more than I can take

Step right off the ledge, into the abyss (С) The Abyss – Three Days Grace

      — Гринвич, неужели ты не получила мое приглашение? — Раздался прямо над ухом мягкий голос, каким, пожалуй, мог бы говорить демон-искуситель, если бы у него не было блондинистой шевелюры и лица Родолфа Малфоя.       Если бы Гейл не заметила его заранее, вполне вероятно, что сейчас бы шестикурсник уже лежал в коридоре, придавленный к земле Петрификусом. Но девушке было интересно, что он может ей сказать, хотя палочку она все равно предпочитала держать наготове.       — Почему же. Получила. Просто предпочла проигнорировать. — Абигейл надеялась, что ее улыбка хотя бы напоминала нечто, что можно назвать «обворожительным», а не «злобным оскалом».       — Сразу видно девушку из деревни. Никаких манер! — Театрально воскликнул Малфой, так, что Гейл с подозрением покосилась на блондина. — Тебе не говорили, что стоит приходить, когда тебе назначают свидание?       От подобного заявления девушка едва не выронила палочку. Появилось странное желание проверить у Златовласки температуру.       — Какое свидание, болезный? Слишком сильно головой на дуэли приложился, что ли?       — Взаимовыгодное, Гринвич. И исключительно деловое, что бы ты себе там не напридумывала. — Скривился Родолф.       — С хорьками вроде тебя предпочитаю дел не иметь. До встречи, Златовласка! — Гейл поспешила удалиться, пока шестикурсник не решил продолжить этот фарс.       — Tu te comportes comme une bête. — Пробубнил он себе под нос так, что Абигейл едва расслышала.       — C'est toi qui est le crétin. — С едва заметным шипением ответила девушка, заставляя Малфоя совершенно неприлично вытаращить на нее глаза.       — Говоришь по-французски? Гринвич, да ты полна сюрпризов! Я восхищен. Нет, серьезно!       — Малфой, ты точно не заболел? Может тебе в лазарет на экскурсию сходить?       — Да ну тебя. — Блондин еще раз смерил девушку взглядом, в котором читалось разочарование, и ушел.       Абигейл же не оставалось ничего, кроме как пожать плечами и продолжить путь в гостиную.       За этот день она и без того слишком сильно вымоталась, чтобы еще обращать внимание на странное поведение старого неприятеля. Из головы не выходил вчерашний разговор с Себастьяном и Оминисом. Было в этом всем нечто очень тревожное, и сердце Гейл предчувствовало большую беду. В очередной раз с сожалением отложив в сторону наброски для нового зелья, девушка предпочла потренироваться вызывать Патронус, но в таком состоянии не получалось вообще ничего. В голову постоянно лезли мрачные мысли, от которых не спасала даже медитация.       Забросив это гиблое дело Абигейл переключилась на нечто более полезное. В одной из книг ей удалось найти информацию о Протеевых чарах, позволяющих передавать небольшие сообщения на расстоянии. В отсутствии совы, это был лучший способ, чтобы экстренно сообщить Оминису, когда Себастьян все же решится отправиться на поиски реликвии. А в том, что он решится, и уже скоро, а также обязательно позовет ее с собой, девушка не сомневалась.       Для чар требовались два одинаковых предмета. Обычный пергамент бы не подошел — без специальной подготовки он бы просто не выдержал подобную магию. Не обнаружив ничего хоть сколько-то подходящего, Гейл все же заставила себя добраться до Хогсмида, рассчитывая подобрать что-то в «Дэрвиш и Бэнгз», где всегда можно было найти море всяких безделушек и полезностей.       Перерыв целую кучу самых разных диковинок, открыток, картинок и Мерлин знает чего еще, Абигейл все же смогла найти кое-что подходящее. Хотя все еще сомневалась в своем выборе. Две подвески — простые металлические овалы, явно предназначенные, чтобы на них что-то было выгравировано. Без цепочек, украшений и каких-либо дополнительных элементов. Они подходили идеально. Вот только как Оминис отнесется к подобному подарку?       В любом случае, у нее не оставалось выбора. Нет времени искать что-то еще. Слизеринка и без того не была уверена в том, что у нее получится создать то, что требуется.       Чары действительно отняли почти весь оставшийся день — наложить их не получалось не то что с первого, но даже с десятого раза. Вечно что-то шло наперекосяк: то они вообще не работали, то срабатывали только на одном медальоне, то передавали послание не полностью.       К тому времени, как Абигейл удалось добиться нужного результата, девушка успела уничтожить недельный запас бутербродов и успокоительного чая, а также взмокнуть похуже, чем после тренировки с Имельдой. К счастью, Выручай-комната, как всегда предусмотрительно предоставила ей ванную, в которую Гейл с радостью наколдовала воды и добавила экстракт ромашки. Она бы, разумеется, предпочла лаванду. Но любимый запах стал навевать неправильные мысли после занятия Зельеварения.       Оминис, оставшись в одиночестве в спальне мужского общежития, не находил себе места. Ссора с Себастьяном окончательно выбила его из колеи. Наверное, разумом он понимал, что все уже давно шло именно к этому. Но Мракс настолько сосредоточился на Абигейл и планах своего отца, что совершенно упустил то, как далеко зашел его друг.       Он действительно боялся потерять Себастьяна, который, как и Анна, стали первыми людьми в его жизни, кто принимал его таким, какой он есть, с его сумасшедшей семейкой, слепотой, глупыми заскоками, язвительностью, необщительностью и прочими минусами. Близнецы Сэллоу стали для него не просто друзьями. Они стали семьей.       И как бы Себастьян не обвинял Оминиса в равнодушии, Мракс действительно переживал из-за Анны. Они мало общались — юноша боялся, что может сделать только больнее девушке, что была в него влюблена, когда она и без того слишком сильно страдает. Но это вовсе не означало, что ему было все равно. Нет, совсем наоборот. Он запоминал каждое слово, когда приятель рассказывал о сестре. Мечтал о ее выздоровлении, о том, как они вновь все вместе будут веселиться и болтать обо всем на свете.       Только теперь уже вчетвером. Как бы ему не хотелось забыть об Абигейл, для ее же блага стать для нее лишь одним из сокурсников, он не мог просто взять и перестать чувствовать то, что чувствует.       Не мог не думать о том, что каждое ее прикосновение — как удар молнии прямо в сердце. Вчера, когда она едва заметно, очевидно, просто по привычке, коснулась его руки, Оминису потребовалась вся его выдержка, чтобы заставить себя сдержаться. Чтобы не сорваться и не прижать ее к себе, вдыхая спасительный аромат лаванды.       Мерлин, сколько бы он отдал за еще один поцелуй. За ее прикосновение. За одну ночь в ее объятиях. Наверное, всю свою жизнь. Но поставить под удар саму Гейл он не мог. Не имел права.       Все, что теперь ему оставалось — мечтать о том, что это она могла бы расстегнуть ворот его рубашки, медленно и осторожно, едва касаясь, скользнуть тонкими прохладными пальцами по коже туда, где сконцентрировано желание. Оминис очень живо мог представить себе ее сияющие глаза, румянец, вспыхнувший на щеках. То немногое, что он успел действительно увидеть, когда Оборотное зелье подарило ему такую возможность. То, что не сможет забыть уже никогда.       