не видел. Тяжелое дыхание, влажные от собственной слюны губы… Покрасневшие глаза с несколькими застывшими в них слезинками… Одна даже покатилась из прищуренного глаза по щеке, и он почти инстинктивно пресекает ее путь своими губами, осыпая лицо поцелуями. — Но… ты же… не… — Плевать! — одергивает ее Себастьян, поднимая Селвин на ноги. Ее нижнее белье резко спускается вниз. Он заставляет ее снова сесть ему на колени и, особо не церемонясь, просто насаживает на себя. — Ах… — как-то уж слишком громко срывается с ее губ для того, кто занимается чем-то подобным в стенах общей гостиной факультета. Еще и посреди ночи. — Тшшшш, — шепчет он ей на ухо — Ты же не хочешь… чтобы нас услышали или увидели… Какая же ты… узкая… — обе его руки прошлись по девичьей талии и застыли на ягодицах, крепко сжимая их. Стоит ему немного попытаться приподнять ее, как девушка послушно исполняет его желание, начиная медленно подниматься и опускаться. Сэллоу лишь сильнее сжимает ее попку, задавая темп, который ему больше нравится. Он почти рычит. — Да… вот так… молодец… попрыгай немного, — в ответ безоговорочное повиновение и приглушенные стоны где-то у него над ухом. Пеппер тихонько взвизгнула, когда почувствовала прижигающий шлепок. — Тише. — Сэллоу поднимает одну руку к розовым волосам. Притягивает ее лицо к себе ближе, и их губы соединяются в жарком поцелуе. В нем тонет стон от еще одного шлепка. С очередным рыком Себастьян встает с дивана и в пару шагов преодолевает расстояние до ближайшего у стены комода. Пока она крепко обнимает его за шею, он беспорядочно исследует руками ее тело. То задержится на груди, достаточно сильно ее сжав, то проведет ладонью по спине, то сожмет ягодицы… Ее нежные пальчики тянут за галстук, ослабляя его хватку, и стоит ей коснуться губами его шеи, как Себастьян резко разворачивает ее лицом к стене. Руками он помогает ей принять нужное положение. Ей приходится встать на носочки, и чтобы не упасть, Селвин одной рукой опирается о стену, а второй — на стоящий рядом небольшой комод. — Себастьян… — срывается с ее миленьких губ, когда он снова входит в нее. От звука своего имени он чувствует новую волну возбуждения и начинает достаточно грубые движения, но Пеппер это только нравится. В подтверждение этого он видит, как она пытается хватать ртом воздух, давя в себе стоны. Это лишь вызывает улыбку. Одну руку Сэллоу оставил у нее на талии, поддерживая и помогая сохранить как позу, так и заданный темп, а второй рукой он аккуратно убирал ее волосы с плеча. Глубоко вдыхая запах ее тела, он проводит носом дорожку к шее, оставляя местами легкие поцелуи. Но чем дольше все это длится, тем более грубыми они становились, оставляя на ней новые и новые следы. Дополнительная услада для его глаз. Поддаваясь страстному порыву, он кусает Селвин за плечо. — Себастьян… — снова он слышит свое имя. В нем огромное желание видеть ее лицо, но она уперлась лбом в свою руку на стене. Как же кстати тут комод. Под недовольный возглас Селвин, он, недолго мешкаясь, сдвигает мешающий декор в сторону, чтобы в следующую секунду посадить ее туда. Одну ее ногу он закидывает себе на плечо и начинает буквально вдалбливаться в тело девушки. Сэллоу снова ее целует. Их взгляды встречаются, когда он ускоряется. Видя, как расширились ее глаза, он прикладывает палец к своим губам. Они и так навели здесь шороху, ибо несколько вещей с комода, не выдерживая тряски, упали на пол. Толчки стали более резкими и глубокими. Хочется быть ближе, глубже, незаменимее. Стоны постепенно превращаются в крики, и ему приходится зажать ей рот, ибо желания останавливаться нет никакого. Нужно быстрее… сильнее… чувственнее. Их лбы соприкасаются, и он вблизи видит эти раскрасневшиеся щеки и зажмуренные глаза. Он уже и сам начинает почти рычать с каждым новым толчком. Все еще мало, все еще нужно больше. Движения становятся более размашистыми, от чего бедный комод, кажется, вот-вот развалиться. Ее тело начинает потихоньку напрягаться, и руки снова хватаются за его мантию. Взгляд падает на запястья Пеппер, на них все еще красуются те самые ссадины. Ссадины, которые она получила, корчась от боли на полу скрипториума. Парень чувствует укол совести… Он ведь действительно тогда хотел причинить ей боль. А все из-за своей глупой ревности. Идиот… Прав был Оминис, обвиняя его в том, что друг сначала делает, а потом думает. Пеппер всегда умела договариваться с людьми, а он напридумывал себе, что она и Гонт как-то слишком сблизились. Себастьян поднимает ее запястье и аккуратно целует все еще не зажившие раны. Он видит, как это ей нравится, подмечает эти мурашки на теле… Как будто бы и вправду это ее воля. Еще пару движений — и Себастьян изливается в нее с несколькими приглушенными стонами. Зажимать ей рот уже не имеет никакого смысла, оба тяжело дышат, в ушах звенит, и Сэллоу лишь усмехается, нежно целуя Пеппер в губы. Аккуратно выходя из нее, он подтягивает обратно штаны, рассматривая девушку