more than I can take

'Cause I'm broken when I'm open And I don't feel like I am strong enough 'Cause I'm broken when I'm lonesome And I don't feel right when you're gone away © Broken — Seether, Amy Lee

      Рождественское утро началось с суматохи и веселого щебетания соседок по комнате, которые обсуждали вчерашний бал и его последствия.       Сама же Абигейл, хотя проснулась уже некоторое время назад, не торопилась открывать глаза: перед глазами все еще стоял сказочно-красивый Большой зал, в ушах звучала музыка вальса. Девушка вспоминала их с Оминисом танец. И, конечно же, первый в ее жизни поцелуй.       Теперь, когда закончилось волшебство бала, все это казалось каким-то совершенно невероятным.       Обухом по голове ударило осознание собственных чувств — прошлым вечером все ощущалось таким правильным и естественным, что не было времени даже подумать обо всем. И как столько времени она сама не понимала, что ей нравится, Мерлин его побери, Мракс?! Или это Гаррет Уизли подмешал в пунш что-то не то?       Но нет. Гейл прислушалась к собственному сердцу. Оно, сбиваясь с ритма при одном только воспоминании о неловком касании губ, упрямо продолжало твердить, что Оминис притягивает девушку не только как друг, но и в куда более романтическом смысле этого слова. Абигейл стало страшно от этой мысли: но что, если ее чувства безответны? Если парень прошлым вечером тоже действовал лишь под влиянием очарования бала? Что, если ответил на поцелуй лишь из вежливости, не желая выставлять девушку на посмешище перед всем факультетом? С другой стороны, и после этого весь вечер он был рядом с ней и уверенно держал ее за руку. Но означало ли это хоть что-то?       От Оминиса мысли девушки перешли на его родственников. И если от одного только воспоминания о прожигающем насквозь взгляде Магнуса Мракса ее бросало в дрожь, то Нобис показался Гейл лишь плохой подделкой, неудачной копией, которую, однако, все же стоило опасаться: она не сомневалась, что этот человек способен пойти на что угодно, лишь бы приблизиться к оригиналу.       И этот «оригинал» пугал ее до дрожи в коленках. Такой ужас на нее не наводили ни Ранрок с его гоблинами, ни Руквуд и Харлоу. Какими бы злобными и темными магами они ни были, на фоне Магнуса Мракса это казалось шуткой. У этого потомка Слизерина практически на лбу было написано, что он действительно темный маг. И никакие манеры, никакая аристократичность не способны были этого скрыть.       Даже если бы Гейл не знала от Оминиса, какие ужасы он творил, после этой встречи было бы несложно заподозрить Мракса-старшего в убийствах маглов просто ради развлечения. В его голосе, четком и хорошо поставленном, тенью слышалось змеиное шипение, а потусторонне-холодный взгляд темных, почти черных глаз, похожих на бездонные омуты, словно видел девушку насквозь, раскрывал все ее секреты. И это подавляло Абигейл, и, вполне вероятно, не только ее. Под этим взглядом впервые за долгое время ей захотелось сжаться в комочек с спрятаться.       Гейл и сама не знала, как ей хватило духу не только не убежать подальше, но и не отвести собственного взгляда, отвечая на грубые провокационные вопросы мужчины, для которого «талантливая волшебница» была не более чем шуткой. Он развлекался, задавая эти вопросы, глядя как его сын ведет девушку в танце и заступается за нее. Как развлекается удав, прежде чем разом проглотить мышку.       Тем временем, до Гринвич доносились обрывки разговоров подруг, для которых вечер оказался тоже насыщен событиями. Если Нериде и Грейс повезло не попасться в ловушку омелы, то Имельда все же испытала ее на себе. При чем с Себастьяном. От таких новостей Абигейл, мигом вернувшаяся в реальности из мира собственных мыслей, едва не подскочила на кровати, желая узнать подробности.       — Ну, и как целуется первый красавчик нашего курса? — Посмеивалась Грейс, которая жаждала подробностей не меньше, чем сама Гейл. Хотя с тем, что Себастьян был «первым красавчиком курса» она бы поспорила: Сэллоу, без сомнений, был привлекателен, но Оминис был ее сердцу милее.       — На удивление, это было приятно. Хотя не то, чтобы я хотела целоваться с Себастьяном. — Судя по тому, как привычно-высокомерно звучал голос, Рейес немного смутилась.       Абигейл уже заметила за ней эту привычку: если девушка волновалась, она начинала вести себя особенно заносчиво, словно пытаясь спрятать истинные эмоции, чтобы никто, не приведи Мерлин, не заподозрил «лучшую спортсменку школы» в слабости и мягкотелости.       — О, да. Мы заметили, как ты пыталась поджечь несчастное растение с помощью Инсендио. — Усмехнулась Нерида. — Хотя тот, кто зачаров омелу, очевидно, предвидел такой поворот. Неплохая работа, учитывая, что кроме тебя ее пытались уничтожить с помощью Конфринго, Диффиндо, Бомбарда и Редукто.       — Знала бы, какой умник это сделал, я бы в него самого с радостью запустила Редукто. — Продолжала ворчать Имельда.       — Да ладно тебе! Сама же сказала, что тебе понравилось. — Хитро улыбалась Грейс. — Или ты просто предпочла бы оказаться на месте Гринвич и поцеловать Мракса?       Судя по звуку и смешливому «Ай!», Имельда все же запустила в подругу подушкой, причем, довольно метко — похоже в команде по квиддичу Рейес была на позиции охотника.       — Кстати, не пора нам еще будить эту соню? Или мне одной любопытно, каково целоваться с нашим принцем? — Продолжала веселиться Грейс, несмотря на возмущение Имельды.       Теперь подушка, очевидно, все так же самая, полетела уже от Грейс в Абигейл.       — Гринвич, просыпайся, не заставляй нас страдать от любопытства! — А вы не страдайте, — все еще сонно пробубнила Гейл, — научитесь им наслаждаться, и жизнь станет проще.       Нерида и Имельда встретили ее слова взрывом хохота, отчетливо понимая, что адресованы они в первую очередь Грейс.       — Ладно, давай уже ты просто честно ответишь на наши вопросы и мы дружной пойдем разворачивать подарки и завтракать. — Отсмеявшись предложила Робертс. — И даже не думай ускользнуть, пока ты все не расскажешь, мы все равно тебя не выпустим отсюда.       — Ну хорошо, что вы хотите знать? — Гейл все же заставила себя сесть на кровати. Выкручиваться, отвечая на конкретные вопросы, было проще, чем придумывать историю на ходу.       — Вы с Мраксом встречаетесь? — Тут же начала наседать Грейс, ничуть не умерив своего любопытства.       — Хм-м-м. Дайте-ка подумать. — Гринвич сделала вид, будто размышляет, что ответить, и подруги потянулись к ней в расчете на сенсацию. — Мы встречаемся каждый день на уроках, иногда в Большом зале за обедом или завтраком. Частенько встречаемся в столовой, еще… — Договорить ей не дала еще одна подушка, прилетевшая на этот раз со стороны кровати Имельды.       — Вы целовались раньше? — Нерида первой поняла, что нужно правильно формулировать вопросы, если они планируют хоть чего-то добиться от подруги.       — Нет. Следующий вопрос?       — Он признавался тебе в своих чувствах? — Воодушевленная Грейс вновь допустила ошибку.       — Хм-м-м. Да, говорил. Он честно говорит, когда устает после занятий, как его раздражает Малфой, как регулярно доводит до белого каления Себастьян…       — АБИГЕЙЛ! — Уже хором орали на нее подруги.       — Он признавался тебе в любви? — Поправилась Грейс.       — Нет. Следующий вопрос? — Ответила Гейл, сама думая о том, что же ей вообще говорил об этом Оминис.       Ведь по сути он ни разу не произнес ничего подобного: не говорил, что она нравится ему, что хотел бы быть вместе или еще что-то в этом роде. По сути, он всегда соглашался, что они просто друзья, иногда касался ее руки, танцевал с ней и ответил на поцелуй под омелой. Так с чего она взяла, что ему вообще это все может быть нужно?       