Я держу тебя за руку, и все расплывается

В каюте было душно, а голова раскалывалась еще и потому, что ее наполняли черные, мерзкие, уворотливые твари-мысли, избавиться от которых было невозможно. Эмма Свон перевернулась на правый бок. Немного подумала и вновь легла на левый. Подумала еще чуть-чуть – и встала, решительно откидывая куцее драное одеялко, щедро выданное Крюком. Не было никакого желания спать. Все то, что осталось позади, было слишком живо в памяти: стебли, ломающие Сторибрук; Регина, корчащаяся от боли рядом с кристаллом; Мэри Маргарет и Дэвид, с блеском в глазах возвращающиеся в славное прошлое. И Генри. Эмма с силой сдавила виски, резко выдыхая, мотая головой. Она виновата. Все они виноваты, но она – больше остальных. Не уследила, не уберегла. Никто не сказал ей ни слова, и все же укоризна читалась во взглядах. Давила на плечи, заставляла отворачиваться. Они плыли на этом проклятом корабле вот уже третьи сутки, и каждое утро бравый капитан заверял их, что осталось совсем чуть-чуть. Эмма пообещала себе, что скинет Крюка за борт, если он еще хоть раз попытается накормить их этой сказкой. Сказка… Сказка вокруг стала водой. Превратилась в соль и свежий ветер, оседающие на губах набившим оскомину вкусом. Эмма почти застонала, вихрем слетая с койки, принимаясь метаться по каюте в поисках обуви. Воздуха, немного воздуха – и дело пойдет на лад, быть может. Скрипнула дверь. Эмма зажмурилась, молясь о том, чтобы никто не проснулся. Застыла, выжидая. Тихо. Облегченно выдохнув, она осторожно двинулась вперед, вертя головой, настороженно выглядывая капитана, который должен был нести вахту этой ночью. Пусто. Хвастливый пес наверняка сладко дрыхнет в своей каюте, мечтая о победах и славе. Или о чем он там мечтает? Эмма поморщилась, все-таки заметив на возвышении возле штурвала неясную фигуру. А потом поморщилась еще раз, осознав, что это не кто-то, а Регина. Что мэр делает тут в такое время? - Не спится? – тихо поинтересовалась Эмма, поднимаясь по ступенькам. Ей не хотелось разговаривать, и все же она заговорила. Словно назло себе самой. Регина дрогнула, отшатываясь, темные волосы рассыпались по плечам, обтянутым светлой тканью блузки. - Да, - просто ответила она вопреки ожиданиям Эммы, уже готовой отражать словесные атаки. Та нехотя улыбнулась, становясь рядом с женщиной. - Вот и мне, - она поглядела на безучастное лицо Регины и отвернулась. Звезда была на месте. Висела над горизонтом: наглая, блестящая, подмигивающая. Одинокая. Эмма прищурилась, мечтая, чтобы она погасла. Кто сказал, что она ведет их в нужном направлении? Крюк? А с каких пор ему можно верить? Регине было неуютно стоять вот так. Эмма чуяла это кожей, по которой бежали-дрожали-извивались потоки силы, исходящей от темноглазой женщины. - Я не скину тебя за борт, - Эмма хотела, чтобы это прозвучало добродушно, но вышло почти зло. И Регина тут же оскалилась: - Не помню, чтобы мы переходили на «ты». - Так перейдем, - храбро предложила Эмма, протягивая руку. – Эмма Свон. Мать твоего сына. И вновь это прозвучало зло. Зачем? Что им делить сейчас? Кого? Ругая себя, Эмма ждала, что будет. Разумеется, Регина руки в ответ не подала. Вздернула подбородок, будто пытаясь оказаться выше своей собеседницы. Эмма вздохнула. - Будь по-твоему, - согласилась она. – Постоим и так. Словно ты тут одна. И я одна. Регина выпрямилась еще больше, хотя уже было некуда. - Да что ты знаешь об одиночестве! – ей явно хотелось кричать, но вместо крика получалось лишь сдавленное, прерывистое шипение. – Когда ты бьешь только для того, чтобы ощутить ответный удар! Чтобы почувствовать себя живой! Вспышка ярости была такой нелепой, такой несвоевременной, такой… Она просто была, и все тут. Что ж теперь поделаешь? Злая Королева задыхалась и поэтому все говорила, говорила, торопливо, сбивчиво. А Эмма устало молчала, глядя в сторону, туда, где небо сливалось с бесконечным морем. Старая песня со старыми же словами. Что может быть скучнее? Ей хотелось сказать, что она тоже была одинокой. Что она понимает и разделяет те чувства, о которых пытается поведать Регина. Что одиночество перестает быть одиноким, когда есть те, кому о нем можно рассказать. А сейчас они есть друг у друга. Вот просто есть и все, без лишних слов, без объяснений и ссор. Потому, что они - семья. «Мы не бросаем своих!» - крикнул тогда Генри. Не бросают. По крайней мере, не в море. Так хотелось сказать хоть слово, хоть полслова, выдать себя с потрохами, дав понять, что ей не все равно… Эмма промолчала. Продолжила смотреть вдаль, краем уха слыша, как шепчет Регина что-то о несбывшемся, и шепот этот песком осыпался по коже, щекотал спину, набивался в сапоги. Регина не говорила ничего нового, Эмма с далеким и почти равнодушным изумлением понимала, что все это было у них на двоих. Одиночество и Генри. Что пытаются они поделить сейчас? И, отчасти из-за этого, отчасти для того, чтобы заставить женщину, наконец, замолчать, Эмма развернулась и взяла Регину за руку. Не осторожно, не бережно, не так, как касалась бы впервые кого-то незнакомого. Крепко. Цепко. Сжала и потянула на себя, с оттенком радости видя, как вспыхивает изумление в темном взгляде захлебнувшейся потоком слов Регины. То изумление, что было неподвластно самой Эмме. - Замолчи, - уверенно велела она, чувствуя, как губы сами расползаются в улыбке. – Хватит жаловаться. Это не твой стиль, и тебя никто не слышит, кроме меня, есть ли толк в столь эмоциональном выступлении? Она держала Регину за руку и с удовлетворением отмечала отсутствие негатива со стороны мадам мэра. Это было непривычно, это было странно, это было… Спокойно. Их сын где-то там, на далеких берегах, в компании опасных врагов, а что они делают здесь? Держатся за руки? Дышат свежим воздухом? Эмма покачала головой. Налаживают отношения. Давно пора. Им будет сложно стать друзьями. Практически невозможно. Но кто сказал, что они не могут попытаться? Регина осторожно вытянула пальцы из ладони Эммы, помедлила чуть и обхватила руками плечи. Ничего в ней не пылало больше. - Я пойду спать, - сказала она, отводя взгляд. – Уже очень поздно, может быть, утром… Она не договорила, но Эмма знала, что она имела в виду. Может быть, утром сказка Крюка, наконец, превратится в явь. Эмма молча смотрела, как Регина спускается по ступеням, и невозмутимо сказала уже тогда, когда ее слов могли бы и не услышать: - Мы это сделаем. Регина замерла на мгновение, затем повернулась. Недоумение стыло на губах. - Генри, - уточнила Эмма, засовывая руки в карманы джинсов. – Мы его найдем. Ты ведь это знаешь, да? Регина молчала какое-то время, затем пожала плечами. - Да, - отозвалась она, и жест ее никак не соответствовал слову. А потом она ушла. Эмма кивнула сама себе и отвернулась, подставляя лицо ветру. Где-то впереди по-прежнему мерцала звезда, зовущая за собой.