Непристойные помыслы, недостойные воспитанного юноши и джентльмена, каким он себя считал, но это сумасшествие по имени Абигейл занимало все его мысли, пробуждало в нем нечто первозданное. Желание защищать, желание обладать, сделать своей, заявить права. Желание. Такое горячее, страстное и отчаянное, какое только может испытывать молодой мужчина к прекраснейшей из девушек, что он встречал в своей жизни. Даже если ему было не суждено любить ее в самом откровенном и приземленном смысле этого слова, никто не запретит ему об этом мечтать, фантазировать, представлять. До тех пор, пока это не станет слишком болезненным, пока с очередным судорожным вздохом ее имени не придет долгожданное успокоение, дарящее короткий миг блаженства.       Несмелый стук в дверь раздался, едва Оминис успел привести себя в порядок. О, Мерлин, о чем он только думал?! Его соседи по комнате могли вернуться в любой момент и застать его в самом неприглядном виде. От мыслей об Абигейл у него совершенно сносило крышу.       — Да, войдите. — Конечно, он никого не ждал, а ребята вряд ли стали бы утруждать себя вежливым стуком в дверь. Но делать вид, что его тут нет, было странно.       — Оминис? Мы можем поговорить? — Дверь в комнату захлопнулась позади девушки, окончательно вгоняя в краску и без того покрасневшего парня, словно Абигейл могла догадаться, чем он тут занимался за пару минут до ее появления.       — Да, проходи. — Он вежливо указал ей на небольшое кресло у окна, стараясь, чтобы его голос звучал достаточно безразлично и холодно.       И этот тон больно кольнул сердце девушки, которое заходилось в бешеном ритме. Она несколько раз разворачивалась, прежде чем все же смогла заставить себя постучать. Вряд ли у нее была бы другая такая возможность: почти все студенты еще отдыхали в Хогсмиде, не считая, разве что, Малфоя, которому взбрело в голову высказать ей претензии за пропущенное «свидание». А Себастьян был в крипте, вновь корпел над записями Слизерина, она проверяла. Не сегодня, так завтра он потащит ее на поиски реликвии, а значит, нужно было как можно скорее отдать Оминису зачарованный медальон.       Но она оказалась совершенно не готова увидеть Мракса таким, каким он предстал перед ней теперь. Разумеется, она и до этого видела его немного растрепанным — после тренировки или когда они дурачились. И все же Абигейл еще не доводилось лицезреть ледяного принца Слизерина настолько домашним, раскрасневшимся, в полурастегнутой рубашке, в вырезе которой можно было рассмотреть фарфоровую кожу, все так же усыпанную редкими созвездиями родинок. Гейл не могла понять, либо в мужском общежитии лучше топили жаровню, либо ей стало жарко от волнения. Но как-то внезапно захотелось выпить воды, а то, ради чего она вообще пришла в комнату Мракса, преодолев смущение, страх и чувство собственного достоинства, вылетело из головы.       Взгляд упал на помятую кровать, и в голове девушки пролетели карточки с картинками, которые украдкой показывали старшие мальчишки приюта, ночью, при слабом свете свечи, чтобы мисс Кирк и мисс Кирк не догадались. Непристойные картинки.       — Гринвич, чего ты хотела? — Голос Оминиса звучал устало, и Абигейл ощутила вину. Наверняка он очень волновался за Себастьяна, и у него, как это часто бывает, разболелась голова.       — Я обещала тебе сообщить, если Сэллоу задумает отправиться на поиски реликвии. — Заставила она себя сосредоточиться. Оминис тут же собрался и напрягся. — Нет, пока еще нет. — Поспешила успокоить его гостья.       — Тогда зачем…       — Ты можешь дослушать не перебивая? — Неловкость ситуации и неоднозначность собственных ощущений заставляли Гейл нервничать.       — Прости. Я слушаю тебя.       — Так как у меня нет совы, я подумала, что самым быстрым способом что-то передать тебе будут Протеевы чары.       — Это слишком… — Вновь перебил ее Мракс. Да что за привычка такая, затыкать ей рот?!       — Оминис, будь другом, заткнись и дослушай. — Абигейл уже начала раздражаться, и виной тому были неуместные нахлынувшие водопадом чувства. — Я сделала парные артефакты. Постарайся держать медальон при себе. Как только я что-то узнаю, сразу же сообщу тебе. При изменении структуры подвеска нагреется, и на ней проступит надпись. Сможешь ее прочитать?       — Да, конечно. — Оминис чувствовал себя немного растерянным. Гейл вновь делала все сама: находила нестандартные решения и воплощала их, несмотря на умопомрачительную сложность. Словно для нее было игрой то, чему другие волшебники учились годами.       — Хорошо. — Абигейл кивнула, принимая его слова.       Немного поколебавшись, девушка сократила между ними расстояние, и Мраксу на секунду показалось, что она обнимет его или возьмет за руку. Но Гейл всего лишь положила на прикроватную тумбочку медальон и какой-то мешочек, судя по запаху, с тем самым лавандовым травяным сбором, что он регулярно пил, пока… Он не хотел думать об этом «пока». Не в эту минуту.       — Поможет от головной боли. Себастьян нам обоим, похоже, собирается неплохо вымотать нервы. — С этими словами Гринвич скрылась за дверью, тихо прикрыв ее за собой.       Оминис же с глухим стоном опустился на кровать. Тканевый мешочек дразнил запахом лаванды, который Гейл забирала с собой. Словно небольшая частичка ее осталась в его комнате. Осторожно, словно опасаясь потерять или сломать, парень стиснул в руке медальон, закрепленный на тонком кожаном шнурке. Казалось, одна только мысль о том, что Абигейл сделала это для него, потому что он попросил держать его в курсе, готова была свести его с ума. Эта несносная девчонка ворвалась в его жизнь как ураган и перевернула все с ног на голову. И теперь Оминис утопал в чувствах, что захлестывали его с головой, заставляя захлебнуться.       Только повесив медальон на грудь, он осознал, что все это время так и стоял перед Абигейл в расстегнутой рубашке, растрепанный, у неубранной постели. Великий Мерлин, что она о нем подумает! Он хотел держать дистанцию, но не таким способом! Наверняка, теперь она посчитает его развратником, думал Оминис. В своем собственном сознании он таким и был, ведь одна только мысль о Гейл в его комнате, в его постели, заставляла вновь напрячься тело, что только недавно тонуло в эйфории ощущений.       Всю неделю Сэллоу был предельно вежлив и тактичен с девушкой, шутил, хоть и несколько натянуто, составлял ей компанию за завтраком и, иногда, на занятиях. Словно пытаясь загладить вину за свое поведение. Или же опасаясь, что Гейл успеет передумать. Хотя ничего в его поведении не кричало о манипуляции и неискренности, девушка все еще относилась настороженно. Слишком много всего успело произойти, слишком много он ей наговорил, слишком странно вел себя, не желая посвящать в свои дела Оминиса.       