От этих мыслей настроение начало опускаться. Гейл решила, что будет вести себя как обычно, как будто прошлым вечером ничего не произошло, пока Оминис сам не решит обо всем поговорить.       — Он хорошо целуется? — Наконец спросила Нерида, и Абигейл все же не смогла сдержать улыбку.       — Мне не с чем сравнивать, я раньше никогда не целовалась. — Пожала она плечами. — Но это было приятно.       — Ладно, девочки, если мы не хотим пропустить завтрак, стоит все же пойти в Большой зал, пока без нас все не съели. — Поставила точку в их разговоре Имельда.       Спорить с ней было бесполезно, да и, в общем-то, не хотелось: от волнения прошлым вечером Гейл не могла себя заставить съесть хоть что-то, а потому пустой желудок громко требовал это срочно исправить.       Но в первую очередь хотелось открыть подарки. Под большой раскидистой елью, которая непонятно как вообще влезла в гостиную Слизерина, уже почти не осталось коробок. Выцепив те, что были подписаны ее именем, Гейл начала их открывать, стараясь делать это не слишком торопливо. Она любила как дарить, так и получать подарки, но раньше у нее не было особенно много возможностей для этого.       Теперь же, хотя ее кучка и была самой маленькой (большая часть подарков, которые получили ее подруги, была от родных), она была счастлива уже от этого. От Имельды девушка получила пару удобных для полетов квиддичных перчаток без пальцев, от Грейс — косметику для ухода за волосами, которые у Абигейл уже успели отрасти почти до пояса, от Нериды — красивую брошь с ракушками. Переместились под слизеринскую елку и подарки от Натти и Поппи — красивая записная книжка, где Гейл могла бы записывать новые рецепты и ход своих экспериментов с зельями. Пуффендуйка же смогла особенно удивить подругу, подарив той своеобразные ножны для волшебной палочки с креплением на руку, чтобы в бою можно было быстро ее доставать.       Подарков от Себастьяна и Оминиса среди остальных не обнаружилось, что поначалу расстроило Гейл. Но девушка быстро себя успокоила, так как сама она оставила подарки для Сэллоу и Мракса в крипте. И не исключено, что они поступили так же.       Как только все наконец закончили распаковывать подарки и собрались отправиться на завтрак, как прямо в руки девушке из воздуха материализовалась записка — профессор Фиг просил ее заглянуть в его кабинет как можно скорее. Девушка махнула подругам, пообещав, что догонит их позже, и умчалась в сторону кабинета Теоретической магии.       — Абигейл! Рад, что ты пришла так скоро. — Поприветствовал ее наставник. — Поздравляю с Рождеством! Вот, держи. — Мужчина протянул ей довольно объемную коробку.       В ней не обнаружилось ничего, кроме множества папок и записей.       — Пришлось привлечь старые знакомства, чтобы это достать. В этих папках собрана информация по всем магическим и немагическим происшествиям за тот месяц, когда тебя нашли и доставили в приют. Не уверен, что этой сможет помочь, но, возможно, тебе удастся найти зацепку к тому, кем были твои родители. — Пояснил опекун.       Абигейл же не могла вымолвить и слова. Этот поразительный человек каким-то образом каждый раз делал для нее нечто невозможное. Вот и теперь девушка оказалась не в силах сдержать слезы.       — Спасибо, профессор. Я…я не знаю, как благодарить вас! Если я могу что-то сделать для вас, пожалуйста, скажите!       — Ну, ну, не плачь. Я только рад, что могу сделать для тебя что-то полезное. — Успокоил ее наставник.       — У меня тоже есть для вас подарок. Хоть и не такой невероятный. — Девушка протянула ему небольшую коробку. Не зная, что именно подарить наставнику, она доверилась интуиции, так что в коробке лежал теплый мягкий шарф, конфеты «Берти Боттс» и шоколадные лягушки, а также несколько полезных укрепляющих травяных сборов, разработанных Гейл самостоятельно.       — О, спасибо, Абигейл. Ты была совершенно не обязана… — Смутился наставник вниманию своей подопечной. — На самом деле, есть еще одна причина, почему я хотел встретиться с тобой. Портреты, они вернулись на свои места. Тебе пришло время поговорить с профессором Фитцджеральд о третьем испытании.       Гейл передернуло. Хотя она и сама прекрасно понимала, что от испытаний никуда не деться, и, скорее всего, ей придется пробираться через очередной лабиринт с загадками и каменными рыцарями, а гоблины уже дышат в затылок, почему-то казалось, что третье испытание должно будет пройти не так скоро.       Девушка настолько погрузилась в школьную повседневную жизнь и собственные чувства, что… нет, не забыла о древней магии и ее загадках. Она продолжала регулярно медитировать, ждала, когда Себастьян сможет провести ее к месту, изображенному на триптихе, ощущала эту силу и слышала холодный шепот в своих кошмарах. Но осознание того, что развязка уже близка, почему-то вызывало оторопь и дурное предчувствие. И Гейл не могла унять дрожь, пока они спускались в сверкающий величием Зал картографии.       — Здравствуйте, профессор Рэкхем. Профессор Руквуд. Профессор Фитцджеральд. — Поздоровалась она с портретами. — У нас есть новости для вас. — Абигейл посмотрела на наставника, и тот кивнул, подтверждая, что ей стоит продолжать говорить.       Портреты же внимательно слушали, пока девушка говорила о том, что гоблины строят буры и ищут хранилища. Хранителей всерьез встревожили эти новости. И директриса Фитцджеральд просила ее поторопиться с третьим испытанием. Как будто это Абигейл пропала на месяц, а не они!       К счастью для девушки, и к ее же немалой неожиданности, третье испытание должно было пройти прямо в Хогвартсе. Вот только добраться к месту его начала было как никогда сложно. Одно дело — сражаться с гоблинами и темными магами. И совсем другое — проникать в кабинет директора.       Мало того, что нужно было точно подгадать время, когда директора наверняка не будет на месте. Необходимо было узнать пароль, который требовала каменная горгулья, чтобы проход в кабинет вообще открылся. И, кроме самого Блэка, знать его мог только его домовой эльф. Хотя Гейл уже была знакома со Скроупом, не стоило особенно рассчитывать, что он просто так возьмет и расскажет пароль от вотчины его хозяина.       — Он верен Блэку, в этом нет сомнений. Как хорошо, что у меня есть Оборотное зелье с волосом директора, правда? — Хитро подмигнул профессор Фиг, вызывая искреннюю улыбку Абигейл.       Кто бы мог подумать, что ее наставник совсем не так прост! Девушка не стала спрашивать, зачем ему вообще понадобилось это зелье, каждый имел право на свои секреты. Вопрос одежды тоже было решить не так уж трудно: достать из прачечной один из десятков костюмов начальника было не сложно.       Гейл недоверчиво посмотрела на стеклянный графин, в котором до середины была налита густая темно-зеленая жидкость. Зелье значительно отличалось по цвету и консистенции от того, что в этот самый момент доходило до готовности в крипте.       — Профессор, а оно должно быть таким…неприятно-зеленым? — С сомнением покосилась девушка на наставника. Если она допустила ошибку в своем зелье, это может дорого обойтись как ей самой, так и Оминису с Себастьяном.       — Да, должно быть. — Без задней мысли ответил профессор Фиг. — Цвет зелья, как и его вкус, зависит от частички того, в кого предстоит обратиться выпившему. Своеобразное отражение его натуры.       Гейл облегченно выдохнула — значит, ее зелье тоже изменится, как только в него попадут волосы Малфоя.       