Сусальное золото

Пасха в этом году выдалась поздняя, но холодная и ветреная. Воскресенье Господне. Чушь какая! Как можно верить в воскрешение или вечную жизнь? Ха, вы ещё про переселение душ скажите! Но бабушке позвонить придётся: если не поздравить — обидится. Дождь шёл почти весь день, и Влад в кожанке и кедах на тонкой подошве продрог до костей. С утра кроме пары бутербродов, которые он наспех запихнул в себя перед выходом из дома, во рту и маковой росинки не было. Есть хочется нещадно — Влад только об этом и может думать. Он затягивается сигаретой, чтобы обмануть тело и на несколько минут унять голод. Набережная реки Монастрыки, дом 1. Последний на сегодня адрес. Быстро отдать заказ, получить деньги и бежать к метро за спасительной шавермой или хотя бы сосиской в тесте. Морось наконец прекратилась, и дворники вышли на улицу, чтобы согнать воду в ливнёвки. Крест Троицкого собора в лучах заката горит подобно сусальному золоту, которое лежит у Влада в рюкзаке. Сам собор, нарядный, умытый дождём, похож на пасхальный кулич с белой шапкой глазури вместо купола. Докурив, Влад бросает хабарик в урну у входа на территорию. — Спасибо! — раздаётся у него из-за спины. — А? — он оборачивается, не уверенный, что обращаются к нему. Внезапно всё вокруг меркнет. Его оглушает мощный гитарный рифф. Рёв непонятно откуда взявшейся многотысячной толпы сбивает с ног. По глазам бьют вспышки стробоскопов. На миг Влад даже успевает испугаться, что ослеп. Вдоль позвоночника бегут мурашки. Волоски на шее встают дыбом — он каждой клеточкой кожи ощущает на себе жадные взгляды сотен и сотен глаз. В смятении он трясёт головой, пытаясь прогнать морок. Всё заканчивается так же молниеносно, как и началось. Он стоит посреди тихого дворика перед Троицким собором. Нет ни музыки, ни слепящего света, ни толпы. Только пара больших — нет, огромных — широко распахнутых ореховых глаз смотрит на него с любопытством. — Спасибо, говорю! — повторяет обладатель глаз. — Что в мусорку бросил, а не себе под ноги. — А-а… я… да… — Влад краем сознания фиксирует его слова, но мозг отказывается их обрабатывать. Парень — дворник — совсем молодой, хоть и старше самого Влада лет на пять. Каштановые волосы развеваются на ветру. Правая щека усыпана родинками. Улыбается дружелюбно и открыто. Влад вглядывается в него, и чувства меняются, как картинки в калейдоскопе. Зародившаяся где-то в районе солнечного сплетения тёплая волна разливается в обе стороны, доходя до макушки и пяток. В ушах стоит негромкий звон. Голова слегка кружится. Ощущения сложно назвать неприятными, напротив, — Влад чувствует себя так, будто после очень долгого и очень утомительного дня наконец вернулся домой, где его ждут горячий ужин, мягкая постель и родные руки. — Прости… мы раньше… нигде не встречались? — запинаясь, поражённо произносит он. Если бы позже его спросили, что это было, он назвал бы случившееся несуразным словом узнавание. Этот парень… Его лицо… Он будто бы снился Владу… когда-то давным-давно… ещё до того, как Влад появился на свет. Ещё до того, как оказался в утробе матери. — Не знаю, — со смехом выдыхает парень. И Влад, сбитый с толку таким ответом, окончательно возвращается в реальность. Тушуясь, отводит глаза. Поправляет рюкзак на плече, вспоминая, зачем он, собственно, сюда приехал. Неловко откашливается: — Кхм… ты случайно не знаешь?.. У меня тут доставка… Кому можно отдать? — Спроси пономаря. — Парень кивает в сторону притвора, не переставая улыбаться. По дороге к главному входу собора Влад несколько раз оборачивается, но парень уже не смотрит на него — перехватив лопату поудобнее, он продолжает собирать воду. Пока пономарь пересчитывает и проверяет книжки с сусальным золотом, Влад, всё ещё огорошенный произошедшим, открыв рот, озирается по сторонам, разглядывая богатое убранство собора, отделанного этим самым золотом. Он уже перебывал, кажется, во всех главных храмах Петербурга, но сейчас будто бы впервые видит, как пламенно, как ярко блестят золочёные своды, алтарные врата и оклады икон. — Молодой человек! — Пономарь останавливает его, когда он делает шаг по направлению к выходу. — Вам разве подпись моя не нужна? — Ой, и правда! — спохватывается Влад, выныривая из своих грёз. Хлопает по карманам в поисках