С Мраксом Сэллоу общаться совсем перестал, что вызвало немало пересудов и сплетен среди однокурсников. И большинство из них сводилось к тому, что друзья не поделили Гринвич. Одни болтали, что Себастьян увел девушку у друга, другие считали, что Оминис сам бросил Абигейл, и слизеринка «утешилась в объятиях» одного из главных красавчиков факультета.       Не в силах больше это слушать, Гейл почти все время пряталась в библиотеке и Выручай-комнате. Поппи в это время показала себя, как настоящая подруга, сжалившись над девушкой, которая совсем перестала появляться в Большом зале, и рассказала слизеринке, как можно попасть на кухню, где хозяйничали домовики. За эту подсказку Абигейл готова была не то, что расцеловать Добринг, но и еще раз «лезть в пасть к дракону», если пуффендуйка ее об этом попросит.       Зато попытка живьем закопаться в древние фолианты и старые выпуски газет, наконец, принесла свои плоды. Изучив историю большинства благородных семей волшебного мира, Гейл все же смогла найти несколько полезных ниточек, которые, предположительно, могли вести в нужном ей направлении.       Во-первых, она была уверена, что Аристея Поттер была еще жива и, вероятно, находилась в Англии: в одном из десятков изученных ей выпусков «Ежедневного пророка» ей удалось отыскать прошлогоднюю статью, посвященную этой ведьме и ее коллекции артефактов со всего мира. В заметке упоминалось, что свою коллекцию женщина хранит в коттедже Поттеров в Годриковой Впадине.       Записная книжка постепенно пополнялась новыми вопросами. Так, из подробного описания истории потомков Слизерина девушке удалось выяснить, что единственными прямыми наследниками одного из основателей Хогвартса являются Мраксы. Последняя из побочных ветвей прервалась еще около семидесяти лет тому назад. Поначалу Гейл казалось, что это тупик, однако, еще раз внимательно все изучив, девушка обнаружила, что некоторые потомки были попросту вычеркнуты и лишены права считать себя потомками Салазара Слизерина. Всего Абигейл смогла насчитать семь таких за последние три века. Их историю отследить было куда сложнее, и все же, это сужало круг поисков.       О событиях той ночи, когда Гейл попала на порог больницы, не было ничего. То есть совсем ничего. И это выглядело странно. Зачастую в криминальной колонке освещались и куда менее значительные события, чем магическая дуэль, приведшая к серьезным разрушениям и жертвам среди маглов. Нет, разумеется, всякое могло быть. Но девушке с трудом верилось, что редактор выпуска той недели действительно посчитал, что мелкий воришка, под Оборотным зельем таскающий из пекарен свежий хлеб, будет читателям интереснее, чем вопиющее нарушение Статута с последовавшей за этим драмой? Абигейл очень в этом сомневалась. А значит, историю о событиях той ночи замяли намеренно. Вполне вероятно, по просьбе кого-то достаточно высокопоставленного, чтобы надавить на издателя. И этот кто-то, судя по всему, мог быть замешан в смерти ее родителей.       Когда Гринвич уже собиралась составить список редакторов «Ежедневного пророка», чтобы выяснить, с кем они могли быть связаны, перед ней опустился «журавлик» с просьбой о встрече «по причине, которую они оговаривали» и указанием места. Себастьян, как и следовало ожидать, не смог терпеть слишком долго.       Сердце девушки пропустило удар, а капля чернил с пера, так и не донесенного до пергамента, оставила на нем уродливую кляксу. «К печали и горестям» — Абигейл зачем-то вспомнила значение кляксы в гадании на кофейной гуще, но отмахнулась от этой мысли. Наверное, просто не стоило до ночи зубрить символику прорицаний.       Не теряя времени, Гейл стянула с запястья неприметный медальон, надеясь, что Оминис все же носит на шее его точную копию, и прошептала заклинание — «Протеус!», приставив волшебную палочку к холодному металлу. Повинуясь ее желанию, на ровной поверхности проступила надпись. Место встречи с Себастьяном. Абигейл очень надеялась, что Мракс быстро сможет получить ее сообщение. В отличие от своего… друга? Приятеля? Сокурсника? По правде говоря, она не знала, как правильно теперь называть Оминиса. Но в отличие от него, Гейл могла добраться на метле. Ему же, вероятно, придется идти пешком.       Девушка посмотрела в окно. Солнце уже почти скрылось за горизонтом. Значит, придется воспользоваться тайным ходом в Хогсмид, а оттуда — на метле до места, которое указал Сэллоу. А вот Оминису придется прежде отыскать камин, а затем идти пешком.       — Себастьян! — Привлекла Гейл внимание парня, нетерпеливо расхаживающего из стороны в сторону у входа в какую-то пещеру.       — Абигейл, — тут же остановился он, — рад, что ты смогла прилететь так быстро.       — Это здесь? — Гринвич с сомнением покосилась на полуразрушенную и поросшую мхом арку входа. — Ты уверен?       — Да, вполне. В записях не было указано точное место, лишь направление, а за сотни лет все могло поменяться, но я вдоль и поперек изучил каждый камень поблизости. Вход в катакомбы, где находится реликвия, должен быть здесь. — Упрямо заявил слизеринец, пытаясь не выказать собственного волнения.       Он боялся, что мог ошибиться. Но еще больше боялся того, что ждет их внутри. Вряд ли столь ценная вещь могла просто валяться в заброшенной пещере. Отчасти поэтому ему и нужна была Абигейл, с ее смекалкой и боевыми навыками. И все же Себастьяну отчаянно не хотелось, чтобы девушка пострадала, помогая ему. Хотя он все еще не мог до конца простить ее за общение с гоблином и считал это предательством, Сэллоу действительно скучал по их веселым временам, и нередко наблюдал за Гейл, когда она этого не замечала. Хотя Гринвич вообще мало что вокруг себя замечала с тех пор, как поссорилась с ним и с Оминисом.       По правде говоря, Мракс так и не рассказал, что за бладжер между ними пролетел, если перед его отъездом в фамильный «серпентарий», как Оминис сам называл родовое поместье, они ворковали как парочка голубков и украдкой (ага, настолько, что этого мог не заметить разве что слепой, но таковых, кроме самого Мракса, в их окружении не было) держались за руки. Но стоило его другу вернуться, как их взаимоотношения отбросило в самое начало. Первое время Сэллоу даже думал, что Оминис, как и он сам, разозлился на Абигейл за общение с гоблинами, но «принц факультета» искренне удивился, когда услышал о причине ссоры между Себастьяном и Гейл.       