Зажмурившись, девушка сделала глоток. Зелье оказалось кислым, словно она только что проглотила лимон. Процесс превращения был, мягко говоря, неприятным, но к этому Абигейл уже была готова. По венам словно потек расплавленный воск вместо крови, кожа горела огнем. Но это не шло ни в какое сравнение с тем, что девушке довелось пережить под воздействием Круцио, кроме того, боль была совсем недолгой, и вот уже она смотрела на профессора Фига сверху вниз, лицо чесалось от непривычной растительности на нем, а правое колено ныло, словно она совсем недавно успела его повредить.       Прислушиваясь к ощущениям в своем теле, девушка покраснела. Ей никогда не доводилось видеть обнаженного мужчину. А теперь она стала мужчиной, хоть и на совсем короткий срок. И все же, не заметить отличительных особенностей организма она не могла. От изучения тела, в котором она оказалась волей судьбы, ее отвлек голос профессора.       — Абигейл? Как ты? — Слова наставника звучали взволнованно.       — Н-нормально. Хотя этот вкус я забуду не скоро… — Девушка не узнавала собственный голос. Теперь он звучал намного ниже и грубее. В точности, как у директора Блэка.       — Хорошо, в таком случае, пора отправляться на поиски Скроупа. Только он может знать пароль, но где именно может находиться домовик сейчас — неизвестно. И на поиски у нас есть всего три или четыре часа. — Начал инструктировать девушку наставник. — Можно попробовать найти мадам Когаву. Я слышал, она безуспешно пытается уговорить эльфа повлиять на своего хозяина, чтобы тот вернул в школу квиддич.       — Хорошо. Но что будет, если я попадусь самому директору?       — Предоставь это мне. Совсем скоро в Хогсмиде пройдет встреча с представителями Министерства магии, на которой обязан присутствовать наш директор. Я тоже буду там и постараюсь задержать его как можно дольше, чтобы дать тебе время.       — Спасибо, профессор. — Кивнула Гейл, соглашаясь с планом.       — Довольно странно слышать похвалу от директора Блэка. — Усмехнулся он в ответ.       — Ну же, отправляйся, не стоит терять время.       Но кое-чего они не предусмотрели: мадам Когава была не единственной, у кого были вопросы к директору. В поисках эльфа пришлось столкнуться с несколькими профессорами, в том числе, с Шарпом. И как бы Гейл ни пыталась свернуть разговор, зельевар настаивал на срочном обсуждении зелья, которое просил у него Блэк. И пытаясь завершить беседу поскорее, девушка случайно подпортила репутацию директора, выдав на всю школу секрет о том, что ему требуется зелье от фурункулов и прыщей. Хотя Шарп и был удивлен подобными переменами в характере начальника, но никак этого не показал. После этого Гейл старалась избегать разговоров с профессорами и студентами, ссылаясь на срочные дела.       И все же не смогла удержаться от возможности подшутить, когда заметила Оминиса в одном из холлов. К тому же, тот сам окликнул своего крестного.       — Профессор Блэк, как поживаете? — Поздоровался парень.       — Мистер Мракс, и куда же вы направляетесь? — Абигейл старалась, чтобы ее голос звучал серьезно, несмотря на то, что ей искренне хотелось смеяться.       — Прошу прощения, сэр? — Оминис выглядел сбитым с толку. — Я просто шел во двор.       — Решили устроить себе выходной? Типичный ученик, тратящий время попусту! — Гейл намеренно игнорировала тот факт, что сегодня уже начались каникулы.       — Но сейчас же… — Начал было Мракс, но тут же поправился. — На праздники нам задали эссе на двадцать дюймов о бадьяне. Я направляюсь в теплицы.       — Ах, бадьян. — Девушка продолжала откровенно веселиться, вспоминая самые нелепые факты об этом растении. — Вы знаете, если смешать его с гноем бубонтюбера, получается весьма недурная паста для усов. Да, без сомнений, совершенно отличная паста для усов. — Просветила она друга, наслаждаясь удивлением и замешательством, что все более отчетливо проступали на его лице.       — Сэр, с вами все в порядке? Вы на себя не похожи. — Заподозрил Оминис что-то неладное. Его крестный, разумеется, всегда отличался эксцентричностью, но это было слишком даже для него.       Гейл поспешила ретироваться, пока ее не раскрыли.       — Уверяю вас, я вполне здоров. Если мне потребуется диагноз, я обращусь в больницу Святого Мунго.       Дальнейшие поиски эльфа прошли практически без приключений, если не считать таковыми встречу с мадам Когавой и небольшую провокацию, после которой тренер уж точно подаст жалобу на директора в Министерство, и диалог с профессором Уизли, которая спешила поделиться с директором своей обеспокоенностью частым отсутствием профессора Фига на рабочем месте.       Гейл, пользуясь возможностью, предложила дать профессору больше свободы. И к своему удивлению узнала, что Уизли категорически против, так как немало наслышана о ее приключениях. Настолько, что в душе девушки закралось странное подозрение: ведь едва ли кто-то из студентов болтал о ее похождениях в Запретный лес и регулярных стычках со сторонниками Ранрока. Но выяснять все прямо сейчас времени не оставалось: она и так слишком долго блуждала по замку в поисках домовика.       Последний, к счастью, обнаружился именно там, где его видела последний раз мадам Когава — в Большом зале. Узнать пароль тоже труда не составило: «Чистота крови на веки вечные». Да еще и на французском. Гейл едва не передернуло от высокомерия, которым был пропитан девиз дома Блэков, служивший паролем. Хотелось верить, что как и среди Мраксов, в этом семействе есть люди, не разделяющие подобную помешанность на чистокровности.       К тому времени, как девушка вернулась в кабинет наставника, чтобы дождаться окончания действия зелья и переодеться в собственную одежду, часы уже успели отмерять полдень. Оминис и Себастьян уже давно ждали ее в крипте, чтобы обсудить финальную часть плана и опробовать зелье, приготовленное Абигейл: необходимо было понять, правильно ли оно работает, и сколько будет сохраняться эффект, чтобы избежать непредвиденных ситуаций.       В нетерпении Мракс расхаживал из стороны в сторону, игнорируя даже давно остывший успокоительный чай.       — Что, если она не придет? Если вчера я был слишком настойчив и отпугнул ее? — Вчерашний вечер занимал все мысли Оминиса. Он не мог перестать думать, что Абигейл не захочет его видеть, после того, как он буквально вынудил девушку его поцеловать. И даже странная встреча с «директором» не могла этого изменить.       — Оминис, перестань маячить. Наверняка ее задержали какие-то срочные дела, и она уже скоро придет. — Себастьян был куда спокойнее и увереннее на этот раз.       Хотя ревность все еще «кусала» его изнутри, стоило вспомнить то, как Гринвич танцевала с его лучшим другом, а затем и вовсе поцеловала под омелой, он старался гнать от себя эти мысли. Сейчас были вопросы куда более важные, чем дела сердечные.       Казалось, он наконец смог нащупать важную ниточку в описании странной загадочной реликвии из дневника Салазара Слизерина. И если ему нужно пожертвовать своим шансом на счастье с Гейл ради спасения Анны, он, разумеется, это сделает. К тому же, он обещал Мраксу, что борьба за сердце девушки будет честной.       — Мне нужно отправить письмо в Фелдкрофт. — Вновь заговорил Себастьян. — Если Абигейл придет, пока меня не будет, передай ей мой подарок, хорошо? Я скоро вернусь. И не вздумайте начинать пробовать зелье без меня!       Как только тяжелая дверь закрылась за спиной Сэллоу, Оминис вновь подошел к коробке с подарком от Гейл и провел рукой по бутылочкам с зельями. Судя по широкому ассортименту и рукописным наклейкам, Абигейл немало потрудилась, чтобы подобрать именно то, что нужно будет именно ему.       