перед ним, будто пытаясь запечатлеть этот образ у себя в памяти. Растрепанные розовые волосы, несколько потемневших засосов по всему телу, покрасневшие следы от его рук. Возможно, в некоторых местах останутся синяки. Задранная и скомканная на талии юбка… колготки и нижнее белье, так и оставшиеся висеть на одной ноге… и ее глаза. Ему безумно нравились ее глаза. Такие зеленые, такие живые… Но не сейчас. Ее настоящий цвет глаз отливает свежей весенней зеленью. Сейчас же в них пляшут темно изумрудные огоньки заклятия. — Мне жаль, что это не совсем ты, — направляя на нее палочку, говорит слизеринец. А в ответ никакой реакции, лишь слепое подчинение и вожделение, навеянное заклятием. Даже противно становится. — Но ты должна забыть все, что сейчас произошло… и… сделать что-то со следами и последствиями. Страшная это вещь — Империус. Внутри нарастает настоящий ужас. Последнее, что он видит, это ссадины на ее руках. *** Себастьян резко просыпается и мгновенно садится на кровати. Сердце бешено колотится в груди, а ужас расплывается по телу волнами. — Как же ты задолбал! — в него прилетает подушка с одной из соседних кроватей. — Всю ночь ворочаешься, что-то бормочешь, а теперь что? — Оминис? Глаза Себастьяна постепенно привыкают к темноте, и он может разглядеть силуэт друга. В комнате были только они вдвоем. Остальные под Рождество разъехались по домам. Они же остались в этом году здесь. Гонт периодически предпочитал проводить каникулы подальше от своей семейки, а вот Себастьян вынуждено остался тут. Анне стало хуже, и Соломон уехал с ней в Больницу Святого Мунго. — Ты может дашь мне уже поспать? Чего вскочил? Себастьян все еще пытался привести свои мысли в порядок, помогая другу вернуть подушку. — Ничего… кошмар приснился… — наконец выдает слизеринец. — Кошмар? Я думал, тебе снится что-то очень даже… приятное. Но дышишь так, будто от мантикоры улепетывал. Приятное? В каком-то смысле очень даже приятное. Он даже бы сказал, очень желаемое. Но то, что он во сне использовал Империус для «этого», заставляло что-то внутри него холодеть и неприятно переворачиваться. — Я… — замялся вначале Себастьян. — Я тут задумался. Мы с Пеп наткнулись сегодня на большой лагерь браконьеров, и после боя, когда она сняла перчатки, я заметил, что ссадины на ее руках все еще не зажили, — непонятно для кого Сэллоу жестом как будто снимает перчатки, уставившись в пустоту. — Не могу взять в толк почему? С момента, как мы были в скрипториуме, прошло уже много времени, а на них похоже, даже экстракт бадьяна не действует. Это те самые последствия темной магии, о которых ты говорил? Даже боковым зрением Сэллоу чувствовал, как его друг весь напрягся. — Круцио оставляет после себя более ужасные последствия, чем пара незаживающих ссадин. Она еще легко отделалась. Не беспокойся… внешние следы исчезнут. Намного медленнее чем обычные, но исчезнут. Хорошо, что она отделалась только этим, а не чем-то более серьезным. Непростительные заклятия не просто так называются непростительными. Но вы двое… Я не буду вас прикрывать, если меня спросят, почему вас снова нет в школе. Если ты забыл, из-за ваших выходок Уизли запретила покидать территорию школы без письменного разрешения родителей. — Ты прав. Извини, что разбудил тебя. Темная магия порой была способна сильно напугать, но страшнее всего было то, что Себастьян все больше и больше чувствовал вседозволенность. «Все в порядке! Я знаю, когда остановиться!» Он задумался о своем сне. Великолепно приятный сон… он соврет, если скажет, что не хочет такой близости с Селвин. Но Мерлин, точно не таким способом. Сэллоу много раз ловил себя на том, что хотел бы просто поцеловать девушку или рассказать ей о своих чувствах, но каждый раз сам же и тормозил, обещая себе, что обязательно ей все скажет, но не сейчас. Сперва он должен разобраться с проклятием Анны. Времени почти уже не осталось. В больнице в очередной раз разведут руками, Соломон давно уже опустил руки и ничего не делает. А раз все они настолько некомпетентны, значит, он сам в этом разберется. Проклятие Анны — порождение темной магии. Значит, в ней он и найдет способ снять его. У него нет проблем с этим. Точно нет? Конечно, что нет. Он всегда сможет вовремя остановиться. А потом… можно будет задуматься и обо всем остальном. Но не сейчас. Закрывая глаза, он пытается воспроизвести в памяти свой сон, но тот потихоньку ускользает от него, оставляя после себя лишь чувство пустоты. В памяти остаются только мелкие фрагменты. Как правило, больше то, за что зацепился взгляд. И что-то было явно не так… Осознание приходило болезненно. В этом сне не было ее. По сути, только его похоть. И решись он на подобное — получит лишь послушную куклу. Наутро он снова отправится с ней искать часть триптиха. Снова позволит себе засматриваться на ее тело, снова напомнит ей про мантию и снова будет сходить с ума от того, как вроде бы близко и одновременно далеко находится решение проблемы с Анной.