Сэллоу склонялся к тому, что нечто произошло как раз в поместье. Может быть, надавил Магнус или даже Нобис — Оминис всегда побаивался отца и старшего брата. Как бы то ни было, Себастьян, поначалу, был даже рад, что они оба прекратили общаться с Гринвич. До тех пор, пока он не понял, что нуждается в ее помощи. И, что не менее важно, действительно скучает по неугомонной брюнетке. Он даже собирался, скрепя сердце, попытаться помирить лучшего друга и Абигейл. Ровно до тех пор, пока Мракс в очередной раз не вызверился на него, наотрез отказавшись даже близко подходить к записям Слизерина. Тогда-то Себастьян и понял, что ему даже на руку, что Гейл и Оминис перестали общаться. Если бы отношения между ними продолжились, Мракс наверняка смог бы убедить девушку принять его сторону и не помогать Сэллоу. Оминис и без того за всю неделю заговорил с лучшим другом всего один раз, да и то, только для того, чтобы потребоваться, чтобы Себастьян не тянул девушку за собой на дно. «Он говорит так, будто я сам планирую на это самое дно опускаться» — злился тогда Сэллоу, разраженный угрожающим тоном и равнодушием Мракса к судьбе Анны.       — Кстати, о реликвии… — Тем временем вновь заговорила Гейл.       — Думаю, один из учеников Слизерина мог обнаружить ее, когда изучал саркофаги в этих катакомбах. В сообщении ученика, которое было приложено к дневнику Салазара, сказано, что им не позволили забрать реликвию с собой. А значит, она осталась где-то здесь. — Принялся объяснять парень. — Как я уже говорил, она наделяет своего владельца силой снимать темные проклятия. Если она в этих катакомбах, я должен ее найти. Ради Анны. Мне нужно увидеть, что она из себя представляет.       Хотя Себастьян говорил уверенно, Абигейл опасалась. Во всей этой истории было слишком много белых пятен и что-то не сходилось. Если бы эта «реликвия» была такой полезной, почему ее предпочли похоронить в катакомбах и забыть о ней раз и навсегда? Не потому ли, что цена за «пользу» оказалась непомерно высокой? Не потому ли, что, помимо пользы, она несла в себе слишком много тьмы и зла? Знали ли Себастьян что-то, о чем предпочел нужным умолчать? Или же просто сломя голову несся туда, где маячила хоть какая-то надежда на спасение Анны?       Каким бы ни оказался правильный ответ, Себастьян определенно не собирался отступать. Как бы ни было неприятно это признавать, но кое-в чем Соломон был прав: его племянник не умеет вовремя останавливаться. Как никогда отчетливо Гейл осознала: Сэллоу готов на все. И от этого мурашки бежали по коже. «Где же Оминис?!» Хотя Абигейл понимала, что еще слишком рано, Мракс просто не успел бы добраться так быстро, ей сейчас была просто необходима поддержка. Если они все же найдут реликвию, обратного пути не будет.       — В записях ученика было еще что-нибудь полезное? — Девушка хотела немного потянуть время.       — Вот, посмотри сама. — Себастьян протянул ей старинный пергамент, едва ли не разваливающийся на ветру. — Имя не указано, но я думаю, они не просто так были вложены в дневник самого Слизерина.       Гейл пробежалась по закорючкам, которые Сэллоу так щедро назвал «записями». На первый взгляд в них действительно не было ничего, кроме воды и того, о чем рассказал Себастьян. Куда больше внимания уделялось самим катакомбах и саркофагам темных волшебников. Хотя все еще оставалась вероятность, что при более подробном изучении девушке удалось бы найти указания на причину, по которой от реликвии отказались. А кроме того, никогда не отменял того факта, что Сэллоу мог дать ей лишь часть найденного манускрипта. Мерлин, как же ей хотелось верить, что ее друг просто безрассудный идиот, а не бессердечный манипулятор.       — Если ты закончила читать рукопись, нам, стоит спуститься в катакомбы. — Намекнул этот любитель искать неприятности. — Кстати, Оминис тобой интересовался. Ты же ничего ему не сказала? — Словно невзначай поинтересовался он.       — Нет, ничего. — Врать другу было неприятно, но Гейл успокаивала себя тем, что у нее просто не было выбора.       Себастьян сам не ведал, что творит. И если ей требовалось солгать ему, чтобы не рассориться теперь, когда она просто не имела права оставить его одного, значит она будет лгать столько, сколько потребуется, глядя ему в глаза самым невинным из своих отработанных годами взглядов.       — Это хорошо. Он пришел бы в бешенство, если бы узнал. — Успокоился Сэллоу, безоговорочно поверив ее словам.       Спуск в подземелье оказался не самым приятным: потолок покосился и выглядел так, словно раздумывал, стоит ли свалиться на голову незваным гостям прямо сейчас или сделать это немного позже. Стены были в паутине, мхе и чем-то похожем на плесень. То тут, то там проглядывали старинные руны, благодаря которым, очевидно, это место еще не превратилось в обычную груду камней.       «Там, где паутина, предполагаются пауки. А там, где захоронения темных волшебников, — инферналы», — очень кстати подумала девушка, приводя себя в боевой настрой и настороженно озираясь по сторонам.       Чем глубже они спускались, тем тяжелее становилось дышать: воздух был затхлым, влажным и неприятно-сладковатым. Абигейл не смогла удержаться, чтобы не поморщиться.       — Не кривись так, представь, что это не жуткая вонь, а аромат победы, так что не спеши падать духом. — Попытался развеселить ее Себастьян.       — Знаешь, если победа пахнет так, я лучше отдам первенство кому-нибудь другому. — Не разделяла девушка его оптимизма.       Как выяснилось, не зря. В очередном из залов их уже поджидали огромные восьмилапые твари с жирными брюхами грязно-серого цвета. Похвалив себя за предусмотрительность и стараясь сдержать растекающийся по позвоночнику ужас, Абигейл запустила в одно из чудовищ Араниа экзэми и, сразу же следом, Конфринго, заставив арахнида премерезко заверещать, сгорая заживо. Со вторым пауком Сэллоу справился самостоятельно, последовав примеру подруги.       — По крайней мере, теперь мы точно знаем, что мы тут не одни. — Вновь попытался пошутить Себастьян.       — Себ, лучше бы теперь нам быть здесь одним. Иначе я сама тебя прикончу, как только мы выберемся из этих проклятых вонючих катакомб. — Прорычала Гейл, пытаясь унять бешено колотящееся сердце. Свой страх перед пауками ей побороть так и не удалось.       Они методично исследовали каждый уголок древней гробницы в поисках реликвии, залезали в каждое захоронение, изучали желтовато-серые, так и не выбеленные до конца временем кости. Себастьян все так же пытался шутить, хотя выходило неизменно паршиво. Абигейл же мысленно молила Оминиса поторопиться и с трудом сдерживала порывы тошноты, когда в очередной раз приходилось лезть в чьи-то останки. «Сэллоу явно слетел с катушек, если не видит в этом никакой проблемы!» — Ворчала она про себя, время от времени огрызаясь на очередную неудачную шутку напарника.       Удача, если это слово вообще можно было применить к данной ситуации, улыбнулась им уже спустя несколько часов поисков, когда слизеринцы добрались до особенно большого зала, в центре которого возвышалось нечто похожее на алтарь с огромной грудой костей на нем. Подле алтаря валялись заметно потрепанные временем, но все еще не истлевшие записи, написанные знакомой рукой «ученика».       — Сэллоу, подойди сюда. — Позвала приятеля девушка, понимая, что скрывать от него эту информацию уже поздно: Себастьян и сам видел, что она нашла записи. — Здесь что-то о создании баррикад из костей. Фу, какая же мерзость! И про реликвию твою.       — Дай сюда. — В нетерпении Сэллоу выхватил записи, едва не разорвав хрупкий пергамент. — Они хотели вернуться за реликвией. В записях говорится что-то о большом зале. Значит, нужно искать путь, который туда ведет. Давай осмотримся, хорошо? — Уже более мягко предложил парень, понимая, что грубостью сейчас рискует оттолкнуть единственного союзника.       — Ладно, поищу эти самые «баррикады». — Абигейл махнула рукой, намекая, что пока не собирается продолжать разговор. Ей нужно было время остыть, так как Сэллоу всем своим поведением нарывался на очередную отповедь, а девушке нужно было продержаться до прихода Мракса.       — Оставь запись у себя. — Парень протянул лист обратно, как символ примирения. — Вдруг найдешь там какую-нибудь подсказку.       Гейл уже хотела немного порадоваться, что хотя бы пока ничего ужасного, как было в Скриптории, им не обещают. Но Сэллоу быстро разрушил ее надежду.       — На обратной стороне листа. Посмотри. — Обратил он внимание девушки на записи ученика.       Гринвич не стала стесняться в выражениях, высказав все, что думает о необходимости выучить Империус. Чары принуждения и подчинения чужой воле. Непростительное заклятие, в каком-то смысле еще более отвратительное, чем Круциатус. Зато Себастьяна, казалось, совершенно не беспокоила эта запись.       — Не нервничай раньше времени. Кто знает, может быть, нам не придется использовать еще одно непростительное. Тут сказано лишь о том, что его нужно выучить. — Попытался он успокоить подругу, которая, очевидно, была не слишком довольна таким раскладом.       И Сэллоу не мог ее в этом винить. Он и сам никогда не забудет того, что случилось в Скриптории. Разумеется, Себастьян не говорил об этом никому, тем более Оминису или Гейл, но даже спустя столько времени он слышал в кошмарах крик девушки. Нет, его совесть никогда не позволит ему оставить это в прошлом. Может, будь на ее месте кто-то другой, он смог бы себя простить, но не с Абигейл. И все же… Если ради спасения Анны ему придется пойти дальше и наложить на девушку Империус, он сделает это. Не без колебаний, не без ночных кошмаров, но сделает. В конце концов, по крайней мере, ей не будет больно, как от Круцио.       Сама же Гейл предпочла не отвечать на наивную попытку друга ее подбодрить. Глупо было рассчитывать, что до этого не дойдет. Вероятно, Салазар Слизерин продумал все и в этот раз. А потому она лишь молча развернулась, делая вид что очень занята поисками баррикады.       По правде говоря, искать ничего особенно и не требовалось: арка, по обе стороны выложенная человеческими костями, уродливым маяком притягивала к себе внимание любого, кто мог находиться в зале. Гейл внезапно подумала, что больше никогда не сможет использовать выражение «перемыть кости».       Груда останков на алтаре явно намекала, как именно открывался проход. Что, однако, все еще не делало этот процесс более приятным. Переборов приступ отвращения, Абигейл уложила кости одну за другой так, чтобы они стали продолжением арки. Как только последняя, самая маленькая, подъязычная кость, на которой явно виднелась крупная трещина, заняла свое место в этом пугающей архитектурной мечте маньяка, стена, которая до этого момента казалась монолитной, разъехалась в разные стороны и скрылась в арке.       — Абигейл. По поводу Империуса. — Себастьян подошел к ней со спины, заставив девушку вздрогнуть от неожиданности. — Если вдруг нам все же придется использовать его, я мог бы тебя научить. Чтобы, в случае чего, ты наложила заклинание на меня.       — Ну уж нет, Сэллоу. С меня хватило одного раза. Не хочу иметь никакого отношения к непростительным, ты меня понял? И даже не вздумай чуть что раскидываться этими заклятиями. Мы сделаем все, чтобы выбраться из этого долбаного подземелья без темной магии. — Очередная ложь. Хотя Сэллоу, кажется, ей поверил.       Нет, разумеется, Абигейл не лгала, что не хочет иметь ничего общего с темной магией и попытается выбраться из катакомб без того, чтобы к ней прибегнуть.       Но не признаваться же, что она уже знала все три непростительных. Нет. Друзья бы не поняли. Оминис бы разозлился и даже слушать не стал, а Себастьян, чего доброго, решил, что она совсем не против темной магии. Но правда была в том, что Гейл была против. И до дрожи в коленях боялась.       Тот раз, когда Сэллоу использовал на ней Круцио, напугал девушку до первых седых волос. И едва оправившись от потрясения, она перевернулась всю Запретную секцию библиотеки, чтобы узнать все о непростительных. С одной лишь целью — найти их уязвимость. Способ защититься, оградить себя от повторения того, что случилось в Скриптории.       Вот только этих уязвимостей не было. Непростительные пробивали любые щиты и амулеты, от них не спасали обереги и заговоры. Отчасти именно из-за их разрушительной мощи и соблазнительной простоты эти заклятия и получили свой статус. «Билет в один конец до Азкабана». Абигейл удалось узнать не так уж много.       Например, что Круцио причиняет тем больше боли, чем наложивший его волшебник получает удовольствия от процесса пытки. И чем сильнее сопротивляется жертва.       Узнала, что Империус — единственное из трех непростительных, которому можно было противодействовать. Но только тогда, когда воля того, на кого заклинание было наложено, была сильнее, чем воля того, кто использовал эти чары. Сопротивляться могли лишь те, чья личность была поистине сильна. И в то же время была одна причина, по которой Империо было самым страшным из трех: если заклятие было наложено неправильно, оно может травмировать сознание и разум жертвы, изменив их навсегда.       И последнее. Авада Кедавра. Убивающее проклятие. Отбирающее чужую жизнь так быстро, что жертва не успевает даже ничего почувствовать. Проклятие, не оставляющее за собой никаких следов. Не имеет контрзаклятий, пробивает любые щиты. Еще никто не смог после него выжить. Только опытный волшебник мог попытаться отразить чары, но это требовало невероятной силы воли.       — Расскажи-ка мне, дорогой друг. — Воспоминания о мрачных книгах из Запретной секции натолкнули Гейл на мысль. — А откуда ты сам знаешь Империус?       — Я выучил его сам. Только не говори Оминису. — На щеках Себастьяна появился легкий румянец, и парень отвел взгляд в сторону. Очевидно, несмотря на их размолвку, Сэллоу все еще дорожил Мраксом. — Ты уверена, что не хочешь выучить его? В твоей жизни многое поставлено на кон. Со всей этой древней магией.       — «Этой древней магии», — спародировала Абигейл его тон, — мне вполне хватит. Обойдусь без непростительных. — Отрезала девушка.       Как и следовало ожидать, в следующем зале, скрытом прежде за аркой, их вновь ждали пауки. Превращая в факелы одного за другим, девушка не могла перестать думать, почему мерзкие чудовища, живущие в катакомбах, были настолько жирными и откормленными. Себастьян тоже не жалел огненных заклятий.       