Разумеется, Сэллоу получил похожий набор зелий, но в то же время было кардинальное отличие: зелья Себастьяна должны были быть полезны в бою. А то, что девушка выбрала для Оминиса, должно было защищать в первую очередь его душу.       Кроме того, Мракс готов был поспорить, что имелось и одно, небольшое, но крайне значимое отличие. Кроме зелий в его коробке лежал еще и небольшой кусок пергамента, на котором было написано всего несколько строк: «Тебе не нужна игра, чтобы я честно ответила на любой вопрос, который ты захочешь мне задать». Знак доверия. Того, что она готова была доверить ему свои мысли и свою душу, то, что не купишь ни за какие деньги и не наколдуешь никакими чарами. Полное доверие Абигейл было самым ценным подарком, который он не мог даже мечтать получить.       И вот теперь часы пробили полдень, а она так и не появилась в крипте. Что, если вчера он, погнавшись за чем-то большим, чем касание руки и танец, разрушил то, что у них уже было? А может, девушку отпугнул Мракс-старший и Нобис, которые явно пытались ее задеть? И теперь она не желает иметь никакого отношения к их проклятой семейке?       Но прежде, чем Оминис окончательно успел потерять связь с реальность и накрутить себя, тяжелая дверь крипты вновь скрипнула, пропуская в затхлое подземелье нежный аромат лаванды.       — Абигейл! Я уже думал, что ты не придешь. — С головой выдал собственные переживания Мракс.       — Прости, что задержалась. У меня были неотложные дела. — Потупилась Гейл. Она и сама волновалась, придет ли Оминис, как они договаривались, или после вчерашнего станет ее избегать.       — Ходить по школе под оборотом директора — интересные у тебя дела. — Усмехнулся парень, окончательно расслабляясь.       — Как ты догадался?! — Гринвич действительно была шокирована и совсем немного расстроена: она-то наивно думала, что ей удалось провести приятеля. Хорошо, что сейчас он не мог увидеть, как ее лицо залилось краской.       — Я почти сразу понял. Я же привык ориентироваться на звук, а походка нашего директора звучит иначе. — Мягко пояснил парень. — А уж «паста для усов» окончательно убедила меня, что что-то не так. — Не удержался он от смеха. — А потом я вспомнил про твое Оборотное зелье, и все встало на свои места. Правда, я не понимаю, зачем это все было нужно.       — Это касается испытаний. Мне нужно было узнать пароль от его кабинета. — Ответила Гейл, понимая, что отпираться нет смысла.       — Хорошо. Может, расскажешь потом? — Принял он объяснение, позволяя девушке не углубляться в детали, если она того не желает. — Я хотел поблагодарить за подарок. Для меня это очень ценно. Особенно то, что в записке. Спасибо за доверие, Абигейл. — Оминис не удержался и взял девушку за руку. — На самом деле, у меня тоже есть для тебя подарок. — Он протянул Гейл небольшую коробочку.       К удивлению для девушки, там оказалось небольшое колечко без всяких изысков и камней. Лаконичный тонкий ободок из серебра.       — Это артефакт. — Пояснил Оминис, немного смутившись. — Оно не такое красивое, как хотелось бы, но на нем довольно сильные защитные чары. Разумеется, они не отведут смертельное проклятие или прямое мощное заклинание, но уберегут от случайных ран. И, возможно, в следующий раз тебе не придется отсиживаться в крипте, заживляя очередные травмы.       Глаза Абигейл широко открылись. Она и представить себе не могла, что Оминис подарит ей нечто столь ценное. А потому не удержалась и крепко обняла парня, не находя слов, которыми можно было бы выразить всю ее благодарность.       — Спасибо, Оминис. Ты даже не представляешь, как много значит для меня твоя забота. — Тихо проговорила она.       Окончательно смутившись от ощущения близости такой желанной девушки, Мракс решил немного сменить тему.       — Себастьян тоже просил передать тебе подарок. Он на твоем столе.       С трудом заставить себя отпустить Оминиса, Гейл подошла к столу, на котором настаивалось Обобротное зелье.       Прям рядом с котлом обнаружилась завернутая в праздничную обертку с яркой лентой книга. «Сильнодействующие зелья» — гласила потертая надпись на обложке. Абигейл немного повертела книгу в руках, чтобы убедиться, что перед ней был не библиотечный экземпляр. Очевидно, Себастьяну удалось где-то достать копию книги, которую девушка давно мечтала заполучить в свои руки: тот экземпляр, что хранился в Запретной секции, было строго-настрого запрещено выносить за пределы владений мадам Пергамм.       Ощущая, как по лицу расплывается улыбка, Гейл прижала книгу к груди. Сколько новых горизонтов перед ней теперь может открыться! Сколько экспериментов, сколько оригинальных рецептов! Как только она наконец закроет эту историю с Ранроком и древней магией, она обязательно засядет в Выручай-комнату, чтобы варить всевозможные зелья.       — Что я пропустил? — Ввалился в крипту Сэллоу, стряхивая с волос капельки воды, в которые успел превратиться снег.       — Себастьян! Это просто невероятный подарок! Спасибо тебе огромное! — Гейл приобняла в качестве благодарности парня, который в этот момент способен был только радоваться, что уже раскраснелся от мороза, и никто не заметит румянец смущения.       — Всегда рад угодить. — Шутливо поклонился он подруге. — Что там с Малфоем? Когда приступаем?       — Сегодня мы свободны, думаю, можно для начала опробовать зелье, чтобы избежать неожиданностей. Вы согласны?       — Более чем. Только вот… — Замялся Сэллоу. — Малфой выше меня ростом, а форму, которую мы стащили для этого дела, я забыл в комнате. Так что нужно сначала будет сбегать за ней.       — Не обязательно. — Вмешался в разговор Оминис. — Насколько я знаю, у нас с ним одинаковый рост и фигура. Я могу опробовать зелье первым.       — Ты уверен? — С полной серьезностью спросила Абигейл, прежде чем подойти к своему котлу.       — Да. Не будем медлить. — Парня самого немного потряхивало от волнения, но сдавать назад уже было слишком поздно. — Поделишься, чего стоит ждать в процессе?       — Попытался пошутить он, чтобы разрядить обстановку.       — Вы о чем? — Насторожился Себастьян, предположив, что его все же не дождались.       Оминис повел плечом, показывая, что не хочет отвечать на вопрос, догадавшись, что и так сболтнул лишнего.       — Мне пришлось принять Оборотное зелье для дела. Так получилось, что сегодня утром я гуляла по школе под личиной нашего директора. — Не стала скрывать Гейл.       — Ты делала что?! — Сам факт подобного поворота настолько шокировал Сэллоу, что причины отошли на второй план.       — Под личиной директора Блэка искала по школе его домового эльфа. Это было довольно забавно, пока Оминис не сказал, что сразу заподозрил неладное.       — Этого бы не произошло, если бы ты не заговорила о пасте для усов! — В ответ улыбнулся Мракс.       — Так, я запутался, что происходит? — Покачал головой окончательно сбитый с толку Себастьян.       И Абигейл с удовольствием рассказала, во всех красках и подробностях, пока готовила для Оминиса порцию зелья, которое уже успело приобрести грязный серо-зеленый оттенок после добавления волос Малфоя.       — Готов? Это будет больно. Не так сильно, как Круциатус, но довольно неприятно.       — Последний раз предупредила девушка, прежде чем протянуть бокал Мраксу.       — Да, давай уже сюда это зелье, не будем терять время. — Поторопил ее парень, самостоятельно подходя к столу.       Не прошло и пары секунд после того, как он сделал глоток, когда из горла слизеринца раздался сдавленный хрип, а его волосы начали стремительно удлиняться и светлеть, плечи тоже стали немного шире, а рост выше, исчезли родинки и изменились черты лица.       