ручки. Не хватало ещё, чтобы офис его оштрафовал за то, что отдал товар без подписи. — Спасибо! Он выходит из собора, полный решимости найти того парня, чтобы… ну… чтобы… для начала, просто найти. Искать не приходится — тот ждёт его у дверей. — Костя, — представляется он так легко и естественно, будто их разговор прервался всего минуту назад. Сняв рабочую перчатку, протягивает руку. — Влад, — улыбается Влад, отвечая на рукопожатие. Ладонь у Кости тёплая и сухая, слегка шершавая от постоянного физического труда, а пальцы такие длинные, что легко смыкаются на руке Влада в кольцо. — Курьером работаешь? — спрашивает Костя. Они неспешно шагают к выходу из лавры, обходя большие лужи и обломанные ветром ветки. — Подрабатываю. Я вообще в театральном учусь. Первый курс. — Ого! Здорово! — в Костином голосе слышится неподдельное восхищение. — Я тоже подумывал о театральном. Обожаю сцену. Но я, наверное, уже староват для такого. — Он посмеивается, стараясь скрыть неловкость. — Да брось ты! — возражает Влад. — У нас на курсе куча взрослых ребят. Есть даже парочка под тридцать. Многие приходят за вторым образованием. — Правда? — Ага! Желудок подводит Влада, в самый неподходящий момент напоминая о себе громким урчанием. Чувствуя, как заливается краской, он прижимает руку к животу. — Голодный? Держи вот! — Расстегнув форменную куртку, Костя достаёт из внутреннего кармана пирожок в целлофане. — Он, правда, постный, не очень сытный, наверное, но больше ничего нет. — Да не надо… — пытается отказаться Влад. — Сейчас что-нибудь себе куплю. — Бери-бери! — настаивает Костя. — Я бы тебя в трапезную отвёл, но там уже закрыто. Неизвестно ещё, когда поесть сможешь. — М-м, ну ладно, — соглашается Влад. Есть уже ну очень хочется: под ложечкой сосёт так сильно, что кажется, ещё немного — и желудок прилипнет к спине. — Спасибо большое! — Вот… — Постелив на ближайшую мокрую лавочку какую-то относительно чистую тряпку, Костя жестом приглашает Влада сесть. — Я сейчас! — бросает уже на бегу к одной из храмовых построек. Вытянув ноги, Влад сидит на лавочке и жуёт вкуснейший пирожок с капустой. Жмурится, ловя последние косые лучи заходящего солнца. Если бы Влад решил облечь в слова то, что сейчас испытывает, фраза получилась бы банальной и избитой. Он не может этого объяснить, но… сердце полнится умиротворением и радостью. Он впервые за долгое время, а может быть, и за всю жизнь, чувствует себя звеняще живым. Через пару минут Костя возвращается с двумя пластиковыми стаканчиками в руках, протягивает один Владу. — Спасибо! О-о-очень вкусно! — благодарит Влад, отпивая крепкий переслащённый чай. — Слушай… а ты вот прям… по-настоящему в Бога веришь? Поэтому тут работаешь? — Так случайно вышло. — Костя тоже делает глоток из стаканчика. — Меня сюда город распределил. На второй вопрос он не отвечает. Влад молчит, упрекая себя за бестактность: ну как можно задавать едва знакомому человеку такие личные вопросы? Вдруг Костя принял его интерес за насмешку или оскорбление? Молчание затягивается… Искоса глянув на Костю, Влад слегка расслабляется — тот выглядит не обиженным, а глубоко погружённым в свои мысли. — В Бога… Да, верю, — вдруг говорит он, когда Влад уже перестал надеяться на ответ. Не сдержавшись, Влад скептически выгибает бровь. — Правда-правда! — подтверждает Костя, ударяя его коленом о колено как бы в подтверждение своих слов. — Говорят, Бог — это смирение. А я считаю, что Бог — это свобода. Бог — это любовь. Когда человек свободен любить того, кого хочет, любить настолько сильно, чтобы раствориться без остатка, он обретает и свободу, и Бога. — Да ты философ! — Влад соглашается со сказанным, но всё равно в шутку толкает Костю плечом. — Не-е-ет… — смеётся Костя — Я — романтик! — И после паузы добавляет: — Бог — это чудо. А я верю в чудо. — В чудо? Вот как сейчас? — срывается у Влада с языка, прежде чем он успевает себя остановить. — Да! Вот как сейчас! Вокруг тихо-тихо, если не считать размеренных звуков дворничьих лопат, черпающих воду. Слетевшие из-под купола собора голуби пьют из луж. Воздух пахнет дождём, землёй и цветущей форзицией. Костин смех разносится по двору. А в глазах у него плещется жидкая сусаль. И глядя в эти глаза, Влад твёрдо знает, что в его жизни чудеса только начинаются.