Увлеченные боем, они едва не упустили тот момент, когда из дыры в стене выползла исполинская красная тварь, нацелив свои грязные, острые как лезвия жвала прямо на спину Сэллоу. Гейл хватило одного короткого жеста, чтобы высвободить кипящую внутри силу, превращая чудовище в пепел.       Когда с последней тварью было покончено, Абигейл не смогла отказать себе в удовольствии спалить всю паутину, используя невербальное Инсендио, в очередной раз удивив Себастьяна. Парень все больше убеждался, что не ошибся, когда еще в самом начале года предположил, что именно Гейл поможет ему найти способ спасти Анну. Ему еще не доводилось видеть волшебника или ведьму, что так обучались бы так же быстро, как Гринвич. И с этой силой нужно было считаться.       Вот только пока девушка самозабвенно уничтожала следы пребывания арахнидов в катакомбах, Сэллоу был занят тем, ради чего они сюда пришли. У дальней стены обнаружился покрытый мхом и вековой пылью стол, на котором зловещим натюрмортом покоились черепа, свечи и разбросанные без всякого порядка записи.       Но важнее всего то, что в самом центре, среди всего этого хлама, лежала бронзовая пирамида, на каждой из четырех острых граней увенчанная фигурками инферналов, держащихся за руки. Еще до того, как Себастьян произнес хоть слово, Абигейл уже поняла. Они нашли то, ради чего пришли сюда. Пока парень был занят изучением артефакта, Гринвич рассматривала записи.       «В реликвии сокрыта огромная сила, которую можно использовать на благо всего мира. Но цена этого слишком велика: нужна темная жертва. Не трогайте реликвию, пока мы не узнаем больше».       Эту запись Гейл прочитала вслух, привлекая внимание напарника, слабо надеясь, что столь тревожная запись может посеять в его кудрявой голове сомнения. Но Сэллоу, казалось, ее не слышал, оказавшись настолько близко к воплощению своей мечты.       — Поверить не могу, у нас получилось! Абигейл, ты понимаешь это? — В голосе парня звенел восторг.       Гейл задумалась: ему все равно, чем придется пожертвовать ради этого, или так проявляется избирательное восприятие — игнорировать факты, которые не вписываются в приятную картину мира?       — Себастьян, ты слышал меня? Здесь говорится о «темной жертве». Тебе не кажется это странным и неправильным?       — Да, похоже, это требуется для высвобождения силы реликвии. — Уже витал где-то в своих мыслях слизеринец, продолжая рассуждать вслух.       Абигейл набрала в легкие воздух, еще раз недобрым словом вспоминая Оминиса, которого неизвестно где носило, когда он был так нужен.       — Сэллоу, мы должны оставить эту реликвию здесь! Если даже ученики Слизерина посчитали «темную жертву» слишком высокой ценой, значит это так и есть! Это неправильно! — Из последних сил пыталась она воззвать к совести, душе или хотя бы логике Себастьяна.       — Нет! — Ответ был резким. Даже слишком. — Нам было суждено найти ее, ради Анны! Разве не ради этого ты взялась мне помогать? Неужели тебе плевать на мою сестру, которая прямо сейчас страдает от проклятия?! — Сэллоу прижал реликвию к груди, словно девушка пыталась ее отобрать, а в его голосе звучала мольба. Но тут же тон изменился. — Я забираю ее и возвращаюсь в Фелдкрофт. Нужно сохранить ее, спрятать. Особенно, от моего дяди, пока я не найду способ ее активировать. Решай, со мной ты или нет.       Зря она позвала Оминиса. Только теперь Гейл поняла в полной мере, как далеко готов зайти их друг, окончательно обезумевший в своем отчаянии. И остановить его не сможет уже даже Мракс. «Хорошо, что он так и не…» — Абигейл не успела закнчить свою мысль, когда на лестнице послышались шаги, — «Вот черт!»       — Оминис? — Удивленно воскликнул Себастьян, когда заметил красный огонек. — Я услышал шаги, а это, оказывается, ты. — Сэллоу был не слишком доволен появлением друга. — Как ты сюда попал? — Гринвич оставалось только молиться, чтобы Мракс не вздумал сказать правду.       — Я следил за вами. — Даже не задумываясь соврал Оминис. Только теперь Гейл заметила, что даже не дышала в ожидании его ответа.       — Ты делал что?! — От едва сдерживаемой злости Себастьян даже покрылся красными пятнами.       — Следил. Ты же не думал, что я и впрямь вот так это оставлю? — Ответ прозвучал грубо, но Оминис попытался немного его смягчить. — Себастьян, умоляю, оставь эту реликвию в покое! Мы найдем другой способ помочь Анне!       — Прости, Оминис, но я ее забираю. — Как и следовало ожидать, Сэллоу и слушать не стал просьб старого друга. Даже когда тот готов был его молить.       — Нет. — Голос Мракса вновь стал жестким, а наконечник палочки был направлен в их с Себастьяном сторону. — Если ты сам не сделаешь этого, тогда это сделаю я. — Аргумент был веским. Все уже успели убедиться, насколько блондин был хорош в дуэлях. И не раз были свидетелями тому, как легко ему удавалось победить лучшего друга. Себастьян тоже это понимал и с надеждой посмотрел на Абигейл.       Чем больше накалялась обстановка, тем холоднее становится тон потомка Слизерина. И сейчас перед Гринвич стояли воплощенные лед, в лице и голосе Мракса, и пламя, которым был охвачен Сэллоу. Девушка отчетливо понимала, что если не вмешается прямо сейчас, эти двое действительно устроят дуэль и поубивают друг друга.        — Перестали, оба! — Она разговаривала с ними, как учитель говорит с двумя детьми, затеявшими драку. — Себ, на два шага назад. — Себастьян с сомнением посмотрел на подругу, но не двинулся с места. — Быстро! — Прикрикнула девушка, и ему пришлось подчиниться.       — Ладно. — Сквозь зубы прорычал Сэллоу. — Но Оминис знает: я не отступлю.       — Что ты успел услышать? — Прямо спросила девушка, подходя ближе к Мраксу и немного понизив голос, чтобы их сложнее было услышать.       — Всё. Абигейл, я слышал всё. — Голос парня надломился, словно раздавленный отчаянием. — Я знаю, ты просила его не трогать реликвию. Я слышал, как ты уговаривала Себастьяна и взывала к его разуму. Мы должны попробовать вместе повлиять на него. Может, хотя бы так у нас получится?       Гейл видела слезы в уголках его глаз. И тем тяжелее ей было произнести то, что она собиралась сказать. А потому, оттягивала этот момент, подводя издалека.       — А если он не передумает?       — Мы должны попытаться! Мне нужна твоя помощь.       — Хорошо. Давай попробуем. — Хотя Абигейл знала, что из этого ничего не выйдет, она никогда не могла отказать Оминису. Даже теперь, после всего, что между ними произошло. А потому сдалась практически без боя.       — Значит, договорились. — Гейл заметила, как Мракс глубоко выдохнул, а его плечи немного расслабились. Он явно боялся услышать другой ответ. — Нельзя, чтобы он вышел отсюда с реликвией.       — Ты же понимаешь, что вряд ли у нас это получится? — Она не хотела давать ему надежду, которой не суждено было сбыться.       — И что ты предлагаешь? — Лицо парня исказила болезненная гримаса. — Дать ему уйти с реликвией, в очередной раз поверив его обещаниям о том, что ничего подобного больше не произойдет? — Его слова сочились ядом. Разумом Гейл понимала, что это относилось скорее к Сэллоу, чем к ней, но все же резкость Мракса ее задела. — Мы договаривались об этом еще в Скриптории. Я не идиот. Я принял решение. Я не стану стоять в стороне и наблюдать за тем, что он творит.       — Оминис, мы оба знаем, что он не остановится. Особенно теперь. Ты хоть представляешь, что он был готов использовать Империус, чтобы найти реликвию, как это было сказано в гребаных записях учеников Слизерина?! — Гейл пыталась сдержать собственную злость, но выходило с трудом. — Если ты знаешь какие-то способы заставить его оставить реликвию и сохранить вашу дружбу, чтобы не позволить Сэллоу отправиться в свободное плавание и творить всю эту хрень без присмотра, будь так добр, поделись со мной! Потому что я сейчас вижу только цугцванг.       — А что, если… — На лице юноши отразился напряженный мыслительный процесс. — Ты ведь не оставишь его, правда? Присмотришь за ним? Не позволишь совершить непоправимое? — Начал Мракс закидывать ее вопросами без остановки.       — Оминис, я… — Гейл растерялась, не понимая, к чему он ведет.       — Вероятно, для нас с Себастьяном уже все потеряно. Ни один из нас не отступится. Если только у него не будет выбора.       — Ты что, намекаешь на Империус?! — Девушка пронзила внезапная догадка. — Хочешь сказать, если Себастьян наложит на тебя заклинание, тебе не останется ничего, кроме как «стоять в стороне и смотреть». И тогда ты, вроде как, ни при чем?!       — Не Себастьян, Абигейл. — Грустно покачал головой парень. — Ты.       — Какого дементора, Мракс?! — Теперь Гринвич не могла понять, когда и он уже успел свихнуться. — Ты вообще в своем уме, предлагать мне подобное?! С чего ты взял, что я это сделаю?!       — Сэллоу просто не сможет. Я сильнее, чем он, и владею окклюменцией. Заклинание может не подействовать, не подчинить меня. Даже у Нобиса не вышло, а ведь он мой старший брат. Но ты — другое дело. Ты достаточно сильна для этого. — Гейл смотрела на свою первую любовь и не верила тому, что слышит. Её Оминис никогда бы этого не сказал. — Если ты используешь чары на мне, Себастьян будет тебе доверять. Будет тебя слушать. Я доверяю тебе. Ведь ты позаботишься о нем, правда?       — Я не позволю ему перейти черту. Но я не могу сделать это, не могу наложить на тебя Империус! — Абигейл готова была сама умолять Оминиса не произносить еще раз тех слов, что уже прозвучали. — Ты вообще хоть понимаешь, о чем просишь?!       — Чего тебе это стоит? — Изменил он тактику. — Себастьян обучит тебя заклинанию. Вы заберете реликвию и уйдете. И будете держаться вместе, но как можно дальше от меня. Сделай это уже, Гринвич. Но пообещай мне, что не дашь Себастьяну упасть во тьму.       Каждое слово ощущалось как удар ножом прямо в сердце. Когда Мракс закончил свою речь, в звенящей тишине катакомб Абигейл слышала, как порвалась еще одна струна, держащая ее душу в теле.       — В этом нет ничего страшного, если я попросил тебя сам. — Тихо, на грани слышимости, прошептал Оминис.       — Империо! — По лицу Мракса расплылась блаженная улыбка, а Гейл будто видела себя со стороны: механические, отточенные тренировками движения. Ни намека на эмоции и чувства.– Отойди в сторону и стой там, пока мы не уйдем. Себастьян, мы уходим. — Последняя фраза была адресована уже ее спутнику.       К счастью, Сэллоу не стал задавать лишних вопросов, решив, что Абигейл, как и в случае со Скрипторием, просто нашла нужные слова. Когда Себастьян ушел немного вперед, девушка медленно подошла к Оминису и прошептала ему на ухо, выплескивая всю злость, всю обиду, все непонимание, что так долго созревало внутри:       — Поздравляю, лорд Мракс. Вы уберегли свою душу от грязи. Вы вышли из воды сухим и невинным, словно младенец. Не для того ли нужны такие, как я? Чтобы купаться в грязи вместо вас. Не о том ли вам сказал папочка на семейном ужине? Воспользоваться и бросить. Ненадолго тебе хватило твоего хваленого благородства, да? Что ж. Могу пообещать тебе напоследок. Я действительно не оставлю Себастьяна. В отличие от тебя, я не толкаю друзей во тьму. Я их оттуда вытаскиваю. Хотя… Ведь это Себастьян твой друг, а я для тебя никто, значит, все верно.       С этими словами Гейл последовала за Себастьяном, оставляя Оминиса в катакомбах одного.       К тому времени, когда перестало действовать заклинание, Гринвич и Сэллоу были уже далеко.       Оминис пошатнулся и сполз вниз по стене. Он убеждал себя, что поступил правильно: после такого Гейл и на милю к нему приближаться не захочет. Он верил, что она позаботится о Себастьяне, ведь она обещала. Значит, все верно. Но почему же теперь ему было настолько плохо? Эмоциональный порыв совсем недавно казался ему единственным правильным решением. Он даже использовал легилименцию, чтобы подтолкнуть девушку принять установленные им правила игры.       И вот теперь он один в целом мире. Желая защитить последних людей, что были для него близкими, он в один миг лишился обоих. Для их же блага, как он хотел думать. Ведь Абигейл права, Сэллоу бы не остановился. А Оминис не дал бы ему продолжить. Они зашли в тупик, из которого не было выхода. Лучший друг не стал бы его слушать, но может прислушаться к Гринвич. Она ведь обещала, так?       Самой девушке не место рядом с Мраксом. Пока его чокнутый отец строит планы на ее жизнь и магическую силу, Оминис был для нее ходячей угрозой. Значит, он не может быть для нее даже другом, даже приятелем.       Они позаботятся друг о друге. Если Гейл спасет Себастьяна, может быть, у него выйдет залечить ее разбитое сердце, сделать ее счастливой. Подарить ей то, чего не мог подарить он сам.       Слова девушки словно навечно отпечатались в его памяти. Вот каким она его считала. Бессердечным ублюдком, который боится замарать руки.       Но Абигейл была права. Это цугцванг. И чтобы спасти ее жизнь, ему пришлось пожертвовать чистотой ее души. Может быть когда-нибудь он сможет все ей рассказать. Может, она даже сможет его понять.       Оминис ревел раненым зверем, лежа на грязном полу заброшенных катакомб. Позволял себе плакать навзрыд. Он даже не помнил, в какой момент успел разбить руки и как порезал предплечье, из которого теперь тонкой струйкой вытекала проклятая кровь наследника Слизерина.       Он поступил правильно. И никогда не сможет себя за это простить.       Абигейл почти не помнила, как они добрались до окраины Фелдкрофта. Себастьян о чем-то спрашивал ее, она отвечала не задумываясь. Все ее мысли были сейчас поглощены поступком Оминиса. Как она вообще согласилась? Почему?       А главное — как он мог так с ней поступить? Он ведь знал, что Гейл относится к непростительным заклятиям и темной магии — точно так же, как и он сам. Может, это место было зачаровано так же, как Скрипторий, чтобы заставлять самые низменные инстинкты и чувства выходить на поверхность? Чтобы показывать слабости?       