Оминис открыл глаза и пошатнулся, тихо всхлипнув. Испуганные такой реакцией друзья подбежали к Мраксу, который окончательно приобрел вид их общего школьного неприятеля.       — Гринвич, похоже ты где-то облажалась! — Паниковал Сэллоу. — Оминис, друг, что ты чувствуешь? Тебе плохо? — Поддержал он приятеля за дрожащий локоть, пока девушка проверяла его пульс и температуру.       — Н-н-нет. Абигейл не ошиблась. — С трудом дыша и все еще не открывая глаз ответил Мракс. — Мы просто не учли кое-что важное.       — О чем ты? — Нахмурилась Гейл, помогая подвести его к креслу. — О, Мерлин! Я поняла! Черт, господи, твою мать! Я идиотка! — От волнения ругательства сыпались из нее вперемешку с укорами самой себе.       — Нет, Гринвич, ты гений! — Рассмеялся немного пришедший в себя Оминис, осторожно приоткрывая один глаз.       — Да что, дементор вас поцелуй, происходит?! — Практически взвыл Себастьян, не зная, что делать и как реагировать на происходящее.       — Наша дорогая подруга сделала то, что не удалось лучшим колдомедикам больницы Святого Мунго! — Продолжал смеяться Мракс.       — Гринвич, кажется, твое зелье повредило его рассудок.       — Нет, Себастьян. — С трудом нашла в себе силы улыбнуться Абигейл, понимая, что Оминис не сильно расстроен произошедшим. — Дело в том, что наш друг слеп от рождения. А Родолф Малфой — нет.       — И чт… О, Мерлин! Не может быть! Как мы не подумали об этом?! Мы идиоты! — Схватился за голову Сэллоу. Какая там месть Малфою, если прямо сейчас перед ними происходит нечто куда более невероятное.       — Да уж, Абигейл, по собственной глупости ты умудрилась сделать мне подарок, о котором я боялся даже мечтать! — Все еще веселился Оминис, пытаясь заставить себя открыть второй глаз.       Это давалось с большим трудом. Он никак не мог заставить себя сфокусироваться. А разум с трудом воспринимал новый тип информации. И все же он видел.       Привычные ощущения и знания о крипте Оминис сопоставлял с тем, что показывали ему глаза. Это было совершенно невероятно, странно, непонятно. Целый спектр эмоций захлестывал его с головой. И все же ему было тяжело. Все это было для него слишком. Лишь закрывая глаза он возвращался в привычный мир запахов и звуков. Но стоило лишь ненадолго приоткрыть их вновь, как его захлестывали эти новые впечатления, которые ему с трудом удавалось интерпретировать.       Себастьян и Абигейл взволнованно кружили рядом с ним, предлагая то чай, то зелье, то еще что-то. Собственное сердце грозило пробить грудную клетку: уже казалось невозможным справиться с этим потоком эмоций и чувств.       — Нет, я не смогу. Я не справлюсь. — Оминису хотелось, чтобы его голос звучал уверенно и твердо, хотя он сам слышал хрипоту и дребезжание. Хотя прохладная ладонь Гейл в его собственной руке придавала уверенности, он сам казался себе настолько слабым и беспомощным, каким не был даже тогда в Скриптории.       Но внезапная мысль отрезвила и заставила его взять себя в руки. Это единственная его возможность увидеть Себастьяна и Абигейл. Запечатлеть в памяти их черты, сопоставить со своими ощущениями. Словно стать еще немного ближе. И Мракс закрыл глаза.       — Себастьян, дай мне прикоснуться к тебе. Я попробую сравнить то, что чувствую, и то, что вижу. — Проще было начать с друга. Он не хотел ошибиться.       Не колеблясь ни секунды, Себастьян пододвинулся ближе к Мраксу. Ощущение кожи Сэллоу и его жестких кудрей было привычно и знакомо. Медленно, чтобы дать разуму привыкнуть, он приоткрыл глаза, сопоставляя то, что привык ощущать, и то, что видит перед собой. Тело Малфоя, куда более привычное воспринимать мир посредством зрения, помогало ему в этом.       — Абигейл… Могу я? — Отстранился Оминис от друга, вновь закрывая глаза и возвращаясь к привычному.       — Да, конечно. — Девушка крепче сжала его руку.       Оминис дрожащей рукой потянулся к ее лицу, вновь ощущая шелк ее кожи, острые черты лица, мягкие волосы, нежные губы. В голове пронеслось воспоминания поцелуя прошлым вечером, заставляя волнением скрутиться тугим клубком где-то внизу живота. Мракс приоткрыл глаза, одновременно очерчивая лицо девушки легкими касаниями.       Ярче всего выделялись губы и глаза. Еще до того, как он обрел зрение, Гейл казалась ему прекраснее вейлы. Теперь же сердце норовило выпрыгнуть из груди, пробив грудную клетку. Если все, что ему суждено будет видеть в жизни — ее лицо, он согласится, не дослушав условий. Внезапно Абигейл сама протянула руку и коротким касанием смазала слезу, бегущую из глаз, которую сам Оминис даже не заметил.       — Кхм… Мне срочно нужно ненадолго отойти. Я скоро вернусь. — Хотя Себастьяну очень хотелось быть рядом с другом, который только что ненадолго обрел зрение, хотя его собственное сердце заливалось кровью от ревности, он просто не имел права мешать им в этот момент. Но, казалось, Мракс и Гринвич даже не обратили внимания, как он вышел из крипты.       — Знаешь, так странно видеть перед собой лицо Малфоя и до ужаса желать обнять. — Смутилась Гейл. Оминис же заметил, что ее лицо немного изменилось — щеки стали ярче. Теперь он точно знал, как она выглядит, когда волнуется.       — Знаешь, очень странно видеть. — Не удержался он от шутки, которая, тем не менее, была самой искренней правдой. — Я не знаю, сколько времени мне еще осталось. Но можно я буду просто смотреть на тебя? — Ему было страшно, но уже не было сил, чтобы скрывать волнение и дрожь в голосе.       — Конечно. — Абигейл вновь взяла его за руку. Их жест, такой родной и знакомый. Обещающий, что она будет рядом, что все будет в порядке. — Но пока у тебя есть такая возможность, может, ты хотел бы что-то узнать?       — Да. Как называется цвет твоих глаз?       — Голубой.       — А что еще такого же цвета?       — Небо.       — Значит, мне не нужно видеть небо, чтобы знать, как оно выглядит. — Улыбнулся парень. — А цвет твоей кожи?       — Ну, с этим сложнее. Это, кажется, так и называется. «Телесный». Но у всех кожа разного оттенка. Моя светлее, чем у многих. Ближе к белому.       — Кажется, белым описывают снег?       — Да. Но снег более… Яркий? Наверное это подходящее слово. — Гейл сложно было подбирать правильные слова. — У тебя тоже белая кожа.       — Сейчас или вообще?       — Вообще. У тебя, а не у облика Малфоя.       — Мне кажется, или у тебя под глазом темная точка?       — Это называется «родинка». У тебя самого много таких. Целое созвездие, если честно. — Вновь смутилась Абигейл.       — Правда? И тебе это нравится?       — Если честно, да. — Румянец вспыхнул на ее щеках еще ярче.       Оминис вновь прикрыл глаза, чтобы немного успокоиться. Вдох-выдох. Не помогало. Волнение захлестывало с головой, смывая любые барьеры. Он видел. Пока еще он слабо понимал, что именно видел, но это было невероятно, сказочно, странно, жутко, пугающе. И так сладко. Прежде, чем он успел осознать, Оминис сам потянулся к Абигейл. Коснуться ее лица, почувствовать. И эмоции захлестывали, топили в волнах нескончаемой бури.       Второй их поцелуй был более порывистым, неожиданным, суматошным. Но Гейл, с души которой только что упал камень, с радостью на него отвечала, забыв о том, что перед ней сейчас облик ненавистного Малфоя. Главное, чтобы за ним был Оминис. Ее Оминис.       Мраксу же казалось, что его сердце разорвется, не способное вынести столько ощущений сразу. Слишком много, до боли приятно, невыносимо потрясающе. Сладкая нега растекалась по всему телу, и он отважился позволить себе чуть больше, запустив руки, которые все еще ощущались чужими, в длинные шелковистые волосы девушки. Их цвет ему не нужно было спрашивать. Сплошная темнота, обрамляющая свет ее лица и ее глаз.       Они так и не засекли, сколько времени успело пройти, пока привычный облик не вернулся к Оминису, что-то около двух часов, кажется, по словам Себастьяна, который несмело заглянул в крипту, боясь помешать.       Как бы Мраксу не хотелось вновь хлебнуть Оборотного зелья, на этот раз Абигейл и Сэллоу не позволили ему это сделать, за вечер полностью переписав план их действий. Теперь Оминис должен был отвлекать директора Блэка и настоящего Малфоя, пока Гейл и Себастьян портили репутацию последнего.       Результат был заметен уже через несколько дней: от зазнавшегося блондина не шарахался разве что глухой, как минимум четыре преподавателя и мадам Пергамм ждали его на отработку наказаний, гриффиндорцы радостно улюлюкали при виде Малфоя, а Гринграсс не желала с ним даже разговаривать, обвиняя в непристойном для аристократа, просто вопиющем и отвратительном пьянстве.       Родолф и сам готов был уже рвать на себе волосы, почти ежедневно просыпаясь в гостиной Слизерина среди пустых бутылок огневиски и вина. Ему выражали свое «фи» даже портреты в коридоре, а отец прислал позорное письмо-кричалку, в котором угрожал лишить содержания, если отпрыск продолжит смешивать с грязью их род своими выходками.       Еще одним шоком стал тот факт, что на турнирной таблице дуэльного клуба его имя опустилось ниже имен третьекурсников, которых вообще едва ли допускали до участия в клубе.       Он пытался убеждать, доказывать, уговаривать, угрожать. Однако даже директор Блэк морщась заявлял, что он крайне разочарован поведением студента, на которого возлагал так много надежд.       В этот момент у Малфоя впервые закралась мысль, что его подставляют. Перед затуманенными ненавистью глазами блондина всплывал разговор с этой невыносимой выскочкой Гринвич, а также ее победа на последней дуэли. Еще бы узнать, как этой дрянной девчонке удается раз за разом его подставлять и не попадаться?       К своему же удивлению, Родолф даже улыбнулся, признавая исключительный интеллект новенькой. Да и на балу он не мог не отметить, как хорошо она смотрелась в дорогом платье черного шелка.       «Еще бы не вела себя, как неотесанная деревенщина, но это поправимо» — размышлял Малфой, отчаявшись выяснить, как ей удается его подставлять, пока «странные происшествия» с его участием не прекратились сами собой.       Каждый раз, стоило закончиться действию Оборотоного зелья, Сэллоу и Гринвич со смехом влетали в крипту, где их уже ждал Оминис, который с нетерпением ждал подробного рассказа о том, как в очередной раз лже-Малфой позорно проигрывал бой в дуэльном клубе, расхаживал по школе в неподобающем виде, дерзил преподавателям, делал непристойные предложения студенткам или якобы пытался стащить любовные романы из библиотеки.       И, хотя чаще всего после этого они вместе возвращались в гостиную факультета, иногда Абигейл и Оминис все же задерживались в крипте под настолько бессовестно-понимающим взглядом Себастьяна, что девушка краснела до корней волос.       На самом же деле, с тех пор они ни разу не поцеловались. Только держались за руки, иногда прижимаясь друг к другу теснее, и много разговаривали. Мракс не стеснялся пользоваться обещанием девушки ответить на любые его вопросы, но и сам отвечал откровенностью.       — Гейл. Я хочу тебя кое о чем спросить. — Больше по привычке каждый раз он предупреждал, чтобы дать ей возможность собраться или отказаться отвечать, если она того не хочет. — Что ты увидела в зеркале Еиналеж? Какое видение настолько захватило твое сердце?       На самом деле, обычно Гейл не требовалось время, и она сразу, не задумываясь, отвечала. Но этот вопрос был слишком личным, слишком сложным и болезненным. И все же она обещала быть откровенной.       — Я увидела свою семью. Не знаю до сих пор, реальную или нет. Но ту, какой она могла бы быть, если бы мои родители были живы. Я видела счастливую маму и улыбку на лице отца, маленькую себя, которая растет не в приюте под надзором жестокой воспитательницы, а в окружении любящих людей. Я видела, как мы вместе играем в уютном саду, как папа учит меня держаться на крохотной детской метле, как мама читает мне книжки на ночь, как они радуются, когда я отправляюсь в Хогвартс. Каждую ночь видение было разным, но неизменным было лишь одно — у меня была настоящая семья. Любящие, живые родители. Какой могла быть жизнь, если бы она не изменилась в ночь с четвертого на пятое февраля 1876, когда мне, по словам мисс Джозефины, было около года. Я ведь до сих пор даже не знаю, когда именно родилась. Зимой 1875, это все, что известно. А родители, которых я видела в отражении зеркала, знали наверняка. — Когда Абигейл закончила говорить, ее голос дрожал, а по щекам текли слезы. Ничего она не желала в своей жизни так сильно, как обнять своих родителей хотя бы раз. Сказать, что она любит их. Она ничего не знала о своем прошлом, но была точно уверена, что ее не бросили, что она была дорога им.       Оминис же, не зная, что ответить, лишь крепче прижал к себе девушку, которая в этот вечер сидела у него на коленях. Как много он бы отдал, чтобы подарить ей то, о чем она мечтает. И как сложно ему самому было понять, каково это, любить собственных родителей.       Иногда и самой девушке удавалось поставить его своими вопросами в тупик. Например, когда она спрашивала, как сказать ту или иную фразу на парселтанге. Поначалу Оминис даже пытался отшутиться, не желая лишний раз притрагиваться к наследию Слизерина.       Но Гейл действительно нравилось, когда он говорил на языке змей — Мракс не мог не слышать, как ускоряется ее сердцебиение в такие моменты, а потому с каждым разом все охотнее отвечал, пробуждая в голове воспоминание о том, как она краснеет. И стоило в ответ на его слова на парселтанге услышать ее учащенное дыхание, Оминису хотелось скорее закончить их разговор, так как он отчаянно боялся, что девушка заметит, как его собственное тело, вопреки всякой логике и холодному разуму, реагирует на нее.       В такие вечера он всегда проводил очень много времени под душем, вернувшись в общежитие. И надеясь лишь на то, что звук воды способен заглушить его постыдную несдержанность.       Сама же Гейл старалась не думать о том, как неожиданно и мило краснеет Оминис, когда она просит сказать что-то на парселтанге, чтобы это не отвлекало от необходимость запомнить каждый звук.       До его Дня рождения оставался всего один день, и девушке отчаянно необходимо было успеть воплотить свою идею, пока Оминис не покинул Хогвартс, чтобы отпраздновать этот день в кругу семьи.       Абигейл все еще не была уверена в своих силах, когда в ночь с первого на второе января спустилась к знакомым жаровням с символами в виде змей. На этот раз не нужно было ничего искать. Заклинание Конфринго, как и в прошлый раз, запущенное в нужные направления всего с разницей в долю секунды, открыло потайной проход. С трудом заставив себя перестать дрожать, девушка ступила в мрачный коридор, где все так же пахло затхлостью и пылью.       Каждый шаг давался с трудом, а сердце билось как птица в клетке, в ушах звучал собственный крик, а ноги сводило фантомной болью.       И все же она заставляла себя идти вперед. Дверь, которая открывалась с помощью парселтанга, поддалась не с первого раза, но Гейл была хорошей ученицей, и спустя некоторое время, которого почти было достаточно, чтобы отчаяться, все-таки открылась, с грохотом отъезжая в сторону. С загадками тоже не возникло никаких сложностей — все они были разгаданы еще в прошлый раз, и Абигейл довольно неплохо помнила путь, который на этот раз занял едва ли не в два раза меньше, чем тогда, когда они побывали здесь втроем.       