Девушке было тошно от самой себя, мерзко, отвратительно. И она с трудом сдерживала порыв остановиться у ближайшего куста.       Гейл все еще видела происходящее со стороны, будто чужими глазами. Тело плохо подчинялось, а все происходящее казалось очередным кошмарным сном, который все никак не хотел заканчиваться.       Себастьян все продолжал болтать. К счастью, ему хватило ума не говорить об Оминисе. Всего раз он заикнулся, что мол странно, вроде они с Абигейл уже не так близки, а он все еще прислушивается к ней, а к самому Себастьяну — нет. Тогда Гринвич резко оборвала парня. Она даже не помнила точно, что сказала. Но больше тему Мракса он не поднимал.       — Когда мы будем в Фелдкрофте, лучше не говорить Анне о том, как мы узнали о реликвии и получили ее. Хорошо? — Выбравшись из катакомб вместе с реликвией, Сэллоу стал вести себя куда спокойнее, заставив Абигейл еще раз увериться в своих подозрениях о странной магии заброшенного подземелья и Скриптория.       — Себастьян, там дым! — Резко затормозила девушка, указывая своему спутнику на деревню.       — Скорее, на них напали! — Тут же переполошился Себастьян, срываясь на бег. К ужасу для девушки, Сэллоу оказался прав.       Совсем неподалеку от его дома развернулась битва, которая больше напоминала кровавую мясорубку. И в самом ее центре были Соломон и Анна. Бывший мракоборец умело раскидывал в стороны гоблинов одного за другим, но их было слишком много. Мужчина требовал, чтобы племянница уходила, но они все были окружены.       Абигейл и Себастьян, не раздумывая, кинулись в самую гущу сражения. Они подоспели вовремя, и даже Соломон не стал возражать против их помощи. Гейл, благодаря регулярным стычкам с приспешниками Ранрока и Руквуда, была умелым бойцом. Себастьян, с которым они часто раньше вместе тренировались, прикрывал ее спину, стараясь параллельно следить за тем, чтобы Анна была в порядке. Ослабленная девушка с трудом могла отбиваться от горящих алой магией, заметной только для Гейл, мечей и топоров.       Внутри Гринвич горели ярость и злость. На Сэллоу с его проклятой реликвией, на Мракса, с его «потрясающими» идеями, на саму себя, за то, что вообще подошла к этим идиотам в свое первое утро в Хогвартсе, на Ранрока с его кровожадной шайкой. Повинуясь ее настроению и адреналину схватки, в груди рос обжигающий ком древней магии, требующий выхода. И Гейл позволяла ей вырываться, взрывая бочки с порохом и создавая глубокие трещины в земле, прямо под ногами противников, когда никто не видел. Она даже не смотрела, живы ли гоблины, в которых попадали последствия этих выбросов и ее заклятия. Ей было совершенно все равно, словно внутри была большая пустота вместо сердца.       Себастьян первым заметил гоблина, что с мечом наперевес бежал к Анне, которая упала на колени от невыносимой боли очередного приступа.       — Империо! — Один взмах волшебной палочки, и тварь, которая уже занесла оружие над беззащитной девочкой, распарывает этим же мечом себе брюхо, падая на землю в луже собственной крови.       Похоже, Абигейл солгала, когда пообещала Оминису, что убережет Себастьяна и не даст перейти грань. Ведь он уже ее перешел. Чтобы остановить гоблина, ему было достаточно одного несчастного Депульсо. Но он предпочел использовать непростительное, заставив противника буквально выпотрошить самого себя. Это не было гранью. Это было дном.       Гринвич думала, что после того, что Оминис заставил ее сделать, ее ничто не сможет шокировать. Но Себастьян, как обычно, превзошел сам себя.       Все вокруг словно замедлилось: вот Анна отталкивает руку брата, Соломон орет на племянника, и в кои-то веке Гейл с ним согласна. Вот бывший мракоборец почти плюет в сторону парня, что тот опозорил доброе имя семьи, и ему не место рядом с сестрой.       — Я спас сестру! Что, он думает, я должен был сделать?! — Негодовал Сэллоу, судя по всему, действительно не понимая, что было не так.       — Ты перешел границу, Себ. Мы возвращаемся в Хогвартс. — Устало ответила Абигейл, с трудом возвращаясь в реальность.       — Ты что, согласна с ним?! Ты же видела, что произошло, это отродье убило бы Анну!       — Сэллоу, я не собираюсь сейчас с тобой это обсуждать. Либо мы сейчас вместе летим в школу, либо я сваливаю туда одна, оставив тебя самого препираться с дядюшкой и колотить в закрытые двери! — С громким пронзительным звуком где-то в глубине лопнула еще одна струна. Кажется, это было терпение.       Абигейл уже собиралась садиться на метлу, когда заметила что-то блестящее под ногами. Браслет Анны. «Всегда вместе», — гласила гравировка на подвеске с одной стороны. «О.М.» — подпись с другой. Гейл ощутила, как ярость растекается по венам.       Она сжала браслет с такой силой, что острый край пропорол ей ладонь. Но это было такой мелочью в сравнении с глубокой рваной раной в сердце.       — Это Анны, я пойду… — Начал было Сэллоу.       — Даже не думай. Тебя не пустят. Я сама. — Говорить было тяжело, горло словно сдавил раскаленный обруч.       Но вместо девушки на порог вышел Соломон.       — Поступку Себастьяна нет прощения. Ты же не станешь его и теперь защищать? — Под его взглядом Гейл казалось, что на была преступницей на допросе. Но бывший мракоборец не на ту напал. Гринвич уже знала, что, помимо совершенно неправильных методов воспитания, он хранил и свои грязные секреты. И она обязательно узнает, какие.       — Себастьян перешел черту. Но сделал это, чтобы защитить Анну. Защитить, когда этого не сделал ее дядя.       — В нашей семье темную магию не используют даже против врагов. Поступок моего племянника не отменить и не исправить. А тебе я посоветую не лезть в дела семьи Сэллоу. То, что ты заступаешься за Себастьяна, говорит о тебе все. На тебе та же вина, что и на нем! — Мужчина едва не брызгал слюной от злости, и Абигейл смогла уловить едва заметных запах дешевого алкоголя, какой подавали в «Кабаньей голове».       — Может и так. И эта вина все еще меньше, чем та, что на вас. — Гейл без страха посмотрела бывшему мракоборцу прямо в глаза, прежде чем развернуться и покинуть сад, так и не вернув браслет владелице.       — Вы оба не смеете больше приближаться ни к Фелдкрофту, ни к Анне! Если я узнаю, что один из вас использует темную магию, я тут же сообщу директору и добьюсь, чтобы вас, малолетних преступников, упекли в Азкабан! — Продолжал кричать ей вслед старший Сэллоу.       Но Абигейл его уже не слушала, на ходу запрыгивая на метлу, которую достала из сумки с незримым расширением, и позволяя Себастьяну усесться позади. До Хогсмида, а оттуда по тайному ходу — до Хогвартса и гостиной Слизерина они добирались молча.       Гейл дождалась, когда Себастьян скроется в мужском общежитии, и направилась на восьмой этаж, прихватив из гостиной бутылку огневиски. Час назад ей исполнилось шестнадцать. Пришло время это отпраздновать.