Перед аркой, ведущей в ловушку, Гейл замерла. Ей потребовалось немало времени, чтобы отдышаться и взять себя в руки, заставляя себя вспомнить о том, зачем она здесь, отгоняя воспоминания о пробирающем до дрожи кошмаре пыточного проклятия.       Дрожащей рукой девушка направила Инсендио в один из факелов, чтобы лучше видеть, что она делает: переступать порог она не собиралась, и оставалось лишь надеяться, что все пройдет по плану.       Спустя всего час перепачканная в пыли и все еще тяжело дышащая Абигейл спешила к дворику Часовой башни, где уже ждал ее обеспокоенные просьбой о встрече в столь необычном месте Оминис.       — Что случилось? — Тут же накинулся на нее с вопросами парень, едва Гейл ступила на брусчатку дворика.       — Скоро узнаешь. Доверься мне. — Девушка взяла его за руку и повела за собой. Мракс же не решился возразить, вспоминая, как сам просил Гринвич ему довериться в танце.       — Ты можешь хотя бы сказать, куда мы идем? — Не удержался он от вопроса, когда они уже спускались к Черному озеру на грани территории школы.       — Скоро узнаешь, почти пришли. — Лаконично ответила девушка, уводя парня в сторону от пляжа. Туда, где находилась неприметная пещера.       Абигейл остановилась только тогда, когда они добрались до нижней части пещеры, скрытой от любопытных глаз.       — И что мы здесь делаем, позволь узнать? — Спросил Мракс, стараясь скрыть волнение за иронией.       — Хороним твою тетю. — Коротко и без доли шутки в голосе ответила девушка, ставя на землю коробку и возвращая ей истинные размеры с помощью заклинания.       — Чт… Как? Неужели? — Гейл ощутила, как ладонь Оминиса дрогнула в ее руке. Обведя палочкой пространство вокруг себя, Мракс безошибочно определил местонахождение импровизированного гроба. На негнущихся ногах, шаг за шагом, он заставил себя подойти и опуститься на колени.       В тусклом свете факелов, зажженных заранее, Абигейл увидела, как по щекам парня ползут слезы, сдержать которые он уже не мог. Его руки тряслись так, что Оминис даже выронил палочку, а щеки горели лихорадочным румянцем.       — Я буду наверху и скоро вернусь, хорошо? — Девушке хотелось дать ему время, чтобы попрощаться с тетей наедине. Мракс не нашел же в себе сил ни на что, кроме как кивнуть.       Когда Гринвич вновь спустилась в подземную часть пещеры, Оминис уже более твердо стоял на ногах, но все еще молчал, а его глаза раскраснелись от рыданий.       — Гейл, ты невероятная. Ты очень понравилась бы Ноктуа. Жаль, что вам не довелось познакомиться. — Слизеринец протянул ей руку, прося подойти ближе. И Абигейл не могла ему в этом отказать. Но стоило шагнуть навстречу, как девушка тут же оказалась заключена в крепкие объятия. — Я не знаю, как благодарить тебя. За эти полгода ты сделала для меня больше, чем моя родня за всю мою жизнь.       — Не нужно благодарить. Мне просто казалось это правильным. Важным. Ну, и, если честно, я не придумала, что еще могла бы сделать для тебя на твой День рождения.       — Знаешь, что бы мне ни подарили, твой подарок будет самым лучшим. Тетя со мной бы согласилась.       Больше они не говорили в тот вечер, но и слов не требовалось. С помощью заклинаний они левитировали гроб Ноктуа Мракс в заранее подготовленную могилу, с помощью же магии установили надгробный камень, на котором Оминис сделал надпись: «Любимой тете, чья вера не умирает».       Также молча они покинули пещеру и вернулись в гостиную Слизерина. Лишь перед тем, как разойтись по общежитиям, Оминис шепнул Гейл «Спасибо», обнимая ее на прощание и невесомо целуя в покрасневшую от смущения и волнения скулу.       Чтобы хоть как-то избавиться от волнения, пока Оминиса не было в замке, Абигейл решила заняться полезным делом. А именно, встретиться с Лодгоком, который, наконец, прислал сову с новостями. Гоблин просил о встрече в предгорье, возле шахты, и настоятельно просил взять с собой кого-то, кто знает гоббледук.       Наверное, Гейл стоило бы насторожиться такой загадочности, но слизеринка, которая и без того слишком нервничала из-за Мракса, лишь пожала плечами и отправилась на поиски Таккара, который упоминал, что знает язык гоблинов.       Обнаружить когтевранца было куда проще, чем домовика директора. Амит даже во время каникул предпочитал проводить все свободное время в Астрономической башне.       Заинтересованный ее предложением, парень, хоть и немного поколебался, все же согласился составить Гейл компанию.       Добравшись до места встречи с Лодгоком, девушка, к сожалению, выяснила, что все поиски гоблинского шлема в подземельях и лагере бандитов были зря: Ранрок быстро заподозрил, что Лодгок прибегнул к услугам волшебника, чтобы достать легендарный артефакт, отчего разозлился еще сильнее. Наладить отношения не удалось, однако, были и хорошие новости.       Лодгок поделился с девушкой историей о неком гоблине Брагборе, за дневниками которого охотился Ранрок еще в те времена, когда они сотрудничали. Брагбор был создателем хранилищ древней магии, и в поисках его дневников Лодгок познакомился с женщиной, что своей добротой и искренностью заставила его изменить свое отношение к волшебникам и отказаться от идей Ранрока. Сердце Абигейл сжалось от тоски, когда прозвучало имя. «Мириам». Этой женщиной была Мириам Фиг, жена ее опекуна и наставника. Именно благодаря ей Лодгок увидел в волшебниках не только тиранов, ущемляющих другие магические народы, но и нечто хорошее. Благодаря миссис Фиг, ее свету и чистой душе теперь этот гоблин помогал Абигейл, а не воевал против нее на стороне Ранрока. Весть о том, что Мириам, которой так восхищался Лодгок, больше не было в живых, выбила гоблина из колеи и разозлила. Он подозревал, что это может быть делом рук Ранрока, хотя и не хотел в это верить.       Вместе с Амитом им предстояло спуститься в шахту, чтобы отыскать нечто, указывающее на планы гоблинов. К счастью, им это удалось проделать достаточно быстро и без лишних сражений: почти всех дежурных удалось обезвредить с помощью Петрификус Тоталус, которое девушка использовала уже почти не задумываясь, все чаще размышляя о том, чтобы начать практиковать невербальную магию. Она обязательно попросит Оминиса ей в этом помочь, как только он вернется в Хогвартс.       А пока их с Таккаром «добычей» стали схемы странных механизмов. Огромные буры, очевидно, предназначенные для чего-то особенно масштабного, ведь хранилище, для которого они были предназначены, обещало оказаться поистине колоссальным. И, пока Амит восторгался способностями гоблинов строить подобные механизмы, Гейл отчетливо ощущала, как по спине ползут мурашки. Подобная подготовка определенно не обещала ничего хорошего. Грядет большое сражение. И спаси их всех Мерлин, чтобы никто не пострадал и привычный мир волшебников устоял под подобным натиском.       На следующий день после того, как Гейл спускалась в шахты гоблинов, ее поймал в гостиной факультета Себастьян, заставив отвлечься от мыслей, которые с каждым днем все больше покрывались налетом мрака и безнадежности. Ему, наконец, удалось закончить все свои наказания и сдать долги по предметам. И теперь он был готов отправиться в то место, что было обозначено на триптихе в крипте.       Кто бы мог сомневаться, что их уже ждал гоблинский лагерь? Хотя девушке и хотелось избежать стычки, сторонники Ранрока напали первыми, и им с Сэллоу с трудом удалось отбиться и скрыться в подземельях. Благодаря древней магии, им удалось проникнуть в ту часть пещер, что была недоступна для гоблинов.       В очередном прибежище Исидоры, помятые и израненные, слизеринцы обнаружили очередную часть дневников и последний кусок триптиха.       — Мы просто теряем время! За каждой подсказкой — новая загадка. — Злился Себастьян, когда им удалось добраться до безопасного места.       — Все, что связано с Хранителями — одна большая загадка. Иногда кажется, что им всем просто нравятся тайны. Но есть в этом нечто странное. Я уже видела воспоминания Рэкхема, хранителя, который тоже был способен видеть древнюю магию и обучал Исидору. Но кусочков пазла все еще не хватает, чтобы понять полную картину. Поэтому я и хочу найти то, что связано с Исидорой. Она не сходилась во взглядах с другими хранителями, и я пытаюсь понять почему. Остается лишь надеяться, что это приведет меня к ответам. — Пожала плечами Гейл, протягивая другу склянку с Рябиновым отваром. Сама же она, к счастью, отделалась лишь парой ушибов, а вот Сэллоу сильно повредил руку.       — Все это звучит очень сложно. Давай для начала вернемся в крипту и вернем холст на триптих. Может, хоть это нам что-нибудь даст. — Поморщился Себастьян не то от раздражения, не то от вкуса отвара.       Изображение точно вписалось в левую часть триптиха. Но больше ничего не поменялось.       — Умоляю, скажи, что хотя бы для тебя это что-то значит. — В отчаянии посмотрела девушка на друга.       — У меня для тебя две новости. Хорошая и плохая. — Мрачно ответил парень, словно обе новости, на самом деле, были так себе. — Хорошая в том, что я знаю, где это место.       — А плохая?       — У нас будут серьезные неприятности, если мы хотя бы попытаемся туда сунуться. Побережье, где оно находится, захватил Ранрок со своей шайкой, и дела там даже хуже, чем в Фелдкрофте. Появляться в месте, изображенном на картине, изощренный способ самоубийства.       — И с каких пор тебя это останавливает? — Не удержалась Гейл от колкости.       — Действительно. — Улыбнулся в ответ Сэллоу. — Когда отправляемся?       — Не спеши. Ранрок серьезная угроза, а мы постоянно отстаем от него на один шаг. Я познакомилась кое с кем, кто может помочь. — Себастьян оживился, уже собираясь заявить, что враги гоблинов — его друзья. Но тон подруги его насторожил.       — И кто же это? — Вкрадчиво поинтересовался Сэллоу, мечтая ошибиться в своих предположениях.       — Его зовут Лодгок. Он…       — Гоблин?! Ты издеваешься?! — Взвыл Себастьян. Он мог ожидать подобного предательства от кого угодно, но не от той, которой восхищался всем сердцем. Не от Гейл, которая всегда была на его стороне, в которой он видел свою надежду и поддержку. Не теперь, когда он был так близок к своей главной цели — лекарству для сестры. — Умоляю, скажи, что я понял тебя неправильно! — Сэллоу до последнего не хотел верить, что это правда. Что Абигейл, его милая Абигейл, на такое способна. — Ты же знаешь, что именно мерзкие гоблины наложили проклятие на Анну! Чтобы заставить ее молчать, чтобы ее «было видно, но не слышно»!       — Не все гоблины… — Попыталась было оправдаться девушка, раздраженная максимализмом друга. С одной стороны, она понимала его, и у нее разрывалось сердце от того, как остро он воспринял ее знакомство с Лодгоком. С другой же стороны, если они будут судить обо всех гоблинах лишь по Ранроку, то чем тогда будут от него отличаться?       — Не все гоблины какие? Забыла, что они сделали с Фелдкрофтом? Забыла, что стало с шахтой, в которой мы были сегодня? А то, как они нас едва не убили несколько раз? — Чем дальше распалялся парень, тем больше ему хотелось скатиться в банальную истерику и заплакать. Он не мог простить подобного никому, даже Гейл.       — Не забыла! — Почти срывалась на ответный крик Абигейл. — Я ничего не забыла, Себастьян! Но выслушай меня! — Ей не хотелось терять лучшего друга из-за такой глупости. Но Сэллоу было уже не остановить.       — Я не собираюсь слушать идиотку! — Выкрикнул слизеринец, окончательно теряя самообладание.       Абигейл показалось, что у нее вышибло весь воздух из легких, настолько ранили ее эти слова.       — Ты сам не знаешь, что говоришь. Остановись хоть на секунду и подумай! — В последний раз попыталась она воззвать к его разуму, но все бесполезно.       — Я отлично все понимаю! — Презрительно бросил ей Сэллоу, спешно покидая крипту, словно не желал находиться с ней в одном помещении.       Как мало, оказалось, требуется, чтобы пошатнуть их дружбу.       Оставаясь в полном раздрае после бессонной ночи, которая так и не смогла помочь примириться с действительностью, Абигейл с самого утра ждала возвращения Оминиса.       Даже отправила ему записку, что ждет встречи в крипте, надеясь, что он прочитает ее сразу же, как окажется в своей комнате.       Девушка расхаживала из стороны в сторону, погруженная в грустные мысли, и звук открывающейся двери показался ей колокольным набатом в тишине. А облик Оминиса — лучом утреннего солнца и последней надежды теперь, когда одним моментом все пошло наперекосяк.       Не думая и минуты, Гейл тут же кинулась его обнимать, но, к ее удивлению, Мракс не ответил на объятия.       — Абигейл. — Осторожно отодвинул от себя девушку Оминис, выглядевший каким-то отрешенным. — Не пойми меня неправильно. Я тоже очень рад нашей встрече, но… — Это «но» показалось Гейл приговором. Ей захотелось закричать: «Нет, не смей говорить ничего, не теперь». — Но нам будет лучше остаться просто друзьями. — Услышала она то, чего боялась больше всего. — Эти каникулы и Рождество, как и твои подарки, были просто замечательными. И все же, я много размышлял над этим. И ты должна понимать, что у нас ничего не выйдет. Мне не хотелось бы потерять тебя как друга ради призрачного шанса перевести наши взаимоотношения на новый уровень.       Голос Оминиса звучал ровно и спокойно, но Гейл казалось, что в нем застыли осколки льда. Она отшатнулась, словно от пощечины. Ей еще не было так больно. Даже когда мисс Глэдис порола ее до потери сознания, когда пытались убить гоблины и темные волшебники, когда тело прожигал паучий яд, когда Себастьян прошлым вечером отвернулся от нее лишь из-за сотрудничества с Лодгоком. Никогда.       Абигейл хотелось схватить Мракса за воротник идеально отглаженной и накрахмаленной рубашки и потребовать объяснений. Ровно два дня назад все было хорошо, он нежно сжимал ее руку, трепетно обнимал и улыбался. Теперь же перед ней стоял холодный непробиваемый аристократ из знатного семейства, каким его видели все остальные.       Тот, кто обещал, что не даст ей упасть, только что сам столкнул в пропасть. И внутри что-то оборвалось, сломалось. И это «что-то» уже нельзя было починить.       — Как пожелаешь. — Не добавляя ни единого лишнего слова ответила Гейл, круто развернувшись на каблуках и вылетев из крипты быстрее золотого снитча. Девушка не хотела, чтобы он успел заметить ее слезы, сдержать которые было выше ее сил.       Как только за спиной Абигейл закрылась тяжелая дверь, Оминис опустился на колени. Его плечи содрогались от беззвучных рыданий. Ему казалось, что он слышал, как разбивается сердце Гейл с каждым его словом. И теперь его собственное обливалось кровью и болело так, что хотелось голыми руками вырвать его из груди, чтобы хоть ненадолго унять эту самую боль, рядом с которой даже Круцио казалось детским лепетом.       Сам, своими руками, он только что разрушил лучшее, что когда-либо было в его никчемной жизни. И мысль о том, что это было необходимо ради блага Абигейл, ничуть не утешала, не умаляла безграничного отчаяния, что заполнило всю душу Оминиса, прокралось в каждую клеточку его тела.       «Будь проклят Магнус Мракс. Будь проклята вся эта семейка. Будь проклят я сам» — кричал он в пустоту, прекрасно зная, что никто его не услышит.